Белый кот старейшины Цунчжэ

В секте Юньхэ намечался грандиозный праздник: старшая ученица главы секты выходила замуж. На эту свадьбу пригласили всех глав Великих сект и Кланов и, как говорят, послали приглашение даже на Небеса. Никто не знал, прибудет ли Нефритовый император, но поговаривали, что глава И особо попросил шиди поприсутствовать на свадьбе своей Цай Хуэй. В секте царили оживление и радость: ученики развешивали красные фонарики на все карнизы, украшали цветами и маленькими огоньками каждый павильон, и пик Хаоюй, к которому принадлежала старшая ученица, стоял нарядный и праздничный, как и вся остальная секта. Ранняя весна раскрывала почки на деревьях и первые цветы, и в воздухе пахло свежестью и волнением. Лишь в одном месте царило такое уныние, что над пиком собрались тучи. Все дело было в новом старейшине Цунчжэ, который получил свой пост всего несколько лет назад. Поскольку он был водяным Драконом, особую связь он имел с водой, а потому серые тучи, клубящиеся над пиком, никого не удивляли. Потому что все знали причину плохого настроения старейшины Цунчжэ, по которой даже бывший глава секты Цзя Синьмин, давно ставший небожителем и спустившийся, чтобы помочь (мешаться под ногами), старался обходить его стороной. — В вопросах любви этот лао-цзы не помощник, — развел тот руками и испарился. Говорят, его видели в таверне Тайюаня, где он выпил все запасы вина и потом три дня икал. Как бы то ни было, а старейшина Цунчжэ, Чэнь Цзяолун, пребывал в унынии. Еще с известия о свадьбе Цай Хуэй он заперся на пике и больше не выходил. Его ученики не понимали, что случилось с Учителем, а вот люди постарше, такие как И Чэнь и остальные старейшины, догадывались, что дело все в любовной тоске. Кому не известно про то, что в молодости Дракон испытывал чувства к старшей ученице, однако… так никогда и не признался. Некий Дракон очень бы расстроился, узнав, что все старшее поколение секты — и все его соученики — прекрасно осведомлены об этом. Включая Цай Хуэй. Однако ее даосским компаньоном в итоге стал совсем другой человек… И этот человек только что осторожно приземлился на пик Цунчжэ. Здесь шел ливень — настоящая пелена, сквозь которую он мог лишь смутно увидеть очертания резиденции старейшины. Он махнул рукой, разгоняя воду над головой, и направился вперед, держа под мышкой увесистый кувшин. Он уже несколько дней терзался сомнениями, но в итоге, когда Дракон не пришел по его душу, а над его пиком бушевала вечная гроза, он решил наведаться сам. В конце концов, они были друзьями. Мужчина переступил порог старого дома — сама резиденция осталась такой же, как во времена, когда здесь жил Нефритовый император, лишь павильонов стало больше, появилось тренировочное поле, дом разросся для общежития учеников, которых у Учителя Чэня было аж пятнадцать штук. На пике стало как никогда оживленно — но не сейчас. Ученики все сбежали на другие пики помогать в подготовке к свадьбе своей шигу, да и кому захочется все время прозябать под холодным дождем? В итоге в главной резиденции никого не было — даже Хэ Си и Хэ Ду улетели с Цзя Синьмином. Мужчина подошел к главному павильону, чувствуя мрачные колебания ци внутри. Он немного постоял, а затем привычным движением постучал костяшками пальцев по двери. — Уходи, — тут же раздался глухой голос. — А-Цю, позволь мне войти, — мягко сказал мужчина. — Уходи! — рыкнул Дракон, и стены старого дома содрогнулись. Однако мощная ци не могла напугать того, кто всю юность сражался с Чэнь Цзяолуном. — Скажи мне это в лицо, — спокойно отозвался гость. Раздался злобный рык, затем массивные шаги загрохотали по полу, и дверь распахнулась. На пороге стоял Чэнь Цзяолун — он вырос, возмужал и стал прекрасным молодым мужчиной, чем-то похожим на своего дядю, величайшего заклинателя этой эпохи. Только вот сейчас на его лице была щетина, под глазами залегли темные круги, а халат с рукавами в туши неряшливо висел на его плечах, обнажая голую накачанную грудь. — Уходи, А-Лань! — рыкнул тот, налитыми кровью глазами глядя на гостя. — Позволь войти, — Мин Дань — а это был, конечно же, он — плавно отвел руку А-Цю и прошел внутрь, бесстрастно рассматривая бардак. Затем он изящным движением извлек веер и махнул им: разбросанные предметы по мановению ока оказались на своих местах, с пола полетели перья и комки бумаги, и у чайного столика стало почище. Мин Дань невозмутимо уселся за столик и взвесил чайничек в руке. Тот был пуст. Чэнь Цзяолун с угрюмым лицом наблюдал за его действиями, пока гость хозяйничал в его доме. — Уходи, А-Лань, — сказал