Знаешь, я теряю свободу, когда теряю тебя.

Утро Уёну далось тяжело. Сонхва уснул прямо на его плече тем вечером. Будить старшего, зная какой у него неспокойный сон, когда он в тяжелом состоянии — вообще не вариант, ибо тот больше не уснет. Поэтому, Уён лучше всю ночь потерпит и на утро не будет чувствовать руки, чем Сонхва всю ночь проплачет. Около восьми часов, ему удалось высвободится из захвата, так как Сонхва проснулся и просил пить. Жадно осушил почти весь графин, а потом Уён снова уложил его, но уже на кровать, моля всех богов, чтобы его хен снова заснул, и боги его услышали. Завтрак готовить желания не было абсолютно. Уён, уставший Уён не был способен на приготовление чего-либо. Поэтому, немного подумав, его выбор падает на кофейню, что находится через дорогу. К тому же, Пак очень любит круассаны из нее. Еще раз проверив друга, Уён надевает ветровку и выходит на лестничную площадку, почти беззвучно закрывая дверь. Вызывает лифт, ждет пару минут, заходит, «тык» по кнопке, разворачивается к стене, чтобы прижаться к ней спиной, как между щелкой закрывающихся дверей пролезает рука, а потом чуть слышное «извините». Стоит Уёну увидеть, кто зашел внутрь, как через зубы выдыхается ядовитое «вот блять». Не такого утра он ждал, да, вот вообще не такого. Хонджун замялся, клацает по кнопке и встает напротив, поднимая глаза на Уёна. А Чону противно смотреть на него. После того, что было три года назад, разбавленное вчерашним, всё, что он хочет сделать — сломать Киму лицо. — Уён-а… — тихо зовет Хонджун. — Господи Иисусе, заткнись! Не называй меня так. Не смей со мной разговаривать! — Как он? — будто не слыша всего яда в свою сторону спрашивает старший. — Никак, — тихо выдыхает Чон, опуская голову, — ты омерзителен, Ким. — Всё? — Нет, у меня много слов, которых я хочу сказать тебе. Но я не хочу потом отмываться за них в аду. — Я слышал всё вчера, — внешне сохраняя спокойствие, хотя внутри все сжигается, — скажи пожалуйста, как он? Уён вновь тяжело выдыхает. Трет пальцами переносицу, плотно закрывая глаза. — Спит, — тихо, чуть слышно. Губы Хонджуна трогает улыбка, но Уён этого не видит. Он пытается держаться, чтобы не разреветься, когда Ким начинает давить уже на его больную точку. — Сан много говорил о тебе… — Боже, заткнись, я прошу, мне не интересно, что Чхве говорил... обо мне, — сохраняет лицо, хотя голос предательски срывается. Двери лифта открываются, и Уён выбегает из железной коробки первым. Вот зачем Ким так делает? Чего он хочет добиться? То, что было уже давно прошло. И никогда не вернется.

