Знаешь, я теряю свободу, когда теряю тебя.

Жизнь — страшная штука. Она с тобой играет, дерет, кусает, режет, режет так, что раны остаются на долгое время, и лишь со временем начинают затягиваться. И то не всегда. Они болят и кровоточат, напоминая своим существованием страшное время, которого лучше бы и не было вовсе. Насколько легче было бы жить людям, не чувствуй они боли. Будь они равнодушными и не имей они такого чувства как любовь. Кажется, это чувство самое больное из всех. Мы привязываемся, утопаем, любим до боли, а потом в один момент теряем. Теряем и умираем внутри, пытаясь не чувствовать, натягивая любимую маску счастливого человека и улыбаясь, будто ничего не произошло. Вот только со временем она ломается на крупицы. И тогда приходит персональный ад. Да, существует счастливая любовь, но, кажется, не всем она преднаписана судьбой и жизнью, и не каждый может иметь счастливый финал. В детстве мама говорила: «Малыш, у каждого человека должен быть тот, к кому он может прийти и рассказать все, не утаив и момента. Пообещай, что придешь ко мне. Что бы там не случилось, ты придешь и расскажешь… Я выслушаю и помогу тебе.» теплый поцелуй приходился прямо в лобик, а Сонхва часто-часто кивал, говоря невнятное «Обещаю». Только вот сейчас мамы нет. Она там где-то на небесах, в другом мире, и Сонхва очень сожалеет о том, что тогда не поехал с ними. Сонхва не к кому идти… — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Как же я вас всех ненавижу! — удары приходятся по плечам и груди, но Хонджун выносит каждый, и, придерживая Сонхва за талию, заводит в свою квартиру, — Отпусти меня! Я уеду! Я не хочу всего этого! — бьется Пак, а сам с каждым новым ударом цепляется все сильнее за черную ткань, будто моля о чем-то. В последний момент не выдерживает и сам Хонджун, он тянет парня на себя, крепко смыкает руки на талии, прижимая к себе. Он не будет ничего говорить сейчас, он позволит Сонхва выплакать всё до последней капли. А потом уложит его и позволит проспать столько, сколько Сонхва захочет. Сейчас даже у него предательские слезы катятся по щекам, и он ненавидит всех вместе с Паком. Ненавидит себя за то, что тогда произошло, за то, что три года назад, ушел, гонимый собственным гневом и не пониманием. Ненавидит Юнбина за то, что он сделал. И пусть Ким не знает всех подробностей, но он ненавидит этого человека за всё, что тот делает и сделал с и так сломанными бедным сердцем Сонхва. Младший ослабевает в объятиях, он опускает руки на плечи, сжимает крепкой хваткой ткань и не может успокоиться, рыдая. Его тело содрогается в новом приступе, а слезы уже не дают нормально что-либо видеть, заполняя глаза, стекая горячими ручьями по щекам, и спускаясь на черную ткань футболки. Хонджун чувствует каждую. То, насколько каждая капля горяча и горька. Чувствует, как бьется чужое сердце, кажется, на последнем издыхании. А сам прижимает к себе дрожащее тело все сильнее. Больше не отпустит. Никогда. Сонхва все еще потряхивает, слезы высохли и сейчас неприятно стягивают нежную кожу лица. Сонхва лишь больше кутается в розовый плед, забираясь на диван с ногами, когда Хонджун заходит в комнату со стаканом и блистером успокоительного в руках. — Вот, выпей, — он протягивает пару таблеток и сразу же предлагая воды. Сонхва берет пилюли и стакан, но руки предательски трясутся, не давая совершить действие. Немного жидкость расплескивается по мягкой ткани пледа, а Хонджун накрывает дрожащие пальцы рукой, забирая стакан. Он опускается рядом с Сонхва на диван, поворачивая подбородок того к себе. — Пей, — указывает взглядом на две таблетки, и как только Сонхва кладет обе в рот, подносит стакан к его губам, позволяя почти осушить его. — С…спасибо, — голос дрожит, а Сонхва заикается. Он успокоился недавно. Оплакивал свой разрушенный в концы мир и растоптанное сердце, которые, кажется, больше никогда не смогут ожить вновь. Его разбивают уже второй раз и, кажется, Сонхва понимает сейчас, что жизнь в этом мире, полном боли и вранья — ад. А ведь он даже не подозревал. Юнбин прекрасно скрывал свой маленький пепельный секрет. И ведь Сонхва и подумать не мог, что когда-нибудь, Кан, любивший его до потери пульса сделает что-то подобное. Телефон в заднем кармане вибрирует уведомлением и Сонхва тянется, чтобы глянуть лишь на шторку и первые слова нового сообщения, «Привет, Хва~я…» Пак поднимает глаза на Кима, что кажется и не сводил взгляда с него, а потом опускает их, все же открывая сообщение. Неизвестный. 