***
октябрь, 2000 год
Дом на дереве
Натяжение выворачивало плечи так, что лопатки почти касались друг друга. За спиной никого, только цепь сжимала запястья сильнее, чем тьма мгновение назад. Малфой открыл глаза и поморгал из-за рассвета. Он вдруг понял, что второй раз со своего обращения проснулся. Этот обман почти удался. Надежду на лёгкое забвение, как дым от сигарет, рассеяло движение в углу комнаты. Тонкие и длинные пальцы с круглыми ногтями держали воронье перо. Его кончиком постучали о чернильницу, сбросив лишние капли, и перенесли кисть слегка обнаженным и медленно пульсирующим запястьем обратно на пергамент. Девушка в сером сарафане и красном джемпере что-то усердно записывала, сидя за маленьким столом, который до встречи с ней, кажется, был сломанной гладильной доской. Ещё разок постучала кончиком, не теряя осанки. Драко не понял, как долго на неё вот так смотрел: без воздуха, без движений и будучи прикованным к стулу в противоположном углу деревянного сарая. Но прошло достаточно времени, чтобы солнце поднялось повыше и его лучи коснулись каштановых кудрей. Тонкие золотые нити засияли, где-то поодиночке выбиваясь из общей копны. Солнце коснулось и его тела. Один из запоздалых деньков ушедшего лета согрел пленнику колени. Она перестала писать и, судя по едва заметному шёпоту, который заметить и услышать мог только вампир, перечитывала написанное, шевеля губами. Малфой не видел её лица из-за распущенных волос. Воспоминания о сыром подвале и бессмертное желание сбежать от навязанного ему образа жизни заставили опомниться и выяснить всё, что можно, чтобы снова спастись. Правее от центра комнаты была колонна или круглая стена, как Драко думал до этого, но, оглядев помещение, он опознал толстый ствол дерева. Из-за его толщины пробежала мысль, что он мог бы быть в Запретном лесу. Но Хогвартс давно пал, и солнце в той долине больше не светило. Ветер и слабый запах земли, как мыши, подглядывали в щели пола. За единственным окном пылало утро и желтело небо. Малфой попытался прислушаться к ощущениям и представить, на какой примерно высоте находится его временная тюрьма на дереве. Он вновь проверил, что за спиной никого не было, закрыл глаза, и прислушался к миру вокруг: её шёпот, шелест деревьев, скрип деревянных опор, ниже… хруст опавших листьев. Кто-то шёл в десяти метрах от дерева. Домик был над землёй достаточно высоко, чтобы долго подниматься, и достаточно низко, чтобы спрыгнуть и не разбить себя. Хотя Драко сейчас чувствовал себя сытым, он всё равно учитывал слабости голодного вампирского тела. Немного пошевелив руками, Малфой представил, как именно его сковывает цепь: тугие браслеты на запястьях и, кажется, три объединяющих кольца между ними. Он начал растягивать одно из звеньев. Мышцы плеч, груди и шеи тихо заскрипели из-за напряжения. Металл нехотя поддавался силе. Драко намеревался сперва разорвать цепь, затем действовать по ситуации: либо сбежать сразу в окно, либо отнять у неё волшебную палочку и сбежать. Не успев предположить, какая именно палочка будет у вчитывающейся в свои записи девушки и подастся ли ему деревко, он задался вопросом: а кто она? Цепь и тело не шевелились. Вампир упрямо растягивал металл. Для него в комнате шумел лишь ее шёпот, для неё царила тишина. Человек дошёл до лестницы. Цепь не успела сдаться. После секундной паники Малфой закрыл глаза, опустил голову и притворился спящим. Ненадёжные ступеньки по очереди скрипели и опоясывали ствол дерева по спирали. Поднялся кто-то очень нетерпимый для обоняния вампира. Рон откинул квадратную дверцу и вылез из дыры в полу, придерживая железную кружку с крепким кофе. Последний аромат был более достойным из всех присутствующих. — Ещё спит? — дал о себе знать Уизли. — Да, не шевелился, — судя по звукам, она подула на чернила и зашелестела пергаментами, собирая их в одну стопку. «Грейнджер», — вспомнил её и почти посмеялся над памятью Драко. Вонь продолжала стоять перед вампиром, и Малфой подозревал, что её владелец уставился на него. Рон присмотрелся к пленнику. — Малфой, спящие люди не держат спину. Дьявол. Он открыл глаза и исподлобья посмотрел на Уизела. Гермиона, осознавая, что пару минут назад могла быть в опасности, молча отчитала себя за невнимательность и потянулась к волшебной палочке на столе. Драко заметил. Созрел план «цепь-палочка-окно». Малфой дёрнул руками. Звено раскололось. Цепь раздалась треском, и быстро, как вспышка заклятия, браслеты сдавили запястья ещё сильнее. На пол упало сломанное звено. Драко взглянул через плечо на руки и осознал капкан: чем больше будет пытаться сбежать, тем крепче и короче будет цепь. Каждая попытка — одно звено. Вампир предположил, что к последнему кольцу его запястья будут просто раздавлены. — Вижу, догадался, — довольно ухмыльнулся Рон и отпил кофе. Уизли даже не вытащил руку из кармана джинсов, настолько был уверен, что у Драко не получится вырваться. — Не говори с ним, — вдруг забеспокоилась Грейнджер. — Это почему? — зажмурился Уизли. Он обжёг себе язык напитком. — Он… — Гермиона отложила палочку и подглядела в свои записи. — Он может быть аземой . — Чушь какая, — плюнул Малфой. — Суринамские вампиры не покидают… — Измятый и сочащийся виноград в дубовых бочках летней Франции не пах так чарующе, как её дух. Драко впечатался в спинку стула и чуть не закатил глаза от такого неожиданного откровения. Освежающая сладость затопила глотку и лёгкие. Грейнджер завязала узел за его затылком, тем самым заткнув ему рот повязкой, но его это не волновало. Сейчас удивлял факт того, какой же несмышлёной и безголовой ведьмой она оказалась, наклонившись к вампиру, и протянув обе руки через его плечи. Драко задался вопросом, почему она не воспользовалась палочкой, а жажда искала причины, почему Драко не укусил её в ту же секунду. Гермиона заметила его возмущённый взгляд и, будто испытывая удачу, приблизилась. Золотисто-карие глаза выиграли Малфою несколько мгновений удовольствия. Глаза и горло медленно наливались теплом изнутри. Слюна загустела из-за чрезмерной сладости. Персиковый румянец на висках и под карими глазами одним своим существованием согревал Драко язык и губы. Редкая и пёстрая душа вынуждала осторожно поймать себя и высушить до хруста книжной страницы. Хотелось оставить в вечности эту случайную и неповторимую комбинацию