чат "мы крутые"

Кадзуха выключил телефон и откинул его в сторону, случайно попадая на самый край кровати, откуда секундами позже телефон скатился и глухо ударился об ковёр. Ком в горле не предвещал ничего хорошего, а буря разных эмоций, с преобладающей обидой, как бы намекала, что ещё один вечер он не проведёт, как нормальный человек за подготовкой к школе. С горем пополам светловолосый встал с кровати и пошёл в ванную, что находилась напротив его комнаты. Весьма удобно. Зайдя в светлое помещение парнишка открыл шкафчик над раковиной, доставая оттуда пачку транквилизаторных таблеток. Вытаскивая оттуда четыре, сразу закидывая в рот, он набрал воду в стакан и запил препарат. Парень вернулся в комнату и сел за стол, доставая все предметы, что были заданы, их было правда много, любой другой забил бы огромный болт, но не Кадзуха. Синдром отличника гложил его уже не первый год, сколько парень не пытался-ничего не помогает. Это можно сравнить с ощущением, когда ты только проснулся и тебе нужно вставать, а ты не можешь себя поднять, только это состояние не идёт минут тридцать или больше, меньше, а преследует на протяжении, почти всей жизни. Парень сел за стол и отодвинул ящик с пренадлежнстями и достал все необходимое. Немного потупив в стену он начал пробегаться по всем моментам, что помнил из жизни. Неприятное ощущение давящее на грудь вновь вспыхнуло, а слезы постепенно накапливались в необычайно красивых глазах. Пытаясь подавить этот порыв эмоций, так как таблетки ещё не начали свой эффект, он поднял глаза вверх, сталкиваясь со своим отражением на поверхности глянцевого потолка. Он не сдержался. Смотреть на свое отражение в таком виде было выше него. Первая слеза скатилась по щеке, застывая на линии подбородка, а после падая и разбиваясь об бледное бедро парня. Каэдэхара рукой вытер дрожку оставшуюся от слезы, но это не помогло, слезы продолжали литься из глаз, и как бы он не пытался их остановить ничего не помогло, это переросло а истерику. Руки сжимались на голове, вырывая светлые пряди мягких волосы. Сжимались друг на друге, расцарапывая кожу до крови, вся тыльная сторона ладони была красная, в кровоточащих полосах от ногтей. Это было больно, но он ничего не чувствовал, пытаясь хоть куда-то деть свои руки и перегнать слезы в физическую боль. Жертвой стали не только ладони, но и предплечья, и запястья рук так же были нещадно расчесаны парнем. В попытках сдерживать себя два года от ненужных ему эмоций это вылилось в бешенную истерику. Он не мог прекратить все это. Слезы все ещё прозрачными каплями скатывались по щекам, губы, уже искусанные вдоль и поперёк трусились, словно осиновый лист, а руки, поймавшие тремор, не могли удержать и карандаша. Это больше было похоже на паническую атаку, нежели на истерику. Дыхание уже давно сбилось, несмотря на попытки перевести его, не получалось, Кадзуха будто задыхался, было сложно дышать. Тошнота, что была ещё в самом начале, стала ещё больше, было ощущение, что его сейчас стошнит прямо в комнате. Глаза были будто за пеленой, слышно было только собственные всхлипы. Он будто бы находился под водой, в грязной воде, болотной, он чувствовал себя ужасно, он чувствовал себя разочарованием семьи, коим его считали, чувствовал себя главным ничтожеством этой вселенной после каждой упавшей слезы. Вскоре приступ прекратился, а на смену ему пришла апатия за ручку с похуизмом и желание покинуть этот мир. Но он ведь не будет ничего делать с собой..он не должен, пока не время. Кажется, препарат дал свое действие. Лёгкая эйфория после большой дозы препарата была очевидна. Он сбросил на пол все, что лежало на столе, на место этого доставая блокнот из ящика и чёрную, гелевую ручку. Немного помедлив с мыслью, он решил записать все, не так как он делал обычно, выбирая самое главное и записывая так, как будто на итоговом сочинении сидит. Он вздохнул и взял во все еще дрожащие руки ручку, записывая: "Ну здравствуй дневник, это снова я, давно же я тебя не доставал ахах. Я уже и соскучился, на самом деле. Иногда перечитываю то, что писал давно, ещё года три-два назад, я хотел бы сейчас оказаться в тех временах и написать насколько все пиздато было, по сравнению с нынешним. Я правда не знаю, что уже и писать, я не знаю, что я чувствую, я не могу понять кто я, я не могу себя найти, я просто..