Танец злобного гения

Наутро, открыв глаза, Микаэль первым делом уткнулся взглядом прямо в глаза шута, и ему вновь почудилось, будто они живые и просто, не моргая, смотрят на него, а руки тянутся так натурально, будто вот-вот дотянутся и…схватят его за плечи. Шут был на удивление страшно похож на Сказочника – тот же теплый взгляд серых глаз, те же выбивающиеся из-под колпака растрепанные русые пряди, даже ногти на руках – точно такие же. На секунду артист поразился тому, что умудрился запомнить такую деталь в облике Сказочника. И тут же смутился, отвернулся и потянулся за одеждой: ему было несколько неудобно расхаживать в неглиже перед столь реалистичным изображением его нового… друга? Назвать Сказочника просто знакомым артист теперь просто не мог – после того, как тот спас его, подарил такой автопортрет да еще и вручил колпак – по сути, их личную систему связи. Такой, наверное, больше ни у кого в королевстве нет. Ну, по крайней мере, Микаэлю очень хотелось на это надеяться. Он поспешно накинул домашний халат, сунул ноги в тапочки и пошаркал ими к выходу, а у двери обернулся, чтобы еще разок взглянуть на портрет, да так и замер с раскрытым ртом: с картины на него смотрел… он сам! Серые глаза вдруг окрасились в глубокий карий оттенок, русые пряди стали темными, веселая добрая ухмылка превратилась в драматично-издевательскую, словно бы шут хотел понарошку напугать его. Артист зажмурился, потряс головой и вернулся к кровати, снова повернулся к портрету. Сказочник как Сказочник. Добежал до двери – он снова стал Микаэлем и в следующую секунду шут подмигнул артисту. Портрет жил какой-то своей особой жизнью, словно бы заключал в себе души двух людей, слитых воедино ради этой удивительной в своем мастерстве работы. Артист проверил еще раз, ходил вокруг портрета, заходил с разных сторон и всегда, если стоял чуть левее, то видел Сказочника, правее – самого себя, строго по центру – вот тут всегда было по-разному и зависело от того, с какой стороны он к этому центру приходил. Если слева, то Сказочника, справа – себя. Он потратил на эксперименты минут пятнадцать, пока окончательно не убедился, что не спятил, это не галлюцинация и не остатки еще не выветрившегося из головы сна, а ожившее чудо, сотворенное его удивительным другом, который и вправду черт знает зачем проникся к артисту каким-то слишком теплым чувством, чтобы оно могло в принципе связывать правителя и простого актеришку. Микаэль почесал в затылке и пошел вниз в столовую, поскольку успел изрядно проголодаться. Как и обещала Анфи, городской голова перенес свой карнавал на канун Нового года, и приглашение пришло к артисту уже на следующий же день. Для мероприятия было снято здание театра, которое планировали освободить от кресел, чтобы в зал вместились все приглашенные, а их было никак не меньше половины лучших людей города. Ответ просили прислать не позднее, чем за неделю до объявленной даты, поэтому Микаэль убрал пока конверт в шкатулку, решив подождать, что скажет Сказочник: он бы предпочел встретить этот праздник в его обществе. Анфи вряд ли обидится, все равно на том балу им бы не удалось нормально пообщаться, там будет огромная толпа, гвалт и грохот музыки, станцевать они успеют наверняка только один раз, а в остальном, согласно этикету, им придется вставать в пары с кем угодно, только не друг с другом: для этих целей дамы заранее заводили карточки, куда вписывали своих будущих партнеров по танцам. Списки такие начинали вестись задолго до самого бала. Но предстоящие танцы у городского головы не шли ни в какое сравнение с рождественским карнавалом у мсье Гордона, куда были приглашены все знатные молодые барышни города. Об этом бале шушукался весь город, дамы дрались за лучшие ткани, перекупая