18:26. Привет, Хва~я, ты уж прости за сегодня. Я не хотел, правда, чтобы ты это знал. Но так получилось… Мы ждали тебя намного позже. Но я не мог обманывать тебя, себя и его дальше. Я рад, что ты наконец знаешь. Ты же понимаешь, да, что это не первый раз? Он любит тебя, но меня, он любит не меньше. Ты больше не нужен ему. Я позабочусь о Юни. Не горюй сильно, ладно? И прости Сэна и Джина, они просто должны были показать такой суке как ты, где ее место. Целую в лобик. Минджун♡. [прикрепленное изображение] Руки начинают дрожать еще сильнее. Фотография спящего Юнбина на оголенном животе Минджуна добивает последние крупицы сознания. И Сонхва в шаге от нового срыва, который теперь, кажется, хорошим ни чем не закончится. Вот только Хонджун, увидевший все в этот момент, вырывает телефон из трясущихся пальцев и выбрасывает его в сторону. Сам же, тянет скручивающееся тело на себя, на свои колени, крепко перехватывая. Чувствует, как холодные пальцы сжимают его плечи и слышит громкий всхлип где-то в основании своей шеи. — Тише, тише, — просит он, начиная поглаживать спину парня на своих коленях, — Нет, Хва, пожалуйста, не надо, я прошу, — сжимает мягкую ткань худи на талии, шепчет слова, которые подкидывает ему мозг, сам не различая их. Лишь бы не дать упасть в огромную бездну. Упасть и умереть на ее черном дне, — Хва, я прошу… Проходит несколько минут, прежде чем младший отрывает заплаканное лицо. Смотрит в печальные глаза напротив, и в следующее мгновение подается в перед, утягивая Хонджуна сразу в глубокий поцелуй. Такой болезненный и сильный, что даже сам Ким жмурится. Он накрывает щеки Сонхва теплыми ладонями, отстраняя его от себя. Смотрит в темные глаза, на опухшие губы от слез и последнего жестокого прикосновения. Сонхва тянется снова, прикасается уже легче, обводя чужие губы языком, прося пустить себя в теплое нутро. Руки ползут под темную ткань футболки старшего, очерчивают крепкие мышцы, а позже спускаются ниже. Хонджун слышит, как расстегивается ремень, как вжикает молния. — Хва… — он отстраняется, накрывая руки младшего своими, — Не надо, — он уворачивается от новой попытки поцелуя, смотря на младшего пристальным взглядом. — Джуни… пожалуйста, — Сонхва приподнимается на бёдрах старшего, что держит его руки крепко и смотрит прямо в зареванные глаза, — Я прошу тебя… Снова тянется за поцелуем, вкладывает в него все эмоции, настолько, что Ким может почувствовать сколько боли сейчас чувствует Сонхва. Он обязательно разобьет лицо Юнбину, за каждую слезинку из прекрасных глаз Пака. Руки младшего все же делают попытку пойти дальше, но запястья сжимаются старшим лишь сильнее, не давая совершить страшную ошибку, он перехватывает их одной рукой. — Я не могу, малыш, — Хонджун ведет второй по напряженной спине, отвечает на лёгкие поцелуи Сонхва в губы, но не позволяет зайти себе дальше, как бы сильно Сонхва сейчас не был открыт для него, как бы сильно Сонхва не просил, — Ты не в том состоянии сейчас… Я не могу. Жажда мести – вот, что это. Сонхва не слышит себя, рассудок отключился, и сейчас есть лишь желания. Те, о которых он пожалеет утром. И Хонджун тоже это понимает. Когда-нибудь, он обязательно вернет все, что было, но не сейчас, когда Сонхва в таком состоянии. Сейчас, он трепетно целует младшего в кончик носа, переходит на щеку и поднимается к закрытым векам. Собирает губами слезинки, а себе обещает: Больше он не позволит Сонхва плакать. — Прости, — тихо шепчет Сонхва, укладывая руки на шею парня, — Я не должен был… — Тебе не за что извиняться, — он притягивает младшего к себе, наконец обнимая его нежно, как что-то самое дорогое, — Пойдем, лучше умоем тебя, а потом спать, ладно? — улыбается старший, расцветая в легкой улыбке. Эта улыбка делает на душе Сонхва чуть теплее, он мило кивает и позволяет взять себя на руки, чтобы отнести в ванную. — Ты же не уйдешь? — голос чуть сорван и снова хрипит. Хонджун укладывает младшего на свою постель, предварительно заботливо умыв лицо прохладной водой и переодев младшего в свою домашнюю одежду. — Куда мне уходить от тебя? Спи спокойно, — он снова прикасается губами к прохладному носу и теплее заворачивает Сонхва в одеяло, укладываясь рядом с ним. Нет, он не уйдет. Теперь он не уйдет никогда.

