Самым ужасным было то, как быстро все вырвалось из-под контроля.
Состав удалялся все дальше и дальше. Очертания лагеря становились более размытыми, и уже совсем скоро даже пристань превратилась в крохотную точку, маячившую перед глазами словно мушка. Я сидел на краю полувагона, свесив ноги по разные его стороны. Глянул на время – 11-36. Может, все не так уж и плохо, и мы сможем вернуться в лагерь хотя бы к четырем. Надеяться на что-то большее было бы крайней степенью наивности.
«Я успею на твой матч, брат, даю слово», – твердо решил я.
Перевалившись во внутрь, я спускаюсь вниз к воодушевленным девочкам. Даже Аленка уже не казалась испуганной. Азарт в очередной раз победил здравый смысл. Аве ему, что тут можно еще сказать. Я сажусь на корточки, почти прислонившись спиной к подрагивающей стенке полувагона, и уставился в чистое, почти без единого облачка, голубое небо. Везде надо искать плюсы. По крайней мере, у меня впереди теперь есть замечательных пара часов, которые я могу провести тупо в своих мыслях. Ну, мне хотелось бы в это верить. Надежда, как известно, умирает последней. Хотя, будем честными, даст мне кто, ага…
– Как думаешь, машинист нас заметил? – из-за ветра и непрерывного стука колес разговаривать приходилось на слегка повышенных тонах. Хотя не было заметно, что Аленку это хоть как-то смущало.
Блин, может тепловоз сломается? Пионер ведь говорил, что из лагеря сбежать нереально. Если он сейчас где-то остановится по техническим причинам, то в этот раз я постараюсь найти аргументы посущественнее, дабы не продолжать эту авантюру. И все, проблема решена! Лишь бы только с рельс не сошел...
Только вот поезд и не думал тормозить. Да и, помнится, была оговорка, что до райцентра лагерь пускает, в целом, спокойно. Мда, беда-бедовая...
– Думаю, что нет, – жмет плечами Алиса. – Иначе он бы не стал заново разгоняться, а сделал бы полную остановку, дабы снять нежелательных безбилетников.
Рыжая поворачивается ко мне. Заметив мое определенно не самое добродушное сейчас лицо, вначале сделала удивленный вид, а после поняла, к чему такая внезапная агрессия, и незаметно улыбнулась кончиками губ:
– Макс, ну ты чего смурной такой?
Молчу. Хотя давление ее взгляда выдержать крайне трудно. Очень уж он на меня, кхм, действовать стал своеобразно. Да и сами по себе эти янтарные глаза, казалось, видят меня насквозь.
– Максим Жеглов, обрати на меня внимание!
Ладно, сами напросились.
– Прости, но тогда мне будет сложнее тебя игнорировать.
– А зачем меня игнорировать?
– Действительно, – рычу в ответ. – У моего единственного друга сегодня игра, на которой я обещал быть, а я застрял тут, на пути хрен знает куда, с двумя девушками, у которых, как выяснилось, одна извилина на двоих. Бином Ньютона прям какой-то! Господи, да даже подрыв гребаного Генды кажется теперь каким-то верхом адекватности!
Судя по нахмурившимся личикам – обиделись. Ну, да и хрен с ними. Единственный, кто сейчас имеет полное право обижаться – это я. Только я уже начинаю откровенно злиться. На девочек, на себя, что с ними связался, на этот чертов параллельный мир, где спокойно уживаются на голову отбитые пионерки и проезжающие в их доступности поезда.
– На секундочку, тебя никто не заставлял прыгать вслед за нами, – возразила Алиса с прищуром.
– Ух-х-х, – произнес мой рот без участия мозга. Да, не заставляли, я и не спорю. Только вот… – А что, мне надо было вас одних теперь бросить? – развожу руками. – Нет уж, дудки! Вы для меня слишком мно… – ай-ай-ай, по тонкому льду прошелся. Обойдутся. – Еще даже неизвестно, чем в итоге обернется все это, вне всякого сомнения, охренительное путешествие, когда или если мы доедем до райцентра. Так что хотя бы один взрослый и здравомыслящий человек среди вас будет весьма даже кстати.
Девочки на секунду недоуменно переглянулись. Смерили меня слегка растерянным взглядом, ненатурально ласково улыбнулись, после чего дружно расхохотались. А я окончательно запутался в том, что ощущаю. Облегчение от того, что мне дали выговориться? Разочарование? Чего я ожидал от них, если подумать? Как раз-таки что-то такого. И чего тогда жалуюсь?
– Ну и что смешного? – устало спросил я.
– Здравомыслящий он, ага, насмешил, – выдохнула Алиса, – Знаешь, Макс, у тебя очень неуклюже получается строить из себя самого умного. Ладно, что ты хочешь от нас услышать? Слезные извинения, что втянули приличного мальчика в наш бедлам? Слишком поздно, да и потом, ты сам втянулся.
– Это так мило, на самом деле, – заулыбалась Аленка. – Ты на нас злишься, но все равно заботишься и переживаешь. Так по-мальчишески.
– И ничего и не… – ай, ладно, кому я это все объяснять собрался? Мальчишески, как же. – Просто я обещал. А теперь… Теперь вот.
– Макс, успокойся, – Алиса садится рядом и кладет свою ладонь мне на плечо. – Часа за два доедем до райцентра. Оттуда преспокойно можно будет взять попутку. Вернемся мы к игре твоего друга, не переживай. Тем более, мне так-то тоже охота на Ульянку посмотреть. А то все грозилась, а так ни на одной ее тренировке и не была. Неужели и вправду так хороша, засранка мелкая?
– Ну, – почему-то ухмыляюсь. – Уж в том, чтобы покусать товарищей по команде, ей уж точно равных нет. Сам видел еще в понедельник. То еще зрелище было.
Рыжую вновь сгибает приступ хохота, на этот раз правда беззвучного. И, что самое примечательное, она совершенно не выглядит изумленной.
– Да, я почему-то что-то такого и ожидала, – выдавливает и себя наконец. – А то описывала себя, как Марадону в юбке.