их друг у друга. Торговцы взвинтили цены, портные и белошвейки работали, не покладая рук, и сделали за те две недели годовую выручку. Ювелирные лавки озолотились во всех смыслах этого слова. За этот период Микаэлю удалось увидеть невесту лишь однажды: она сама вызвала его письмом, и он поспешно приехал, только чтобы застать ее примеряющей платье темно-красного бархата. Оно диво как шло ее темным волосам. Высокий лиф, рукава-фонарики, полностью закрытое декольте, воротник с высоким горлом и объемный кринолин придавали ему строгий, но при этом роскошный и безумно дорогой вид. А когда она водрузила себе на шею массивное бриллиантовое ожерелье, Микаэль просто обомлел. - Ну как? – прощебетала Анфи, вертясь перед зеркалом. – У меня есть шанс затмить всех на этом балу? Он резко встал, подошел к ней и прижался губами к ее тонкой ладони, демонстрируя тем самым свое отношение к ее облику. Она удовлетворенно улыбнулась и вскинула головку, задирая носик, всем своим видом демонстрируя уверенность в собственной победе. - Приходи в день бала где-нибудь к обеду. Я буду долго собираться, возможно, потребуется твоя помощь, - с показным высокомерием произнесла она, продолжая держать головку высоко. – Надеюсь… ты подождешь меня в экипаже? - Ну, разумеется, - робко выдавил Микаэль, прикидывая в уме, что на этот раз ему уже придется одеться потеплее, чтобы не отдать богу душу самому, без помощи всяких незнакомцев в плащах. Он загодя выпросил у Яши его хоть и заметно потрепанный, но все же массивный, длинный и теплый тулуп, отрыл в закромах медвежью шапку с меховыми варежками, купил на ярмарке высокие – по самое колено – валенки и в день бала сложил все это добро в мешок в экипаже. Туда же приволок пару ватных одеял из дома и термос с грогом. Бал наверняка продлится не один час, а на улице стоит жутчайший мороз. Яшу он гонять не стал, сам правил лошадьми, и, когда вошел в дом городского головы, даже не удивился, что Анфи была уже почти готова: наверняка начала собираться еще с ночи. Бал был назначен на семь вечера, ехать рысцой до замка было никак не больше часа, поэтому Микаэль не отказался от сытного обеда. А вот Анфи, которая в тот день и не завтракала, от еды снова отказалась – тугой корсет платья никак не позволял ей комфортно дышать. Чего уж говорить о переваривании пищи в таких условиях. Потом она мерила шагами залу и каждые пять минут смотрела на часы, категорически отказываясь вести со своим женихом светскую беседу. В половину шестого она сорвалась с места и бросилась одеваться, и экипаж ее, за которым следовал Микаэль в своей коляске, отъехал от дома ровно в шесть. Замок Ричарда Гордона находился за пределами города, а город их был немаленький, оттого и занимало так много времени, чтобы добраться к подножью скалы, вершину которой этот замок собой и украшал. Впрочем, слово «украшал» здесь совсем неуместно. Скорее, с вершины которой он наводил ужас на окрестности. Для завершения образа замка ужасов ему недоставало, наверное, только бурного сизого моря, заливавшего своими волнами скалу. Вместо моря с вершины открывался вид на долину, в которой и приютился их городок, казавшийся теперь таким маленьким и беззащитным перед огромным и мрачным сооружением, возвышавшимся перед ними. Скала располагалась под уклоном, и в самом верху ее экипаж проехать уже не мог. Первым хозяином замка – чьего имени никто уже, разумеется, не помнил – в камне были предусмотрительно высечены ступени, ведущие прямо ко входу в темное грозное сооружение. Вблизи замок казался еще менее дружелюбным, чем издалека – на фоне темного неба и, словно бы по зловещему совпадению, полной луны он выглядел жутким инфернальным логовом самого дьявола, и для полноценного образа недоставало, пожалуй, только