Белый кот старейшины Цунчжэ

Когда-то в детстве Цин Юйдуня два старейшины из секты Юньхэ стали даосскими компаньонами. Они провели обряд, и с тех пор все считали их парой. Это было много лет назад, и тогда Цин Юйдунь был еще маленьким и ничего не понимающим. Его Учитель сказал, что даосские компаньоны — это те, кто помогают и поддерживают друг друга на пути совершенствования. Маленький Цзисюань тогда спросил, являются ли они с Учителем даосской парой. Цзя Синьмин рассмеялся и потрепал его по голове. Нет, сказал он, пара — это человек, которого ты любишь всей душой и с которым хочешь прожить до конца своих дней. Цзисюань снова не понял — что такое любовь? Разве они с Учителем не всегда будут вместе? Тогда Учитель увернулся от ответа, как всегда умел уходить от неловких вопросов. Он закашлялся, почесал в голове и быстро сбежал, бросив его на шисюна. И Чэнь тоже не смог ответить на вопросы своего шиди. Да и как рассказать ребенку, который не умел чувствовать, что такое любовь и привязанность? С годами Цин Юйдунь долго учился постигать науку чувств. Он разбирал тонкости ощущений на кусочки, а потом собирал воедино и изображал нечто похожее. Его шисюн так и не нашел себе даосского компаньона. Как и его шицзе. В его ближайшем окружении не было даосских компаньонов, как будто найти его было так сложно, что многие и не пытались. Даже его Учитель был одинок. Однажды он спросил у него, почему хитрый лис так много говорил о чувствах, но не нашел того, с кем их разделить. Учитель странно посмотрел на него, но не ответил. Цин Юйдунь не понял его взгляд, но ему показалось, что там мелькнула грусть. «Чувства — это всегда боль, А-Сюань, — почему-то честно сказал Цзя Синьмин. — Может, и хорошо, что ты не понимаешь». Он часто это повторял: «Хорошо, что ты не понимаешь». Цин Юйдунь верил ему и никогда не стремился прыгнуть выше головы. До того момента, когда его размеренная спокойная жизнь не закончилась. С появлением Юй Ху. Он ворвался в его жизнь и перевернул ее вверх дном. И это породило у него столько невиданных доселе чувств — целая гамма эмоций от гнева до чего-то совершенно ему непонятного. И коту все было мало: он хотел больше, больше, требовал так много того, что Цин Юйдунь не мог ему дать. Он никогда не хотел быть Учителем. Он знал, что он плохой Учитель, не такой, как Цзя Синьмин. Он не мог сопереживать, не мог никого вести по жизни. Он оградил себя от людей, потому что так было проще. Потом ему буквально насильно впихнули А-Цю. Маленький Дракон был озорной, с большими выпученными глазами, преданно на него смотрящими. Ему казалось, что он справляется, что у него начало получаться. Что он сможет изобразить идеального Учителя, что есть кто-то, кого он не отталкивает своим холодом, кроме шисюна и шицзе. К тому же это был племянник человека, которого он мог назвать своим единственным другом. Который тоже прилип к нему как расплавленный сахар. Но все это не шло ни в какое сравнение с теми эмоциями, которые у него вызывал Юй Ху. Он не хотел контрактного зверя, но ему не оставили выбора. Он не хотел второго ученика, но его никто не спросил. Он не хотел, чтобы Юй Ху следовал за ним и подвергал себя опасности ради него, но тот наплевал на его мнение. Он не хотел, чтобы кто-то пострадал ради него или рисковал жизнью за него, но Юй Ху даже ухом не повел. Он не хотел ничего этого чувствовать: никакого смятения, гнева, страха, теплоты, нежности — он хотел, чтобы его сердце было изо льда и чтобы так оставалось во веки веков. Потому что так было проще. Но Юй Ху было все равно. Когда горячие губы прижались к его, Цин Юйдунь широко распахнул глаза, проглотив все гневные слова, что вертелись у него на языке. Это не был их первый поцелуй. Он