* * *
На Нашествие они выдвинулись совершенно вымотанными после очередной многочасовой репетиции, не поспав и десяти минут. Миху мотало из стороны в сторону, на ногах его не мог уже удержать даже кокс. Остальных тоже поглотила чудовищная усталость, но то ли они от природы были покрепче, то ли в целом употребляли чуть меньше веществ, а оттого организм их был не столь истрепан… Всю дорогу в автобусе Миха проспал на плече Андрея, и тот боялся пошевелиться, чтобы не потревожить его сон. Сам-то он справится, у него железное здоровье, а Миха окончательно добивает себя наркотой, и никак невозможно на это повлиять. На заднем сиденье болталась такая же обдолбанная Анфиса с темными кругами под глазами, и вот ей как раз не спалось. Она периодически подходила к парням и пыталась растолкать Миху, но Андрей давал ей решительный отпор. Иногда подключался и Балу и с хитрой миной выдавал что-то вроде: - Дай голубкам спокойно поворковать. Дай им выспаться, вишь, как притомились после бессонной ночи-то, - и улыбался так широко и нагло, что у Андрея кулаки чесались засандались ему в челюсть, да только этим поступком он бы признался в том, что его задевают эти слова. А так их можно было списать на своеобразный Шуриков юмор, который, впрочем, прорезался у него после невольно подсмотренной сцены в Юбилейном. Он тогда не сказал ни слова ни одному из них да и другим парням не проболтался, но изредка беззлобно подшучивал, вот как сейчас – так, что вроде и придраться не к чему, а злость все равно берет. За то, что увидел тот поцелуй и совершенно верно растрактовал его. За то, что все понял и рассудил. За то, что он, черт побери, слишком проницателен, мерзавец! С расспросами он к ним не лез да и вообще никак не демонстрировал то, что знает о них теперь чуть больше, прежнего, но практически всегда его физиономия выражала нечто вроде: «А я всегда это знал! И никто не сможет убедить меня в обратном!» Так они и существовали все эти несколько лет их обрушившейся, наконец-то, славы – под градом язвительных шуточек и замечаний Балу. Миха все больше краснел и смущался, а Андрей чесал кулаки об стену. Но молчали и старались не подавать виду – оба. На площадку они приехали с большим запасом: им, как молодым, но уже безумно популярным хедлайнерам, выделили кучу времени для саундчека, и они решили не терять ни минуты. Стоило автобусу затормозить, как Миха тут же проснулся, встряхнулся, поднял на Князя взгляд, полный благодарности, и ринулся наружу – готовиться к выступлению. Анфиса поплелась за мужем, расталкивая ребят и о чем-то канюча. Теперь на сцене буквально всем заправлял Реник: с тех пор, как он все-таки сделал свой выбор между двумя братьями Горшеневыми, в Шутах закипела его бурная деятельность, которая могла посоперничать разве что только с Михиной. Князь так тщательно отслеживал лишь верность исполнения песен, к которым он написал мелодии, в остальном он не лез, давая возможность Горшку разрулить все самостоятельно. Но теперь с ними был он – великий гитарист и звукач Александр Леонтьев. Он гонял техников, каждому раздавая сверхценные указания, даже с Михой спорил, в какой момент ему вступать. Андрей же так устал, что просто присел на край сцены, опустил голову на руки и попытался отключиться хоть на несколько минут: в конце концов, ему тоже отрабатывать концерт, он такой же фронтмен, как и Миха. За спиной у него продолжались споры и неутихающий бубнеж – выставляли свет, звук, настраивали гитары. В какой-то момент Андрей ощутил, как кто-то хлопнул его по плечу: - Пошли в палатку, поспишь хоть немного, совсем же на ногах не держишься, - один лишь мудрый Балу заметил, что ресурсы Князя были на сегодня исчерпаны. – Пусть они тут продолжают бодаться, это их вотчина, - помог Андрею подняться и буквально дотащил до выделенной для группы палатки. Точнее, палаток было несколько. Каждая – на четверых. Князь забрался в первую попавшуюся и уснул еще даже до того, как тело его приняло горизонтальное положение. До концерта оставалось