стаи волков у подножия и гигантского черного ворона на шпиле одной из многочисленных башенок. Свет горел только внизу – в высоких и узких окнах, а наверху царила непроглядная тьма, словно бы хозяин скрывал от гостей свои дьявольские покои. Микаэль ощутил дрожь во всем теле, бросив один только взгляд на здание, в котором его невесте предстояло провести несколько часов. А вот Анфи, вероятно, ничего не смущало. Она лишь охнула от восторга: - Всегда мечтала побывать в таком месте! Прямо как в сказке! Не верю, что все это со мной происходит! – запрыгала и захлопала в ладоши бесстрашная барышня. – Ну все, жди меня здесь, кучера я отпускаю, - поспешно поцеловала его в щеку и, подобрав юбки, принялась карабкаться наверх. Ступени были очень высокими и узкими, никаких перил ни один из прежних хозяев замка не предусмотрел, и уже на третьей Анфи разочарованно вздохнула и обернулась к Микаэлю: - Помоги же, ну! Он подскочил, подал ей руку, и с величайшим трудом оба вскарабкались на вершину. Массивные резные двери черного дерева снабжены были огромным чугунным кольцом, и Микаэль постучал несколько раз. Они распахнулись в следующую же секунду, словно бы кто-то стоял прямо за ними, ожидая прихода гостей. Но за дверями никого не оказалось – ни швейцара, ни дворецкого. Вообще никого. Анфи пожала плечами, вздернула носик и проскользнула внутрь. Но, прежде чем исчезнуть в темноте – а прихожая не была освещена – она дернула плечиком: - Ну иди, жди меня у коляски, - и убежала. Артист постоял немного у входа, а затем развернулся, но вниз не пошел, а направился к окнам. Его продолжало сжирать внутреннее беспокойство, он хотел удостовериться, что с Анфи все будет в порядке. Что это действительно всего лишь рождественский бал и ничего больше. Окна зашторены не были, а потому из них открывался прекрасный вид на внутреннее убранство замка. Несмотря на яркое освещение, огромную пышную елку в дальнем углу, развешенные повсюду гирлянды и прочие бумажные украшения, зала все равно выглядела довольно мрачно. Никакие гирлянды, никакая мишура не в состоянии были спрятать темные стены с ужасающими фресками, изображавшими человеческие жертвоприношения и чудовищные ритуалы поклонения странным богам или и вовсе самому дьяволу. Барельефы на колоннах посвящены были одному персонажу – богу Пану или кому-то странно похожему на него. Повсюду виднелись статуи обнаженных уродцев и бесенят. В этой зале куда гармоничнее смотрелось бы ритуальное убийство и пятна крови на стенах, а никак не елка, гирлянды и толпа юных барышень, вырядившихся в свои лучшие платья. Как Анфи ни спешила, но прибыла все же одной из последних: у подножия каменной лестницы скопилось уже порядочное число экипажей. Большинство, правда, уехали, предпочитая ожидать юных леди в тепле и комфорте. Микаэль оказался одним из немногих суеверных, кто предпочли остаться и лично удостовериться, что с девицами не случилось никакой беды. Пока в зале царила самая обычная атмосфера праздника. Гремел оркестр, начали подавать закуски и шампанское, барышни стояли, потупясь, и держались поближе друг к другу. А вот хозяин пока не показался, и все с нетерпением ожидали его появления. Все они за эти несколько недель успели насытиться слухами о его красоте и благородстве. Никто из тех, что, по их словам, видели Гордона в лицо, так и не смог точно описать его внешность. Все лишь говорили, что выглядит он, несомненно, весьма благородно и утонченно. И на этом их красноречие иссякало. Пробило семь, затем четверть восьмого, хозяин все не появлялся. Некоторые барышни уже успели выпить по паре бокалов и изрядно переживали, а не планировался ли бал исключительно и только для них, а хозяин тем временем отсидится у себя наверху? Они