\\\

Сонхва не было уже очень долгое время. Кажется, прошло уже чуть больше трех часов, хотя Юнбин продолжал его ждать. — Тебе мало, милый? Все еще так напряжен, — руки Минджуна оглаживают сильные плечи, вновь поддевая рубашку, которую старший только недавно удосужился надеть. — Успокойся, — руки тут же скидывают, Юнбин поднимает взгляд на парня рядом, — Ты вообще бессмертный?! А если он сейчас приедет? — Фу, как грубо, Юни, — фыркает Минджу, разворачивая кресло зам. директора к себе, — Может все-таки еще раз, а? — Ты что меня не понял?! Я сказал успокойся! — медленно закипает старший, разворачиваясь обратно. — А что если он забыл и не приедет? Все-таки он же не я, чтобы пригонять по первому твоему зову в офис. — Вот поэтому ты моя шлюха, а не парень, — огрызается старший, начиная что-то нервно печатать в телефоне. Слова бьют младшего под дых. Сильно и больно. Как же он мог забыть? Он же просто шлюха своего начальника. — Тогда извините, господин Кан, я пойду работать, — старается сделать голос звонче, но получается тускло. — Ага, и кофе мне свари. Просьбу не слышат, младший уходит, резко хлопая дверью. А Юнбин откидывается на спинку кресла. Бросает взгляд на время. Уже около семи часов вечера. Раз Сонхва обещал приехать, значит он приедет. Нужно еще немного подождать. Спустя полчаса он решается набрать младшего, но когда слышит «Абонент временно недоступен», то немного напрягается, поднимается с места и начиная собираться. Лучше приехать домой и самому убедиться, что Сонхва просто снова заснул, а телефон сел, а не думать о всяких проблемах, которые могли случиться с ним по пути. По дороге запахивает пальто, быстро выходя из кабинета. — Господи Кан? Куда вы? — слышит дежурный голос Минджуна. — Хва не отвечает… что-то случилось… — голос обеспокоен, а сам парень ускоряет шаг, и уже только у двери слышит: — Хах, понятно почему, — дерзко и очень самоуверенно, — Он и не ответит. — Что? — Юнбин поворачивается на пятках, смотря прямо на своего секретаря. — Да заходил тут твоя малышка. Только ты был занят очень важным делом, Юни… — ухмылка просвечивается на лице, — Ты трахал меня, милый. — Что?! — Да, да, видел бы ты его глаза, боже, — смеется Минджун. — Ты совсем ахуел?! — срывается на крик старший, — Сонхва был тут?! — Был, — отвечает крайне спокойно, будто говорит про обыденные вещи, — Был, да сплыл. — Блять! — А еще… — загадочным голосом выдерживает паузу Ли. — Что?! — глаза округляются, а Юнбин застывает. — Я рассказал тут ему кое-что, вы уж простите меня оба. Кан срывается с места, буквально в два шага приближаясь к столу секретаря. — Ты ебаная сука, Ли! — рука ложится точно на горло, но сейчас это не какой-то там сексуальный кинк. Юнбин сдавливает глотку младшего с силой, заставляя хрипеть. — А ты мудак, Кан! — тихо, но Юнбин слышит. Одним движением Минджун освобождается из захвата, а потом… Звук громкой пощёчины, щека старшего загорается пламенем, а пепельноволосый начинает истерически смеяться. — Я ненавижу тебя, Кан Юнбин! — сквозь смех кричит младший, — Иди и решай свои проблемы сам! Твоей сукой больше быть не намерен! А Юнбина будто и не трогают эти слова, он будто не слышит ничего, разворачивается и выбегает из офиса, сразу же запрыгивая в машину. Вот только удача вновь не на его стороне. Огромная пробка в центре настигает его и кроме как раздражительного «Блять!» и с силой ударить по рулю, он не может сделать больше ничего.