потерялся(?) у меня было много различных опытов дружбы и общения, везде я был разным, это, кажется называется, подстраиваться под человека? создание новой личности? я позже обнаружил, что лучше просто молчать и быть спокойным, просто таким, чтобы никто не доебывался, когда ты не улыбаешься. Кстати день сегодня прошёл обычно, ничего нового, кроме одного момента под конец дня. Как обычно я просто лежал и все, чат начал взрывать я от сообщений, Аято с томой помирились, вроде, уже все знают, что они влюблены друг в друга кроме них самих, идоты, согласись? В общем, я поссорился с человеком, который мне ближе всех, кто у меня остался, ахах. Это я виноват во всем, мы договорились держать все в тайне, а я взял и пизданул. я такой урод, как внешне так и внутреннее..правда, я не знаю, что со мной, я начал чувствовать эмоции? хуевые эмоции на самом деле. транквилизаторы тоже уже заебали, хочется просто всю пачку въебать, я не ел уже два дня, не хочу косплеить итэра, поэтому утром лучше что-то закину, если не блевану, хвх, ладно, правда, я постараюсь сделать что-то, чтобы моих слез больше не было, я вновь стал слабым, да?...Я ведь заплакал, я такое ничтожество, правда, я не думаю, что мне нужно...— На этом предложении послышался звонок и стук в дверь. Странно, Кадзуха никого не ждал, может пришли по его душу? Перед тем как открыть он зашёл в ванну и посмотрел на себя в отражении. Быстро плеснув воды в лицо, чтобы немного убрать покраснение, он вытерся полотенцем и пошёл открывать дверь. Даже не спрашивая кто там и не смотря в глазок, хотя смысла не было, он все равно не дотягивается до него. Два раза провернув ключ он открыл дверь. Там стоял..блять. Скарамучча. Уж кого кого, а его он встречать в таком виде не хотел. —Тебя не учили спрашивать, кто за дверью стоит, перед тем как открывать её?—с некой долей агрессии, что обычно для парня, спросил он. —А зачем?–спросил Кадзуха, позже понимая всю тупость вопроса, он прошёл в гостиную. —За шкафом, вдруг тебя убить хотят?–в глупой манере ответил Скарамучча, проходя следом за парнем. —Ну и славно.—ответил Каэдэхара, уже зная, что ему дадут по ебалу, образно говоря конечно, но все же. —Чего? Ты ебанатик или на приколе? Не смешные шутки у тебя, заканчивай.—садясь на диван рядом с Кадзухой, ответил Скарамучча. —Кто сказал, что это шутка? Ладно, чего пришёл-то? Чай будешь?— Скарамучча кивнул на предложение о чае, и Каэдэхара пошел на кухню. После вскипания чайника, делая обычный алгоритм заварки чая, он пошел в гостиную. Отдавая кружку с кипятком в руки гостя. Кружка была не горячая, несмотря на градус жидкости в ней, и сел рядом. Не желая смотреть на парня с таким видом, он отвернулся и смотрел прямо, держа кипяток в руках, ему не хотелось ещё больше добивать себя, но.. —Давай расстанемся?—кажется, это сделали за него. Больно. Безумно больно. Удар в груди отдался по всему тело. Рот открылся в попытке что-то сказать, а глаза застыли на одной точке. После долгого молчание, Кадзуха наконец-то сказал: —Почему..?—пытаясь подавить дрожь в голосе от недавней истерики, и подступающей новой. —Я не знаю, Кадзу...правда, мне кажется это была глупая затея, прости, я правда тебя люблю, ты мне далеко не равнодушен, но..прости?—Скарамучча сам был на пределе, но не подавал виду. Кадзуха повернул на него голову. —Думаю, ты прав.—ответил он и понял, что сейчас, кажется, лишился последнего глотка воздуха, который у него оставался. Скарамуччу передернуло от вида..теперь уже, бывшего парня. Глаза, будто были стеклянные и красные, очевидно было, что он плакал, губы были покусаны так же сильно, как и удар который сейчас прошёлся внутри Скара, от вида любимого человека и своего глупого решения. —Я..я наверное пойду..да?—синеволосый отдал кружку с чуть отпитым чаем, и встал с дивана направляясь к выходу. Кадзуха направился следом. Встав у выхода, они посмотрели на друг друга и Скарамучча, прильнув к парню, легонько дотронулся его губ. Как бы целуя на прощание. Со словами "прости", отпечатанными на губах, они развернулся на сто восемьдесят градусов и закрыл дверь самостоятельно. Кадзуха, что стоял с кружками в руках, опешил. Руки ослабились и кружки полетели на пол разбиваясь на осколки, точно так же, как и кадзуха, падая на эти осколки. Последнее, что услышал Скарамучча, отходя от двери-разрывающий душу крик, и слезы вырвались из его глаз, падая на холодный бетон.