Белый кот старейшины Цунчжэ

Юй Ху застыл, не поворачиваясь к нему. Затем, нацепив глупую ухмылку, он обернулся. — Что ты такое говоришь, Цзисюань? Ты же сам обещал! — с обидой воскликнул он. — Я так хотел стать твоим контрактным зверем! — Зачем? — спросил Цин Юйдунь, искренне недоумевая. — Разве свобода не лучше? — Не нужна мне свобода! — вдруг разъярился кот. — Я просто хочу быть с тобой! С тобой! Хочу быть с тобой всегда! — Почему? — недоумение старейшины возросло. — Потому что ты мой хозяин! — упрямо отозвался кот. Сейчас он был похож на А-Цю и сам бы разозлился от такого сравнения, но ничего с собой поделать не мог. Почему этот непреклонный льдышка постоянно его отталкивает?! Этот лао-цзы так хорош! Лучше Дракона! Лучше ящерицы! Лучше всех на свете понимает Цзисюаня! Он столько для него сделал! Почему он не чувствует и толики благодарности? Разве Дракон спасал ему жизнь? Почему он не чувствует вообще ничего?! Проклятый даос обещал, что если Цзисюань пройдет через восемь страданий, то научится чувствам… Научится понимать… Почему он просто не может заключить контракт?! — Но я полагаю… — медленно подбирая слова, проговорил Цин Юйдунь, — что, пусть даже мои воспоминания спутались, я никогда бы не принял тебя как своего духовного зверя. Мой Учитель… — он запнулся, собирая мысли, — мой Учитель говорил, что контракт ограничивает духовных зверей и порабощает их волю. Это зло. Я не творю зла, каким бы человеком я ни являлся. — Если ты не творишь зла, то почему мне так больно?! — взвыл Юй Ху. — И только поэтому ты мне отказываешь? Открытый гнев и обида кота заставили Цин Юйдуня опешить. Он не знал, что делать в подобной ситуации. Его сердце кольнуло, когда он увидел, как сверкнули голубые глаза. — Я… — растерялся он, не зная, что ответить. Такой напор был ему чужд. — Я все равно не уйду, — заявил Юй Ху, смахивая злые слезы. — Тебе придется изгнать меня, если ты хочешь, чтобы я ушел. Он никогда не жаловался. Да, он был упрям и самодоволен, всегда шел напролом и никогда не задумывался о последствиях. Впервые в жизни он чего-то захотел — кого-то. Он сам не знал, откуда взялось это чувство, но оно было, и с ним что-то приходилось делать. Он тренировался, он культивировал, чтобы стать человеком. Он никогда не хотел им быть, но ради того, чтобы обогнать А-Цю и встать наравне с Цзисюанем, он пошел на это. Он никогда не стремился к славе и богатству, но ради Цзисюаня отправился на арену, чтобы сразиться с ним и завоевать место рядом с хозяином, потому что тот отказался принять его как контрактного зверя. Он последовал за ним, он просил прощения, он все ему спускал. Он полетел за ним на Барьер, он следовал за ним во время путешествия, он прилетел, как только услышал о беде, случившейся с его хозяином. Он нашел его и чуть не умер, пока пытался залечить его раны. Но тот все равно отверг его. Он забыл его. Он не забыл секту, не забыл себя, но забыл его. Как будто… как будто Юй Ху для него ничего не значил. Кот больше не мог этого выносить. Он не знал, как еще донести до Цзисюаня то, что царило в его душе. — Ты дал мне имя Биань. «Лазурное спокойствие». Для чего? Как я могу оставаться спокойным? Неужели я тебе не нужен? — тихо спросил он. Цин Юйдунь во все глаза смотрел на него, не понимая, почему ему вообще закатили подобную истерику. Разве он что-то сделал не так? Он же хотел обезопасить этого зверя, чтобы тот не оказался в рабстве заклинателя. Разве это не благое дело? Почему тот так зло смотрит, как будто старейшина забрал у него последнее серебро?.. — Я… ну, если ты так хочешь, — заколебался он, чувствуя пульсирующую боль в сердце. Она все разрасталась и разрасталась, пока не поглотила Цзисюаня целиком и он не ощутил, как сдавило грудь. Юй Ху вскинул голову, не веря своим ушам. Получилось? Его маленький спектакль в самом деле пронял этого льдышку? Он подлетел к кровати и протянул дрожащие руки к ладоням Цин Юйдуня. — Ты… в самом деле согласен? — выдохнул он, не смея поверить. Цин Юйдунь хотел убрать руки, но теплые пальцы накрыли его и не отпускали. — Согласен? Согласен? — Если таково твое желание… — проговорил старейшина, отдаваясь на милость судьбе. В конце концов, ему не хотелось прогонять этого юношу, а другого способа избавиться от него как будто не существовало. Он махнул свободной рукой, и на его ладони и ладони Юй Ху появились неглубокие порезы. Красная кровь потекла по его запястью, но Юй Ху стиснул его ладонь, и кровь смешалась с кровью. — Юй Ху, ты станешь моим контрактным зверем отныне и во веки веков? — Да! Да! — Юй Ху крепче стиснул окровавленную ладонь, чувствуя, как потоки ци его и Цзисюаня смешиваются. Холодная энергия его хозяина рванула по меридианам и мягко коснулась его даньтяня, и он снял всю защиту, пропуская ее внутрь. Ледяная светло-зеленая ци обвила его золотое ядро и сжала. — А-а-а! — вдруг закричал кот и выгнулся. — Почему никто не говорил этому лао-цзы, что это так больно?! Прохладная ладонь легла на его взмокший от боли лоб и мягко провела по волосам. — Контракт связывает твою душу с моей, подчиняя ее. Поэтому есть и боль… — тихо проговорил Цин Юйдунь, чувствуя, как крепнет связь между ним и его новым духовным зверем. Если до этого в его духовном пространстве он всегда был один, то теперь в нем как будто появилась дверь в чужое пространство. Будто гость поселился в его душе. Чужие чувства нахлынули на него, когда эта дверь отворилась. Когда сливаются две души, неизбежно смешение ощущений, которое затем пройдет, но впервые за свою жизнь Цин Юйдунь вдруг ощутил такой спектр эмоций. Здесь были и обида, и гнев, и радость, и ликование, и щепотка злобы, и… всепоглощающее желание быть с ним рядом. Он будто посмотрел на себя чужими глазами и обнаружил то, что видел в нем Юй Ху. Это был какой-то другой человек. Не он. Он не мог быть таким добрым, таким хорошим. Он был льдом, замерзшей душой, во веки веков оставшейся в одиночестве. Но вдруг теплые лучи солнца залили его духовное пространство, извечные тучи разошлись, и даже вода словно согрелась. Цин Юйдунь распахнул глаза и отпустил чужую руку. Порезы закрылись, и свет погас. Юй Ху перед ним на коленях тоже открыл слезящиеся глаза и уставился прямо на него. Смотрел ли кто-то когда-то на него так самоотверженно и преданно? Он не помнил, но если да, то где этот человек? Юй Ху, только что очутившийся под ледяным душем чужой ци, наконец пришел в себя. Казалось, ничего не изменилось. Вообще ничего. Только его воля теперь была намертво спаяна с чужой волей. Стоило тому пожелать, и Юй Ху не смог бы воспротивиться. Да и не хотел. Он возликовал: наконец-то хозяин принадлежит ему. Наконец-то у него нет никого ближе Юй Ху. Он потянулся вперед и прежде, чем успел одуматься, его губы накрыли чужие.