\\\

Когда Хонджун слышит звуки из подъезда, из сна его тут же выбрасывает. Он бросает взгляд на время. Одиннадцать. Боже. Его спальню с квартирой Сонхва разделяет буквально одна не особо толстая стена. Учитывая, что Ким время от времени слышал все, что происходило в соседней квартире — она была достаточно тонкой. Поэтому сейчас, он лишь прислушивается к звукам, а дальше слышит: — Хва! Голос был на столько громким, что даже Сонхва, спящий на груди старшего встрепенулся, начиная ерзать. — Шш, — шепчет Хонджун, поглаживая младшего по волосам, — Спи спокойно, малыш, я сейчас приду. Он очень аккуратно поднимается с постели, стараясь не разбудить спящего, словно ребенок, Сонхва. Тот все больше кутается в одеяло, а губы мило надуты. Но вскоре и лицо скрывается под мягкой теплой тканью. Хонджун улыбается, а где-то внутри проскальзывает лучик счастья. Это Сонхва, он спит сейчас рядом с ним, все такой же милый и теплый как и всегда. Хонджун находит темно синюю олимпийку где-то среди груды его курток, джинсовок, ветровок и худи на вешалке. Накидывает на свои плечи и старается как можно тише выйти из квартиры. Нет, не ушел. Он сейчас вернется. Только разберется с одним очень противным делом. А «дело» это он находит посреди гостиной, в соседней квартире, с бутылкой коньяка в руке. Тяжелый взгляд Юнбина поднимается на вошедшего. Он сверкает взглядом, неловко поднимаясь — пьяное тело качает из стороны в сторону так, что даже стоит оно с трудом. — Где Сонхва? — прохрипывает Кан, приближаясь медленными шажками к Киму. — Кажется, тебе больше не нужно знать где он. — Он мой парень! — Теперь уже никто. — голос на удивление пока что спокоен. — Я знал, что между вами что-то есть. Я как чувствовал. Никогда бы не подумал, что Хва такой. — Какой? — бровь скользит вверх, а руки складываются на груди. На самом деле кулаки очень чешутся, но Ким пока сохраняет спокойствие. — Такая блядская сука. Еще и сбежал, — усмешка, — кто бы мог подумать, Пак Сонхва, что ты такая маленькая шлюха. Пить Юнбину в больших количествах было противопоказано. Этот человек становился совершенно другим при наличии огромной дозы алкоголя в его организме. Он становился агрессивным и злым чудовищем, что не следит за своим ртом от слова совсем. В такие моменты Кан Юнбин мог припомнить всем, даже старые обиды и раздуть из этого мировой скандал. Он прекрасно знал об этом и не позволял себе раньше пить слишком много. Но вот сегодня… После того, что он узнал от Минджуна… Все «раньше» смыло рукой. — Сука здесь только ты, Кан, — шипит Хонджун в лицо уже в плотную приблизившемуся к нему Юнбину. Момент. Удар приходится точно в скулу, от чего мужчину отшатывает в сторону. Он и так в пьяном угаре, поэтому вынести сильный кулак был не в особом состоянии. Второй приходится тут же, но уже во вторую скулу и Юнбин, окончательно потеряв равновесие, валится на пол. — Как же ты жалок, — шипит Ким, подходя ближе. Нога опускается парню между ребер и Хонджун надавливает, шипя, — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу убить тебя прямо сейчас. За каждую слезу, которую он обронил. Ты даже не представляешь, как больно ему. Поверь, ты больше не увидишь его никогда в своей жизни. Ты бездушная тварь, Кан! Он любил тебя! , — сильный пинок в живот, и Юнбин кряхтит, начиная тяжело дышать, скрючиваясь. — Но я не хочу, чтобы Хва страдал ещё больше. Я больше не позволю подойти к нему, — выплевывает Ким напоследок, разворачиваясь на пятках, — Не желаю более пачкать об тебя руки. Счастья в личной жизни, — получается с издевкой. Хонджун наконец выходит, хлопая дверью. «Молодец, Юнбин-и, ты просрал все» — сладко шепчет внутренний голос. А желание у Кана вырвать его из своей головы, растоптать и выбросить. Но сейчас, он лишь больше скручивается в клубок, позволяя слезам течь из его глаз.