красоты. Солнце предательски, будто никогда и не было добродетелью, заискрилось на холодном лице. Падкую на знания бабочку приманили загадкой. Запястье, хрупкое и тёплое, словно мягкий круассан, потянулось к нему. — Тебе больно? Он изо всех сил не поддавался проклятью. Глотка, словно растопленная, прожорливая, плавильная печь, требовала порцию металла во рту. Красного, бархатного, жидкого, как горячий мёд, металла. — Эй, — Рон остановил интерес Гермионы и аккуратно потянул её за плечо обратно. — Ты осторожней. Он хоть и выпил животной крови, но всё ещё хищник. Драко наблюдал за ней и старался не дышать. Однако взмах руки Уизли и его запах сбили транс и помогли вампиру подобраться к рассудку. — Животной? А какие глаза у него были до этого? — Гермиона вернулась к столу и забрала пергаменты с тетрадями. — Красные? — Нет, чёрные вроде, — скептично ответил Рон, наклонив голову и всмотревшись в лицо Драко. Последний взглядом преследовал ту, которая заставила его ещё больше сомневаться в том, что внутри выжил человек. — Интересно, — она уходила и оставляла вампира в компании собачьей шерсти и арабики. Ступеньки по очереди и без слуха протягивали скрипичные ноты. С начала войны Рона раздражали любые телодвижения или не движения вампиров. Буквально как куклы, они не могли сутулиться, расслабиться, споткнуться или хотя бы поморгать из-за ветра. Их игнорирование жизни раздражало его до глупого озверения. Как, например, сейчас: Малфой то ли забыл, то ли специально не отводил взгляд от люка. Слыша, как её шаги стихали к востоку, Малфой запоминал, где должна быть тропинка к остальным людям. Понимая, что обстановка давно не меняется сама собой, Драко посмотрел на Рона. До сих пор снизу вверх. Тот уставился на него с подозрением, теряя жар и секунды наслаждения крепким напитком. Малфой, не отдавая себе отчёта, слегка наклонил голову в бок, как бы задаваясь интересом к безделушке. Он заметил шрам на лице Рона. Глаза цвета песка и трухи осенних листьев не моргали и провоцировали оборотня. Ухмыльнувшись, Уизли покачал головой и сделал глоток, к сожалению, менее горячего кофе. Он сбился со счёта, сколько таких опасных и корчащих из себя неуязвимых ледышек перемололи его челюсти. Все до одного непоколебимые и дерзкие, пока туша не затрещит по швам. Рон сел на стул Гермионы и закинул одну ногу себе на бедро. Достал из внутреннего кармана вельветовой куртки свёрнутую и, на удачу Ордена, тонкую газету и принялся читать сводки войны, игнорируя до поры до времени горделивого упыря. В углу пожелтевшей страницы в заголовке Драко заметил имя матери.***
Гермиона торопливым почерком записывала на полях наблюдения о биолюминесценции и восклицательным знаком отметила себе, что нужно будет проверить подобные упоминания в исследованиях доктора Карлайла. Тропинка юлила и огибала грубые камни, которые, как рубцы, остались жить поверх лесной земли. Мох и цветы меньше росы уже привыкли к своим соседям и не преграждали им путь. Спустившись с горки вниз, Грейнджер достала палочку, преодолела первый барьер и вышла к хижине. Из книжной комнаты доносились возгласы и причитания спасённого Малфоем француза, которого профессор Люпин терпеливо выслушивал, держа руки на талии. На веранду из кухни вышла Джинни с подносом в руках, увидев Гермиону, она тут же остановилась и специально не показалась Римусу из-за угла дома. Закатанные глаза, немая и уставшая гримаса буквой «э» на её лице подозвали подругу на минутку. — Этот неженка битый час страдает о своей участи в замке, — Уизли приподняла железную крышку, и Грейнджер оперативно стащила для них две булочки на завтрак. — Что говорит? — мягкая бриошь таяла во рту. — Чего только не придумал. Его и пытали, и били, и голодом морили. Вот только на самом ни царапины. Как таким совесть позволяет притворяться жертвами? — Джинни открыла рот для добавки, которую интуитивно подкинула подруга, доставая ещё две порции. — Он вроде сын какого-то Норпуа. — Рауля де Норпуа? — Мне почём знать, — справляясь с чужим перекусом, жевала и одновременно говорила Уизли. — Если он такой же капризный, как и его сынишка, то неудивительно, чего они тянут с помощью. Так кто это? — Первый заместитель министра. В магической Франции должности передаются по наследству, так что для связей его сын важный человек. Удивительно, как он в замке оказался. — А, это, — Джинни подтолкнула в рот честную последнюю булочку. — Пожиратели сопровождали клан асаммитов . Нытика поймали на улице вроде как для еды в дорогу. Но очередь до него так и не дошла. Потом, говорит, затерялся в замке и попал на ужин к Малфою. Им потребовалось немного времени, чтобы прожевать свои мысли. — Думаешь, он знал кого спасает? — Спасал ли? — уточнила Грейнджер и, наклонившись над подносом, осилила большой кусочек. — Вероятно, Малфой рассматривал оба варианта. — И обмен, и перекус? — Джинни нахмурилась, чуть не подавившись молоком из-за жадности, и передала кувшинчик Гермионе. — Угу, — она также отпила. — Ты, кстати, видела его глаза прошлой ночью? — Нет, Гарри и Рон нас врасплох застали с его поимкой. Думаю, Римус им ещё всыпет по первое число. Они сначала его в будку закинули, прикинь? — Логично, — ответила Грейнджер и языком очистила зубы от прилипшего сладкого теста. — Оттуда труднее сбежать. — И туда труднее войти, а они ему прямой рейс организовали, — возмутилась Уизли и недовольно махнула зубочисткой, будто дротик хотела кинуть. — Вроде бы стёрли память, чего ты? — Думаешь, не вспомнит? — она погрызла острый деревянный кончик вместо ногтей. — Вампиры-маги всё те же маги, Джинни, — успокоила её Гермиона и зажала записи подмышкой, чтобы отряхнуть пальцы. — Не думаю, что кровь единорога даровала им способность противостоять Обливиэйт. — Пожалуй, — вздохнула Уизли и задумчиво посмотрела на домик в листве. — М-м, кажется, у нас проблема. Они обе взглянули на тарелку. Сладкую одиночку окружали крошки.***