– Да не, по технике она, может быть, и неплоха, – поспешил я заступиться за мелкую. – Но вот экспрессивность…
– Я вот лично не вижу в этом ничего плохого, – вклинилась в наш диалог Аленка. – Технику всегда можно наверстать, как я считаю. Освоить с нуля, было бы желание. А вот эмоциональная яркость, увы, такое качество, которое дано не каждому. И, к сожалению, оно преступно недооценено. Не знаю, как у тебя, а у нас в школе есть такая штука, как доска почета. Там висят фотографии отличников. Красивые, в рамочках. С Ленкиной фотографией посередине, ха! Так вот, короче, засмотрелась я как-то на эту доску, а тут директриса сзади подходит и такая говорит «Что, Тихонова, к сестре хочешь?». Я ей тогда честно ответила, что даже не горю желанием. И на ее искренне удивленное «Почему?» сказала, что не вижу в этом смысла. Типа, школа серьезно гордится людьми, большинство из которых тупо вызубрили материал и смогли ответить на пять? Такое себе достижение. Как и повод для гордости.
– Мотивация детям учиться? – жму плечами.
– Да уж, мотивация, – презрительно усмехнулась Алиса. – Не, Ален, не доска это почета. А, скорее, доска позора. Вечного и несмываемого.
– Кстати говоря о позоре – расскажи ему про твои светящиеся помидоры, – захихикала Аленка.
– Что-что, простите? – недоуменно вскидываю бровь. – Какие такие помидоры?
– Да это я отличилась как-то, – непокорная рыжая прядка свалилась на лоб Алисы, которую та попыталась пару раз безрезультатно сдуть. – В прошлом году на Масленицу в школе устроили что-то по типу конкурсной ярмарки, мелкие зарабатывали вырезанные из картона разноцветные кружочки, которые были типа деньгами, а от старших требовалось принести конфеты или что-то такое, которые они потом могут за эти деньги «купить». Я, как человек, который всегда считал эту ерунду для малышни слишком скучной, решила оживить действо и продемонстрировать наивным чукотским юношам светящиеся помидоры. Купила заранее, обколола перед ярмаркой всем необходимым. Да только не учла, что без темноты мои светящиеся помидоры совсем таковыми и не выглядят. Свет в актовом зале никто, естественно, отключать даже и не думал. Смотрели на меня как на дуру – все продают конфеты, а Двачевская – помидоры. Я, конечно, стремилась эпатировать публику, но не таким идиотским образом.
– Ой, подумаешь, предстала в образе бабы Нюры, – хмыкаю.
Увернуться от легкой затрещины я не успел.
– Ты договоришься, я сейчас ведь про ДваЧе тебе напомню... Так вот, – продолжила Алиса. – Пришлось Аленку подговорить, чтоб она незаметно свет отключила. Ну и представь картина – внезапная темнота, всеобщая паника, и единственный источник света – мои помидоры. Стоило ли говорить, что, когда свет включился, малышня скупила их моментально? Я только и успевала, что предупреждать, чтоб их не ели по понятным, думаю, причинам. А мне потом влетело за, видите ли, срыв мероприятия. А ведь это был такой классный пример окислительно-восстановительной реакции. Между прочим, одного из главных механизмов взаимодействия веществ в химии.
– Несправедливо, – киваю.
– Понимаешь теперь, в чем суть? – Аленка недовольно нахмурилась. – Лиска, считай, показала детям чудо. Сама провела химический опыт, без подсказок со стороны учителя. Она ведь чертов гений! И как ты думаешь, висела ли она хоть раз на этой доске почета? Хрен там! Всем циферки подавай. Для статистики.
Да уж, нормальная такая история. Типичная, я бы даже сказал. Забив на внешний вид, я полностью облокотился о стенку. Металл неприятно стучал по спине, но сидеть без опоры, как истинно четкий пацанчик, уже становилось еще хуже. Пятки поднял, уважение потерял, ага. Серьезно, как эти мобилоотжиматели умудряются сидеть в таком положении долгое количество времени? Это же, блин, мука самая натуральная.
– Честно, не удивлен, – грустно улыбаюсь я. – Доски почета в школе не было, но порцию эдакого предвзятого отношения иногда получал сполна. Особенно со стороны физички. Ну не любил я этот предмет! Что мне теперь, надо было об стенку расшибиться? Зато каждый урок получал порцию словесных, какой Жеглов бездарь. Ну да, ну да, как же…
– Говоришь так, будто ты уже школу закончил, – кажется, Аленка меня слушала чересчур внимательно. Блин.
– Это я так, фигурально, – отбрехался я, не моргнув глазом. И когда только приучу себя выстраивать речь подобающим моему нынешнему положению образом? Серьезно, чувствую, ляпну таким образом что-то такое, отчего я уже никак не отверчусь. – Вы, кстати, уже, смотрю, давно являетесь совместными участниками всяких преступлений. Рыжуль, признавайся, ты испортила девочку?
– Ну естественно я, больше-то некому, – фыркает.
– Это была шутка, если что, – поспешно ответил я. Ну его нафиг. От греха, что называется, и от соблазна. Я заперт с ней в довольно узком пространстве, спасения ждать неоткуда. Надо себе в ближайшее время будет почаще об этом напоминать. – Да и «испортила» это я тоже, так сказать, «фигурально». Я, например, так не считаю, ибо мне вот с вами комфортно. Потому что я такой же. Хотя многие от своих типажей, бегут, как черт от ладана. И, в какой-то степени, правильно делают.
– Не знаю, чего тут правильного, – Алиса задумчиво смотрит в будто нарисованное яркими масляными красками небо. – Держаться надо тех, кто по духу близок. Всегда, блин. Я Ленку-то люблю, порву любого за нее, но от постоянного общения с ней уже давно бы вскрылась…
Хех.
–… слишком разные мы люди. Это не очень-то способствует сближению.
– Понимаешь, образно говоря, в стае нет места для двух вожаков, – возразил я.
– Ну и сиди в одиночестве, зато единственный и неповторимый, тоже мне, Волк-Волчухна, имечко хорошее, – покровительственно окинула меня взглядом рыжая.
А ведь аргумент.
Едем все дальше и дальше, под мерный стук колес и до безобразия голубое небо. Так-то едва ли не лучший фон для одиночества и понимания, которое только и возможно при одиночестве. Поезда, любые, вообще изначально заражены экзистенциализмом. Даже если учитывать вечные и никакими словами непередаваемые отрывки чужих мыслей и проблем, состоящих из личных драм, переживаний за выборы в США, вопроса посадок чеснока в полночь и рассуждений об аномальных зонах Подмосковья. А если еще выйти в тамбур, да при этом подымить немного, смотря на стремительно проносящиеся вдаль виды, то вообще в себя можно уйти на какое-то время. С чувством тревоги и успокоения одновременно. Не спрашивайте даже, как так получается. Магия вне Хогвартса, прошу любить и жаловать.