\\\

Разрывавшийся почти весь вечер телефон Хонджуна просыпается и на утро. Очень рано. Даже не смотря на то, что время еще только перевалило за семь, он уже умирает от постоянных вибраций, и Хонджун, уснувший буквально недавно подрывается с постели. BumsBums. Скажи пожалуйста, ты не хочешь объясниться? Мы ждем тебя уже час. 18:15. Хонджун-а, не пугай меня, ты в порядке? 19:00 Блять, если ты не ответишь на звонки, я приеду! 19:24 Вы Сонхва. 19:40 BumsBums Понял. 19:40 Так 07:12 Ты мне рассказать ничего не хочешь? 07:12 А? 07:13 Что случилось? 07:13 Меня не ебет, что время 7. 07:14 Подними свой зад, и ответь мне 07:14 Пока я не начал волноваться! 07:15 Хон, блять 07:16 Хонджун протирает глаза, спал он сегодня ничтожно мало, (смотреть на Сонхва всю ночь, когда он так близко, о чем еще Ким мог мечтать?) еще и сейчас брат буквально разрывает трубку телефона. Хонджун устало потягивается, наконец сбрасывая зеленый кружочек. — Да боже, что ж тебе все неймется то, а? — позевывая мямлит младший. — Ким Хонджун, блять! Я тебе хуй отрежу и вместо языка пришью, чтобы ты предупреждал! Мы уже все морги обзвонили! — чуть ли не орет в трубку брат. — Да тише ты, истеричка, Хва спит, — шикает Хонджун, поднимаясь с постели, чтобы уйти на кухню и не разбудить младшего ненароком. Ему нужен сон. — У него еще и Хва спит! Ты ненормальный что ли? Что это вчера за информативность одним сообщением была?! И где ты своего Сонхва подцепил? По дороге студию? Ты же выходил уже! — Не кричи, прошу, я спал как минимум часа два… — Ой, герой любовник, ну и чем ты занимался? — Вставлял пиздов этому ебырю, — как можно тише прошептывает Ким. — Какому ебырю? — голос брата чуть меняется, и на этот раз он говорит уже спокойно, но весьма удивленно. — При встрече расскажу, хен. — Это Юнбин? — Он самый. — соглашается младший, — Ой все, не еби мозг, при встрече расскажу все. — Подожди, а Хва как? — Спит сейчас, вчера плакал много, я еле успокоил, — шепчет тихо. — Будь с ним! — наставление от старшего. Как будто Хонджун оставил бы его. — Ну куда я денусь, мам? — Какая, нахуй, "мам"?! — Ты чего такой гиперактивный с утра? Подцепил кого? — Ой и не то слово, — смеется в трубку старший Ким. — А ну, с этого места поподробнее. — При встрече расскажу, — дразнит Бомджун. — Вот засранец, а! — Я вообще-то старше тебя! Следи за языком! — Ладно, все, не вопи, я пошел. Отпишусь ближе к полудню. — Ты помнишь, что скоро суббота? — И? — Сидишь на студии один, — смеется брат в трубку. — Ой, да иди ты, кто еще и герой любовник? — Ты обещал! — Да-да, помню. Все, отключаюсь, до встречи. — Пока, коть. Хонджун сбрасывает звонок и жмурится. Ну и мерзость. Все эти милые обращения от старшего брата немного смущают. Хонджун знает, что тому лишь бы поржать, но легче ситуацию от этого не сделать. Он выдыхает, переводя взгляд на настенные часы. 07:40. Кофейня должна открыться через двадцать минут, а пока, Хонджун пожалуй еще ненадолго приляжет и полюбуется сокровищем в своей постели, что все еще сладко спит. В ленте твиттера ничего интересного. Хонджун пролистывает нытье Минги, что едет с утра пораньше вместе с Юнхо и малышом Чонсоном за город. Не дали парню немного поспать. А ведь он сто процентов вернулся поздно ночью со студии. Множество обновлений айдолов и какой-то рецепт приготовления особенного кимчи. Все это не особо интересно, поэтому он блокирует гаджет, предварительно отключив звук совсем и поворачивается к мило спящему Сонхва. Одеяло немного съехало, поэтому Хонджун сразу поправляет его, кутая Сонхва в приятную теплую ткань. Он невесомо касается щеки парня и понимает, что тому, кажется, жарко. Кожа горячая, а еще черная челка спала на глаза. Ким поправляет и ее тоже, заправляя прядь за ухо. Он позволяет себе еще одну маленькую шалость — накрыть щеку младшего ладнью и погладить большим пальцем. От этого Сонхва чуть щурится, кряхтит, скомкивая в кулачки одеяло.  — М…Джуни… — произносит тихо во сне, и сам трется щекой об ладонь. А у старшего мир внутри расплывается яркими красками, освещаемый солнцем. Сонхва произнес его имя во сне, а сейчас обхватывает ладонь, обнимая ее пальцами. Еще немного и Хонджун начнет пищать от счастья, а лицо треснет от расплывшейся улыбки. — Я тут, — тихо шепчет он на ухо, оставляя легкий поцелуй у виска. Да, он встанет еще через пару часиков, пойдет в кофейню и скупит все шоколадные круассаны для Сонхва, возьмет самый большой стаканчик любимого младшим латте.