— Très bien, merci, — поблагодарил игнорирующую красавицу за чай с молоком Маркиз Де Норпуа. Джинни, не задерживаясь, точнее, убегая от конфуза, ушла из книжной комнаты так же быстро, как и пришла. — Вы не присоединитесь? — Нет, пожалуйста, наслаждайтесь, — из последних сил вежливости ответил гостю Люпин и вышел на веранду, тем самым организовывая перерыв в переговорах. Пару минут лесной тишины сейчас были необходимы Римусу. Француз приподнял бровь, глядя на маленькую бриошь на тарелке. Поначалу он оскорбился, но потом предпочёл расценить это как почтение и жертву его персоне. Подумал, что это был последний достойный десерт из запасов, и Орден не поскупился ради такого гостя, как он. Тонкая кисть в запылённых манжетах и острые пальцы придержали чёрные волосы, когда Маркиз слегка наклонился отпить чаю над журнальным столиком из досок и стройных чурок вместо ножек. Занозы и тёмные круги от кружек он счёл романтикой местного быта ополченцев. Будет что рассказать в Париже. Только вот в столицу его не спешили отпускать. Право, его поздний поход в паб накануне выпускного в Академии был самой плохой идеей в жизни. В следующий раз он хорошенько подумает, прежде чем выходить из кареты без караульщика. Сейчас младшего Норпуа безопасность волновала как никогда. Сначала красноглазые Пожиратели смерти, тесный дилижанс, толпа напуганных и зловонных бродяг и очень долгая, ноющая и смердящая темнота в каменных стенах. Маркизу пришлось думать о себе самостоятельно и изобретательно спасать свою жизнь. И так он жил целое лето! Решение сломать свою палочку, чтобы Пожиратели-вампиры сочли его за магла и ели в последнюю очередь, как нечто чрезвычайно безвкусное, по сей день вызывает в нём героическую гордость. То, что с волшебной палочкой в бою он обходился хуже любого первокурсника, сын французского почти министра предпочитал умалчивать. Чёрный чай на вкус был преснее лужи в болоте. Римус расслабил брови и размял себе кожу на лбу. Мышцы под глазами устали держать улыбчивое выражение лица. Он не жалел себя — он себя ненавидел. Злился на свой ум и положение. С каждым новым рассветом ему необходимо было держать баланс между жизнью и смертью. И нельзя было выбрать только жизнь, потому что именно в этот момент выиграет только смерть. Война мухлевала всегда. Любимицу алчности, ненависти и мести никогда не побеждали. Её временно останавливали, как кровь в открытой ране. Добираясь до нужного места, жгутом перекрывали алые реки в венах и укутывали в беломраморные бинты почтения. Люпин искал то самое место, где можно было перекрыть кровотечение. Ему приходилось бесконечно говорить, ждать, молчать, требовать, учитывать, обещать и, наконец, держать слово. Он это делал. Только каждый раз боялся, что делал недостаточно. Ему трудно давалась роль хитрого, хладнокровного или расчётливого вожака. Римус был упрямым, добрым и честным человеком. И он опасался быть собой, потому что такие, как он, живыми войны не заканчивают. А умирать ему было рано. Люпин будет держаться за жизнь и пытаться, пока Нимфадора и Тедди не будут в безусловной безопасности. Но до сих пор у него не получалось создать перелом или выиграть больше, чем до этого. Почему он продолжал повторять тот путь переговоров, который только и делал, что вёл его вокруг да около? Переведя дух на деревянной веранде, Римус собрался с мыслями и вернулся к французу, к их шансу на подмогу. — Прекрасный чай, — поставил полную чашку Маркиз. — Дикие травы, полагаю? — Возможно, — не знал Люпин. Ноги еле держали спину, а спина и шея еле держали тяжёлую голову. Он сел в плетёное кресло напротив. — Месье Норпуа, гарантируйте нам помощь от министерства Франции и только тогда мы вернём вас. До смешного нелепая дипломатия или сомнительный шантаж очаровали гостя. Перед Маркизом сел типичный представитель порядочного и непорочного электората. Его наивная храбрость в прямоте вопроса надоумила француза на лёгкое превосходство в беседе. Занимательная игра в первые три хода. Дебют оппонента заранее провальный. Подобные диалоги разыгрываются до конца ради смеха и очевидности проигрыша в финале. — Хорошо. — Хорошо? — Да, договорились, — Маркиз сложил ладони в замок. — Верните меня в Париж, а я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы помочь. Римус почувствовал себя неприятно глупым. Это то, чего он хотел, но до абсурда просто оно ему доставалось. — Вы дадите мне непреложный обет, — решил Люпин. — Ох-хо-хо, мистер Люпин, это исключено. — Это не вопрос. Римуса разозлила попытка взять его за нос. Запахло дымом и отчаянием. Горьковатая смесь, не предвещающая нечто весёлое. Маркиз перестал улыбаться. Этот на вид пусть и потрёпанный оборотень мог его и убить в этой лачуге, если они не договорятся. Кто знает, может быть они уже вылавливали элиту магического мира? Младший Норпуа легко представил маньяка и убийцу в усталых глазах, тонких шрамах через всё лицо и редкой чёлке. — Вы видели сколько их в замке, месье Норпуа? — продолжил Римус загонять напуганного. Он вдруг понял, что превосходство теперь на его стороне. Однако ему всё ещё было не по нраву манипулировать жизнью. — Они сожрали половину острова. Я знаю, что вы всего лишь ребёнок высокопоставленного чиновника… — Мне восемнадцать, — оскорбился француз. — Всё же вы не должны в этом участвовать. Но вы здесь. Вам нужна помощь, чтобы убраться из Англии. Мне нужна помощь, чтобы убрать отсюда всех остальных. — У… Убрать всех остальных? Что это значит? — Увести людей с острова. — Массовая миграция волшебников? — Не только волшебников. — Что… Вы с ума сошли! — Маркиза прошиб мандраж. Но не из-за невероятно рискованной операции против законов Статута о секретности, а из-за необычайно великой удачи. — Этот остров проклят, месье Норпуа. Чем дольше мы пытаемся вернуть сюда свет, тем больше здесь тьмы, — Люпин наконец ощущал надежду телом. У него получалось достучаться. — Пока наши силы с ним равны, мы обязаны спасти как можно больше жизней. Задержать вампиров на их стороне и увести людей. Нам только нужен выход. Магический конгресс вёл спорную и раскалывающую общество политику. Вампиров и оборотней отлавливали и ссылали в Британию на помощь Ордену. Однако кто-то считал это скрытой помощью Волан-де-Морту и влиянием Вольтури, кто-то был уверен, что правительство так хочет избавиться от неудобных магических существ — сослать всех в одно место. До сих пор глава Ордена, насколько было известно Маркизу, сопротивлялся и не хотел уступать Магическому конгрессу в вопросах эвакуации. В его руках эксклюзив. Информация, которая изменит ход войны. Волна, которая разобьёт берег. О ней можно предупредить или… Её можно оседлать. Все земли были открыты, возможность построить целую страну с нуля затонула в океанах