Танец злобного гения

Был уже полдень, крупными хлопьями повалил снег. Обычно в такую погоду бывает тепло, но сейчас мороз понемногу набирал силу, и тонкое пальто артиста пропускало все городские сквозняки. Хижина колдуна располагалась на противоположной окраине города, и до ближайшей стоянки извозчиков надо было пробежать минут пятнадцать по узким улочкам, местами залитым нечистотами. Дома здесь строились в основном многоэтажные, доходные, и населял их разный сброд. Что сюда заманило колдуна, артист так и не понял. Вероятно, он просто не хотел привлекать излишнее внимание к своей уже однажды казненной персоне, вот и поселился среди отребья, полностью мимикрировав под него. Домишко его наверняка однажды принадлежал куда более приличному хозяину, и внешнее его устройство колдун пока просто не успел преобразить, чтобы окончательно замаскироваться под окружающую реальность. Снег постепенно расходился, мимо мчались извозчики, развозя прохожих по домам, но на окрики артиста они не останавливались, лишь махали рукой куда-то себе за спину, в сторону стоянки. Обувь быстро промокла, и артист чертыхнулся: еще не хватало подцепить простуду и свалиться с кашлем за полторы недели до очередного спектакля. Кажется, колдун что-то упоминал о том, как поставил всю труппу в известность о его выздоровлении. Значит, они будут его ждать. Позволить себе заболеть он никак не мог. До стоянки оставалось добежать еще минут пять, но ботинки уже страшно хлюпали, а все местные экипажи могли похвастаться самыми широкими щелями во всем королевстве – за еще полчаса поездки с сырой обувью по холоду он запросто свалится еще на пару недель. Надо было забежать в ближайшую лавочку и хоть немного согреться и обсохнуть, прежде чем звать извозчика. И артист толкнул первую попавшуюся дверцу со странной яркой надписью над ней: ПРОДАВЕЦ КОШМАРОВ. Очередная лавка древностей, - мелькнуло у него в голове, и он тут же провалился в приятный теплый полумрак. Кроме него в каморке оказалось еще трое – хозяин и двое посетителей. Лиц их он не рассмотрел и просто забился в угол, стараясь выглядеть как можно неприметнее, чтобы не вызвать лишних вопросов. Однако, хозяин его тут же заметил и окликнул: - Здравствуйте! Вы пришли за кошмарами? - Что? – нахмурился артист, ему показалось, будто он ослышался. - Вы хотите приобрести кошмары? - Ой, нет, спасибо, их и в жизни хватает, - махнул он рукой и отвернулся к стене, стараясь встать поближе к горячей стенке камина. - Э, нет, я предлагаю кошмары совсем иного рода! Это не ваши бытовые невзгоды, которые отравляют вам существование. Это подлинные ужасы, способные заморозить кровь в ваших жилах! - Еще лучше, - заворчал артист, впрочем, несколько заинтересовавшись. – Мало мне в жизни ужасов, так я еще и за новые должен заплатить? - О, сударь, развлечение стоит сущие гроши, зато впечатлений вы получите массу! - Он говорит правду? – решил поинтересоваться артист у других посетителей. Ими оказались мужчина преклонных лет и совсем юная барышня, одетая слишком роскошно для этой лавки да и в целом для этой части города. Те лишь недоуменно пожали плечами: они явно сами пока еще не испробовали чудеса лавочника на себе. - Не желаете ли стать первым? – поинтересовался мужчина, вежливо приподнимая шляпу и заинтересованно глядя на артиста. Первым порывом того было отказаться, а впрочем, если так уж пошло дело, он, пожалуй, сможет тут задержаться на вполне законных основаниях – в том числе и для того, чтобы посмотреть на реакцию мужчины в шляпе и барышни. За это время он наверняка уже успеет обсохнуть, а цель эта стоила того, чтобы выложить за нее несколько остававшихся в карманах монет. В сознании мелькнула странная мысль о том, что в прежние времена его бы точно не пришлось уговаривать на подобную авантюру, он бы первый ринулся в нее, очертя голову. С чего он вдруг стал столь осторожен и предусмотрителен? Артист нахмурился. Память подчас играла с ними странные шутки: отдельные подробности собственной биографии он помнил столь отчетливо, будто они произошли с ним накануне, а что-то выветрилось из головы напрочь. Вероятно, одним из этих выветрившихся пунктов и была его былая дерзость и любовь к приключениям. Но он все же сделал несколько шагов к прилавку, подождал, пока хозяин огласит