шушукались, делали круглые глаза, пытались расспрашивать тактично молчавших слуг… Двери залы распахнулись ровно в половину восьмого, когда у каждой барышни уже от шампанского кружилась голова, кто-то рвался танцевать друг с другом без кавалеров, самые активные требовали еще закусок, и без того расторопные слуги шустро скользили по каменному полу, ловко лавируя между расшумевшимися гостьями. На пороге стоял он – Ричард Гордон. Микаэль прильнул к стеклу, прижав ладони к вискам, чтобы ничто не мешало ему рассмотреть незнакомца, которого он видел впервые. Это был высокий стройный мужчина, облаченный в длинный темный карнавальный плащ, окутывавший его фигуру до самого пола. Капюшон покоился на плечах, и артист встрепенулся: вид любого плаща вызывал у него волну страха и недоверия. Гордон и вправду был хорош собой несмотря на то, что верхнюю часть лица его скрывала черная бархатная маска: на плечи ниспадали тщательно расчесанные длинные черные же волосы, те черты, что представлялось возможным рассмотреть, были изящными и выглядели весьма благородно. Во взгляде карих глаз читалось даже некоторое высокомерие, впрочем, вполне оправданное. И если преследователем Микаэля был он, то зачем ему все эти игры? С какой целью такой богатый и явно уставший от жизни человек будет охотиться за провинциальным актеришкой? Чушь. Микаэль тряхнул головой. Записывать во враги человека лишь на основании имевшегося у него плаща… да плащи нынче вообще в моде! Их носит каждый второй, это не тянет даже на вменяемую улику, не говоря уже о какой-то серьезной зацепке. Впрочем, маска Гордона несколько смущала. Насколько было известно Микаэлю, в приглашении не значилось, что планируется именно маскарад, что необходимо захватить с собой маску и как-то по-особому одеться. Безусловно, городские красавицы вырядились одна одной вычурнее, но все же это были самые обычные бальные платья. И ни одна из них не носила маску. Микаэль решил остаться у окна и понаблюдать за ходом бала. Как только Гордон вошел, Анфи была одной из первых, кто подлетел к нему здороваться и благодарить за приглашение. У некоторых барышень даже были в руках свежие цветы – невиданная по нынешним временам редкость и роскошь – которые они вручали хозяину дома. Тот окликнул слугу, и каждому букету нашлась своя ваза. Гордон что-то говорил, но толстые стекла не пропускали звук. Микаэль корчился, прижимал ухо к окну, но все было тщетно. Вероятно, он разъяснял девушкам ситуацию с танцами, ведь из кавалеров на балу имелся один только Гордон, а танцевать непременно хотели все. После длинной речи хозяина снова принесли закуски, а вместе с ними и множество кресел, чтобы гостьи могли присесть и немного отдохнуть. В центре водрузили массивное, с сиденьем из черного бархата – для самого Гордона. Откинув плащ, он приземлился и начал пристально осматривать зал так, как помещик осматривает свои угодья. Микаэля передернуло от этого странного взгляда. Происходившее нравилось ему все меньше. Помимо шампанского внесли и другие напитки – в высоких бутылках темного стекла, без этикеток. Барышни смеялись, чокались, самые смелые вертелись вокруг Гордона, мечтая, вероятно, о том, чтобы плюхнуться ему прямо на колени. И Анфи была одной из таких. Не то чтобы Микаэль ревновал… он слишком мало знал свою невесту, слишком коротко и невразумительно было их эпизодическое общение, чтобы он мог составить себе полное представление о той, которая, по сути, сама сделала ему предложение руки и сердца. Микаэль никогда не считал себя безвольным тюфяком. То есть, никогда прежде. И словно бы был уверен, что в обычной своей жизни никогда бы не позволил даме самой перехватить инициативу, но после памятного выстрела у него не только помутилось сознание, но и