Танец злобного гения

Первой из бессознательной тьмы вынырнула боль и ударила артиста прямо в грудь. А затем уже и сам он ощутил, что приходит в себя, поглощаемый зыбучими песками боли, которой раньше испытывать ему еще не приходилось. Веки были словно пудовые гири, и ему стоило чудовищных усилий, чтобы разлепить ресницы и дать глазам возможность оценить обстановку, а мозгу – понять, где он находится. Сначала перед глазами плавало мутное пятно, которое постепенно с фокусировкой зрения стало обычной грязно-серой стеной с неприятными мыльными потеками. Так, значит, он не дома. Даже его нерадивая прислуга не доводит стены его спальни до такого зверского состояния. Лежать было неудобно: пружины матраса неприятно впивались в спину местами до болезненности, но при этом он растянулся до невозможных размеров, и артист был согнут в три погибели, а поясница его практически касалась пола. Проще было бы и вправду положить его на пол на груду тряпья, там, по крайней мере, ничего бы не впиявливалось в и без того больное тело. Он медленно повернул голову, и взгляд его уперся в точно такую же грязно-серую стену со схожими потеками. Артист застонал и заерзал чуть активнее в попытке выбраться из кровати, превратившейся по сути уже в гамак, но кто-то резво подошел к нему, сжал его запястье и тихо зашипел: - Шшшш, шевелиться пока рано, вам нужен покой. Артист поднял глаза на стоявшего возле его кровати и тут же в ужасе дернулся: на человеке этом тоже был длинный плащ с тяжелыми складками. Вот только капюшон был уже опущен, демонстрируя довольно отталкивающего вида физиономию, которую, как показалось артисту, он уже где-то раньше видел. - Это вы стреляли, - пробормотал он, вяло мотая головой. – Вы меня чуть не убили. Но зачем? И зачем вы пришли? Довести дело до конца?.. Незнакомец искривил губы в какой-то очень странной улыбке. - Вот и вся благодарность за часы, проведенные возле вашей постели, пока вы метались в бреду и были на грани смерти. В следующий раз, господин артист, я еще трижды подумаю, прежде чем отвечать согласием на просьбу вашего художественного руководителя. Официальная-то медицина оказалась бессильна! - Где я? – никак не реагируя на эмоциональную тираду незнакомца, спросил артист. – Я в больнице? - Больница вас не приняла. Они посчитали, что рана несовместима с жизнью, и вот тогда ваш начальник прибежал ко мне и буквально упал в ноги. И вот вы пришли в себя и даже пытаетесь подняться с постели, но что я слышу? Одни лишь обвинения в свой адрес! - Я вообще не понимаю, что вы там мелете. Кровать ужасно неудобная, у меня все болит. Помогите мне выбраться отсюда, у меня затекла поясница. Если я останусь в этой позе еще хоть пару минут, я уже никогда не смогу разогнуться. - Ну ладно, - миролюбиво согласился незнакомец. – Матрац тут и правда пора менять. Не хотелось класть вас на голый пол, чтобы не застудить. А впрочем… сейчас я принесу сена, постелю пару стеганок, и вы устроитесь куда лучше прежнего. Незнакомец исчез за массивной темной дверью, но вернулся уже через пять минут с охапкой сена, которую аккуратно разложил в углу, кинул поверх него стеганое одеяло, затем помог артисту подняться с неудобной кровати, перенес простыню и одеяло с подушкой на новую лежанку, и артист, наконец, смог растянуться в относительном комфорте. - А теперь позвольте мне осмотреть рану, - и незнакомец бесцеремонно задрал на артисте рубаху и принялся тыкать в грудь крючковатым пальцем с неприлично длинным ногтем. – Так больно? Хм. Ну, в целом, воспаление постепенно спадает. Думаю, через пару дней можно отправлять вас домой. Родные стены доделают за меня все остальное. - Почему я не в больнице? – снова принялся допрашивать его артист. - Я же сказал вам: врачи от вас отказались. Первым делом, как вас подстрелили, народ послал за доктором. Тот примчался, и десяти минут не прошло. Но покачал головой. Заявил, что пробито легкое и едва не задето сердце, и жить вам осталось ну часа два-три от силы. Позвали второго медика, но с тем же результатом. И вот тогда ваш художественный руководитель отправил посыльного за мной… - А вы кто у нас? – бесцеремонно перебил его артист, снова ловя себя на мысли, что где-то уже видел это неприятное лицо, испещренное глубокими морщинами, этот пронзительный взгляд, слышал этот каркающий