Белый кот старейшины Цунчжэ

— Начнем с того, что коты не пьянеют. Один всем известный лао-цзы в жизни не поверил бы, что его можно напоить. Во-первых, он великий духовный зверь. Вернее, кот. Вернее, человек. Ну, почти человек. Во-вторых, этот великий лао-цзы может выпить сто кувшинов вина, и ничего ему не будет! Двести! Этот лао-цзы совершенно не пьян! Он может еще столько же выпить! И где эта глупая ящерица? Этот лао-цзы покажет ему, что такое вино! Цин Юйдунь, тащивший ученика буквально на себе, вздыхал, слушая пьяные бредни Юй Ху. Благо разобрать их было совершенно невозможно, потому что языком кот владел слабо. Вместо этого он вис на старейшине, обнимал руками за талию и примерялся зубами к его запястью. Чэнь Канлун яростно пыхтел за ними. Сюй Ин с совершенно невинным лицом мирно беседовал позади с шэнсэном Сюанем. Вэй Тяньсян нерешительно оглядывалась, но, замечая суровое лицо Дракона, продолжала идти вперед. И так их маленькая процессия добралась до клана Овцы, где их любезно пригласили переночевать. Вэй Тяньсян, надо отдать ей должное, очень быстро распорядилась насчет комнат — еще до этого она послала весть в клан, чтобы все подготовили к их приходу. Однако… — Видимо, банкет придется отложить, — слегка улыбнулась женщина, глядя на висящего на старейшине молодого человека. — Что вы, госпожа Вэй. Надо просто отправить… — Чэнь Канлун на секунду поморщился, — …Юй Ху спать, а мы будем рады вашему гостеприимству. — Я совершенно не возражаю, — глаза-щелочки Сюй Ина уставились на главу Вэй. Та медленно кивнула. — В таком случае, Шэн-эр, проводи, пожалуйста, — она кивнула своему ученику, который встретил их у дверей изящного поместья, — проводи, пожалуйста, старейшину и его ученика в комнаты для гостей, — договорила она, оглядев крепкую хватку Юй Ху на мужчине. Тот держал его так, будто не собирался отпускать в ближайшее время. — Конечно, Учитель, — с легким поклоном отозвался молодой человек. — Сюда, пожалуйста. Цин Юйдунь кивнул Вэй Тяньсян и пошел за учеником. Поместье клана Овцы было небольшим, но оформленным с самым лучшим вкусом. Над внутренним озером роились беседки и навесные мосты, по части из которых пролегал путь старейшины со своим грузом, ведомого учеником клана. Низкие ивы подметали листьями зеркальную гладь воды, а солнце лучиками золотило крыши павильонов и зданий. Клан Овцы славился утонченным вкусом, достойным императора. Гостям выделили несколько павильонов недалеко от главного зала, каждому по комнате. — Эту комнату мы приготовили для ученика старейшины Цунчжэ, — почтительно открыл перед ним дверь Шэн-эр. Цин Юйдунь шагнул внутрь. Будь ему не все равно, он бы заметил изящно расписанные колонны, подпирающие крышу, а также прекрасную резную мебель и даже бронзовое зеркало. — Я вас оставлю, — добавил ученик клана. — Мне подождать, чтобы проводить вас в приемный зал, где будет проходить банкет? — спросил он. — Нет, я найду его сам, — сказал Цин Юйдунь, отпуская юношу. Тот вышел и вежливо задвинул за собой двери. Старейшина прошел к кровати. — Отпусти меня, — сказал он. — Ты можешь отдохнуть здесь. — Учи-и-итель, — произнес Юй Ху, расплываясь в очаровательной улыбке. Ему совершенно не хотелось отпускать хозяина, и он держался крепко, как будто выпустил когти. — Учитель, вы сейчас уйдете? — Да, меня ждут, — невозмутимо отозвался тот, не делая пока попыток стряхнуть с себя обузу. Юй Ху буквально стек с него, опускаясь на кровать и зарываясь лицом в его халат. Цин Юйдунь от неожиданности опустил глаза, глядя на ученика, который обхватил его руками, как ребенок. — Биань, тебе следует… — Учитель, — пробормотал тот еле слышно, но слух у мужчины был очень острым, и он все равно услышал. — Учитель, я совсем не пьян. — Он вдруг поднял голову, глядя своими голубыми глазами на прекрасное лицо над собой. — Думаю, ты пьян, — благоразумно рассудил тот, не поведя