ослабела воля. Он будто бы перестал быть самим собой и только беспрестанно шел у кого-то на поводу. И не то чтобы Анфи совсем ему не нравилась: она была веселой, заводной болтушкой, миленькой и с хорошим вкусом, но он не чувствовал в себе желания раз и навсегда связать с ней свою жизнь. Даже сейчас он при всем беспокойстве за нее, при всем стыде, что окатил его с головы до ног при виде ее развязного поведения, все равно душой был в совсем другом месте. Рядом с совсем другим человеком. И краем сознания сетовал, что так до сих пор и не получил от него приглашения праздновать Новый год. И даже подумывал позвенеть бубенчиками, чтобы уточнить, не забыл ли Сказочник про него, не случилось ли чего, не нужна ли ему помощь самого Микаэля… На несколько минут он настолько увяз в мыслях о Сказочнике, что перестал обращать внимание на происходящее в зале. Пока совершенно случайно взгляд его не выцепил нечто странное и крайне подозрительное. Он снова приблизил лицо к стеклу. Гордон продолжал восседать на своем дьявольском троне, а на колени к нему опустилась Анфи с бокалом шампанского в руке и о чем-то радостно щебетала. Щеки ее раскраснелись от выпитого да и просто от возбуждения. Она льнула к Гордону, взгляд ее умаслился, и Микаэля передернуло от отвращения. Хозяин же ни в чем ей при этом не препятствовал, а губы его растянулись в хищной ухмылке. Тонкая белая рука поднялась и принялась невесомо поглаживать кудри Анфи, медленно спускаясь к шее. Затем пальцы вдруг сомкнулись на ней, и на мгновение Микаэлю показалось, что Гордон начал душить его невесту, и он хотел было броситься на выручку, когда увидел, что Анфи да и другие барышни оглушительно хохочут, слушая своего господина. Господин. Да, именно так это выглядело со стороны – встреча господина со своими наложницами. Минут через пять на коленях Гордона Анфи сменила другая девушка, и она столь же заливисто хохотала от того, что нашептывал ей хозяин дома, и у нее на шее он тоже с явной силой смыкал пальцы… Потом последовала третья, четвертая… Микаэль сбился со счету, наблюдая за вереницей девиц, которые одна за другой прыгали к Гордону на колени, слушали его веселые речи, смеялись закатывая глаза и радостно подставляли шею под его сильные пальцы… Это и был тот самый обещанный бал? Ни о каких танцах не шло и речи, но никто из присутствующих, казалось, вовсе не сожалел об этом, все и так безумно веселились. В очередной раз оказавшись на коленях Гордона, Анфи протянула руку к его маске, намереваясь, видимо, сорвать ее, но тот резко блокировал это движение, заламывая руку ей за спину и непозволительно близко прижимая Анфи к себе. Лица их практически соприкоснулись. Девушка дышала чаще и явно громче, чем это было прилично, впрочем, вся сцена от и до выглядела совершенно неприличной, и отцы барышень, стань они свидетелями происходящего, силой бы утащили дочерей по домам. Микаэль осознавал, что и ему следовало бы поступить точно так же, но он словно бы прирос к скале. Да и никакого права он не имел вырывать Анфи из объятий Гордона. Об их помолвке еще даже не было объявлено официально. Она просто пошлет его к черту и будет права. Ехать за помощью к городскому голове тоже казалось ему неверным. Эта поездка займет никак не меньше двух часов, за это время с гостьями может произойти что угодно. И кто им поможет? Парочка чахлых кучеров у подножия скалы? Нет, необходимо было остаться и досмотреть этот беспредел до конца. Микаэль жалел, что не прихватил с собой шутовской колпак: помощь Сказочника сейчас никак не помешала бы. И вот губы их соприкоснулись, и оба тут же слились в страстном поцелуе прямо на глазах у остальных изумленных барышень. Кто-то от ужаса уронил бокал с шампанским, и осколки разлетелись во все