с первооткрывателями или погибла на просторах с колонизаторами. И вот сейчас, спустя столетия, она могла вернуться. Целый остров освобождённой государством территории. Заблаговременно знать о подобном редкое и судьбоносное везение в истории политики. Норпуа не упустил поводья. Люпин верил его первоначальному страху. Он для него ребёнок. Напуганный, неамбициозный, избалованный мальчик влиятельного человека во Франции. — Всё не может быть настолько плохо. Вы голову мне дурите! — Нет, — Римус пытался дожать мальчика. — Тёмный Лорд и Вольтури призывают самые древние кланы и ковены. Яд тех вампиров просуществовал не одну тысячу лет. Он совершенен. Я боюсь рано или поздно Сами-Знаете-Кто станет бессмертным. — Но тогда его можно будет просто сжечь, разве нам это не на руку? Люпин обрадовался объединению, пусть пока и только на словах, но это уже было шагом. Эмоциональной связью. — На руку, — кивнул Римус. Он не заметил, как наклонился к столику и держал его за углы. Он буквально вцепился в возможность. — Но до него ещё нужно будет добраться живым. А с такой армией… — Люпин не договорил и покачал головой. — И что потом? Мы выведем с острова всех магов и немагов, а дальше? — Война, — он выпрямил спину, ослабляя давление. — Последняя битва. Один на один. — Это самоубийство. «Это джекпот, — подумал Маркиз. — Если я всех спасу, выведу. Здесь будут только остатки армии и магического правительства Англии. А их истребит всё тот же неоспоримый враг — Волан-де-Морт. Руки будут чистыми, кладбища пустыми, а газеты правдивыми». — Это наш шанс, — верил Люпин. Свет, сердце и надежда вернулись к нему. Это всё ещё только слова, только мальчишка в его хижине, но Римус верил в исключительных мальчишек. Маркизу нужно было озвучить то, что он думал, но так, чтобы это ничего не обещало и в будущем могло исключать обещания. — Франция пожелает немалое влияние после победы, вы же понимаете это? И непреложный обет… Боюсь, это может бросить тень на доверительные отношения. — Я думаю, мы сможем договориться, — окончательно откинулся назад в кресло Люпин. — Надеюсь… Вчера Маркиз надеялся, что вампир ему не соврал и что тот действительно отдаст половину своего наследства за жизнь во Франции. Сегодня Норпуа надеялся, что оборотень поверил ему и что тот действительно будет пытаться спасти половину острова, пока он не убедит элиты в своём видении будущего страны. Завтра Маркиз де Норпуа надеялся увидеть лицо отца, когда его сын вернётся из плена с независимым капиталом, пусть и с конфискованным, с политической целью и с грандиозным будущем — новый правитель Англии. — Знаете, вы понравитесь моему отцу. Он тоже своего рода волк, — вспоминая лекции отца о честности, ляпнул Маркиз. Римус поморщился от его реплики. — Он оборотень? — Нет, анимаг, — а болотистый чай был не так уж и плох. — О… У меня друг был анимагом. Они договорились о том, что вместе пройдут через перевал и трансгрессируют там, подальше от барьеров хижины. На берегу пролива их встретят члены Ордена, которые перевезут Маркиза обратно во Францию. Младший Норпуа пообещал свою помощь в переселении и заверил, что приложит все усилия и связи для агитации магического сообщества в поддержку повстанцев. Единственные его опасения были в том, что консервативному обществу потребуется много терпения и времени. Люпин был воодушевлён лишь одной возможностью. Его угнетал только тот факт, что он не может перевести семью, пока им нужна армия оборотней. Тёплый вечер высосал силы за несколько укусов. Римус валился с ног. Маркиз заметил это и предложил продолжить обсуждение деталей завтра в дороге. Ему не терпелось начать жить. На веранде были разбросаны игрушки. Странная картина возле комнаты, где решались судьбы. — Что вы сделаете с отпрыском Малфоев? Сожжёте? — напоследок решил убедиться Норпуа. Род Малфоев был чрезвычайно богат и влиятелен, только вот служба Тёмному Лорду отпечатала на их репутации след даже за границей. — Нет, что вы. Думаем завербовать его насколько это возможно и использовать в исследованиях. Кстати, мы должны спросить вас об обстоятельствах побега. Он спас вас или взял в заложники? Маркиз подумал, что понадобится больше внимания и сплетен о том, насколько ужасен выживший Малфой. В текущих обстоятельствах забрать его наследие во Франции дело нескольких взяток и пяти-шести оправдательных интервью в газете. Ему было необходимо, чтобы вампир погиб или оставался на острове вплоть до дня коронации Маркиза. После нескольких часов фантазий власть уже не представлялась такой призрачной. — Не могу ответить точно… Ужасная ночь. Я просто бежал во тьме, пока мы не встретили стаю. Вы упомянули исследования о вампирах? — Норпуа поначалу просто хотел сменить тему, но его чутьё и талант присваивать чужое был неподражаем. — Именно, мы ищем способы как обессилить или опередить вампирскую магию, — не посчитал его интерес за потенциальную потерю Римус. — Их главное преимущество на поле боя — скорость. Наши волшебники не успевают отражать заклятия и уж тем более попадать в Пожирателей-вампиров. Целый остров для нового государства, начальный капитал во Франции и магические исследования его имени. Мерлин, пойти в паб вечером — это лучшая идея в жизни! — C’est parfait! Мистер Люпин, это звучит удивительнее, чем переселение тысяч душ. Могу ли я взглянуть на ваши наработки?***
март, 2003 год
Будка Люпинов
Люпин уронил стопку документов на стол. Все они были перечитаны и переписаны десятки раз. Мятые и уставшие так же сильно, как и он. Каждая анкета должна была быть безупречной, чтобы волшебник мог пройти через перевал Норпуа. — Никакой работы дома, — вышла из ванной комнаты Тонкс и тут же пожалела о своих словах, глядя на лицо мужа. — Прости, я знаю, что это не работа. Но мы дома, — она сбросила полотенце с головы на диван и подошла к нему, чтобы обнять за плечи. — Ни к чему это здесь. Их дом. Будка у хижины Ордена скрывала вход в подземное пристанище семейства Люпинов. Войти сюда могли только Римус, Нимфадора, Тедди и Гермиона. Однако последняя бывала здесь лишь два раза: когда устанавливали чары сокрытия и когда чертили руны защиты у входа. Грейнджер ценила и берегла это место, как семечко пшеницы в голод. Трое взрослых верили в то, что у Тедди должен быть нормальный и безопасный мир. Пусть и в таком маленьком пристанище. Перед