– Хорошо так, – Аленка потянулась, довольно зажмурившись. – Хоть и пыльно. Да и макушку припекает. Надо было все же убор какой головной захватить.
– Можно к другой стенке перебазироваться, там тенек, – пожала плечами Алиса.
А ведь и правда – печет так, что мама моя. Даже ветер не помогает. Вспомнилось лето 2010 года – раза два или три тогда солнечный удар заработал. И это при жизни в относительной дали от цивилизации. Что тогда в Москве происходило – даже представлять не хочу.
– Вы, кстати, воды хоть догадались взять? – спрашиваю.
Девочки ошалело захлопали глазами, из серии, а чего, так можно было? Я обреченно вздыхаю, затягиваясь электронкой и барабаня пальцами по стенке полувагона рандомную африканскую мелодию. Выживальщики, блин.
– Да потерпим, – сориентировалась Аленка. – Если чего, то в райцентре прикупим, я с собой взяла немного, из карманных запасов…
– Пивка возьмем, – хлопнула в ладоши хитро заулыбавшаяся Алиса.
– Обойдешься, – буркнул я, перестраиваясь в более затененную сторону.
– Ой, да и пожалуйста, не хочешь – не бери, нам больше достанется, – показала мне та язык, направившись, слегка пошатываясь, следом за мной. – А мы еще и рыбки сушеной захватим, м-м-м, вкуснота.
– Но-но, раздухарилась, – хмыкнула Аленка. – Пиво, рыбку… Нам не продадут, это во-первых, а во-вторых, у меня с собой, знаешь ли, не половина родительского капитала, а повезет, если рубль наберется. По бутылочке газировки нам возьму – и на том спасибо скажи.
– Помечтать уже не дают, друзья, называется, – делано всхлипнула девушка, доставая из нагрудного кармана пачку сигарет. Закурила, разгоняя ладонью мгновенно концентрирующийся над нашими головами дымок.
– Помечтать, ага… Тоже мне, заправский алкоголик. Пиво-то, поди, только на картинках видела. Или у мужиков во дворе, точащих за неизменным деревянным столиком лясы о женщинах, кино и алюминиевых вилках, – не преминул я подколоть рыжую.
– Иди нахрен, Макс, – съязвила та.
– А почему мужики во дворе должны разговаривать о вилках? – удивилась Аленка.
– Да так, вспомнилось просто, – чуть улыбнулся я. Замечательный спектакль. И фильм по нему отличный. Побольше бы таких в современном российском кинематографе. Да только вот, увы, даже «Квартет-И» какую-то шляпу выпускает в последнее время. Их последний фильм, честно говоря, еле досмотрел. Ни о чем. То ли исписались, то ли еще чего. Жаль, ребята-то, безусловно, дико талантливые. Надеюсь, когда-нибудь выпустят вновь что-то на уровне ранних картин.
– Ну расскажи! – требовательно ущипнула меня Аленка.
– О вилках?
– Нет, блин, о ложках!
– Это строжайшая тайна, к которой допускаются лишь избранные... Ой, ладно-ладно, – отсмеиваюсь я, глядя на сердитые моськи девочек. – Только к этому подвести надо плавно. Так что, дамы, давайте, колитесь, у кого какой идеал мужчины?
– Ишь чего захотел! – подбоченилась Алиса. – Вот так мы взяли и все сказали.
– Я за нее отвечу, – зловредно захихикала Аленка. – Он пионер, ходит в очках, будущий ветеринарный врач и его зовут Ма…
Договорить не успела – Алиса вскочила на ноги и галопом принялась носиться за подругой по всей площади полувагона. И зачем только? Пусть и наблюдать за этим было крайне весело, но этот вопрос не давал покоя. Если все и так в целом-то очевидно, то зачем это шоу с догонялками?
Хотя… Девочки-подростки. Драма, таинственность, р-р-романтика! Держи в уме, Макс. А то сидишь тут, самый умный.
– Я с тобой не разговариваю! – погрозила куда-то кулаком Алиса и вновь плюхнулась рядом. Подумав с пару секунд, чуть отодвинулась. Артистка.
– Ну а все же? – спрашиваю повторно. – Давай, рыжуль, мне интересно.
– Да отстань ты! – взъерепенилась девушка.
– Не отстану, – заулыбался я во все тридцать два. Вот так вот – загнали меня с собой, теперь терпите. – Кто твой идеал? Кто твой я?
– Ладно! Хорошо... Начнем с того, что он самую малость поскромнее, и не будет знать о своей идеальности, – парировала рыжая.
– Ну так это я, – жму плечами.
– Он умный, но не слишком. А еще он отзывчивый и веселый… – как на базаре, честное слово.
– Не слишком умный, отзывчивый, веселый? Я, я и еще раз я, – не, ну а что? Факты же.
– Он романтичен и смел.
– Снова я, – зеваю.
– У него хорошая фигура, но при этом он не смотрится каждую минуту в зеркало.
– У меня отличная фигура и я иногда месяцами не подхожу к зеркалу, – ну, тут я, предположим, слукавил. Но опустим этот момент. – Видишь, как получается? Хочу заметить, что у тебя определенно есть одно очень важное качество идеальной девушки – если твой мужчина гений, то его нужно холить и лелеять.
– Бесишь, – выдохнула рыжая.
– Симметрично, – подмигнул я. И даже Аленку не заметил, которая с неподдельным интересом вслушивалась в наши распри. – А ты что скажешь по этому поводу?
– Да хотя бы чтоб честный был, – вздыхает та.
– Да прям, – закатываю глаза. – Ален, ну не надо лукавить. Давай будем, как ты говоришь, честными – поставь перед тобой всего насквозь честного Квазимодо и обаятельного бабника Феба де Шатопера – ты ведь выберешь второго.
– Нет! – насупилась девушка.
– Да, – киваю. – И ты сама это прекрасно знаешь. Не надо врать, и это я сейчас не конкретно тебе даже, а в общем, каждому из нас, – внешность имеет смысл. Мы когда знакомимся с человеком, мы ничего о нем не знаем. Все, что у нас есть – его мордашка и одежка. По ним мы делаем первое впечатление, всегда. А уж потом по всему остальному. А пока мы сделаем вывод по всему остальному – насквозь честный Квазимодо вернется под надзор Фролло в собор Парижской Богоматери. А мы останемся с Фебом, который при первой же возможности улизнет от нас к Флер де Лис.