голос. - Вы поди не застали ту казнь, после которой город и его окрестности официально объявили свободными от нечисти? - Это когда сожгли того чернокнижника, продавшего душу дьяволу? – закашлялся артист. – Что-то такое слышал, но не помню, чтобы присутствовал на самой церемонии. - Так вот, им был я, - и старик хлопнул сухими ладошками и расплылся в улыбке, уже заранее гордясь впечатлением, которое должны были бы произвести на артиста его слова, но тот лишь недоуменно нахмурился. - Вам удалось спастись? Но каким образом? Старик вдруг оглушительно расхохотался, и складки плаща его волнами заходили вокруг его суховатой фигуры. - Сгорел я в тот день, господин артист. Сгорел дотла! Ничегошеньки не осталось. Ну так, лишь крохотная горстка пепла, - и он прищурил глаз и сжал пальцы в щепотку, словно бы демонстрируя, сколько там осталось той золы. - Но… как? – вытаращил глаза артист не в силах поверить в услышанное. - Вот поражает меня наш народ! – хлопнул колдун себя ладошкой по тощему бедру. – Вроде хватает в нашем дивном мире всяких чудес. Вроде и правит нашими землями в высшей степени лицо удивительное, - и колдун почтительно склонился перед темным портретом в углу каморки. Артист не смог рассмотреть, кто там был изображен – тусклое пламя свечи едва справлялось с углом, где приютились они с колдуном – но по поведению последнего догадался о ком он говорит и тут же прикусил язык. - А все равно находятся иногда вот экземплярчики, подобные вам! Или вы сами не доказательство моего могущества? - Я что, тоже был мертв? – снова изумился артист. - Ну… почти. Наверное, шансы были бы и у медиков, владей они чуть более обширными знаниями и более тонкими инструментами. Пока такое они лечить не умеют, но, думаю, со временем все равно научатся и оттеснят старых добрых колдунов на второй план. Впрочем, я бы не стал переоценивать собственную роль конкретно в вашем исцелении. Вы не были мертвы, у вас были приличные шансы на выздоровление, поэтому я за вас и взялся. В противном случае вас следовало бы передать скорее Портному или Кукловоду. - Но… вы же восстали из пепла! - И угробил на это все свои силы, которых на момент моего сожжения у меня сохранилось немало. Вы только представьте – адская концентрация чернокнижия в крошечной горстке пепла! Тут не только воскрешение, тут полное уничтожение всего мира было возможно! Я поначалу это ведь и хотел провернуть – уничтожить все к чертям собачьим, отомстить этим выродкам за несправедливую казнь… - Несправедливую? Вы же с нечистой водились. - То есть когда им требовалась моя помощь, они на мои шашни с дьяволом глаза закрывали, а когда вдруг выслужиться перед Сказочником потребовалось, так они помчались хворост собирать? Ради Сказочника я, собственно, и не стал все это уничтожать. Его низвергнуть у меня бы все равно не вышло, только лишней мороки добавил бы ему – пришлось бы тратить время на создание нового мира. А чем бы он был лучше нынешнего, а? Ну скажи? – как-то резко, в один миг колдун вдруг перешел к фамильярностям. – Потому я и решил восстать и всем доказать, что трогать меня не стоит. - Думаете, они не захотят сжечь вас повторно? – в голосе артиста послышалось сомнение. - Да чего там, они с тех пор меня еще больше зауважали. Раз мне нечистая даже погибнуть не позволила, значит, со мной лучше не ругаться. Все мои прежние враги и палачи в первых рядах ко мне на поклон явились, стоило мне только воскреснуть. Прости, дескать, нашептали нам против тебя, а мы, дураки, и поверили. Не держи, дескать, зла. Вот дом даже новый выделили. Правда, не такой уж он и новый, но дай срок, я еще тут обживусь, сам Сказочник моему жилищу позавидует! - Ну это уж вы загнули, - недоверчиво усмехнулся артист. - Кстати, на твоем месте, господин хороший, я бы настрочил на имя Сказочника, - и колдун вновь почтительно сложил руки и воззрился на портрет в дальнем темном углу, - ходатайство о расследовании этого покушения. Тут еще бы какие-то полдюймика, и пуля прямиком в сердце могла угодить. И тогда только Портной. Или Кукловод. Я бы свои силы на это тратить не стал. Они мне самому нужны, уж прости, господин хороший, - каркал старик, снова потирая сухенькие ладошки. - Портной, Кукловод, - артист поежился. – Вряд ли я мог бы вернуть свой прежний истинный облик после их работы. - В