несколько часов, он успеет перезагрузиться. Разбудил его тихий шепот снаружи палатки, но буквально под самым его ухом. Сперва Андрею показалось, что все это ему снится, но голоса все настойчивее вторгались в его разум, и сознание, наконец, вынырнуло из столь уютных объятий сна. Голоса звучали все громче, но он не сразу понял, кому они принадлежат, а когда понял, то замер и принялся вслушиваться в каждое слово. - А я тебе говорю, что ты выглядишь охеренно, и конкурентов у тебя на этой площадке нет и быть не может. И не надо кивать на Кинчева – ты моложе и ярче. Чего ты дрейфишь-то в самом деле? - Да не дрейфю я! – послышался второй голос. – Просто… мы и вправду чот пережали на этот раз с репами. Я еле на ногах стою, Андрюху вон даже вырубило, а нам через два часа на сцену выходить. Пойду я тоже покемарю чуток, пожалуй. - Хочешь, пойдем ко мне в палатку? Яша все равно ушел тусить, вот уж кого никакая усталость не берет, - наконец, в этом голосе Князь сумел распознать Реника. – Я тебе мешать не буду. У меня подушка ортопедическая, спальник теплый. - Да я к Андрюхе хотел, мне там привычнее как-то, - виновато оправдывался Миха – а кто же еще! - Я посмотрел – у вас там голая земля, и Андрюха на ней валяется. Испачкаетесь же… Вы чего спальники не захватили? - Да вроде Андрюха должен был взять, - Князь даже сквозь плотное полотно палатки видел, как тень растерянного Горшка скребла в затылке. - Вот и пошли ко мне, а уж после выступления поищем ваши спальники, - настаивал Реник. - Ладно, - не стал с ним спорить Миха, - давай показывай, что там у тебя за подушка такая, и звук шагов постепенно растаял. Андрей выбрался наружу и осторожно пополз в направлении палатки Реника с Яшей. Он понятия не имел, кто еще будет с ними ночевать, Балу опять куда-то испарился, Пор, вероятно, вслед за Яшей тоже ушел тусить… Внутри палатки слышалась возня. Андрей опустился на землю совсем рядом, стараясь сесть так, чтобы свет софитов направлял его тень куда-нибудь в сторону. - Видишь, я же говорил, что будет удобно. Отдыхай, - послышался шепот Реника, и Андрюха, что называется, весь обратился в слух. Горшок всегда засыпал моментально и спал очень крепко, что служило в группе неизменным предметом для шуточек и разного рода розыгрышей. А вот сейчас, вероятно, планировалось нечто совершенно иное, поскольку тень Реника буквально нависла над Михой. Что он собирается сделать? Задушить его? Да ну бред, зачем бы ему это было нужно. Высосать кровь? Так, Андрей, ты не выспался и сочиняешь слишком много страшных сказок, пора остановиться. Тень опускалась все ниже и ниже, пока не слилась с тенью лежавшего в спальнике Горшка в странное единое целое. Что он делает, черт побери? Пытается его обокрасть? Да чего у Михи можно украсть? Особенно сейчас. Весь его нехитрый скарб упрятан в их общей с Князем палатке. Или… или… Андрей боялся высказать эту мысль даже про себя, настолько дикой и невозможной она ему показалась, но, если бы вместо Михи в палатке сейчас лежала Мышь, он бы точно решил, что Реник полез к ней целоваться или еще чего похуже. Силуэт его двигался точно так же – словно он целовал лежавшего на земле человека и целовал не так, как пытался когда-то целовать его – Князя – сам Горшок, а весьма смело и очень даже умело. Миха проснулся не сразу – сказывалась гастрольная привычка спать в любой позе под любой грохот в любых неудобных обстоятельствах. Но сейчас мозг Михи, вероятно, подсказал ему, что медлить не стоит, что не та это ситуация, чтобы спустить ее на тормозах и позволить этому случиться, а самому – спать дальше. Он дернулся, резко отвернулся и выпростал руку из спальника. - Реник, ты чо? – хриплым со сна голосом выдавил он. - Да ничего, - голос Ренегата звучал так, словно он и не пытался скрыть свое преступление, а наоборот – выставлял его напоказ, - подушку тебе поправлял. Чтобы тебе удобнее было. - Дай поспать, а. - Спи, конечно, я тут покараулю. Спи, - и провел рукой по Михиным волосам, приглаживая их. Миха снова