– А от мужиков вообще чего-то другого стоит ждать? – вкрадчиво поинтересовалась Алиса.
– Знаешь, Алис, один мой знакомый встречался с девушкой, ну и, значит, приходят они как-то к нему в гости, а у него книжка открытая лежала на столе, как раз на моменте, где по сюжету мужчина изменяет жене и уходит от нее. Девушка это увидела, надумала там себе что-то, да и дня три с ним считай, что не разговаривала. А потом спросила: «Ты что, тоже такой? Вы же мужики все такие». А он разозлился и сказал: «Да, все такие! А я – нет. Просто, поверь. И постарайся не проверять». Хорошая фраза, верно? Возьми, пожалуйста, на вооружение. А теперь возвращаемся к вилкам, – улыбнулся я, мастерски парировав эту шпильку в адрес нашего брата под вид начинающей злиться рыжули. – Вот вы, допустим, встретили свой идеал. Вы будете уверены, что в вашем случае с этим вот идеалом все непременно будет раз и навсегда?
– Конечно, мы же похожи на наивных дурех, – фыркнула девушка. – Отношения это работа. Работа колоссальная. С большой вероятностью неудачи. Ты ожидал какого-то другого ответа?
– От кого угодно, но не от вас, – я сделал приветственный кивок поправкой очков. – Верно. Никто не застрахован. Вот, например, запретили вам есть вилкой. Причем в формулировке «никогда». Да, казалось бы, и черт с ней, можно ложкой, палочками, руками, но тебе сказали – нельзя, и сразу захотелось чего?
– Есть вилкой, – правильно поняла мысль Аленка. – Реверсивная психология.
– В точку! И, главное, вот они – вилки, лежат. Открыл ящик, их там полно. Длинные, короткие, трезубые, двузубые, серебряные, мельхиоровые... Да даже и алюминиевая сгодилась бы. Но нельзя. А еще вчера было можно. И вот в первую очередь надо задать себе вопрос – готовы ли вы бросить такое удобство, как вилка? Даже в случае наиидеальнейшей альтернативы?
– Макс, люди не столовые приборы, – с укором произнесла Аленка. – Тут все намного сложнее, чем банальное «назло маме отморожу уши».
– Знаю, Ален, – я в очередной раз затягиваюсь электронкой. Горчит, зараза. – Но в этом упрощении и вся суть. Если глубоко копать – можно запутаться. Правда всегда лежит на поверхности.
– Почему мне кажется, что для тебя правда это то, что ты хочешь видеть? – синие глаза девушки беззастенчиво пытались пробить в моей защите хорошую такую брешь. – Будто ты заранее готовишь определенный вывод, а потом просто подбиваешь к нему достойные аргументы?
А вот это было в корне неверно. Хотя первая часть тезиса была очень близка к правде. С некоторыми оговорками, разумеется.
– Мне даже немного обидно слышать обо мне такие предположения, – кривлюсь. – Просто, понимаешь, не привык жить в иллюзиях. Но-таки да, правда для меня именно то, что я хочу видеть. Потому что если я и хочу, что видеть, то именно, что правду. Понимаешь эту невольную тавтологию?
– С натяжкой, – ответила Аленка уже с улыбкой.
– А ты сам готов-то бросить вилку, Макс? – неожиданно серьезно спрашивает Алиса.
– Говорят, что если вилка выпала из рук – в дом пожалует женщина с недобрыми намерениями, поэтому бросать я ничего не собираюсь, – ответил я, как мне показалось, с изяществом. – А вот аккуратненько убрать в ящик… В целом, ответ будет, скорее, положительным.
– Ох, и зачем я вообще эту тему подняла… – пробубнила Аленка.
– Есть какая-то разница, какую тему поднимать? – интересуюсь. – Нам ехать еще черт-те сколько, давайте хоть время с пользой проведем.
– Только давайте говорить о чем-нибудь менее отталкивающем, чем отношения, – видимо, Алису и вправду это все достало. – А то мне Максу уже промеж глаз дать охота. Хотя объективно и не за что.
– А почему ж тогда охота? – удивляюсь.
– Да потому что! – закипает девушка. И все, никакой конкретики. Сидит, опускает очи долу, блин.
– Видимо, ей какая-то твоя фраза не понравилась, – принялась рассуждать Аленка. – Или слово. И это еще хуже. Фразу плюс-минус вычленить-то можно. А вот слово…
– Ты вообще на чьей стороне? – возмутилась рыжая.
– На вашей, – улыбается. И понимай ее как хочешь.
– А я догадываюсь, что ее разозлило, – хмыкаю. – Мое упоминание той фразы моего приятеля. Точнее то, что она немного противоречит мыслям, с которыми Алиса, кажется, заочно смирилась.
– Ты же сам знаешь, что у меня была причина, – мрачно ответила та.
Может, и не стоило сейчас косвенно упоминать то расставание Алисы с, как ей казалось, дорогим человеком в слегка юморном ключе. А с другой стороны, как иначе вытравить это из головы? Уж явно не посредством постоянного обмусоливания извечных страданий дурной юности. Она может обижаться, но я точно знаю, что поступаю правильно.
– Понимаю, – киваю я, неожиданно для самого себя беря ее за руку. Так нужно. – Но неужели в твоей картине мира не осталось места порядочным мужчинам? Которые не бросаются определенной фразой налево и направо?
– Это хорошая отмазка, кстати, – Аленка одобрительно улыбается, смотря, как трогательно мы с рыжей держимся за ручки. – Из серии – да, я тот еще кобелина, но я ведь не признаюсь никому в любви.
– Ты вообще на чьей стороне? – тут уже я возмутился.
– Ты знаешь ответ, – подмигивает девушка.
– Давай, Макс, парируй, – смотрит Алиса на меня с интересом.
– А чего тут парировать? – жму плечами. – Я считаю вообще излишней пошлостью копаться в прошлой жизни своего партнера. Прошлое оно на то и прошлое. Отпусти и забудь.
К моей радости, тут уже ни от кого возражений не последовало. И тишина. Никто пока не спешит дальше продолжать наши, в сущности, бесполезные разговоры. Только колеса стучат. Вообще не понимаю, как теперь могут таким образом все эти поезда проектировать, чтоб колеса не стучали? Тыдым-тыдым. Тыды-тыдым. Это же извращение самое натуральное.