он, мрачной горой стоя у дверей. Как и все Драконы, он обладал внушительной аурой и мощной фигурой, однако Мин Даня — такого же изящного и стройного, как в юности, — это нисколько не пугало. — Нам не о чем говорить. — А мне кажется, что есть о чем. Раз А-Синя нет, чтобы сгладить конфликт, придется нам решить его так, — Мин Дань откупорил кувшин принесенного с собой вина и поставил его на столик. — Садись. — А-Лань, — прорычал сквозь зубы Дракон. — Если ты не хочешь, чтобы я… — Чтобы ты — что? Подрался со мной? Или и дальше жалел себя так, что все твои ученики разбежались? Некоторые даже пришли на мой пик, — Мин Дань давно занял место своего Учителя на пике Цоцзюэ, когда тот ушел в длительное совершенствование за закрытыми дверьми. И некоторые из учеников Дракона, зная о дружеских связях с их Учителем, прибежали жаловаться ему на ливень. — Я не… я не жалею себя! — взревел А-Цю. — Это… это… — Тогда что это? — Мин Дань махнул рукой за окно. — Что за бесконечный ливень? Сколько лет ты учился контролировать воду — для этого? — Не тебе отчитывать меня! — разъярился Дракон, получивший упреки, как в юности, когда они вместе учились. — Это из-за тебя! — Винишь меня? — Мин Дань поднял кувшин и налил две чаши вина. Одну он поднял и понюхал жидкость. — И в чем я виноват? — Ты же знал! Знал, как я… что я… А сам… И теперь… — ярость схлынула с Дракона, и осталась только жалкая оболочка, которая сгорбила плечи и застыла у дверей. Дождь усилился. — Знал ли я, что ты влюблен в А-Линь? Знал. — Мин Дань отпил вина и поднял глаза на Дракона. Уже несколько лет он не прятал вторую половину лица, что была изуродована шрамом, и оттого смотреть на него было ужасно странно — часть лица выглядела как у ангела, а часть — как у демона. Но глаза его оставались ясными и рассудительными, а пушистые волосы теперь он собирал в высокий пучок с изящной шпилькой. Сначала все пугались той его стороны лица, но со временем привыкли — да и не было в ней ничего такого страшного, что нельзя было исправить. Но Мин Дань почему-то не хотел исправлять. — И все равно через три дня ты женишься на ней, — глухо проговорил Чэнь Цзяолун. Он сделал несколько тяжелых шагов вперед и схватил кувшин со стола, выпивая прямо из горла. Мин Дань невозмутимо смотрел, как дергается кадык Дракона. — Женюсь, — подтвердил он. — Почему? — А-Цю с грохотом поставил кувшин и уставился на друга. — Мы же друзья! Как ты мог?! — Потому что она любит меня, а не тебя, а я люблю ее, — пожал плечами Мин Дань. — Почему бы нам не пожениться? — Но… — Ты хоть раз пытался сблизиться с А-Линь? — спросил Мин Дань, глядя на него своими ясными глазами. — Ты пытался ухаживать за ней? Пытался поговорить нормально, узнать, что ей нравится? Пытался ли ты хоть что-то сделать, кроме как вздыхать о ней по ночам и хранить под подушкой ее изображение? Его слова были жесткими, но справедливыми. Под этим прямым взглядом изначально воинственно настроенный Дракон вдруг сдулся, сгорбился еще сильнее и сжал кувшин. Он сел напротив и уставился перед собой. Мин Дань не нарушал тишину, спокойно отпивая вино. Спустя долгое время Дракон глухо проговорил: — Но я полюбил ее намного раньше… — и тут же оборвал себя, поняв, как по-ребячески это звучит. — А я люблю ее сейчас. И я женюсь на ней, что бы ты ни думал. Даже если после этого мы перестанем быть друзьями. В любви нет выигравших и проигравших. Мы с тобой не соперничали — я никогда не собирался красть у тебя А-Линь. Она сама выбрала меня, и ты должен уважать ее выбор, — слова Мин Даня, как и в юности, были прямолинейными и даже жестокими. Он никогда не пытался сгладить ситуацию и потому являлся отличным советником для секты. Но слышать все это было больно. Дождь за окном усилился. Чэнь Цзяолун держал кувшин в руках и думал о том, как впервые увидел Цай Хуэй — прекрасную, смелую, безудержную девушку. Это была любовь с первого взгляда. Столько лет он хранил это чувство в сердце, а теперь… теперь все было бесполезно. А-Цю вырос, но душа его осталась такой же незрелой. Небеса плакали, и ему тоже хотелось плакать, жалеть себя и упиваться этой болью, потому что у него отняли возлюбленную. В комнате воцарилась тишина. Мин Дань еле слышно вздохнул. Он не знал, смогут ли его слова что-то изменить, но хотел побороться за многолетнюю дружбу — за своего первого лучшего друга. Однако тот… Он и Цай Хуэй долго и медленно шли навстречу друг другу. Это началось после битвы у Нефритового барьера. Он просто начал замечать ее везде — даже краем глаза, даже вдалеке он мог различить ее