дернулся, словно бы понял, что все это не просто так – и подушка эта, и спальник, и нечаянная ласка, а поэтому принялся неуклюже выбираться из спальника: - Я, пожалуй, к себе в палатку пойду. Жарко мне в этом спальнике твоем, - и пополз к выходу. Князь едва успел вернуться и рухнуть на землю, делая вид, что спит, когда буквально через минуту за ним следом в палатку вполз Миха. Сквозь неплотно сжатые веки и дрожащие ресницы Князь заметил, как задержал на нем взгляд Горшок, как покачал головой и принялся отчаянно натирать рукавом губы. - Пидор, - прошептал он, а затем сам подполз к Князю, наклонился над ним, всматриваясь в его лицо, потом ниже, еще ниже. Замер буквально в сантиметре от губ, затем скривился, отстранился и рухнул рядом на землю. А через минуту уже отрубился и уютно сопел прямо Андрею в плечо. Не успел Князь досмотреть свой первый сон, как из его объятий вырвал его истошный вопль Балу: - Проспали! А ну подъем, нам через десять минут на сцене надо быть! Андрей подскочил как ошпаренный, а вот Горшок тут-то как раз и проявил чудеса крепкого сна и даже не пошевелился. Андрей принялся расталкивать его, потом плюнул, взгромоздил намертво отрубившегося Миху себе на плечи и поволок за собой на сцену. По пути как-нибудь разбудится под грохот басов и вопли публики. Миха бормотал что-то бессвязное, прижимался к Князю, тыкался губами в шею, а тот старался не обращать внимания и припустил еще скорее. Благо, хотя бы Реник не спал и выставил звук как надо. Горшок продрал глаза, лишь когда объявили их выход, и, пошатываясь поковылял на сцену. Андрей следил за каждым его шагом: чтобы не свалился с края прямо вниз, чтобы не споткнулся о провода, чтобы не заснул на ровном месте, наконец. Но родная стихия подхватила Миху и понесла за собой, он оседлал ее и снова ощущал себя царем горы: скакал по сцене, словно бы и не валялся десять минут назад в полной отключке, не чувствуя, как Князь лупит его ладонями по щекам. И самому Князю дышалось спокойнее, он смотрел со стороны, как мечется по сцене его лучший друг, и тут на него накатила волна такого счастья, погребла под собой. И пусть за кулисами бесновалась под очередной дозой Анфиска, пусть после концерта Миха снова уедет с ней – Андрею ведь тоже есть, с кем провести и ночь эту, и эти выходные, и даже, чего уж там, всю оставшуюся жизнь, но все равно жизнь эта ощущается как-то ярче и светлее, когда рядом он – с трудом вырвавшийся из сна его личный Питер Пен, его Мишка. Когда заиграли вступительные аккорды к Скале, Андрей боковым зрением заметил какое-то странное шевеление: кто-то подбежал к Балу и начал что-то возбужденно шептать ему на ухо. Балу понимающе кивнул, подгреб к Яше, тыча пальцем вперед в стоявшего у самого края Миху. Тоже боялись, что сверзится? Нет, дело в другом. Андрей проследил за их взглядом, но ничего не понял: на краю болтался свиток проводов, как обычно, но Миха уже разошелся, уже поймал ритм, он уже не упадет, он сотни таких концертов отыгрывал. Ни за что не упадет. И Андрей продолжал петь. Но тут снова шевеление: Яша бежит вперед и что-то шепчет Горшку на ухо. Тот кивает и продолжает стоять на месте. Парни растерянно переглядываются, и лишь Реник стоит с каменным лицом, как будто ничего не происходит. Князь снова переводит взгляд к краю сцены и только тут, с этого ракурса, отступив на несколько шагов в сторону, замечает подготовленные к запуску фейерверки. И девушку в плаще с капюшоном и зловещим факелом в руке. И свисающий к лицу девушки фитиль. И Миху, стоявшего буквально в сантиметре от всего этого действа. Перекошенное от ужаса лицо совершенно неподвижного Яшки, замершего в бездействии Балу и совершенно не замечавшего всего происходящего Реника. Все последующие события отпечатались в сознании Андрея отдельными ошметками как на замедленной перемотке. Вот девушка подходит к фитилю, подносит к нему факел. Вот резвый огонек начинает свой путь наверх. А вот Миха, чей ботинок буквально упирается носком в петарду. Еще секунда