том-то все и дело. Сказочник в такие истории не лезет. Да и куда это годится – по каждому пустяку, к каждому гробу правителя звать и просить воскресить. Эдак он только и будет заниматься тем, что разъезжать по собственным владениям и безостановочно подданных своих воскрешать. А Портной… ну и правда, повезло тебе, господин артист. Очень повезло. Еще бы чуть-чуть и был бы ты ходячим мертвецом. Или гнил в могиле, - колдун развел руками, и на какое-то мгновение глубокие морщины его разгладились. – Я вообще грешным делом подумал, что дельце это обстряпал натуральный виртуоз. - Что вы хотите этим сказать? - Ну он стоял ведь прямо у сцены, на расстоянии буквально ну не больше сажени от вас. И целился ведь прямо в сердце. И что, хочешь сказать, что вот так вот взял и промазал? Ну раз так хотел убить, хоть для верности бы еще пару раз курок бы спустил или в голову бы целился – ну чтоб уж наверняка. Так нет же, всего одна пуля филигранно пробивает легкое в сантиметре от сердца – да причем так, что тебя, господин хороший, надолго вышибает из этого мира и только старый восставший из пепла колдун справляется со сложной задачей твоего исцеления. - Постойте, - осенило вдруг артиста, - а когда вас казнили? Кажется, совсем ведь недавно, так? - Да уж с месяц, - задумчиво почесал лысый затылок колдун. - А когда вы смогли полностью восстановиться и принять нынешний облик? - Да с неделю разве что сил набрался. Постой-ка, ты к чему ведешь-то? Думаешь, этот в плаще знал про все это, а потому и пустил пулю именно сейчас, зная, что я непременно помогу? - Да ну, домыслы это все, - махнул артист рукой. – Слишком сложно это для простого убийцы. Что не сделал второй выстрел – так поди побоялся, что схватят его, поэтому сбежать решил поскорее. Что не попал в сердце – так не факт, что он вообще хороший стрелок, а в голову промазать боялся, выбрал мишень пообширнее площадью… Не вижу никакого повода для ходатайства. - Как раз наоборот. Если все как ты говоришь, и капюшон этот убить тебя хотел, он же не успокоится. Он же снова появится. Тебе защита нужна. Тут и надо обратиться к Сказочнику. - А то ведь у него помимо меня других забот мало! – снова отмахнулся артист. – И думать про это не стану, чушь. Отвлекать Сказочника по пустякам. Прикончит, значит, пойду к Портному. Авось со мной у него получится лучше, чем с дочкой мельника, - и в каморке повисла удушающая тишина. - Как знаешь, - пробормотал колдун. – Как знаешь. Ну ладно, отдыхай. Я сейчас принесу тебе отвар и лечебную мазь. Когда уйдешь, возьмешь их с собой, чтобы долечиться уже дома. Ну и обязательно пошлем твоим слугам голубя, чтобы нагрели тебе постель и приготовили горячий обед. Отдыхай, - снова повторил он и скрылся за скрипнувшей дверью. Лишь только колдун вышел, как артист тут же провалился в глубокий и спокойный сон. Спустя два дня он и вправду почувствовал облегчение. Рана быстро затягивалась, он начал активно двигаться – пока только ходить по комнате, но для него уже и это было прогрессом, учитывая тот факт, что еще несколько дней назад он лежал пластом, и все лучшие доктора города предсказывали ему скорую смерть. Боль в груди уже не была такой острой, а мазь и вовсе снимала ее на некоторое время. Колдун навещал его раза три в день – приносил еду, отвар и мазь. Кормил не бог весть как, но сытно, и артист чувствовал, как с каждым часом набирается сил и уже готов возвращаться домой. На третий день его пребывания в жилище колдуна артист осознал, что и спать ему уже совсем не хочется, душа и тело требовали хоть какой-то активности, но книг в комнате не было, да и никаких других занятий он тоже подыскать себе не смог, а поэтому бездумно бродил по комнате, изредка поглядывая из окна на серые остовы деревьев за окном и бьющие в стекло снежинки. Пейзаж также не радовал разнообразием. Размер комнатушки его совсем удручал: в ней помещался один только матрас, небольшой камин да лежанка его у стены. Одинокое окно да портрет Сказочника в углу – вот и все нехитрое развлечение, что оставил колдун в его распоряжение. Артист измерил шагами комнату, наверное, дюжину раз, прежде чем взгляд его задержался на портрете. Он видел таких портретов сотни: они висели в каждом доме, да почти в каждой комнате, и везде правитель их выглядел примерно одинаково – среднего