силуэт. Это звучало как магия, как чары, но он всегда находил ее взглядом в толпе. Она казалась такой сильной и такой слабой одновременно. И ему хотелось защитить ее, приблизиться, но он этого не делал. Пока однажды не застал ее в слезах — это было после того, как ушел Хоу Пэн. Мальчишка оказался совсем не мальчишкой, а одним из наследников клана Обезьяны, и Цай Хуэй это выбило из колеи. Не то, что он был Духом-хранителем, а то, что ее маленький шиди никогда ничего ей не говорил. Он пережил столько боли, но всегда улыбался, дурачился, а она столько раз кричала на него и злилась. Мин Дань заметил ее в духовной пещере на задней стороне горы и не мог не подойти. Он тихо сидел рядом, утешая одним своим присутствием, пока девушка не наплакалась и снова не стала сильной и уверенной старшей ученицей секты. А потом… а потом они как-то влюбились друг в друга. Может быть, он был влюблен давно, но оставался слишком неуверен в себе — из-за внешности, из-за шрама, из-за неприятного прошлого. Из-за матери-куртизанки, из-за огня, что пожрал тот бордель, где он родился, и оставил уродливый шрам взамен матери, из-за неприглядного происхождения. Но Цай Хуэй приняла его всего целиком без оговорок и без вопросов. Как будто ей было не важно, откуда он и как он выглядит, будто одно его присутствие придавало ей сил и с ним она могла быть слабой, жалкой, не должна была играть роль старшей ученицы и защищать честь секты. И в то же время он столько раз переживал из-за А-Цю и его детской влюбленности. И вот во что это вылилось. Друг отвернулся от него, как того всегда боялся Мин Дань. Просто это случилось не через неделю, а через много лет. Чэнь Цзяолун, осознав, что в комнате стоит тишина, поднял голову и взглянул на друга. Тот смотрел за окно, и на его лице — одновременно и прекрасном, и ужасном — застыло грустное выражение. Будто ему тоже было больно. Дракон вдруг устыдился самого себя. Это прозрение обрушилось на него с такой силой, что если бы он стоял, то пошатнулся бы. О Владыка, что он только что сказал? В чем он обвинил друга? Чем он — его лучший друг — лучше тех, кто издевался над Мин Данем в юности? Мин Дань всегда говорил прямо, но никогда не выражал своих истинных чувств. Он всегда давал лучшие советы, но никогда не просил посоветовать ему. Он привык справляться со всем в одиночку и тащить груз прошлого на своих плечах. А он, благородный Дракон, расклеился из-за того, что его первая любовь полюбила другого, хотя он сам ни разу не сделал ни единого шага, чтобы сблизиться с ней. — Прости… — вдруг выдохнул Чэнь Цзяолун, и его глаза заволокло влагой. — Я ужасный друг. Мин Дань с удивлением воззрился на него, не понимая, как А-Цю пришел к такому выводу. — Я никогда не спрашивал тебя, кого любишь ты. — Мы никогда и не обсуждали это, — тонко улыбнулся Мин Дань. — Это было неважно. — Важно! Твои чувства важны так же, как и мои! — с жаром выпалил А-Цю. — Прости! Я не должен был быть таким эгоистом. Я повел себя ужасно по отношению к тебе. — Я знал, что так будет, — улыбнулся Мин Дань. — Поэтому я не говорил тебе. И в этом моя ошибка. Следовало сразу признаться. Но я струсил… — Нет, это я ошибся… А-Лань, я такой идиот! Ученики секты Юньхэ обнаружили, что дождь над пиком Цунчжэ постепенно стих и на небе появилась яркая радуга. Однако когда ученики сунули нос на пик, их встретил такой винный запах, что все они снова убрались подобру-поздорову. По секте мгновенно разлетелась весть, что старейшины Цунчжэ и Цоцзюэ выпивают вместе и уничтожили уже все запасы пика! И Чэнь, сидевший в своем кабинете, когда Цай Хуэй принесла ему чай и рассказала об этом, улыбнулся и сказал: — Даже жаль, что А-Ху теперь на Небесах и некому вправлять мозги младшему Дракону. — А-Лань прекрасно с этим справился, — сказала девушка, усевшись рядом с Учителем и наливая ему чай. — Но почему ты выбрала его? — И Чэнь никогда не задавал этот вопрос девушке, хотя был ужасно удивлен, когда она пришла и сообщила, что выбрала даосского компаньона. — Потому что… — Цай Хуэй покрутила в руках пиалу с чаем и нежно улыбнулась — на ее лице Учитель никогда не видел такой мирной улыбки. — Потому что он этого заслуживает, хотя сам так не думает. — Мда, звучит не очень надежно, — поджал губы И Чэнь. — Нет, он очень надежный. Просто он очень добрый и думает, что не достоин всей радости мира. Он готов отдать все, что у него есть, и потому я тоже хочу подарить ему все. Учитель, он делает меня счастливой, — девушка подняла на него глаза. И Чэнь хмыкнул и погладил бородку. — Что ж, это твой выбор. Твой…