– Но странный стук зовет в дорогу, – напел я.
– Может, сердца, а может, стук в дверь, – тут же подхватила Алиса.
– И когда я обернусь на пороге, – тихонько пропел Аленка.
– Я скажу одно лишь слово: «Верь», – закончили мы уже хором.
Все же этот чертов Питер можно любить хотя бы из-за Цоя. А так… Не испытываю симпатии к этому городу. Ничего личного. Просто есть своя история. Не очень приятная, и вспоминать ее без особой надобности ну совершенно не хочется. Так что возвращаемся из города на Неве к полувагону.
– Гитару бы сейчас, – грустно вздохнула рыжая. – И шашлык пожарить. Папа в свое время такие шашлыки делал, эх… как сейчас помню – сидим на природе, я, папа и собака, Буян мой. И гитара. Я так и норовлю собаке кусочек дать, а папа ругается. Чего, говорит, собаку балуешь…
– Знаете, – неожиданно быстро перескакивает с темы Алена, не дав мне нормально осмыслить сказанное Алисой. Да и сама рыжая тем временем как-то лицом побледнела, будто чего лишнего сейчас ляпнула. И так всегда, когда речь о семье заходит. Странно это все как-то. И наводит на определенного рода мысли. И я искренне надеюсь, что это просто мои додумки, и что с ее родителями все в порядке, а причина на самом деле в другом. Пожалуйста... – Смотрю я вот на небо и думаю, как это древние умудрялись нормальную психику сохранять, когда думали, что небо из синего хрусталя состоит. Ведь это все равно – пещера. Большая, светлая, но – пещера. Ужас…
– Ужас, – соглашаюсь после небольшой паузы. Уверен, нет смысла возвращаться к сказанному ранее Алисой. – А понимать, что там, за синевой, только черная и бессмысленная пустота – не ужас?
– Я бы сказала, что это вызов, – мелодично отметила Алиса. – Ты правда думаешь, что там пусто?
– Я ничего не думаю, – я принимаю положение полулежа, закидывая руки за голову. – Потому что не знаю. Но какая-то часть меня говорит, что довольно высокомерно для homo думать, будто они единственная разумная жизнь в необъятной Вселенной. Хотя бы по той простой причине, что если это является пиком разума, придуманного мирозданием за четыре с половиной миллиарда лет, если не больше, то я как-то не очень хочу принимать условия этого мироздания. Войны, насилие, разве это действительно является такой необходимостью? Выживание, скажете вы? Чушь. Человечеству дан интеллект, способный осилить космос, а они дубинами меряются. Ы-хы, мы своей дубиной можем поиметь другой материк… Дебилы.
– Мой дед, фронтовик, говорил, что мир это короткий промежуток между двумя войнами… Действительно грустно осознавать, что он прав, он уж это понимал наверняка – прямиком с Финской кампании под Ленинград угодить, – вздохнула Алиса.
– Вот и я о чем… И это даже не грустно. Это, блин, страшно.
– Давайте притормозим, пока не поздно? – покачала головой Аленка. – Вон, небо какое, чистое, а самое главное – мирное. На этом предлагаю и сосредоточиться.
Блин, да, стоило бы. А то так реально можно договориться, что остается только одна дорога – бытие экспонатом какого-нибудь музея при институте судебной психиатрии имени Сербского. Да и звук кита прямиком из моего живота тоже немного момент испортил. Отсутствие даже намека на пищу за сегодняшний день начало давать о себе знать.
– Можно сосредоточиться на том, что я нихрена сегодня не ел, – посетовал я.
– Ути, бедненький, – ответила Алиса с легкой издевкой. – Что думаешь, Ален, чем нашего спутника кормить будем?
– В данный момент если только каких-нибудь случайных жуков наловить, – жмет плечиком. – А если бы тут ползали муравьи, то можно их было бы наловить, посушить, растолочь, добавить воды и пожарить как котлеты. Сама не пробовала, но говорят, что на вкус, как рыба с лимоном.
Мать моя муравьиная матка…
Не, после такой информации, моей бедовой головушке точно надо проветриться. Примеряюсь к лесенке, и взбираюсь вверх, на край полувагона. Ощущение, конечно, весьма занятное – теплый ветерок проходит сквозь волосы, вокруг никаких признаков цивилизации, лишь уходящая в никуда однопутная колея железнодорожного пути, которая непрерывной линией следует за поездом, окруженная коричневой, почти лишенной растительностью почвой в бурых трещинах. Красота. Интересно, сколько мы уже так едем? А хрен пойми. Телефон как-то сейчас из кармана доставать не решаюсь – выроню еще, чего доброго, вот попадалово будет. Ни музыки, ни связи с XXI веком, вообще ничего… Ирония. Даже в восьмидесятых у человека будущего зависимость от телефона.
– Как виды? – доносится снизу голос Алисы.
– Деревья, деревья и еще раз деревья, – откликаюсь. – И… Ой, олени!
Действительно, поезд стремительно промчался мимо небольшой группы из пяти-шести особей, которые еще некоторое время с интересом провожали наш товар-вагонный состав.
– Олени? – всполошилась Аленка. – Блин! Все, Макс, слезай, тоже поглазеть охота!
– Не-а, – хмыкаю.
– Слезай, говорят!
Ладно, ладно, слезаю. Все равно там снова пошли одни деревья безо всяких изысков. А этого добра я уже сполна насмотрелся. Пусть ребенок радуется.
– А ты не хочешь посидеть на краюшке вагона? – спрашиваю уже у все еще сидящей Алисы, когда вновь ощутил почву под ногами и уступил свой наблюдательный пост Аленке.
– Да, – машет рукой. – Чего я там не видела. Тоска зеленая. Причем в прямом смысле этого слова.
Я сажусь рядом, причем намеренно делаю это как можно ближе к ней. Мы едва касались плечами, но даже так я чувствовал ее тепло и ровное сердцебиение. Хотя, может это мое собственное? Как я вообще в таком гаме могу что-то различить?
– У тебя эти твои затычки с собой? – тихо спрашивает девушка.
Я киваю и, не глядя, достаю из кармана коробочку из-под наушников и протягиваю ей белую капельку. Алиса бережно забирает ее у меня из рук и, помедлив, разбирается, как правильно устроить наушник в ухе. Даже без моей подсказки. Не то, чтобы я удивился, скорее, был рад, что не пришлось объяснять очевидные вещи и заставлять Алису чувствовать себя дурой.