стороны, кто-то подбежал к Анфи и попытался вырвать ее из объятий столь желанного всеми Гордона… а артист в ту же секунду рванул к дверям. К его удивлению, они оказались не заперты, правда, он с трудом осилил их неимоверную тяжесть и сумел создать лишь небольшую щелку, проскользнув в нее и замерев в кромешной тьме холла, не зная, куда двигаться дальше. Когда глаза привыкли к темноте, он заметил впереди узкую полоску света и двинулся прямо к ней – вдоль, как он потом осознал, вешалок с верхней одеждой. Сквозь щель эту трудно было хоть что-то рассмотреть, поэтому он потянул ручку двери на себя – так, чтобы можно было хотя бы немного просунуть голову: в той огромной зале, отвлеченные столь увлекательным занятием, гости вряд ли заметили бы одинокого любопытствующего. Пара продолжала страстно целоваться, потом Гордон спустился губами к шее Анфи, приспуская пальцами плотный бархатный воротник, а она запрокинула голову в бессознательном желании облегчить ему попытки хоть немного ее оголить. Тут же поднялся страшный визг, кто-то из барышень налетел на Анфи с кулаками, другие дергали за волосы Гордона, все это действо окружили официанты во фраках и даже не попытались ничего предпринять. Хозяин дома резко поднялся, отшвыривая от себя Анфи. Она поскользнулась и неуклюже приземлилась на пол, потирая ушибленную лодыжку, а Гордон, даже не оборачиваясь в ее сторону, лишь поправил маску и пошагал к двери. Микаэль тут же нырнул в темноту и прижался к одной из шуб, пытаясь спрятаться в ее объемных недрах. Гордон стремительно прошел мимо, и шум шагов его странно быстро растворился, поглощенный каменными стенами замка. И в этот самый момент Микаэль увидел, как от сплошного полотна тьмы отделилась чья-то бесформенная тень и поплыла к нему. Он не успел даже задуматься о том, кто бы это мог быть, не Гордон ли вернулся так скоро, а, возможно, он и вовсе никуда не уходил, а вышел в холл лишь потому, что заметил в дверях постороннего. И тут правый бок пронзила острая боль. Он приложил пальцы к ребрам и ощутил липкую влагу, а в следующий миг рухнул на колени, замечая только, как тень снова слилась с общей густой тьмой, а минуту спустя мимо прошагал и Гордон, возвращаясь к гостям. Микаэль не мог думать о том, кто и зачем пырнул его ножом на этот раз, он хотел лишь одного – поскорее убраться отсюда. Домчать до дома городского головы, рассказать ему про Анфи и остальных девушек. Или послать туда одного из оставшихся здесь кучеров… И он пополз наружу. Дорога далась ему с большим трудом: вероятно, ему прокололи печень, кровь хлестала фонтаном, и он уже понимал, что час в таком режиме просто не протянет, лишится сознания гораздо раньше. Надо было доползти хоть до кучеров, они помогут, найдут, чем остановить кровь. Путь вниз по каменной лестнице показался ему длиной в саму жизнь. Он замирал на каждой следующей ступеньке, чтобы отдышаться, ощущая, какой скользкой и мокрой оказывалась предыдущая. С последних он уже просто скатился кубарем, приземляясь на оледеневшую скалу, где стоял всего один экипаж – его собственный. «Сейчас посижу немного и попытаюсь забраться внутрь. Надо немного согреться, надо оторвать кусок от одеяла и замотать себе бок, иначе… иначе…» Он прижался спиной к колесу и прикрыл глаза, понимая, что это, вероятнее всего, конец. В этот миг наверху у входа в замок раздался шум и гвалт: наружу выбегали полуодетые девицы, громко вопили, осознавая, что ни один кучер пока еще не прибыл за ними, принялись бегать вокруг его – Микаэля – экипажа и обсуждать, где бы раздобыть извозчика… И тут на каменных ступенях возник Гордон. - Не переживайте, дамы! – громко обратился он к ним. – Все будут доставлены по домам в лучшем виде. И приношу вам свои извинения, если кому-то из вас