круглым каменным камином краснела обивка широкого и скрипучего дивана, заваленного разносортными подушками и одеялами. Каждый зимний вечер Тонкс читала своим храбрецам сказки барда Бидля. Тедди всегда засыпал последним. Сразу после Нимфадоры. Отец, мать и сын могли и не пошевелиться за всю ночь, так крепко они засыпали в объятиях мягкого ворчуна. Со входа сразу было видно всю центральную комнату. Книжные стеллажи, ящики с игрушками и полки повыше со снастями и личными припасами. В дальнем левом углу кровать проказника, а в правом — полутороспальная тахта родителей. Из-за низкого потолка их сокрытое ото зла пристанище быстро согревалось. Здесь всегда было тепло, но не жарко. У огня пахло корочкой хлеба, а от большущего ковра, который питался пазлами и солдатиками, веяло подсолнухами. Только из ванной в третьем углу каждый раз после душа Тонкс пахло лавандой или сладким можжевельником. Когда родители уходили за барьеры на ночь, Тедди стаскивал отцовскую тяжёлую, как осеннюю тыкву, подушку, брал полотенца с верхних полок, ложился на диван, обнимал якобы грудь папы и дышал запахом мамы перед сном. Таким его никто и никогда не находил. Младший Люпин всегда просыпался сам за час до того, как его придут будить к завтраку. Он убирал вещи на свои места, потому что они были больше не нужны. Родители всегда возвращались домой. Сегодня кровать сына пустела. Нимфадора оставила Тедди с мальчиком наверху в хижине. Римус и она редко оставались наедине со дня его рождения. Люпин прервал убаюкивающие объятия и положил ладонь на лопатку Тонкс, приглашая на репетицию бесконечно отсроченного свадебного танца. Виниловый проигрыватель на прогнувшейся из-за тяжести книг полке накинул иглу на диск. Несколько пылинок захрипели в динамик, а за ними тихо зазвучала музыка. Сдерживая ухмылки, они выпрямили спины и выровняли носки. Секунда между ними, чтобы сердца застучали в унисон. Шаг вперёд с левой ноги. Раз-два-три. Шаг на диагональ. Раз-два-три. Она чувствовала его движения, словно птица ветер, а он… он просто был с ней. Раз-два-три. Их тела знали левый квадрат вальса наизусть. Тонкс и Люпин могли повторить его задом наперёд, спина к спине или с закрытыми глазами. Шаги были настолько синхронными, что казалось, это мир перемещал землю под их ногами, а они, в объятиях, замерли на месте. Только четвертной поворот до сих пор не поддавался супругам. Тонкс внимательно и сосредоточено сделала шаг и нырнула под руку, привычно и неуклюже, и неловкая путаница пальцев повторилась. Раз, два, три. —Ты выучил шаги, — подтрунивая, хмыкнула она ему в шею. — Мысленно повторял, когда проверяли границу, — случайно и безжалостно напомнил о последней встрече с оборотнями Римус. Танец отпустил руки. — Нужно им сказать… — Дай им ещё немного времени, — не теряла надежды супруга и, заглядывая в глаза, пригладила щетину на его щеке. — Оборотни импульсивны, но преданы. — Я проклял их детей, Дора. Какое мне прощение? — Ты не знал, — она ожесточила взгляд. Волосы её заметно покраснели у корней. — Никто не знал. Гермиона этого не предвидела, как бы мы смогли? Ноги подкашивались из-за тяжести и ответственности — стоило было дать слабину, как гнусное болото из накопленных ошибок, потерь и мыслей затягивало на дно. Римус обрушился на диван, ладонями вдавливая глаза в череп. Так расцветала приятная боль под кожей, сладость которой немного бодрила. — Кажется, это никогда не закончится. — Обязательно закончится, — Тонкс села перед ним на колени и забрала его руку. Они переплели пальцы, крепко сжимая и заставляя друг друга бороться. — У всего есть конец, любимый. Даже у вечности. Мягкий, как нагретый воск, поцелуй коснулся его пальцев. Она, бесконечно цветущая и переменчивая, дарила ему прикосновения, из-за которых хотелось жить и чувствовать. Римус прощал себе эгоизм только когда оставался с Нимфадорой. Только с ней время и его жизнь существовали без ошибок, без потерь, без гнетущих мыслей. Влюблённые слились в объятия. Огонь в камине горел плавно и наблюдал за горячими сердцами. Костры, лепестки пламени или искры жили в каждом живом существе. И прекрасными были те явления, где они служили жизни и согревали светом изнутри. Анкеты отдыхали от внимания профессора и его износившийся надежды найти ошибки или подобрать лучшие характеристики для каждого человека на колдофото, чтобы того пропустили через перевал во временную французскую колонию. Часть из них спасётся упорством Римуса, а другая — погаснет вместе с солнцем Англии. Анкета #624423 Драко Люциус Малфой:***
март, 2003 год
Замок Конисбро
Коридоры смердели пожёванной демонами и мухами плотью. Гладкий каменный пол закручивал путь по спирали и поднимал душу вверх. Двери справа могли бесконечно появляться одна за одной. Дойти до вершины крепости, до Волан-де-Морта, можно было только по приглашению. Туфли не особо одарённых умом Пожирателей смерти бывало скользили и падениями развлекали тунеядцев в разбитых и настежь открытых комнатах. У каждой прислуги был свой уголок, и слуги Тёмного Лорда не были исключением. Все они, как орда тараканов под прокисшей бочкой, обитали здесь и коротали дарованную вечность в замке Конисбро. Донжон расширили чарами, чтобы внутри поместилась большая часть армии вампиров. Драко поднялся до своей спальни. Он находил в ней такую же злую иронию, как и в будке для собак у хижины Ордена. Постель больше не служила ему островком покоя или лодкой в забвение. Если её и применяли, то только для разного рода трапез и утех. Дверь проскрипела приветствие. Забини оторвался от бедра несчастной брюнетки. — Блейз… — сжигая надежду на уединение, протянул Малфой. — Сколько раз тебя просил не жрать в общей комнате. — Довольно часто, — улыбнулся он окровавленным ртом. — Ничего не мог поделать с собой. Я был ужасно голоден. — Потрясающе, — За Забини в подушках лежало тело порции Драко с прошлой недели. Он отвернулся от неё, но не смог пропустить изувеченную порцию друга. — Что с её глазами? — Соседи одолжили, — Блейз застегнул брюки и надел рубашку. Униформа убийц сатирически делила их гардероб на чёрное и белое. — Они ими освежаются. Говорят, на вкус как куриные яйца. Хрустящие, а потом жидкие, — Малфой посмотрел на него и поморщился. — О, брось, ты бы тоже попробовал. Приятно порой съесть что-то, напоминающее человеческую еду. — Немыслимая