«Wise man said just walk this way to the dawn of the light. Wind will blow into your face as the years pass you by…» – заиграли случайные Скорпы. Хотя песня в контексте ситуации случайной не выглядела. Пошлешь ли ты мне Ангела, Жизнь? Или ты уже… А я тут сижу такой идиот и выкобениваюсь. А ведь я просто хочу сделать как лучше…
Ей?
Или просто себе, а то, что ты делаешь лучше ей, ты просто себе внушил, использовав просьбу Панамки не делать Алисе больно, как удачный предлог? И ведь получается, что тогда я действительно такой эгоист, которым меня привыкли считать. Как-то теперь это стало признаваться с б
ольшим сожалением.
– Стремно было, на самом-то деле, – говорит Алиса.
– А? – я и правда не до конца был уверен, что правильно ее расслышал.
– Стремно было, говорю, – повторяет она. – Рискованная затея была. А то видала я этих, катающихся снаружи поездов. Совесть сейчас успокаивает только то, что я ради нее старалась, – девушка кивает в стороны довольно улыбающейся Аленки, которая все еще восседала на вершине.
У Двачевской совесть есть? Вот уж действительно открытие, так открытие.
– Мы с Дэном как-то пытались, помнится, зацепить электричку, – вспоминаю я с идиотской ухмылкой. – Попытка была, мягко сказать, неудачной. Даже несмотря на то, что мы так-то практиковались быстро залезать на сцепку и обратно в депо. Стоим, значит, ждем электричку, когда уже дело дошло до полевых испытаний. Ну, подъехала, Дэн первым быстро залез на сцепку, а я умудрился зацепиться курткой за решетку над фарой. Представляешь, поди, эту картину. А дальше пролезть не могу, в силу того, что куртка начала рваться. Пытаюсь отцепить ее, но увы мне и ах. Решетка явно не хотела отпускать мою одежду. Дэнчик ринулся мне помочь, но оступился и с матом грохнулся на рельсы. А там уже двери у электрички закрылись, тронется вот-вот, а я все еще пытаюсь отцепить куртку от решетки. В моей голове уже созрела картина, как я бегу следом за электричкой и красиво впечатываюсь в ограждение платформы. В общем, курткой тогда пришлось пожертвовать.
– Идиоты, – смеется Алиса. – Но тут уж явно не мне осуждать, мы с Аленкой тоже хороши. Кстати, ты вот про Генду вспомнил…
– Без задней мысли! – на всякий случай я примирительно поднял руки, мастерски изображая беспомощность. Зная, как она относится к нотациям… Причем, почему-то исключительно с моей стороны… – Затея, конечно, сомнительная, но что было, то было. Мне не стоило это лишний раз упоминать, даже с учетом того, что я был немножечко в ярости.
Алиса неожиданно рассмеялась. Зараза такая. Насколько нужно тронуться рассудком, чтобы предугадать ее реакцию и действия?
– Отлично сформулировано, Макс, но я сейчас не об этом, – девушка нагнулась ко мне с самым заговорщицким видом, а я немного опасливо наклонился ей навстречу под грустный аккомпанемент заканчивающих песню Скорпов. – Хочешь, расскажу, зачем я вообще тот подрыв устроила?
Так-так, это у нас что, колючая рыжая роза специально для меня прячет еще какую-то часть своих шипов? Разве я могу сейчас отказаться?
«In my head I hear a million conversations, I'm spinning out, don't wake me up until the end…» – настал черед завываний The Score.
– Честно, до безумия, – живо киваю. – Ибо слышал только какими-то урывками, и со слов людей непричастных, сие было полной бессмыслицей. А сам у тебя спросить как-то, ну, не решался. Я, знаешь ли, еще помню тот момент, когда ты меня в бешенстве к шкафу придавила.
– Да мог бы и спросить, я из этого тайны не делала, да и всегда сама считала это бессмыслицей, – неряшливо усмехнулась девушка. – Я ведь дурынду эту спасала, – кивнула она в сторону Аленки. – Она с Ленкой тогда пособачилась в очередной раз, ну, разозлилась, написала ночью краской на ее домике «Ленка – дура». Жирно так, душевно, я бы даже сказала. Может, все и обошлось бы малой кровью, Панамка поорала бы, да отстала, вот только следующий день был родительским. А в тот раз все приперлись. Даже этот жиртрест из администрации. И ничего уже и сделать нельзя было, разве что только отвлечь внимание на себя. А то родители-то у девчонок, сам, поди, слышал, важные шишки, там не забалуешь. Любой косяк может нормально так аукнуться. Это мне-то все равно, чего они мне сделают... Так вот, я по-быстрому соорудила порох, и бах! Небольшой взрыв у всех на виду – пионеров, вожатых, родителей, администрации… Не сообразила даже, что могла просто вину за надпись на себя принять. Поэтому и сама, как я уже говорила, понимаю, что бессмыслица была. И ведь почти смогла тогда не спалиться, эх... Зато цели своей добилась – о выходке Аленки никто не вспоминал. И факт того, что Ленка-то, оказывается, дура, остался незамеченным.
Алиса закончила рассказ, теребя в руках снятый галстук. И поглядывает так, я бы даже сказал, что подозрительно. Будто ждет какого-то неудобного вопроса, чтобы иметь полное право на меня сейчас хорошенько наорать. Но нет уж, не доставлю я тебе, милая, такой радости.
Потому что то, что произошло, окончательно закрепило в моей голове один факт – Алиса сумасшедшая. Но, черт бы меня побрал, это один из самых достойных человечков, которых я когда-либо встречал.
– Алис, ты… – даже почему-то слов не нахожу. Только и остается, что глупо улыбаться. – Ты замечательная подруга и человек. Аленке с тобой очень повезло. Как и Ульке. Да и… не только… им.
– Кому-то еще есть до меня дело? – как-то даже горько усмехнулась рыжая.
Тут явно чувствуется подвох. И я даже понимаю, где. Чего я не понимаю – зачем принуждать меня к повторению того, что уже и так даже ежу понятно. И о чем я уже говорил открытым текстом. Пусть и не прям слово в слово.
– Слушай, ну перестань, – постарался сказать это как можно мягче. – Сама ведь прекрасно понимаешь, что есть. Даже, представь себе, той же Панамке.