\\\

Это утро можно назвать и добрым (или день?), если бы не покалывающая виски боль. Сонхва просыпается около часу дня. В голову дает неприятными воспоминаниями прошлого вечера, но он правда старается откинуть их. Сохраняя в памяти лишь окончание его дня. Что теперь будет дальше — Сонхва не знает. И думать он тоже особо не хочет. Почему-то именно это утро он хочет прожить по тактике здесь и сейчас, а не раздумьями, что же будет завтра? Он садится в постели, позволяя теплому одеялу скользнуть к ногам. Осматривается по сторонам, легко улыбаясь. Он видит вещи Хонджуна, чувствует его запах, а еще, когда приглядывается, то обнаруживает на рабочем столе фотографию в рамке. Узнает в ней себя и иголочка боли пронзает сердце. Хонджун сохранил. — Доброе утро, — слышит он со стороны, и, повернув голову, видит старшего: растянутая домашняя футболка и шорты, только что вымытый блонд волос, а еще улыбка. — Доброе, — чуть похрипывая отвечает младший, потирая глаза. — Завтрак на столе. — Я голодный, — признается Пак. — Тогда идем? — Надо умыться. — Ванная вон там, я жду тебя, — снова улыбка Кима. А Сонхва снова чувствует что-то забытое. На кухне ждет его любимая выпечка, это вызывает легкую улыбку. Сонхва умылся, но глаза все еще немного опухшие. Кажется, нужно навестить старого доброго психолога. «Потом, Хва, всё потом» — и Пак соглашается со своим внутренним голосом. Кажется в первый раз, за очень долгое время. Он опускается на стул напротив старшего, обхватывая пузатую кружку с латте обеими руками. Его любимый. — Спасибо, — произносит младший и в первый раз легкая улыбка касается его губ. — Я рад, что ты улыбаешься, — кажется, Хонджун не сводит с него взгляда, смотрит пронзительно, на мило жующего младшего. Все, что делает Сонхва — мило. Аксиома. — Кажется, люди после того, как им изменили должны вести себя по другому, — отвечает на слова старшего Пак. — Ты не должен быть как все. Веди себя так, как подсказывает тебе твое сердце. — Я просто хочу забыть все и больше не вспоминать, — признается младший. — Это твой выбор, Хва. — Для этого надо что-то сделать. — У тебя есть время, — легкая улыбка на устах, и Ким делает глоток своего американо, — Он тебя больше не тронет. — Что? Только не говори что… — Все с ним в порядке. — Но… — Кушай и ни о чем не думай, Хва. Сейчас он отсыпается за стенкой после ночного буянства. Я просто просил быть потише. Сонхва правда не хочет больше думать об этом человеке. Он не способен сейчас проявлять жалость. Чтобы Хонджун с Каном ни сделал, Сонхва не будет расспрашивать и пытать. Этот день станет новой страницей в его жизни. — Сонхва… — тихо, опуская голову, произносит старший. Обычно такое Пака напрягает больше всего, — Я не хочу просить тебя о чем-либо. Я хочу многое объяснить и… — Я все знаю, Джун… — отвечает Сонхва, поднимая глаза на старшего, — Просто дай мне немного времени. Этот день станет началом чего-то нового.