жестокость, — оглядывая холодное лицо, голую грудь и тело, сказал Драко. Девушка лет двадцати лежала на краю софы. На леопардовых бёдрах синели чужие пальцы. Пятна животной страсти служили семицветными драгоценностями на прощание от Пожирателей смерти. Трупы женщин — одно из самых уродливых последствий кормёжки. Со временем волшебники-вампиры изобретали всё более непредвиденные подписи для своих порций. И после столь крепких трапез ни просто вера, а само знание о человечности теряло смысл. Как если бы кто-то повторял слово несколько десятков раз, и оно, будучи пережёванным разумом, теряло бы суть. К подножию башни от людей ничего не оставалось: ни от смертных, ни от бессмертных. А может быть, только здесь, в глубине тьмы, они и могли быть собой? Мёртвые жертвы на тахте и сытые убийцы у огня. На шёлковой синей обивке темнело пятно. Оно здесь давно и уже подсохло. Учитывая объёмы упущенной крови и довольный вид Блейза, смертную использовали не только для ужина. — Надеюсь, она уже была мертва, — Драко опустил веки полым глазницам. — Она… — Я не хочу знать правды, Блейз. — Малфой постарался остановить его проклятый дар говорить правду. — … была жива, — не перебивая его, закончил Забини. Он в очередной раз покачал головой и развёл руки. — Ты ведь знаешь, я не могу с этим бороться. — Разве? — пригрозил и припомнил ему проглоченную тайну Драко. Безразличие Блейза к попыткам перебороть себя злили его. — Сомневаюсь, что ты пытался. Друг и бровью не повёл. Забини говорил обо всём, что знал, хотел он того или нет. Но о той ночи, когда он нашёл Драко укушенным, Блейз молчал. Слово, звук или хотя бы знак — ничего не выдавала его проклятая душа. Малфой так и остался без тех трёх дней между жизнью и смертью. — От тебя пахнет людьми, — заметил сосед по покоям. Он отвернулся, зная, что Малфой не будет с ним говорить о потенциально опасных для него вещах, и сбросил тело девушки в камин. — Тебе показалось, — Драко взглядом проводил опустошённую и также вытащил тело своей порции из-за подушек. Золотисто-русая ведьма со спокойным лицом, белая, как молоко, упала в огонь широкого камина. Новорождённые вампиры, которые поначалу отказывались питаться людьми, уходили в пламя первыми. С каждой новой порцией в огне в Пожирателях-вампирах сгорала частица человека. Хотя Драко, глядя в огонь и в собственные мысли, сомневался, что люди себя теряли. Насилие, жестокость и ярость легко приходили изнутри, будто они всегда обитали в тени сердца. — Мне не кажется, Малфой, — почти с горечью ответил Блейз. — Разве первая ищейка Тёмного Лорда не должен различать запах людей? Или на себе сложно его заметить? — Надолго ты вернулся? — проигнорировал его Драко. Молчание в их отношениях стало привилегией. — Не знаю, — сдался Забини. Он часто пытался вывести друга на чистую воду, но безуспешно. Драко не понимал и не мог спросить его, зачем он это делал. Чтобы предать или чтобы вернуть доверие? В любом случае Драко был бы уже мёртв. Блейз с нового дня рождения не держал язык за зубами. — Тёмный Лорд вернул наши отряды после того, как мы проиграли. — Что? — развернулся на него Малфой. — Да, три отряда пошли на Чевиот-Хилс и с ума сошли ещё у реки, — Блейз палочкой очистил тахту и туфли от крови. — Эдан, помнишь его? Парень с красными руками. Сам себя сжёг. А та блондинка, которая мысли читала? Она себе в голову камни вдолбила. Чёрт, то ещё было зрелище. — Не понимаю… Вампиры убили сами себя? — Мерлин, надеюсь, не сами. Думаю, их заставили. Это должно быть какая-то ловушка, проклятье или заговор. Говорю же, они как с ума сошли. Холодные и склизкий голос прополз под их кожей. Волан-де-Морт призвал в свои покои. Блейз прошипел и слегка пошатнулся из-за послания в разуме. Он опасался и ненавидел встречи с ним. Подобные собрания напоминали очень долгую и изнурительную игру в русскую рулетку. Всё обходилось, и подозрений в сторону Драко не было до сих пор, потому что Забини не давали слова.***
октябрь, 2000 года
Домик на дереве
Повязка на рту ослабла, но ещё держалась. Малфой не спешил от неё избавляться. Сейчас его вниманием владела другая мысль. Дверь люка не скрипела досками, не пропускала ветер в щели, не шевелилась, когда дерево качалось — заколдована. Драко предполагал, что и окно без стекла и рамы заблокировали чарами. Пусть дом выглядел ветхим, как воющая хижина, но просто выйти отсюда не получится. Уизел, бессовестный изверг, в пятый раз подогревал волшебной палочкой кофе и читал газету. Либо он чертовски медленно читал, либо не читал вовсе, а пялился в текст, думая о своём. Что бы там ни было, Малфой так и не собрался с силами, чтобы присмотреться и прочитать абзац о матери. Драко подумал, что оно к лучшему. Орден, вероятно, посвятил ей до обезвоживания едкие слова. Некролог о чистокровной и верной Волан-де-Морту четы под чашечку горячей гордости за маленькие возмездия. Ни к чему ему горечь и ком в горле, там и без того больно. Цепь неутомимо и ровно с той же силой, что и днём, сдавливала вампиру запястья. К вечеру Малфой попробовал растянуть кольцо ещё пару раз, но пахучий пёс в джинсах замечал и, наблюдая за ним, молчаливо прокручивал в пальцах палочку. Драко плохо себе представлял, на что способен Уизли после двух лет войны. Характерный для волчьих когтей шрам на лице и омерзительный запах шерсти гарантировали большие проблемы, если его потревожить. Для манёвра и побега пригодился бы щит или хотя бы препятствие между ними, но, будучи надёжно скованным и близким к упадку сил, рисковать не хотелось. Вампир словно уснул с открытыми глазами, уставившись в пол. Рон время от времени проверял его между чтением новостей и каждый раз раздражался из-за его глаз. Кукольные, мёртвые и неподвижные, как камни на краю бездны, глядели в только демонам известную тьму. Если бы не исследования Гермионы и её конспекты по многочисленным вампирам, где, на счастья Уизли, не было ни одного упоминания о телепатии, то оборотень сейчас бы так сдержанно себя не вёл. При первом же подозрении, что Драко использует нечто подобное, Рон разбил бы вдребезги каменную голову. В дверь люка постучали три раза. Веки ледышки приподнялись. Рон отложил газету на стол. Бумага тут же сгорела, не оставляя за собой чёрного праха. — Чёрт, — ругнулся Уизли, опять забыв, что корреспонденция само уничтожается после первого