все замечал, он все знал, но делал вид, что ничего не помнит и не понимает. Но сейчас он не мог игнорировать язык, который властно ворвался в его рот и принялся там наводить свои порядки. Цин Юйдунь замычал, пытаясь оттолкнуть ученика, но Юй Ху обрел какую-то страшную силу, от которой кости и мышцы старейшины Цунчжэ как будто обмякли. Голубые глаза смотрели прямо на него, словно светясь, как у котов. Белки покраснели, и выражение лица было безумным. Цин Юйдунь знал, что произошло: Юй Ху впал в отклонение ци. Его энергия только что пыталась усмирить колебания ци в даньтяне ученика, но ее как будто поглотили. Юй Ху, в ушах которого грохотал голос сердечного демона, ничего не замечал. Он прижал к кровати своего Учителя и принялся срывать с него одежду. Он не замечал слабые трепыхания тела под собой, удерживая обе руки над головой мужчины. Из-за раны на Цин Юйдуне был некрепко завязанный верхний халат и нижние штаны, а верхней рубашки не было. Распахнув одежду, Юй Ху увидел белоснежный торс, обмотанный бинтами. Даже последние не портили безупречную красоту кожи, будто сверкающей в пламени свечи. Юй Ху как завороженный уставился на нее. Цин Юйдунь под ним замер и слегка вздрогнул, когда горячие пальцы ученика легли на его грудь и провели вниз. — Биань, остановись, — строго сказал он, чувствуя дрожь там, где касаются пальцы ученика. — Остановись, пока не пожалел об этом! И я сделаю вид, что ничего не было. Биань! — Он хочет избавиться от тебя… хочет выбросить, потому что ты ему не нужен, — шептал голос в ушах, заглушая протесты старейшины. Цин Юйдунь настороженно смотрел на ученика, который замер будто истукан над ним. Казалось, что Юй Ху что-то обдумывает. Сам мужчина не знал, почему медлит, — он мог одним пинком сбросить кота с себя, ведь он был заклинателем на стадии Преобразования души, и их разница в силе была слишком велика. Но он заметил, как исказилось лицо ученика, и принял это за признак боли. Должно быть, отклонение ци причиняло ему немыслимые страдания! Поэтому он опасался действовать опрометчиво, потому что один его удар мог разрушить слабое основание ученика. — Биань… — позвал он, когда Юй Ху застыл слишком надолго. — Остановись, я не хочу причинять тебе боль. — Боль? — вдруг отреагировал кот, но его голос казался хриплым, будто был не его. Голубые глаза свирепо уставились на него. — Боль! Ха-ха-ха! Он всегда причиняет мне боль, мне всегда больно! Он всегда делает вид, что ничего не замечает! Он не видит или притворяется слепцом? Он хочет избавиться от меня… — его голос понизился, переходя в бормотание, — хочет избавиться… надо сделать его своим… своим… Цин Юйдунь распахнул глаза — он догадался, в чем дело: Юй Ху одолел сердечный демон, и он явно был не в себе. — Биань, твой Учитель… — негромко произнес он, привлекая внимание бормочущего кота. Его руки, заломленные вверх, уже начали болеть, а пальцы на груди казались обжигающе горячими. — Мой Учитель? Мой Учитель самый лучший. Учитель… — губы кота расплылись в улыбке. — Учитель, как хорошо, когда ты не ругаешь меня. Учитель, ты же сможешь полюбить Бианя? Учитель, ты дал мне имя, ты не можешь избавиться от меня. — В замутненных глазах Юй Ху виднелось отражение распластанного под ним Цзисюаня. Прекрасное зрелище, кажущееся ему самым восхитительным в мире. Неужели ему снился такой хороший сон? Как он попал в это сновидение, и как ему не покидать его никогда? — Цзисюань, ты так красив… — улыбка на лице Юй Ху стала еще шире. В созданной сердечным демоном иллюзии Цзисюань ласково улыбнулся ему, и мир вокруг просветлел. — Цзисюань, А-Сюань, улыбайся только мне. Только мне… Только мне… Он склонился ниже, покрывая поцелуями белую грудь. Его рука крепко держала запястья