цену, и уронил горсть монет тому в ладонь. - Ну и какой же кошмар я увижу? Я ведь могу сделать заказ? Ведьмы там, призраки, что еще? - Увы, организовать кошмар по заказу еще никому не удавалось. Моя шарманка работает несколько иначе. Вы увидите то, что способно напугать только вас и вас одного. И вы непременно встрепенетесь и испытаете массу радости, когда сможете выбраться из кошмара назад ко мне в лавочку и поймете, что то было только видение! - Звучит заманчиво, - сыронизировал артист. – Но раз это всего только иллюзия, то давайте. Заводите шарманку, я готов, - и он почувствовал, как холодная сырость в ногах постепенно отступает. Продавец достал из-за прилавка неприметную шарманку – совсем небольшую и явно очень старую. Это была черная лакированная коробчонка со странными символами на крышке и еще более чудными рисунками по бокам. Ручка ее давно проржавела, но механизм внутри все еще работал, поскольку стоило только продавцу крутануть ее, как из древнего нутра шарманки послышался скрипучий вой. Артист зажмурился и попытался зажать уши, чтобы уменьшить надсадный скрип, как вдруг неприятные звуки сменились чьим-то громким шепотом, прошипевшим, казалось, прямо над его ухом: - Ты умрешь! Артист вздрогнул и в страхе обернулся: лавочка куда-то исчезла, он снова стоял на улице, с неба продолжал валить снег, а прямо рядом с ним стояла и хищно усмехалась бесформенная фигура в черном плаще. В руке ее вновь зажат был пистолет, который она направила ему на этот раз прямо в голову: - Больше не уйдешь от меня! – рявкнул незнакомец. - Что вам от меня нужно? – промямлил артист, сам поражаясь собственной бесхребетности. - Отправить тебя на тот свет, ублюдок, - и человек в плаще взвел курок. - Но за что? Я чем-то обидел вас? – продолжал лепетать артист, лихорадочно соображая, как бы сбежать. Они с лавочником явно действовали сообща: один заманил к себе, давая второму возможность расквитаться с противником, прежде чем он вскочит на извозчика и покинет город. Мысль о том, что в лавку он зашел сам, и никто его туда не заманивал, в тот миг даже не посетила разум артиста. - Ты и сам прекрасно знаешь, чем заслужил такое отношение, - хохотнул незнакомец, продолжая наступать. Артист больше не стал ждать нового щелчка курка, а просто резко рванул в сторону, не давая возможности незнакомцу сразу выстрелить: на то, чтобы развернуться в нужном направлении, ему тоже потребовалась какая-то пара секунд, за которую артист успел скрыться в ближайшей подворотне. Он бежал, разбрызгивая грязь, ворот его пальто распахнулся, и внутрь задували жестокие порывы ледяного ветра. Сзади слышался топот убийцы, но он явно отставал: плащ путался у него в ногах, мешая развить нужную скорость. - Я все равно до тебя доберусь! – рычал убийца, и в этот миг раздался выстрел. Артист замер на мгновение, пытаясь прислушаться к собственным ощущениям. Кажется, не попал. Кажется, он совершенно цел. И он опять рванул: промах противника придал ему сил. Он бежал куда попало, не разбирая дороги. Шляпа давно слетела с его потных волос, грязные снежные брызги осели на лице. Топот незнакомца становился все тише, и, наконец, совсем затих. Артист остановился, чтобы отдышаться. Прижался спиной к стене дома и осмотрелся: он понятия не имел, где оказался и как ему теперь выбраться на дорогу, чтобы поймать извозчика. Тело его тут же пронзил жестокий холод: бег разгорячил его, одежда насквозь промокла от пота и мокрого снега, и теперь на ледяном ветру превратилась в обжигающие морозом латы. Артист взвыл от отчаяния. Надо заглянуть в первые попавшиеся комнаты и спросить дорогу. Может, ему еще дадут возможность обсохнуть. И он рванул на себя дверь, возле которой остановился отдышаться. Лишь только та распахнулась, как из темного проема навстречу ему вновь шагнула фигура в плаще. Лица ее по-прежнему было не разглядеть, лишь хищный оскал сверкал в полумраке. - Ну вот ты и попался. Сейчас ты за все ответишь! – артист даже не успел пошевелиться, как дуло пистолета уперлось ему в лоб, и раздался оглушительно громкий выстрел. Артист и не думал, что пистолеты способны произвести такой чудовищный шум. На какое-то время ему показалось, будто он оглох, а потом пришла вторая, куда более очевидная мысль: я уже умер? Боли не