и… Андрей откладывает в сторону микрофон и бежит к краю сцены, хватает Миху за шею и резко дергает на себя. Тот спотыкается, падает, увлекая за собой и своего спасителя, но песню тоже надо допеть, и Князь поспешно возвращается к микрофону и буквально доглатывает остаток песни, а руки его дрожат от возбуждения и страха. Страха того, что могло произойти. Миха еле очухивается, видя, как у ног его взрывается фонтан огня. Смотрит на него непонимающим взглядом, потом оборачивается и пожирает глазами Андрея. - Спасибо, пацаны, - бормочет сдавленным голосом. И доигрывает концерт на куда большем подъеме, чем обычно. Со сцены первым рванул Князь – чтобы быстрее выпить, заглушить сердцебиение, притушить нервы. Но Горшок догоняет его в два прыжка, ловит за руку, игнорируя виснувшую на нем Анфису: - Князь… Андро… спасибо, друг… Князь трет ладонью глаза, а потом не выдерживает и заключает Горшка в самые крепкие в их истории объятия. Горшка сплющивает в мускулистых руках Князя, но он и не думает сопротивляться, лишь бормочет: - Если бы не ты… если бы не ты… - Мишк, Миш, пошли тусить, а! Сейчас самое марево начнется! – слышен тонкий голосок Анфисы откуда-то слева, но Миха продолжает сжимать руки на спине Князя, и Андрей снова чувствует, как тесно становится в груди и много где еще. И не у него одного. Еще чуть-чуть, еще немного, и Анфиса будет послана к чертям. Нет, этого он допустить не может. Медленно размыкает объятия, шутливо ерошит волосы Михи и улыбается, пряча навернувшиеся отчего-то слезы. Тут же подлегает и Ренегат, тоже хватает Миху под локоть: - Пойдемте и правда выпьем, пора бы уже, заслужили! - Андро, пойдем и мы, а? – Горшок сжал его плечи, а в глазах читались азарт и возбуждение. - Да я домой лучше, чот перенервничал сегодня. Чуть лучшего друга не потерял, - усмехнулся и провел ладонью по волосам. - Ну и я тогда не пойду, если Андрюха домой. И я тогда с ним, чего уж. - Мииииишааааа, - заканючила тут же Анфиса, - ты же обещааааал! - Мих, ну ты чего? – толкнул его в плечо Реник. Яшка с Балу тоже заныли, пытаясь уговорить обоих, и Горшок, наконец, сдался. На прощанье снова шагнул к Андрею, ткнулся носом в плечо: - Спасибо, Андро. Должен буду, - и в карем взгляде плеснулось что-то неведомое, жуткое, а затем потные ладони его скользнули вниз, как бы невзначай задевая бедра Князя, и тот прикрыл веки и закусил губу, молча кивая, даже отчасти радуясь, что так вышло, что они не вместе поедут домой, а то чем черт не шутит… Развернулся и бегом с поля, подальше от шума, суеты, палаток, пьянок, воплей, музыки, Горшка, подальше от тесноты в груди и в этих проклятых джинсах. А на поле среди расталкивавших его музыкантов стоял как никогда прежде одинокий Горшок, силуэт его углем бы вычерчен на фоне ярких ночных огней, руки повисли плетьми, и он отчаянно сжимал и разжимал кулаки, тоже понимая, что вот еще чуть-чуть, и все будет совсем хреново, и ничего уже не вернешь и отыграешь. И хорошо, что Князь уехал, а он остался здесь бухать и веселиться. Потому что повеселиться с Андреем у него теперь не получится никогда в жизни.* * *
Воспоминания накатили горячей волной да так сильно, что в первые минуты после пробуждения Андрей был уверен, что на груди его покоится рука Горшка, и его лицо сопит ему в шею. А рядом на тумбочке вибрировала причина его недосмотренного сна-воспоминания: звонивший мобильный. Андрей кое-как выпростался из-под спящего Ришко, схватил телефон и выскочил в прихожую. - Да, Елена Данииловна, - тихо произнес он, прикрывая дверь в спальню. - Здравствуйте, Андрей Сергеевич, - послышался деловитый и спокойный альт Шубиной. – Кое-что мне выяснить удалось. Но не так много, как хотелось бы. Мой ассистент, вычитывавший предпечатную верстку, утверждает, что на момент передачи ее корректору все было в порядке. Оксана Ришко тоже открещивается, но ей, как я понимаю, вы верить не собираетесь? - Ага, - выдохнул Князь, не желая прерывать речь Шубиной. - Кроме того, двоюродный брат Оксаны по материнской линии, а