мужчины, и тот призывно развел ноги в тонких нижних штанах, которые не скрывали изящные бедра и прекрасные изгибы тела. Он потянул за резинку штанов, безжалостно разрывая ткань и открывая для себя великолепное зрелище. — У А-Сюаня такой красивый… — завороженно пробормотал он, глядя на аккуратный член и пару яичек, которые поджались на холоде, и маленькую розовую дырочку, которая стала видна лучше, когда он развел бедра Цин Юйдуня в стороны. Тот не сопротивлялся, продолжая ласково улыбаться ему. Как будто он и в самом деле мог так улыбаться наяву. Как будто он готов принять его. Как будто он мог чувствовать. Сердце кота подпрыгнуло и растаяло. Такой красивый, такой покорный, такой… его… Желание кота переполнило остатки его разума — это сон, а значит, он может делать все, что захочет? Когда он вошел в А-Сюаня, тот тихо вскрикнул, выгибаясь дугой, как будто хотел прижаться к нему ближе. Он тихо постанывал, когда Юй Ху вколачивался в него, то почти выходя, то входя на всю длину. Он изгибался и всхлипывал в такт толчкам, он был таким нежным, таким теплым — совсем не как ледяной старейшина, которого он знал. Когда Юй Ху кончил в третий раз, силы начали покидать его. Душевное смятение, отклонение ци и бурлящая энергия внутри него стали успокаиваться, будто холодная энергия Цин Юйдуня охладила его. Кот отпустил его руки, вышел и улегся рядом. Он сонно всмотрелся в прекрасное лицо, которое продолжало ласково улыбаться ему. Только ему. Только он видел эту улыбку. Какой прекрасный сон, подумал Юй Ху, погружаясь в дрему. Вот бы они снились ему почаще.

***

Когда ученик рядом с Цин Юйдунем уснул, тот выдохнул, чувствуя пронзительную боль в районе задницы. Он покосился на свои запястья, которые были красными от жесткой хватки Юй Ху, а затем на перевернутую постель. Юй Ху, пребывая в иллюзии, ничего не слышал — ни ругани, ни криков боли, ни мольбы, ни под конец слез. Кровь, сперма и слезы покрывали постель. Цин Юйдунь без сил лежал на спине, не в силах подняться и что-то убрать. Он понимал, что стоит скрыть следы всего произошедшего, потому что с утра Юй Ху наверняка уже проснется в трезвом уме, но у него не было никаких сил шевелиться. Он мог оттолкнуть его в начале. Он мог легко скинуть его, когда Юй Ху, будто дикий зверь, начал разрывать на нем одежду. Но послав свое духовное сознание в его даньтянь, Цин Юйдунь понял, что золотое ядро того готово расколоться от неправильной циркуляции ци. Ситуация была слишком опасной, чтобы силой отталкивать его. Один удар заклинателя стадии Преобразования души, и Юй Ху остался бы калекой, неспособным культивировать. Цин Юйдунь, пересиливая боль, направлял свою ци, пытаясь успокоить Юй Ху. Ледяная энергия обвивала золотое ядро ученика, и с каждым болезненным толчком меридианы укреплялись, обновлялись, а даньтянь становился плотнее. Цин Юйдунь никогда не занимался парным культивированием и действовал наобум, стремясь защитить совершенствование своего горе-ученика. Когда тот кончил в третий раз, излившись прямо в Цзисюаня, его ци наконец была усмирена, и он заснул. Старейшина Цунчжэ лежал, глядя в потолок и чувствуя, что рана на спине снова открылась, — он лишился всей ци, перекачав ее в Юй Ху, чтобы успокоить его. Сейчас он казался себе таким слабым, что не мог даже сесть, чтобы помедитировать и собрать природную ци. Ему было очень больно. Болело все тело и даже те места, которые никогда не должны были болеть. Он лизнул губу и поморщился — Юй Ху искусал его до крови, будто хотел съесть. Он лежал, но вместо гнева и злости, которые должен был чувствовать, мужчина ощущал лишь ужасную усталость, будто вся тяжесть Небес опустилась на его тело и придавила к кровати. Он закрыл глаза и провалился в сон.