ощущалось, как, впрочем, и легкости. Избавление от тела, казалось, ничего не изменило в его состоянии: в ботинках все так же противно хлюпало, а по спине по-прежнему струился пот. Он открыл глаза, решив, что незнакомец захотел просто попугать его и оттого стрелял холостыми, и…снова оказался в лавке. Звучал скрип затихающей шарманки, продавец довольно ухмылялся, а другие два посетителя с волнением смотрели на артиста. - Ну как? – набросилась на него девушка, едва только он открыл глаза. – Что вы пережили? Постепенно приходя в себя, артист только сейчас смог осознать, что это и был тот самый проданный ему кошмар. И одежда его самым натуральным образом пропиталась потом – холодным потом ужаса. - Мне бы просушиться, - пробормотал он. – Я совсем промок. - Конечно-конечно, - засуетился тут же лавочник. – Это обычное дело, поэтому я для таких случаев всегда храню в запасе несколько комплектов сухой одежды. От ужаса многие не только потеют, увы. Я вам сейчас и ботинки новые принесу, вы ведь совсем промокли. Вот, присаживайтесь возле камина. Сейчас и чай будет готов. Поразительно, как много хорошего можно было получить всего лишь за скромную горсть монет. Впрочем, для этого ему пришлось пережить подлинный ужас – до покупки кошмара хозяин лавки словно бы и не замечал того, что артист промок и продрог. - Ну что ж, пока он греется, кто будет следующим? – и продавец хитро подмигнул оставшимся двоим. Девушка тут же запротестовала, замахав руками перед лицом, а вот мужчина с готовностью снял шляпу и отложил трость, подходя поближе к прилавку и выкладывая на него крупную купюру: - Если мне понравится, мы повторим. - Повторите? – не поверил своим ушам артист. – Да мне лично вполне хватило и первого раза! Я бы не согласился пережить что-то подобное повторно, даже если бы он, - артист ткнул пальцем в лавочника, - сам приплатил мне за это сомнительное удовольствие! - Ну у вас-то цель была, как я понимаю, просто согреться? А я-то пришел сюда намеренно. И надеюсь, кошмары эти смогут помочь мне в моей работе. - В работе? – нахмурился артист. – Кем же вы работаете? Палачом? Труповозом? - Я писатель, - коротко бросил мужчина и повернулся назад к шарманке. – Давайте уже начнем. Лавочник снова крутанул ручку, опять раздался надсадный скрип из глубин ящика, способный вызвать нешуточную зубную боль. Лицо писателя сначала расплылось в радостной улыбке, а затем вдруг застыло восковой маской. Нижняя челюсть поехала вниз, зрачки расширились, и он часто забормотал: - Нет, нет, только не это. Только не это! Этого я и боялся все время! Он стоял будто приросший к полу, барышня рядом зажмурилась и мотала головой, продавец продолжал крутить ручку шарманки, а писатель все бормотал то тихо, то чуть громче: - Нет, только не это, только не это… Длилось все это никак не дольше пятнадцати минут, однако, за это время артист сумел как следует согреться, а от развешенной у камина одежды его валил пар. Наконец, писатель пришел в себя, заморгал и окинул комнату невидящим взглядом. - Повторим? – тут же радостно улыбнулся ему лавочник, а тот вдруг заохал и схватился за сердце, вздыхая с облегчением. - Боже, так это и был ваш кошмар? Слава великому Сказочнику, а то я уж было поверил, что все происходит со мной взаправду! - Что вы видели? – тут же в любопытстве набросилась на него девушка. - Дело в том, что… я пришел сюда за вдохновением. Подумывал начать писать страшные истории, а никаких дельных идей в голову не приходило. Узнал про эту лавку и решил попробовать: вдруг какая-нибудь мыслишка посетит после кошмаров-то этих. Тем более, что и стоят они сущие копейки. Но кто ж знал, что все так обернется… боюсь, я теперь и вовсе никогда не смогу больше написать ни строчки. - Что же там такое было? – присоединился к расспросам артист, а лавочник просто стоял и тихо наблюдал за происходящим. - Просто… в последние годы я заметил некую тенденцию. Весьма для меня неприятную. В герои своих книг я привык брать своих близких – так ведь намного проще. Описываешь уже существующего человека, не нужно выдумывать его внешность и характер. Вот только имена заменял, ну да это пустяки. И вот коли по сюжету судьба таких позаимствованных из жизни героев складывалась хорошо, то и в реальной жизни близкие мои обретали счастье. А вот коли герой