роста, коренастый со светлыми волосами и пронзительным взглядом светло-серых глаз. Ничего по сути примечательного во внешности его не было. Если бы артист не знал, что это и есть тот самый великий Сказочник, если бы встретил его на улице просто так, то подумал бы, что идет очередной трубочист или лавочник – настолько простецкий вид имел правитель их прекрасной и удивительной страны, которого все отчего-то прозвали Сказочником. Артист и сам не знал, откуда пошло это имя и почему так крепко приклеилось к их правителю, было ли в его фигуре вообще хоть что-то сказочное и умел ли он творить волшебство. Личность Сказочника окружена была ореолом таинственности, как, наверное, и полагалось правителю именно такой страны, где оживали колдуны, а портные – умели воскрешать людей. Его мало кто видел живьем, а в их городке он и вовсе не появлялся, да и для того, чтобы управлять теми землями, ему не было надобности лично присутствовать в каждой деревушке: даже если он и не мог творить всех тех чудес, что ему приписывала малограмотная чернь, у него в услужении наверняка имелись маги и чародеи со всех концов страны. Артист задержал взгляд на портрете. И вправду удивительно. Лавочник лавочником, а вот поди ж ты, до трона правителя докарабкался каким-то дивным образом. Биографию Сказочника он не знал да и не стремился ее узнать. И портретов его дома не держал. В конце концов, никаких таких законов об обязательном наличии портретов Сказочника у каждого в доме не выпускалось, люди делали так по собственному произволению – либо из жажды выслужиться, либо действительно проникаясь идолопоклонническими чувствами к лицу, облеченному столь значимой властью. В этот момент медленно отворилась дверь, и на пороге предсказуемо возник колдун с привычным уже деревянным подносом в руках. - Как и обещал, принес тебе мазь, - и протянул ему склянку темного стекла, замотанную сверху тряпицей, - и отвар, - он был в плотно закупоренном горшочке. – Больше держать тебя тут я не вижу смысла, родные стены лечат лучше любых чародеев, - и тут он обратил внимание, как пристально изучает артист портрет Сказочника. – Неплохой портрет, правда? Лично заказывал у лучшего художника в городе. - Простак простаком, - пробормотал артист, наклоняя голову. – Обычный деревенский мужик. - Так и есть, - кивнул колдун. – Говорят, до того, как стать нашим правителем, он был придворным шутом. - Что?! – вздрогнул артист и повернулся к говорившему. – Что вы сказали? Шутом? Каким же образом шут выбился в короли?! - Такова ирония судьбы, - пожал плечами колдун. – Я плохо знаю его биографию, по правде сказать. Но если представится такая возможность, я непременно расспрошу его, как ему удалось так высоко подняться по службе. - И вправду странное у нас королевство. Подумать только, нами правит шут! – он покачал головой и принялся собираться. Одевшись, артист спрятал горшок за пазухой, накинул сверху плащ и сердечно обнял того, кто спас ему жизнь и помог восстановиться. - Двери моего дома всегда открыты для вас, даже если вас сожгут повторно, - и он тихо хохотнул. - Ну что ж, доброго тебе пути. А я пока отправлю голубей с посланием к прислуге. Снаружи дом колдуна выглядел вполне себе скромно и даже несколько приветливо. Трудно было представить, что в нем жил тот, кого когда-то сожгли за шашни с дьяволом. Да хозяин и вправду знался с нечистой, которая и помогла ему воскреснуть и вновь взяться за свои темные делишки. Вот только с виду домик походил скорее на жилище обычной рачительной белошвейки – чистоплотной и обладающей некоей претензией на хороший вкус. Вокруг дома разбиты были клумбы, прикрытые на зиму еловыми ветками, с улицы заметно было, как на некоторых окнах висят премилые занавесочки… Вероятно, эти три дня артист провел в наименее привлекательном и ухоженном помещении всего жилища. А, возможно, что домик выглядел таким только с виду, чтобы не привлекать излишнего внимания к личности его хозяина… Эта мысль странно засела в его голове, заставив снова вспомнить личность Сказочника, оказавшегося бывшим шутом. Он сделал несколько шагов по переулку, задрал голову вверх, глотая лениво падавшие с неба снежинки, и отправился ловить экипаж, прекрасно осознавая, что своего кучера Яшу ему здесь не дождаться: наверняка тот пробавляется в очередном кабаке.