мне, получается, он родственником уже не приходится, работает как раз в той самой типографии, где и был напечатан весь тираж. То есть чисто теоретически они могли подправить верстку, если у них был свой дизайнер с прямыми руками… все возможно. Другое дело, что я проверила несколько книг из того тиража – из тех, что смогла отследить – везде текст верный, никаких королей, шутов, плащей с капюшонами. Ну вы понимаете. - На что вы намекаете? – Андрей перестал вообще хоть что-либо понимать. - Я допускаю вариант печати всего нескольких экземпляров с подобным текстом. Или, что существенно усложняет нашу задачу – только одного. - И этот один попадает в руки именно мне? – изо всех сил стараясь не кричать, тем не менее, вопит Андрей. - Именно, Андрей Сергеевич. Я нашла список магазинов, куда поступал тот тираж. Их было несколько. В каком книгу приобрели вы? - Да какой-то невзрачный книжный бутик на Кузнецком мосту… - Да, этот бутик был одним из многих. И туда мы отправили всего пять экземпляров. Они помногу у нас никогда не брали, поскольку цены выставляют неприподъемные. Ну вы понимаете, - снова заладила о своем Шубина. - И среди этих пяти затесалась именно она? Как такое возможно? - Андрей Сергеевич, я не знаю, для чего вам все это нужно, да и, думаю, знать мне это совсем необязательно. Но я пробила владельцев всех этих книжных и их персонал, благо, у нас со всеми заключены договоры, а наш договорной отдел столь суров, что у всех контрагентов запрашивает едва ли не справки на право ношения нижнего белья, - хриплый смех на том конце несуществующего провода. – В том числе и штатное расписание контрагента. Не все соглашаются. Крупняки так и вовсе отпинываются и отделываются справками о среднесписочной численности, а вот бутик тот предоставил. И, хочу я вам заметить, Андрей Сергеевич, информация пришла просто прелестная. Вам точно понравится. - Но откуда вы знали, что копать нужно было именно тот бутик? – задал преглупейший вопрос Князь: к этому моменту он уже давно должен был бы понять, что мисс Марпл – просто младенец рядом с Еленой Данииловной Пуаро. - Кажется, во время нашей встречи вы упоминали фамилию Балунова. Я не ошибаюсь? – и Андрей живо представил, как она спустила очки на кончик носа и вперила в него внимательный взгляд строгого учителя. - Да… - пробормотал он, чувствуя себя форменным двоечником. - Именно такую фамилию носит один из продавцов данного бутика, - в голосе Шубиной послышались торжествующие нотки. - Что?! – Андрей привалился спиной к стене, чувствуя, как слабеют и подгибаются колени. - Я не поленилась, связалась с владельцем магазина, и он по дружбе поведал мне, что продавец этот – старший, между прочим – у него на весьма хорошем счету и действительно является родственником Александра Балунова, который, как мне удалось выяснить, также играл в группе Король и шут, верно ведь? - Нет, я беру свои слова назад, - едва сумел выдавить пораженный Князь. – Вы не Эркюль Пуаро. Вы Шерлок Холмс! - Благодарю за комплимент, Андрей Сергеевич, но лично я все же предпочитаю маленького усатого бельгийца. - Получается… получается… - Не просите у меня выводов, ибо я не знаю сути всей вашей истории, но, надеюсь, на ваши вопросы я смогла ответить? - Более чем, - пробормотал Князь. – Только теперь непонятно, кто же из двоих организовал попадание этой книги в мои руки… - Дорогой Андрей Сергеевич, раз уж зашла речь об Агате Кристи, я бы вам порекомендовала прочесть «Убийство в Восточном экспрессе». Будь я Эркюлем Пуаро, именно этот вывод я бы и сделала, - и Князю вновь померещилась высокомерная улыбка Шубиной. - Понял, прочту, - тут же отсалютовал он. - Если что, обращайтесь, Андрей Сергеевич. А сейчас – честь имею, как говорится. Маленьким серым клеточкам необходимо переключиться на насущные проблемы. Всего наилучшего! Убийство в Восточном экспрессе, значит? Князь сел за компьютер, открыл Википедию, и уже через пару минут возбужденно тер лоб: он понятия не имел, что делать со всей этой информацией.