чтения. Независимо от того, прочитал ли ты до конца или нет. Так в военное время они делились сводками и не допускали утечки информации. Чернила на газете проявлялись только после того, как член Ордена добровольно прикоснётся к бумаге. Вампир оживил взгляд и поднял голову при виде пламени. «Ну, конечно, — саркастично удивился про себя Рон. — Вы как комары в ночи. Стоит огонь зажечь, сразу оживаете». Мысленно прочитав заклинание, Уизли снял защиту с люка и откинул дверцу. — Какой денёк, а? — с излишним энтузиазмом поздоровался Гарри и поднялся по последним двум ступенькам с помощью рукопожатия друга. Поттер пришёл с деревянным и, судя по наклону его спины влево, тяжеленным ящиком инструментов. Синие джинсы и чёрные волосы пестрили опилками. Рон ступил на одну ступеньку и наклонился вниз, чтобы протянуть руку. Из люка, как приглашённая на танец леди, поднялась Грейнджер. Если бы не вязаный сарафан и стопка перемятых пергаментов под рукой, можно было бы восхититься грацией её персоны. — Драко, — кивнул и поприветствовал Гарри, проходя мимо к столу. Малфой отвлёкся от пары, которая видимо была уверена, что их немой флирт и блестящие глаза никто не замечал. Не двигая головой, он глазами проводил Поттера. Очередная кукольная имитация разозлила Рона даже со стороны. Он сделал вид, что внезапно что-то вспомнил и ему нужно обратиться к Гарри, чтобы не встревожить Гермиону. Резкий вздох и будничная улыбка прикрыли маленькую вспышку агрессии. До таких трюков Уизли сам бы не додумался, просто потому что не в его привычке врать и утаивать свои чувства. Однако без них Грейнджер каждый день переживала бы полёт на метле. Уловкам для сохранения отношений Рона научила Лаванда. — Уже наказали? — ухмыльнулся Уизли, указывая на джинсы Гарри. — О нет, я профессора ещё не видел, — посмеялся Поттер и отряхнул штаны. — Но думаю, нам и так достанется, вот и решил не тянуть с ремонтом. — Начнём? — позвала и выдохнула Гермиона, когда поставила себе стул напротив Драко. — Да, — хлопнул в ладоши Гарри и пододвинул стул, на котором до этого сидел Рон. Поставив его спинкой вперёд, Поттер также сел напротив пленника. — Итак, что обсудим первым? Рон отошёл и наконец допил кофе. Он стукнул кружкой по столу и облокотился на стену позади ребят. Драко чувствовал, что в комнате им стало пахнуть сильнее. — Думаю, в первую очередь, поговорим о нашем госте, — на коленках перелистывала уголки записей Гермиона, убеждаясь, что другие её вопросы пока не в приоритете. — Мгм, — согласился Гарри и задумчиво проверял в уме свои вопросы, что-то растирая между пальцев. — Драко, почему тебя нашли с человеком? Все трое посмотрели на прикованного к стулу вампира, ожидая добровольного ответа на втором допросе. Малфой смотрел в упор на Поттера. Вампир будто был под парализующем заклятием. Так на секунды замирали хищники перед прыжком. Только движение чёрных зрачков могло подсказать, когда именно животное сорвётся в погоню. — А, — вдруг каркнула Гермиона, заставив Рона вздрогнуть. — Боже, совсем забыла. Она положила пергаменты на сиденье и подошла к Драко, чтобы снять повязку со рта. Он не пошевелился от её возгласа и, казалось, не собирался двигаться и сейчас. Вампир продолжал пялиться на Гарри. Когда чрезмерно тёплое и ароматное запястье вновь потянулось к лицу, Малфой мотнул головой. С пренебрежением уворачиваясь от её прикосновения. — Ой, ну надо же, — возмутилась Грейнджер и подошла ближе, чтобы двумя руками развязать узел. Препятствие. Малфой резко нагнулся и сломал спинку стула. Он отпрыгнул и подтянул колени к груди, пропуская скованные запястья вперёд. Теперь замок из пальцев был перед ним. Только Грейнджер успела отпрянуть от столкновения. Вампир накинул ведьме на шею кольцо из цепи и собственных рук. — Не вздумай, — прошипел Драко в лоб Гермионы, когда она попыталась достать свою палочку из набедренной кобуры. Малфой предплечьями сдавливал ей челюсть и шею, а его запястья и цепь врезались Грейнджер в затылок. Рон и Гарри наставили на него палочки, но не нападали, так как знали, что вампир подставит их подругу под удар, как бы быстро они не колдовали. Малфой схватил волосы Гермионы на затылке и резким движением заставил её развернуться лицом к друзьям. Уизли чуть не выпустил заклятие, но сдержался, оскалив сжатые зубы. Медленно опуская палочку, Гарри сделал шаг к ним. Гермиона подняла руки к шее, но за цепь не схватилась. — Малфой? — Стой, где стоишь, Поттер, — Драко сильнее прижал к своей груди Грейнджер, и та закашляла из-за удушья. Не позволяя приближаться и выдерживая дистанцию, Малфой шагнул назад. Гарри сделал ещё шаг и совсем опустил палочку. — Поттер, — уже прорычал Малфой. Гермиона покосилась на друга и сдержала себя, чтобы не оттянуть цепь от горла. Она прижала руки к своей груди и одним пальцем указала на звено. — Драко, давай поговорим, — приподнял руку Гарри и шагнул ещё два раза. Малфой резко отступил. Доска под ногой мгновенно размякла и пропала, напугав вампира, как пропущенная ступенька. Драко падал вниз. Цепь сдавливала трахею Грейнджер. — Редукто! — ювелирно выстрелил в звено Гарри. Гермиона ахнула, глотая воздух. — Вингардиум Левиоса! — поймал её Рон. С грохотом прогнивших досок и сухих осенних веток вампир рухнул на землю. Поттер подбежал к краю дыры. Уизли схватил Грейнджер за плечи. — Порядок? — Да, — прохрипела она. Дом на дереве был ниже, чем ощущал Драко, высотой метров шесть. Взломанные браслеты с бешеной скоростью примагнитились к друг другу. Между наручниками осталось одно звено. Металл сдавил запястья до скрипа и трещин. Наверху мелькнул рыжий Уизел. — Этернум Пакс! — Нет! — срывая голос, сбила палочку Грейнджер. — Рональд, оно только три раза срабатывает. Грейнджер сберегла последний удар. — Уходит, — поторопил их Гарри. Малфой не находил начало тропы. Времени было мало, поэтому он доверился интуиции и бросился в лес. Напролом, переломав кусты, вампир бежал с горки в чащу. Но вдруг в лоб будто впечатался бладжер. Невидимый барьер разбил бы его тело, будь он голоднее, чем сейчас. Вампир отлетел и упал на спину. Со скованными руками было сложно группироваться. Магнитный гул разлетелся по лесу. Из-за искр в глазах привиделся маленький мальчик с зелёными волосами. Он стоял за текучей стеклянной радугой и заливался смехом, держась за живот. Драко поморгал