Только за смертью начнётся настоящая жизнь

Тело содрогается от жара прикосновений – горячие руки оглаживают исколотые морозом пальцы, скользят выше, нежно обхватывая запястья, чуть на себя тянут, привлекая внимание; цепкие глаза пытаются поймать её взгляд, в лицо заглянуть, но Клара упрямо отворачивается, поджимая посиневшие губы. Она говорит с ним не хочет, молчит обижено, но всё равно не выдерживает. – Бесполезно это всё, – и отчего Александр не слушает её совсем? Она говорила не звать никого – а он всё равно Данковского приволок. Вцепился в него, будто тот понять мог что-то – Бакалавр повязками её обмотал, сути не понимая, да обратно на руки сдал – и толку с этого? – Ничего ты не остановишь. Холода в этом году наступили слишком рано. Не успела Песчаная Язва окончательно уйти, как улицы Города замело – мороз все дома обошёл, пока до неё добрался. Внутри поселился, обжился и когтями теперь по коже водит, тёмные пятна оставляя – Кларе холодно, ужасно холодно, но никакие столичные врачи тут не помогут. – Нет. Остановлю. – Я замерзаю. Нет мне места здесь – где нет ни чумы, ни смерти. Но ты не бойся. Я всё равно рядом буду, – она наконец глаза подымает и улыбается – мягко, надеясь подарить надежду, за плечо ухватываясь, медленно, будто боясь спугнуть, перебирается на колени. – Ты же веришь мне? – Всегда верил, – тёплое дыхание ошпаривает бледную кожу, но Клара всё равно тянется ближе – в ладони лицо его ловит. Чуть отогретая кожа на руках кровавыми пузырями идёт – пальцы почернели, не сгибаются, с большого уже ноготь сошёл. – Я за твоим плечом стоять буду. Всегда – ты слушай только. Он долго не отвечает. Ладонь её целует, глаза прикрывая – и устало выдыхает. – Хорошо. Я верю. Верю – только ты всё равно на улицу не выходи больше, ладно? – Она утыкается в его плечо и замолкает. Не понял. Не верит до конца. Но это и не важно – недолго ждать осталось. Скоро Бакалавр подтвердит, что больных в городе не осталось, скажет, что никто из солдат не заражён; скоро торжественно произнесёт: Песчанка побеждена, а её остатки уничтожили наступившие морозы. Совсем скоро Блока отправят на Фронт – только это и имеет значение. Когда он на мгновение прикрывает уставшие от бессонных ночей глаза, тотчас же проваливаясь в сон, Клара спрыгивает с колен – она тела своего и не чувствует совсем, но оно само знает, куда надо идти. Ветер захлопывает за ней дверь. Глаза болят от света, – в степи белым-белом – сами закрываются, и шаг её всё медленнее, коченеют ноги, двигаться вовсе перестают, подкашиваются. В снегу тепло – словно вновь в крепкие объятия Александра упала, она одежду с себя снять пытается, чтобы ближе оказаться, телом всем прильнуть, руки не слушаются, ткань под движениями рвётся, ладони её глиной мажут, тело трясётся всё от озноба, судорогами выгибается – Клара делает последний вздох. Клара знает – он поймёт. Может не сейчас. Но когда перероет всю степь, когда так и не найдёт её тела, когда уедет прочь и отправится на Фронт – там, одерживая победу за победой, он поймёт. Услышит – как она ведёт его в бой.