– Вау, – протянула девушка с явным скепсисом. – Ладно, забудь. Действительно глупость спросила. Ален, ты живая там еще?
– Я наслаждаюсь свободой! – тряхнула та шевелюрой.
– Хорошо тебе, – Алиса выглядела несколько раздосадованной, и я ее прекрасно понимал. Мало кому понравится, когда ты не услышал то, что определенно хотел… Ой, да к черту.
– Мне есть до тебя дело, – сглатываю. – Если ты это хотела услышать.
– Я ничего не хотела услышать, – ответила хмурая девушка, принимая вертикальное положение и возвращая мне наушник, откуда уже во всю радовался Linkin Park. И, уходя, резко поворачивается, едва не пройдясь копной огненных волос по лицу. Я с наслаждением, подчиняясь неизведанным рефлексам, вдыхаю их аромат, который будто выбивает почву у меня из-под ног.
И с опозданием приходит очередное осознание. Опять веду себя как мудак. Опять натворил херни и расстроил девушку. И ведь какую! Держу марку.
«What I've done! I'll face myself to cross out what I've become...»
Интересно, хватились нас уже в лагере или нет? Еще больше даже интересно, как Ульянка самостоятельно с «Длинного» на большую землю вернется. Бедолага. Надо будет попросить Аленку ей взять чего-нибудь из райцентра, если у нее деньги после газировки останутся. А то некрасиво получилось. И это еще мягко сказано.
– На что она на этот раз обиделась? – резко спросила мне прямо в ухо незаметно спустившаяся Аленка. Я даже вздрогнуть забыл.
– А ты как поняла, что она обиделась? – спрашиваю.
– По ее складке между бровей, – девушка задумчиво смотрела на подругу, которая, отойдя от нас на достаточное расстояние, вновь закурила, прислонившись спиной к стенке. – Ну так что?
– Максим Жеглов не оправдал ожиданий, – цокнул языком я, также не в силах оторвать взгляда от рыжей красавицы. – Опять.
– Трагедия-то какая, – хлопнувшая меня по спине девушка явно не оценила весь масштаб этой самой трагедии. – Знаешь, трудно оправдать ожиданий человека, который сам не знает, чего хочет. Точнее, в целом-то можно сформулировать, чего она хочет, но в деталях запутаться – проще простого. И… Я не думаю, что ты не оправдываешь ее ожиданий. Даже когда вы ругаетесь. Сейчас она подуется, поймет, что на нее обращают внимание и вернется. Вон, посмотри лучше на небо, – она ткнула пальцем в голубую даль, схватив при этом мою руку. – Видишь облако, похожее на зайца?
– Разве это заяц? – я сделал задумчивый вид и отчаянно зачесал репу свободной конечностью. – Как по мне, то это больше похоже на… кролика?
– Серьезно, да? – нахмурилась Аленка.
– Ладно, вон облако, похожее на креветку, – киваю я куда-то в сторону облака, уж действительно похожее до боли на знакомое всем ракообразное.
– Вообще нет, – покачала головой девушка.
– Да в смысле? – я был озадачен. – Тут явно видно креветку или рака. Вон, даже хвост соответствующий.
– Ладно-ладно, будь по твоему, – сделала мне одолжение Аленка. Ну, и на том спасибо. – Хотя мне, как несостоявшемуся всаднику облаков, лучше знать.
– Прости? – логическая цепочка потерялась окончательно. Это какая-то очередная метафора? Честное слово, уже начинает болеть от всего этого то самое место, где у нормального человека находится голова.
– В детстве решила, что это будет хорошей идеей, – Аленка закусила губу, все также мечтательно смотря в небо. – Все ездят на машинах, а я хотела на облаке. С родителями делилась. Папа просто надо мной посмеялся. Мама попыталась объяснить, что это невозможно, но я не поняла и половины из того, что она мне наговорила. Казалось, что она несет какую-то ахинею.
Ах, эти детские мечты. Они всегда казались мне чем-то волшебным, вызывающим неподдельный восторг. Добрые, хрупкие... Способные треснуть просто от одного неосторожного слова. Сколько таких было разрушено и еще будет? У Аленки было также? Может быть. В любом случае, я должен хотя бы попытаться вернуть веру в эту мечту. Пусть и максимально аляповатым образом.
– А знаешь, – я смотрю в мечтательные глаза подруги и крепче сжимаю ее руку. – Было бы неплохо стать всадником облаков. Зная тебя, ты наверняка смогла бы сделать небо над нами чище.
Аленка задорно улыбается, и поворачивает глаза в сторону Алисы. Та одобрительно ухмыляется и глазками стреляет в сторону почти добитой сигареты, мол, докурю сейчас и приду. Аленка кивает и тут, слегка напевно, начинает произносить слова:
Прорываясь сквозь облака,
Эту густую белую вату,
Твои мысли найдут слова
И откроют веки на правду.
Теперь ты свободен от мук
От оков, что тебя окружали.
Вновь зазвучит сердца стук,
Отныне оно не будто из стали.
– Твое? – спрашиваю.
– Если ты не будешь смеяться, то да, – краснеет девушка.
– Какое я право имею? – задаю резонный вопрос. А стихотворение действительно прекрасно. Пофиг на ямбы и хореи, в нем – душа. Молодость. Молодость, молодость как молоды мы все когда-то были! Как улыбалось нам в те года всенепременно пробивающееся солнце из-за туч. Какое пряное головокружение терпко исходило от улиц, щедро позолоченных его светом. А теперь нам скоро тридцатник. От осознания этого вдвойне ценилось это внезапное путешествие в прошлое. Каким бы мимолетным оно по итогу не оказалось.
Аленка в ответ на мой вопрос молча жмет плечами. А сзади к нам уже подкралась Алиса, обняв при этом обоих за плечи.
– Ай-ай-ай, – качает она головой с издевательской усмешкой. – Стоило только отойти – уже милуетесь. Постеснялись бы хоть.
– Алис, – спокойно ответила Аленка. – Сделай милость, сходи в зад.
– А ведь это самый настоящий удар под дых, – заключила рыжая. – Впрочем, чего я еще могла ожидать от подруги? Ты неисправимая засранка, Ален.
– Вся в тебя, – подмигнула ей та.
Интересно, нам долго еще ехать? Все это зашло слишком в какую-то сентиментальность, в которой я определенно не горел желание участвовать.
Да и не стоит мне начинать привыкать к этому. А то, когда меня выкинет назад, будет очень больно.