и встал на ноги. Перед ним мерцал купол защитных чар. Малфой осознал, что босой мальчишка в пижаме ему не привиделся. Нужно было бежать в другую сторону. В грудь вампира прилетел второй бладжер. На этот раз полегче, но всё равно неприятно. Рон заклинанием отбросил Драко. Он снова врезался в барьер спиной и упал на задницу. — Сидеть, — скомандовал Уизли, угрожая лицу пленника палочкой. Такая редкость точно попасть в вампира. Упырь прохрустел спиной и шеей, как притоптанный зимний снег. Малфой ощущал, как тело вот-вот заноет и суставы его покроются песком — первые симптомы жажды. Он приподнялся, чтобы выровнять позвоночник, и сел между босым мальчиком и Вислым, упираясь спиной в барьер. Как под водой, слышалось неразборчивое эхо ребёнка, который подбежал к куполу и рассматривал нового для себя человека. — То, как ты сейчас поступил — неправильно, — вынес приговор, сбегая с горки Поттер. Драко подорвался для нового рывка. Рональд вонзил в него ещё заклятие. — Ай! — Малфоя обожгло. — Не делай так, — объяснил Гарри удар Рона. Вампир прижал руку в том месте, куда попал луч. Наверное, ещё пекло. — Куда ты бежишь, Малфой? Вопрос очевидно не понравился Драко. Он дёрнул крыльями носа, будто Поттер поймал снитч прямо перед ним и поиздевался вдобавок. — Во Францию, я полагаю, — продолжил Гарри. — Но портключ сейчас просто так не достать. Магический конгресс хочет удерживать вампиров здесь. И даже если ты выберешься, то оттуда тебя всё равно сошлют сюда. Это, — Поттер развёл руками и присел, — это что-то вроде вашего нового дома. — Новый Азкабан? — Да, — ухмыльнулся одинаковым мыслям Гарри. — Только размером с остров… Бежать тебе некуда. Оставайся. — Нет уж, — с подозрением глянул Драко на Рональда. — Слушай, там, — Гарри кивнул в сторону леса, — либо Пожиратели тебя поймают и сожгут за дезертирство, либо оборотни разорвут. — По-моему, там есть выбор. — Согласен. Я вот не против, чтобы он ушёл, — вежливо добавил Уизли. Поттер для вида наградил друга попрекающим взглядом, чтобы Рон ослабил напор. — Я знаю, что ты неплохой, — принялся дальше по-хорошему уговаривать Гарри. — Ни хрена ты обо мне не знаешь, Поттер. — Ты не сдал нас в поместье. Твоя мать солгала Сам-Знаешь-Кому в лесу, а отец шпионил для Ордена. И сейчас ты сбежал с человеком, будучи проклятым и голодным. Мог бы съесть его и неделю быть сытым, а то и дней десять, если без битв. Но ты этого не сделал. Почему? «Отец был шпионом? Маму поэтому убили?» Оползень вопросов скатывался ему в рот. Вампир прикусил язык и сглотнул слюну, притворяясь, что борется с жаждой, а не с приступом ненависти к Люциусу. — Нам нужен вампир. Для исследований, — воспользовался его молчанием Гарри. — Жизнь ты не потеряешь… — Если будет вести себя примерно, — уточнил Уизли. — Да, точно, — щёлкнул пальцами Гарри в сторону «плохого» полицейского. — За время исследований ты не потеряешь жизнь, если будешь вести себя примерно. Помоги нам, а мы поможем тебе. — Как вы мне поможете? — Не убьём. — Не причиним вреда, — дипломатично поправил Гарри друга. Малфой хрипло засмеялся, а его улыбка обнажила только одну сторону зубов. Он взглянул на свои сдавленные металлом запястья. За его спиной теплел барьер, а голос мальчишки давно стих. Но он ещё был здесь. Вампир совсем немного чуял сладкий и молочный запах его макушки. Жажда сушила и растапливала горло. Оковы, боль, мир — все диктовали ему одну и ту же мысль: он пленник и внутри, и снаружи. — Или вернём к жизни, — внезапно сказала Грейнджер, спустившись с горки. Все обернулись на неё. — К человеческой жизни. — Это гипотеза, но да, призрачные перспективы у нас есть, — неуверенно заверил Гарри. — Так что, по рукам? Поттер встал на ноги и протянул Малфою правую ладонь. Драко колебался. Он взглянул на Гарри, который навряд ли был способен врать; на оборотня, точившего зуб на него; на ведьму, обещающую вернуть человека. Всё было ужасно сомнительным, но сейчас он не мог даже выйти за барьер. И отец… Нужно было подождать, узнать и только потом бежать. Драко прозвенел цепями и взял руку Гарри.***
март, 2003 год
Хижина Ордена
Хлопок взорвался в ушах и вышиб Тедди из забвения. Ребёнок проснулся в своей комнате. Ладошки вспотели, а пижама на спине противно намокла. Его глаза привыкали к темноте. Он специально глубоко вздохнул и задержал дыхание, чтобы не всхлипывать как девчонка. — Тоже кошмар? — страшно близко спросил Коннелл. Тедди резко обернулся и потерял выдержку. Его новый друг сидел на подоконнике, обнимая свои колени. — Да… Давно ты? — он кивнул, мол, как давно проснулся. — Ещё темно было. — Мама говорит, если не спать, то будешь злее зверя в лесу… Обидишь кого-нибудь, — младший Люпин стащил подушку и положил её напротив Коннелла. — Или ещё хуже — заболеешь, — сел рядом. Во дворе стихло. Небо светлело, понемногу созревал румянец. Деревья не шевелились. Туман со сном падали вниз, в высокую траву, где едва покачиваясь левитировал ловец снов. — Моя мама болеет, — сказал мальчик, торопившийся взять ответственность мужчины. — Она, наверное, очень испугалась, когда меня потеряла. А ей нельзя пугаться. У неё сердце слабое. Мне надо к ней. — Тебя отведут, — уверенно закивал Тедди. Это то, чем он мог помочь — гарантией. — Когда? — решительно спросил его Коннелл, потому что со взрослыми он бы не осмелился быть настолько требовательным. Мальчики услышали шум скинутых веток за окном. Рон и Лаванда пришли на задний двор. Они отряхнули куртки, а Римус принёс что-то большое и продолговатое в одеяле. Солнце появилось из-за горизонта. Яркие осенние лучи обожгли листву и изумрудные иглы. Браун начала заколдовывать брусья, из которых вырезались доски. Дерево раскалывалось и собиралось в ящик средних размеров и незнакомой ребёнку формы. Уизли, пряча глаза в тени, очистил борта от ничего и пригладил дно незачем. У его заботы больше не было адреса, поэтому она просто искала причины быть. Люпин бережно положил свёрток внутрь. Во дворе двигались тела и только. Странное чувство недоверия своему теплу растеклось в груди младшего Люпина. Он будто наблюдал за сухими бабочками, за их оболочками, которыми кто-то играл на верёвочке сверху. Почему-то всё вокруг медленно пустело. Даже воздух, хотя дышалось мальчику как обычно. — Наверное, завтра, — сжал губы и, не понимая внутри чувства скорби, прищурился Тедди.