вечер показался не столь приятным, как вам того хотелось! – он щелкнул в воздухе пальцами, и тут же на скале откуда-то взялось множество экипажей – все как один черного цвета, запряжены в них были вороные кони, а на козлах сидели безликие возницы в плотно запахнутых черных плащах. – Это для вас. Они мигом домчат вас до дома! Девушкам не нужно было повторять дважды, так мечтали они поскорее оказаться дома. Каждая, даже не задумываясь о том, куда увезут их эти жуткие кареты, заняла свое место, и уже минут через десять на скале остался один только Гордон и державшаяся за его руку Анфи. Он щелкнул пальцами еще раз, и следующая карета уже оказалась золотой. У Микаэля даже глаза заломило от ее блеска. Ричард услужливо распахнул дверцу, предлагая своей даме войти внутрь, а потом и сам последовал за ней. Возницы у кареты этой не было вовсе, а запряжен в нее был огромный белый конь с роскошной длинной гривой. Дверца захлопнулась, и конь сам вдруг поскакал прямо по воздуху и через несколько мгновений исчез в ночном небе. Вслед за этим, уже решив, что он лишается рассудка вместе с кровью, Микаэль потерял сознание, понимая, что скорее всего уже никогда не обретет его. Однако, через некоторое время он все же открыл глаза – когда пришло какое-то внутреннее осознание, что он в тепле, кровь больше не идет, на рану наложена повязка с какими-то лекарствами, и жизни его ничего не угрожает. Находился он в совершенно незнакомом помещении, но почти сразу понял, что это за дом и кому принадлежит. Спальня хоть и была простой и совсем небольшой, но стены ее при этом расписал какой-то даровитый художник. Росписи эти походили на церковные фрески, но изображали обычные сказочные эпизоды, и артист увлекся и позабыл обо всем на свете, рассматривая их. В этот самый момент дверь в спальню скрипнула, и на пороге оказался как раз тот, кого и ждал артист: Сказочник. На этот раз одет он был очень просто, по-домашнему, без всяких шутовских нарядов, и нес на подносе горячий бульон. Улыбнулся, видя, что пациент его пришел в себя, и присел на край кровати. - Поешь сам или тебе помочь? - Справлюсь, - с благодарностью пробормотал артист и с некоторым трудом сел, опираясь спиной о подушку. – Ты не знаешь, кто это сделал? - Меня же там не было, - развел руками Сказочник. – Я просто узнал, что с тобой снова сотворили это, и тут же пришел на помощь. Я же говорил, что мне не нужен звон бубенчиков, чтобы спасать тебя. - Думаю, это был сам Гордон, - бульон оказался страшно вкусным, и артист в конечном итоге просто поднес миску ко рту и принялся пить его жадными глотками. – Он как раз вышел в этот момент в холл, а там возле вешалок стоял я. Никого посторонних при этом возле замка не крутилось. Ну либо кто-то из его прислуги. - Темная он личность. Думаю, мне стоит им основательно заняться, пока он не наворотил всяких бед. Впрочем… он же их уже наворотил. - Когда? Я так долго провалялся без сознания? - Да часа три, - задумчиво прикинул в уме Сказочник, - сейчас уже час ночи, а никто из барышень так и не вернулся домой. Кроме Анфи, ее злодей доставил отцу в целости и сохранности. - Но… он же каждой предоставил карету с извозчиком! Они же все разъехались по домам! – воскликнул Микаэль, возвращая пустую миску на поднос. - В том-то и беда. Через час после того, как девушки разъехались в экипажах Гордона, за ними приехали их личные коляски. И не обнаружили ни одну из них. Сам Гордон только руками разводит и комментариев не дает. Уверяет, что нанял все эти экипажи, что все они – простые городские извозчики, и сам он никак не может отвечать за то, куда они завезли барышень. Да только ложь это. - Врет! – задохнулся от возмущения Микаэль. – Я сам видел, как он это сделал. Просто щелкнул в воздухе