А как еще должно быть, когда люди, которых ты в полном праве называть друзьями, станут для тебя лишь сном и обрывком воспоминаний? Это и было моей личной обратной стороной монеты. Вопрос, которым я задаюсь каждый день. И продолжу задаваться. Добро пожаловать в бесконечное лето, говорите? Надеюсь…
***
Долго ли, коротко ли, но поезд вскоре начал притормаживать. Я даже не заметил, как сплошной лесной массив начал сменяться на некое подобие цивилизации. Вдоль железнодорожного пути все чаще и чаще стали показываться маленькие деревянные домики. А там уже и лес полностью остался позади, уступая место пейзажам более урбанистическим. Окончательно наш состав остановился около маленькой, явно видавшей виды платформы, за которой проглядывался небольшой продовольственный рынок. Удостоверившись, что никто нас не караулит, дабы сдать в детскую комнату милиции, мы выпрыгнули из состава и окольными путями вышли в, как я понимаю, окраины райцентра.
– Вот она, блин, настоящая провинция, – пробормотал я.
– Добро пожаловать, – хмыкает Аленка.
Впрочем, все казалось довольно чистеньким и аккуратненьким. И воздух совсем не такой, как ожидалось – свежий, смолистый, несмотря на вполне себе ощущаемые «элементы промышленного пейзажа». Короче, из общей картины мы выбивались знатно. Причем ведь, вроде, никто и не видел, как мы гуськом покидали полувагон, но все равно на нас, казалось, смотрела каждая бабулька, продающая свой прямиком с грядки урожай. Оно и понятно – трое оборванцев в наглухо перепачканной пионерской форме. Не каждый день такое увидишь.
Но, вопреки всем опасениям, жизнь этого уютного рынка и его окрестностей продолжала течь своим чередом. Прохожие бегали по рядам, ругаясь и о чем-то вечно оживленно споря с продавцами. Если кто и смотрел на нас косо, то вряд ли заострял внимания. Своих дел по горло, чего уж там. Но внезапных дяденек с погонами все же стоило бы и опасаться. Так, на всякий случай. А то мало ли, в Комсомол не пустят...
Да какой, нахрен, Комсомол, совсем сбрендил?
«Уважаемые пассажиры...» – противный голос из динамиков неприятно прошелся по ушам. Ох, уже и забыл, каким он может быть мерзким.
Аленка, быстро перебирая стройными ножками, тут же умчалась куда-то вдаль в поисках холодной газировки, а мы с Алисой, напротив, начали неспешно прогуливаться среди рядов, наполненных различной вкусно и не очень пахнущей продукцией.
– Пирожки! Горячие пирожки!
– Помидоры! Покупаем помидоры!
– Молодые люди, рыбки не желаете? Копченая, утром еще плавала!
– Ага, утром она плавала! Рыбу-то тебе чер-те откуда везли, и черт-те как она хранилась. Вы ее не слушайте, молодые люди, травануться, может, и не траванетесь, но если желудки нежные, городские, то некий дискомфорт гарантирую.
– Да ты там вообще рот закрой, за капустой своей гнилой следи!
– Нормальная у меня капуста!
Господи… Сердючки на фоне не хватает для полноты картины. Ай-на-нэ-на-нэ…
– Зачем они всегда так орут? – тихо спрашивает Алиса.
– А как иначе покупателей завлечь? – жму плечами. – Тут негласное правило – чем ты наглее, тем больше продашь. Кстати, я в соседнем ряду краем глаза видел лавочку с музыкальными кассетами, можем пойти посмотреть.
– Денег все равно нет, – грустно улыбается рыжая. – Смысл тогда? Душу травить? Нет уж, лучше тут пока походим. Да и Аленка чтоб нас не потеряла.
Тут как раз кстати и она собственной персоной назад прискакала с тремя бутылками зеленой жидкости и небольшим целлофановым пакетиком.
– Во, – хвастается, – «Тархун» разливной надыбала. И холодненький. Макс, я тебе еще покушать взяла.
– Ален, я говорил, что я тебя обожаю? – не знаю, какими были сейчас мои глаза, но загорелись они явно конкретным таким волчьим огнем. Аж чуть не прослезился.
– Нет, но буду не против, если будешь говорить почаще, – медовым голосом ответила та под звонкое фырканье рыжей. – А ты не фыркай, а то и взаправду уведу!
– Ой, да больно надо, – скривилась та. – Уводи. Мне такого и даром не нужно.
– Обидно, – сострил я нарочито расстроенную физиономию. – Я ведь, рыжуля, не собирался уводиться.
Забрал у Аленки запотевшую бутылку, прижал ее сначала к разгоряченному лбу, только потом молниеносно вскрыл при помощи одолженной у Алисы зажигалки под одобрительный взгляд последней. Бутылку осушил чуть ли не глотком. Вовремя вспомнил, что у меня еще и пожрать есть чего. Пара небольших булочек, но и на том Аленушке спасибо.
– Совсем, смотрю, у вас там с автобусом глухо, перепачкались все, – качает головой продавщица, несправедливо обвиненная в плохом качестве капусты.
– Что? – выдыхаю я, уже пуская слюнки на булочки. Какой еще автобус? Знавал я просто уже один автобус. Не то, чтобы там было глухо, но...
– С автобусом вашим, – повторяет женщина.
– Не знаю, о каком автобусе речь, – не факт, что подыгрывать было бы сейчас лучшей идеей. – Мы просто туристы. Студенты... спелеологи. Поэтому и перепачканные все. Практика у нас. Копаем могилу Тамерлана.
А спелеологи это... Чего-то с пещерами связанное. И при чем тут монгольский военачальник – тайна сия велика есть. Надеюсь, что продавщица не из любопытных. И не из шибко образованных, не в обиду уж всем продавщицам будет сказано.
– Тю, туристы, – машет рукой. – И налегке, да? Ладно, не хотите говорить – дело ваше. Подумала просто, что вы из тех пионеров, которые тут только-только ошивались.
– Каких таких пионеров? – спрашиваем чуть ли не хором.
– Да автобус тут у них поломался, – кивает продавщица куда-то вдаль. – Не уехали еще поди. Старший у них инструменты ищет. Да только пока найдет – уже и темнеть начнет.
Не сговариваясь, мы втроем рванули в ту сторону, куда указала эта женщина. Очень уж больно интересно стало, что это за пионеры там такие. И если нам повезет...