бровью. Он даже не заметил, как его сердце на миг сбилось со своего привычного ритма. — Нет, не пьян, — упрямо отозвался тот, помотав головой. — Всего-то кувшин вина, — под ледяным взглядом он поправился, — ну, два… Этого лао-цзы такое не сломило бы! — Должно быть, он все же был пьян, раз не стеснялся говорить «этот лао-цзы» перед Цзисюанем. Край губ того непроизвольно дернулся. — Учитель, вы изгнали зло? — спросил ученик, потираясь щекой о светло-зеленый халат. — Вы наверняка все изгнали. — Изгнал, — сказал он, начиная подозревать, что что-то в их позе было не так. Что-то было неправильным — но что? — Учитель, вы так хороши, — пьяно протянул Юй Ху, и голос его прозвучал глухо из-за того, что говорил он куда-то в ноги старейшины. Его расфокусированный взгляд вдруг сосредоточился на левом сапоге Цин Юйдуня. — Что-то случилось с вашей ногой? — вдруг спросил он. — С ногой? — удивился резкой смене диалога тот. — Нет, я… — А затем он вспомнил, как темная ци обвила его ногу. — Ничего страшного, — тон его голоса вдруг стал теплее, хотя он не заметил и этого. Но Юй Ху уже совершенно бесцеремонно потянулся к его щиколотке и схватился за сапог. За всю жизнь старейшины Цунчжэ никто никогда не действовал с ним столь невежливо. Его всегда сторонились и опасались из-за сложного характера и ледяного взгляда. Никто никогда не хватал его за ногу — даже в детстве. — Дайте посмотрю, — потребовал кот. Он вдруг вскочил и надавил старейшине на плечи, заставляя сесть на кровать. Ловко стянув с мужчины сапог и носок, он во все глаза уставился на жемчужно-белую ступню. Идеальную во всех отношениях, кроме безобразного черного ожога на косточке лодыжки. Кот нахмурился. — Оно вас ранило, — процедил он, вскидывая глаза. Цин Юйдунь снова подумал, что что-то в их позе было не так. Она изменилась, но стоящий перед ним на коленях ученик казался еще более неподобающим. Однако легкая искра интереса и злые пьяные голубые глаза заставили его остаться на месте. — Просто царапина от темной ци, — легко сказал старейшина. Он и в самом деле не чувствовал боли. У него был высокий болевой порог. Потому что, чтобы чувствовать боль, надо иметь цзюэ-хунь. — И все равно надо наложить мазь, — терпеливо, как годовалому ребенку, сказал ему Юй Ху. — У вас же есть мазь? — Он посмотрел на мешочек-цянькунь на поясе Учителя. Цин Юйдунь кивнул, залезая в него и ища мазь. Затем он послушно передал баночку коту. — Я могу сам, — сказал он, но ученик, разумеется, его не послушал. Некоторое время тот боролся с крышкой, пытаясь пьяно ее открыть, а затем принялся наносить мазь. Его теплые пальцы не были аккуратными. Кот был безнадежно пьян и с трудом фокусировался на белой ступне в своей руке, но ледяная кожа манила его. Он случайно нажал посильнее, и Цин Юйдунь нахмурился. Боль? Как от такой царапины он мог почувствовать боль? Когда его пронзила черная стрела, боль была острой, но короткой. Потом она быстро утихла. А сейчас грубые пальцы мазали и сжимали его ногу, и старейшине вдруг стало больно. Что за странность? Он с любопытством наклонился ближе, пытаясь понять, что в этот раз по-иному. Ученик очень старался. Он щедро намазал щиколотку мазью и обнаружил, что та не втирается до конца. Кот нахмурился. — А бинт? — спросил он, поднимая глаза и обнаруживая, что Цин Юйдунь неотрывно смотрит на него. Сердце Юй Ху екнуло и пустилось вскачь. Лицо Цзисюаня было так близко и было таким красивым, что щеки кота вспыхнули. Его пальцы случайно крепче сжали прекрасную ногу, а дыхание участилось. — Держи, — Цин Юйдунь ничего не заметил. Он извлек бинт из мешочка-цянькунь и протянул коту. — Аг-га, — выдохнул тот. Он взял бинты и крепко замотал ногу, превратив ее во что-то совершенно ужасное. Взглянув на свою работу, он с удовлетворением отпустил ступню Учителя. Странное чувство сожаления скользнуло в душе кота. И странная жажда иссушила его