Белый кот старейшины Цунчжэ

В какой-то момент Цин Юйдунь понял, что он не вернется. Его несносный, бестолковый ученик, который ничего не смыслит в субординации и совершенно не умеет вести себя со взрослыми. Он сбежал. Не то чтобы Цин Юйдунь этого не ожидал. Насколько он разобрался в характере своего второго ученика, тот всегда был слишком импульсивен и при этом избегал ответственности, умело сваливая ее на всех вокруг. И труслив, когда дело касалось чего-то стоящего. На этот раз с последствиями всего произошедшего придется разбираться его Учителю. Цин Юйдунь не спеша оделся, собрал вещи и присел, чувствуя, как покалывает спину от ранения, которое еще не затянулось. Сидеть тоже было немного некомфортно, но уже не так больно, чем вчера ночью. Раны быстро затягивались, поскольку он скакнул на ступень, только вот красные следы на коже почему-то оставались, да и ссадины на запястьях. Это показалось ему странным, но он думал не об этом. Он размышлял о том, что чувствует по поводу бегства Юй Ху. Когда тот проснулся и вылетел за дверь, он подумал, что этого и ожидал. Но когда он не вернулся спустя несколько шичэней, — когда даже под вечер кот не прибежал обратно, — Цин Юйдунь ощутил легкое покалывающее чувство в сердце. Странное, непонятное, похожее на ощущение, будто ему чего-то не хватает. Затем отголоски злости — гнева — это чувство было ему уже известно. Почему его ученик, который прилип к нему с первого дня, так просто бросил его? Может ли быть, что это именно то, чего он добивался от него все это время? Взять своего Учителя… Цин Юйдунь никогда не был подозрительным и мнительным, это просто не в его характере. Но сегодня, просидев несколько шичэней, он начал обдумывать, как Юй Ху внезапно ворвался в его жизнь и постепенно завоевал доверие. По какой-то причине он прилип к нему так намертво, что не оторвать, и громко возмущался, стоило старейшине чуть отстраниться. Раньше его это немного раздражало, потом он привык и перестал замечать. А теперь, когда Юй Ху сбежал, он ощутил, будто его лишили ци, будто разрушили даньтянь и его меридианы опустели. Точно, пустота. Вот это чувство. На место гневу пришла растерянность. И легкий страх. Он знал теперь, что такое страх. И что такое желание защитить. Он заключил контракт с белым котом, но тот сбежал. Так как он защитит его? И где сейчас Юй Ху? Все ли с ним в порядке? И все ли в порядке с ним, с Цин Юйдунем? Кажется, нет. Цин Юйдуня много раз покидали. Его родители оставили его в храме, бросив совсем маленьким. Его Учитель вырастил его, а потом ушел на неопределенный срок. Его шисюн стал главой Юньхэ и больше не мог заботиться о своем неполноценном младшем брате. Его шицзе заняла собственный пик и не могла носиться с каждой его болячкой. Многие пытались завести с ним знакомство, но, встретив ледяную стену непонимания и равнодушия, разворачивались и уходили. Дэмин, его друг, пробился сквозь эту стену силой, но… Цин Юйдунь не мог дать ему то, что он хотел. Он все ждал и ждал, пока тот разочаруется и тоже уйдет. Потому что уходили все — все рано или поздно покидали его, и он никак не мог этому помешать. Он привык к этому, он знал, что так случится. Очень помогало полное бесчувствие — уйдут и уйдут, подумаешь, у него остается его меч и его разум. А то, что у него нет сердца, это знали все вокруг. И вот ушел и Юй Ху. Не то чтобы он продержался дольше остальных. Их знакомство было кратким и ослепительно ярким, будто замерзший мир вдруг озарило солнце и потекла капель, но вот снова наступила ночь и льды застыли. Да, этого следовало ожидать, и он ожидал. Смиренно, терпеливо, как только он умел. Но сейчас ситуация почему-то — слегка — отличалась. Его сердце не оставалось таким же холодным и черствым. Он научился многим чувствам и сегодня как никогда сожалел об этом. Его Учитель говорил: «Увы, от сожалений нет лекарства в мире». Он никогда не понимал, что это значит, потому что ни о чем не жалел. Цин Юйдунь сидел на кровати, уставившись в пустоту, пока не начало смеркаться. Некому было зажечь свечу, некому развести очаг. Он так и сидел в темноте, ощущая, как холодный горный ветер завывает сквозь щели в бревнах. Все-таки чуть-чуть сжималось сердце. Чуть-чуть кровили не раны, не ссадины, а где-то глубоко внутри, где — он и сам не мог понять. Мрачная хижина вдруг показалась Цин Юйдуню маленькой, неуютной и ледяной. Грудь сдавило, и он от неожиданности прижал руку к сердцу. То все еще билось — живое, горячее, совсем не ледяное, как про него говорили. Обычное человеческое сердце. Просто без души цзюэ-хунь. Впервые в жизни Цин Юйдунь пожалел о своей неполноценности. Быть может, умей он понимать других людей, он бы осознал, почему его ученик бросил его здесь одного. Одного в этих холодных горах. После того, как столько времени просил остаться с ним. Цин Юйдунь же позволил ему? Позволил остаться. Заключил контракт. Он даже… позволил такие вещи, которые не позволял никому. Он даже не злился. Но кот все равно ушел. Он говорил, что Цин Юйдунь никогда не поймет его, никогда не станет его. Но неужто он должен стать чьим-то? Многие хотели «присвоить» его, но зачем? Откуда эта тяга и что она значит? В запутанных чувствах старейшина долго сидел в темноте на кровати, а потом вдруг увидел, как замерцал свет из его мешочка-цянькунь. Духовный кристалл. С ним пытался кто-то связаться — кто-то, друг или враг, кто-то, кому не наплевать на то, где он и что с ним? Должно быть, шисюн. Или Дэмин. Разве мог это быть кто-то еще? Цин Юйдунь оцепенело повернулся и вытащил кристалл из пространства. Светло-голубой прозрачный камень мерцал в его ладони. Он влил в него свою ци. На гладкой поверхности отразилось бледное лицо — хорошо известное ему. Он нахмурил брови. Кажется, это было сообщение для всех Хранителей Барьера, потому что голос обратился словно бы не к нему: — Нефритовый барьер рябит. По ту сторону собралось войско демонов. Я прошу всех Хранителей срочно прибыть к границе. Как можно быстрее. Поторопитесь, Барьер грозит пасть! Сообщение было коротким и сразу же завершилось. Должно быть, оно давно мерцало на его духовном кристалле, но он не смотрел его. Может быть, к этому времени Барьер уже пал… Цин Юйдунь решительно поднялся на ноги. Пусть он один — это ничего, он всегда был один. Пусть они объявили его предателем, ему все равно. Он поможет защитить Нефритовый барьер, потому что это его долг — тот, что он взял на себя сам и с тех пор нес это бремя, не снимая и не жалуясь. Так у его жизни был смысл — он Хранитель. Какая, в конце концов, разница, если его ненавидят и отвергают.