\\\

Когда Уён возвращается с двумя стаканчиками и теплыми булочками в бумажном пакете, он обнаруживает, что Сонхва уже проснулся. Сидит сонным совенком в кровати, потирая чуть опухшие от вчерашних слез глаза. — Ты такой милый, хен, — улыбается Уен, застывая в проходе спальни. На это Сонхва чуть улыбается, щуря глаза. — Доброе утро, Уён-а, — хрипло проговаривает он, снова потирая лицо руками. — Я купил кофе и твои любимые круассаны, — младший вытягивает руку с бумажным пакетом, чуть потряхивая им. — Спасибо, дай мне пять минут. Уен кивает, разворачивается, удаляясь на кухню, чтобы накрыть на стол. — Хён, — Уен откусывает кусочек шоколадного круассана, отпивая свое латте, — Мне нуфжно… — Прожуй сначала, — улыбается Хва, делая большой глоток капучино. Уен начинает быстро жевать, помогая размельчить пищу напитком. В конечном итоге он проглатывает, мило причмокивая. — Мне нужно сегодня сходить на учебу, я вернусь вечером, ты… ты как? Сможешь тут побыть без меня? Сонхва внимательно слушает, а потом кивает: — Не волнуйся, я в порядке. Юнбин писал с утра, сказал, что приземлился. У него все хорошо, — на эти слова Уён улыбается, — спросил, сможем ли мы созвонится. У него пока свободное время есть. Так что не переживай, я буду в порядке. Уён тянет улыбку шире: — Да, хен, секс по телефону — дело такое, захватывающее. — Фу таким быть! Хотя… Уён прыскает со смеху, и начинает давится. — Хен, ты извращенец! — Я?! Ты сам сейчас сказал.... ! — Сонхва задыхается от возмущения, — Ни стыда у тебя, ни совести, Чон Уён. — Ладно, ладно, спокойно, хен, — парень поднимает руки в жесте «сдаюсь» и продолжает поедание своего шоколадного круассана, в начинке которой уже измазался. — Чудо ты в перьях! Посмотри на себя! — теперь настала очередь смеяться Сонхва. — Что? Что не так? — Ты весь в шоколаде! — Так вкуснее, хен, хочешь, тоже попробовать? — парень поднимается с места, подходя к старшему. Берет на палец немного шоколада размазывая его по щеке Сонхва. — Ты что делаешь?! — вспыхивает старший. — Учу тебя правильно есть вкусную еду, — он повторяет действие снова, пачкая уже другую щеку. — Блять, — тихо выдыхает Сонхва, уворачиваясь от следующего мазка. — А вот за такие слова, знаешь, что бывает, хен? — Уён уже не на шутку раззадорился, он валит старшего на пол вместе со стулом, начиная щекотать. Сонхва не может сдерживать истерического смеха, катается по полу, пытаясь отнять от себя руки младшего. — Перестань, Уён, пожалуйста, — сквозь смех буквально молит старший. Но Уён хочет, чтобы хен смеялся как можно дольше, поэтому продолжает эту маленькую пытку. В итоге: кухня немного разнесена, остатки кофе пролиты. Оба парня сидят на полу измазанные в шоколаде, зато весёлые и, кажется, счастливые. Чон Уён — это как одеяло безопасности Сонхва. Когда рядом он, старший не боится ничего. Вместе они прошли все ужасы жизни, начиная мелкими школьными неприятностями, проблемами с родителями и заканчивая тяжело закончившимися отношениями. Сколько слез было выплакано в плечи друг друга, сколько проблем было обговорено. Сколько раз Уён был рядом, пока Сонхва буквально умирал от того, что происходило с ним. Это Уён тогда вызвал скорую, когда Сонхва начало трясти, когда он кричал, бредил, разрывая себя. Это Уён был с ним и день, и ночь в больнице, пока Сонхва отпаивали успокоительным. Это Уён был рядом первые несколько месяцев, не отходя ни на шаг от старшего, пока тот пытался восстановится. Уён был рядом всегда. В моменты и горя, и радости. Если вспоминать те счастливые дни, оставшиеся за границей тех самых трех лет, то можно вспомнить только смех, радость и любовь. Двойные свидания, ночевки, когда они вчетвером оставались в квартире Сана и Уёна или у Хва с Хонджуном, проводя всю ночь за просмотрами фильмов или бесконечными разговорами под бутылочки легкого алкоголя. Как много было сделано фотографий, которые по итогу были сожжены в квартире 845. Как много приятных воспоминаний: шутки Сана, объятия любимого со спины, нежные незаметные поцелуи куда-то в шею, теплые розовый и белый пледы, укутываясь в которые они засыпали под утро, прямо на полу. То как Хонджун прижимался к его спине, зарываясь носом в волосы. То как совсем близко было слышно, как сопит Уён, обнимаемый Саном самыми сильными объятиями. Ничто и никогда этого не заменит. Как больно сейчас все это вспоминать. Как неприятно щемит в груди, от мысли, что больше такого никогда не будет. Дверь за Уёном закрывается, а улыбка с лица Сонхва сползает. Вновь хочется расплакаться. Сонхва сильный. Он справится. Всё будет хорошо. На телефон поступает звонок.