пальцами, и тут же появились все эти экипажи – словно из пустоты воплотились. И одному черту ведомо, куда они увезли дочек безутешных отцов… Его теперь выдворят из города? - Предъявить ему пока нечего. Он был очень любезен с городским головой, когда возвращал ему Анфи, да и сама девица явно без ума от своего нового душевного друга. По поводу же извозчиков, кто-то и вправду видел, как множество городских экипажей ехали к замку. Поэтому судиться они будут скорее с муниципалитетом, а не с чертовым магом. - Магом? - Думаю, ты и сам уже понял, кто он такой. - Но… бывший владелец замка… - Я полагаю, это он и есть. Разыграл собственную смерть, а потом вернулся как ни в чем не бывало, но уже в новом обличье, и продолжает свои пакости. - Ты же Сказочник. Ты создал наш мир! Кому как не тебе во всем разобраться! – в отчаянии вскричал артист. - На самом деле, это не совсем так, - Сказочник выглядел страшно смущенным, покраснел и опустил голову. – Я действительно кое-что могу и, наверное, по этой части Гордону этому или как там его зовут на самом деле ни в чем не уступлю, но… я не всесилен и не всемогущ. И… я даже не уверен до конца, что этот мир создал конкретно и именно я. - Как? А кто же тогда? - То есть, конечно, это был я, но вместе с этим миром я создал и сам себя. Не спрашивай как, технологию я все равно объяснить не смогу. И словно бы при создании этом лишил себя всемогущества в надежде, вероятно, что справлюсь и так. Но… я не справляюсь, как видишь. Подлинный творец постоянно населяет этот мир все новыми и новыми персонажами, а я… не меняюсь с годами. И мне трудно. Я могу вызвать этого Гордона на магическую дуэль, но и только. Я не могу щелчком пальцев выбросить его отсюда навсегда, - щеки его стали совсем пунцовыми. – Но лучше бы, чтобы об этом никто не знал. Моя репутация мигом рухнет, и вот тогда помогать обездоленным вообще станет некому. Я должен встретиться с этим магом и поговорить с ним, пока… пока не случилось еще что-нибудь пострашнее. - Куда уж страшнее, - покачал головой артист. – Лучшие девушки города просто растворились в воздухе. Сейчас такое начнется! – и он схватился за голову. – Все равно все прибегут к тебе и будут требовать справедливости. - Именно поэтому я и собираюсь идти к Гордону сам, не дожидаясь, пока от меня этого потребуют люди. Полагаю, теперь никакого новогоднего бала не будет – ни у городского головы, ни у меня. Прости. - Да что уж теперь, - впрочем, Микаэль чувствовал себя слегка разочарованным. Теперь, после столь откровенных признаний Сказочника он чувствовал себя еще ближе к нему, а потому стремился подружиться еще крепче. - Но, если ты не против, мы можем отпраздновать вдвоем. Я завтра же отправлюсь к Гордону, а тебе необходимо отлежаться. К Новому году ты вернешься в форму, это я тебе обещаю. Такие раны я пока еще умею лечить, - и он горько усмехнулся. – Прости, что не оправдал твоих ожиданий. Я пойму, если не захочешь прийти. - Я приду, - перебил его Микаэль. – И у меня не было никаких ожиданий. Мне плевать, всесилен ты или нет. Настоящий ты Сказочник или такой же обычный житель, как и все мы. Спасибо тебе за все, что ты делаешь, - и он перехватил дрожащую ладонь Сказочника и приложился к ней губами. Тот вздрогнул, но руку не отдернул, лишь громко сглотнул и еще ниже опустил голову, затем потянулся к наклонившемуся артисту, потрепал его примятые волосы и тоже коснулся их поцелуем. Так они и замерли на несколько мгновений, а затем, смущенные, медленно отстранились, Сказочник взял миску с подносом и поспешно вышел из спальни, не сказав больше ни слова, а Микаэль положил ладонь себе на макушку – туда, где пару минут назад его спаситель запечатлел свой поцелуй, и полубезумно улыбнулся от затопившего его счастья.