горло. Ему хотелось… наброситься на Учителя и вгрызться зубами… В его… Кот облизнулся. Затем, увидев, что мужчина все еще смотрит на него, он вдруг почувствовал смущение. — Спасибо, — поблагодарил Цин Юйдунь, переводя взгляд на свою ногу, которая из-за бинтов стала в два раза больше. Он обдумывал, что ему теперь делать. Надеть сапог он больше не мог, а снимать бинты… Почему-то казалось, что этот акт сильно огорчит его второго ученика. Старейшина неплохо разбирался в эмоциях, чтобы знать, что неблагодарность вызывает гнев и обиду. — Наверное, я никуда не пойду тоже, — заключил он. — Отдыхай. С этими словами он поднялся, однако тут же возник еще один вопрос: как добраться до своей комнаты на одной ноге? Для великого старейшины Цунчжэ прыгать на одной ноге казалось не слишком благородным. Пусть Цин Юйдунь не особо заботился о своей репутации, но… Он был в гостях. Совершенно не понимающий его затруднений из-за алкогольной пелены Юй Ху завалился на бок на кровать, пытаясь тем самым обуздать смущение. Оно злило его и угнетало. Почему он вообще испытывает нечто подобное? Он! Этот великий лао-цзы! Решено: вино — это зло! Некоторое время не слыша звуков, кот обернулся, обнаружив своего Учителя все еще стоящим около кровати и глядящим вниз. Медленно, очень медленно Юй Ху окинул его взглядом с ног до головы, шестеренки в его черепушке завращались и наконец щелкнули. — Вы не можете дойти? — спросил он. — Признаться, да, — спокойно отозвался тот. — Нога с бинтом не влезает в сапог, а моя комната в другом крыле. — Тогда ночуйте здесь, — сказал ему Юй Ху, щедро махнув на комнату. — А я пойду в вашу. Или соседнюю. Тут же много комнат, наверное. — Не слишком хорошо хозяйничать в чужом доме, — сказал Цин Юйдунь. Оба призадумались. — Тогда… — открыл было рот кот, но его прервал старейшина: — Я просто помедитирую тут. — Я думал, вы устали, — возразил кот. — Тем более, вы изгоняли темную ци. Вам надо выспаться. Вы не спали уже четыре дня. В словах ученика было здравое зерно. Однако кровать была только одна, и с рациональной точки зрения мужчины спать на ней двум взрослым людям было не слишком удобно. — Ай-я, — с легким хлопком Юй Ху обернулся котом. Места сразу стало намного больше. Цин Юйдунь осознал, что это чрезвычайно практичное и удобное решение. — Надеюсь, я не стесню тебя, — произнес он, ложась на кровать. Старейшина чинно расправил складки на одежде и укрылся одеялом, принимая правильную позу для сна. — Тебе что-нибудь потребуется? — Мяу, — сказал кот, сидя около подушки и зевая. Ничего ему не требовалось так, как необходимость погасить жажду. Однако кусаться ему запретили. Потоптавшись в изголовье кровати, он запрыгнул Учителю на грудь. Тот многозначительно посмотрел в голубые глаза. Кот снова мяукнул, спрыгивая с него и сворачиваясь калачиком рядом с подушкой. Цин Юйдунь взмахом руки погасил свечи. Комната погрузилась во тьму и тишину. Слышалось только легкое дыхание старейшины Цунчжэ. Кот вдруг открыл глаза, в темноте все равно светившиеся голубым светом. Он уставился в прекрасное лицо. Прекраснее, чем луна, чем все звезды на Небесах. Должно быть, он был прекраснее небожителей. Юй Ху осторожно пододвинулся ближе, обвивая хвостом шею старейшины. Ему хотелось быть еще ближе, так близко, как только возможно, чтобы он мог слышать размеренное биение ледяного сердца. В лунном свете из окна лицо Цин Юйдуня казалось светящимся, но при этом усталым, под глазами залегли тени, челюсть была напряжена. В пьяной голове Юй Ху прояснялось. Хозяин разрешил ему дотронуться до своей ноги. Он позволил помочь ему. Позволил спать рядом. Он остался в его комнате. Кот удовлетворенно прижался холодным носом к ложбинке между ключицами мужчины. Интересно почему? В жадном маленьком сердечке кота росли сомнения и жажда. Жажда была такой невыносимой, что почти затмила страх, сковывающий его уже который день.