тот заболевал, его бросала возлюбленная или и тем паче умирал… то и прототип его словно бы заражался несчастной судьбой своей книжной копии. - Что, тоже болели и умирали? – охнула барышня. - Именно. Поначалу я не придавал этому значения, а потом примеров стало так много, что я просто не мог уже и дальше игнорировать подобные совпадения. Ради эксперимента я однажды осчастливил одного героя, списанного с моего кузена, женив его на давней возлюбленной, которая до того много лет отвечала ему категорическим отказом. И вот стоило мне поженить их в книге, как реальная девица вдруг тоже оттаяла и согласилась составить его счастье. Проверил я и смерть, за что до конца дней своих буду себя корить… - и писатель, спрятав лицо в ладонях, горько разрыдался. – Это друг был мой. Лучший друг! Я ведь тогда еще свято верил, что все это просто совпадения. И вот решил убедиться, что это так и есть. Взял да и убил его в бою. И буквально через пару недель погибает и реальный друг мой – на дуэли. Можете вы себе представить, в каком я пребывал ужасе! После той истории я не написал больше ни строчки: боялся снова кого-то покалечить или убить. Я пытался выдумывать персонажей, но у меня ничего не получалось. То тут, то там неизменно проскальзывали знакомые черты того или иного приятеля, и я из страху натворить непоправимого, все вымарывал, а листы сжигал. И вот уже года три не могу сочинять. Издатели ждут, а у меня полный ступор. Когда узнал про эту лавочку, тут же ринулся сюда в надежде напитаться вдохновением, а тут… тут… Нет, я точно рву с писательством. С меня хватит! - Что же такого вам привиделось? – наседала настойчивая барышня. Темные кудри ее выскочили из-под шляпки, а глаза искрились неподдельным любопытством. - Да вот буквально то, что я и описал только что. Будто пишу я книгу, а героем – из осторожности – решил выбрать соседа, с которым мы и не общались толком никогда. Подумал я, что вины за его неудачи я точно испытывать не стану, будь что будет. Но сосед этот мой каким-то образом прознал о моем страшном даре и пытается воспротивиться написанию книги. Он гонялся за мной по всему городу с ножом в руке, а я бежал с черновиками в руках, пытаясь дописать роман, в конце которого главный герой должен был трагически погибнуть. Я старался опередить соседа, чтобы спасти себе жизнь, но он оказался проворнее и вонзил-таки мне в грудь нож, прежде чем я начал описывать его смерть. Нет, пора и вправду завязывать с этим делом. Я написал уже очень много книг. С меня хватит, хватит! – повторял писатель, отстукивая пальцами ритм по поверхности прилавка. – И нет, сдачи не надо. Оставьте ее себе, - отмахнулся он от попыток продавца быть честным и не взять лишнего. – Писатель Гудвин не какой-то там мелочный ублюдок! Доходов от моих уже написанных книг мне хватит до конца жизни. И доходы эти сделаны на чужих бедах! – он нацепил шляпу и направился к выходу. - Так вы и есть тот самый Гудвин? – восторженно воскликнула девица, подбегая к нему. – Я прочла все ваши книги. Они гениальны! Кстати, меня зовут Анфи… - Анфи? – перебил ее лавочник. – Дочь городского головы? Простите, мадемуазель, что сразу не опознал в вас особу столь высокого ранга… - Да бросьте вы, - барышня отмахнулась от него, как от назойливой мухи, словно бы и не сама только что кидалась ему на шею. - А вас как зовут? – деликатно обратился продавец к сидевшему у огня артисту. Тот встрепенулся, поднял глаза и недоуменно захлопал ресницами. - Как меня зовут? – глупо переспросил он. - Ну да. Все мои гости представились, а вас как можно величать? - Артист… я просто артист, - и он беспомощно развел руками, понимая вдруг, что у него нет ответа на этот простой вопрос. Что он не знает, как его зовут, но отчего-то не испытывает по этому поводу никакого неудобства. Руины памяти погребли под собой и этот важнейший факт его биографии. - Его зовут Микаэль, - раздался чей-то глухой голос со стороны дверей, и в помещение вошел ряженый. На нем был шутовской наряд ярких и не гармонирующих друг с другом оттенков, на голове виднелся нелепый колпак с бубенчиками, а взгляд серых глаз выдавал что-то до боли знакомое. Лишь спустя минуту гробового молчания артист вспомнил вдруг, где он прежде видел этот взгляд: на портрете Сказочника в каморке колдуна.