Танец злобного гения

Очередной спектакль закончился в кабинете худрука. Микаэль не успел до конца стереть грим и переодеться, а его уже вызвали на серьезный разговор. Гамлет шел с бешеным успехом, билеты разлетались быстрее любых горячих пирожков, и постановку решили продлить еще на сезон. А это означало, что работы в ближайшее время у Микаэля будет вдоволь, не будет времени отвлекаться на разную чепуху вроде дурацкого расследования, на мысли о Сказочнике, после расставания с которым прошло уже около двух недель, а он так больше и не появился. Артист изредка поглядывал на лежавший без дела колпак с бубенчиками, но так и не решался воспользоваться им по назначению: после их последнего разговора, после откровений Сказочника о его предполагаемом прошлом Микаэль ощущал уколы стыда и странного страха при одной лишь мысли о том, чтобы вновь увидеться с Андерсом. Да и тот сам, кажется, не горел желанием возобновить их частое и интенсивное общение. Такие невеселые мысли терзали Микаэля по пути в кабинет худрука. Тот предложил ему присесть, долго грыз карандаш, перебирая чью-то рукопись, потом словно бы вспомнил, что его ожидают, поднялся и принялся шагать от стола к окну и обратно. - Ты теперь у нас звезда номер один, - усмехнулся худрук. – На тебя даже из столицы запросы идут. Вот очередной, - и он подвинул лежавший сверху на кипе прочих бумаг мелко исписанный листок. – Поначалу я отказывал им от твоего имени. Но предложения стали поступать все чаще, а конкретно от этого я бы на твоем месте отказываться не стал. Дрожащими руками Микаэль схватился за листок и принялся вчитываться в написанное. Самый дорогой столичный театр приглашал его на пробы в спектакль по повести Стивенсона о докторе Джекилле и мистере Хайде. Они уверяли его, что пробы – это пустая формальность, что он фактически уже утвержден на эту трудную роль, что его неоднократно видели на сцене и убеждены, что при его таланте и широком актерском диапазоне эта двойная роль поможет ему стать театральной звездой первой величины. - Я понимаю, что наша скромная обитель искусства теперь слишком тесна для тебя, - продолжал худрук с печальным видом, - именно поэтому я не смог утаить от тебя это приглашение. Все прочие ты с легкостью мог бы отвергнуть, но это… о таком вызове мечтает каждый актер. Думаю, тебе надо ехать. - А как же Гамлет? Его же продлили еще на сезон, — растерянно протянул Микаэль. - Мы играем спектакль всего раз в неделю. Ты вполне успеешь домчать до столицы, осмотреться там, спокойно принять решение и вернуться, чтобы все уладить. Возможно, репетиции начнутся чуть позже. Ну или мы подключим артиста из второго состава, - худрук изо всех сил старался держать лицо, но Микаэль заметил его чудовищную бледность, от его взгляда не ускользнули и дрожащие пальцы, судорожно сжатые за спиной, и даже замершая на ресницах совсем уж неожиданная слезинка. Худруку явно пришлось переступить через себя ради искусства, и он весьма достойно выдержал это испытание. Первым делом артист решил поделиться радостью с другом и, на этот раз уже не размышляя ни минуты, потряс шутовским колпаком, едва только переступил порог спальни. Но при этом не произошло ровным счетом ничего. Микаэль тряс и тряс им, бормоча себе под нос: - Андерс, ну где же ты? Приди, у меня такие замечательные новости! Но Сказочник так и не появился ни в тот день, ни на следующий, когда артист принялся трясти колпак уже с самого утра, ожидая, когда Яша заложит экипаж до столицы. Микаэль не на шутку разволновался, переживая, как бы с Андерсом ничего не стряслось, но вслед за тем сознание его посетила куда более трезвая и прозаичная мысль: долгие годы он жил в этом мире, никак не контактируя со Сказочником, и у того все всегда было в порядке. Так что же заставляет его думать о том, что именно сейчас он попал в передрягу? Может быть, он счел большой ошибкой дружбу с собственными персонажами да и лишил колпак функции почтового голубя. А, может, у него возникли какие-то проблемы, ведь, в конце концов, он правит целым огромным королевством и не может позволить себе сутками напролет сидеть в обнимку с обычным провинциальным актеришкой. Микаэль, ты возомнил о себе черт знает что. Надо спуститься с небес на землю и перестать ждать возобновления тех теплых отношений. Сказочник скорее всего просто пожалел тебя после череды таинственных покушений, и беспокоила его при этом вовсе не твоя никчемная участь, а то, что в его королевстве творится что-то неподвластное ему. Микаэль несколько раз ударил себя по щекам, приводя в чувство. Осмотрел спальню, прикидывая, все ли необходимое взял с собой: если его примут в труппу, возвращаться домой он не станет, а останется прямо там и начнет репетиции. Кто знает, возможно, придется и насовсем перебираться в столицу, если все сложится удачно. В конце концов, его здесь ничто не держит. Лошадей поменяли через пять часов поездки на почтовой станции. Микаэль не хотел загонять свою скотину, а потому отправил Яшу назад домой, когда лошади наедятся и отдохнут, а сам отправился дальше, вооружившись одним лишь громоздким чемоданом. На следующей станции он остался на ночь, и к вечеру следующего дня въехал в столицу. Он никогда здесь прежде не был. По крайней мере, память его блокировала воспоминания об этом событии, как, впрочем, и о многом другом, на что Микаэль уже перестал обращать внимания, смирившись со своим странным состоянием. Он не ощущал себя больным или каким-то ущербным. Он даже не был уверен, что у него когда-то вообще была какая-то память, как и жизнь – до этого дома на окраине города, до театра, до роли Гамлета в нем… Но артиста это не мучало, не напрягало, не вызывало в нем отчаянного желания вспомнить, что же было до этого мира, и было ли вообще хоть что-нибудь. Столица сразила его сразу и наповал – размерами, масштабами, яркостью огней, обилием экипажей, громким щебетанием барышень на улицах, роскошными домами, вареными каштанами, что продавались буквально на каждом шагу. Его родной – если так можно было назвать – город по сравнению со столицей выглядел форменной деревней. Широкие улицы, мощеные огромными гладкими булыжниками, холеные извозчики, цветочницы со свежими ландышами в корзинках… Откуда здесь взялись ландыши – посреди-то зимы? Театр, куда направлялся Микаэль, располагался в самом сердце столицы. Впрочем, город этот столицей считался лишь номинально: управлявший королевством Сказочник – воспоминание о нем больно кольнуло артиста – все равно проживал в каком-то другом месте, подальше от шума и толпы. Говорят, здесь он только вел государственные дела, а по их окончании тут же исчезал, оставляя своего заместителя на случай чего-нибудь непредвиденного. Хотя, как успел поведать Микаэлю его возница, Андерс появлялся здесь очень редко и исключительно по вызову заместителя, которого народ начал уже между собой называть наместником, поскольку видел его гораздо чаще настоящего правителя. Поговаривали, что Сказочник не терпел бюрократию, но даже сказочный мир никак не мог обойтись без нее, а потому заведование бумажками полностью легло на плечи наместника, Андерс же решал более сложные и глобальные вопросы. Поэтому зародившееся было в груди Микаэля предвкушение скорой встречи с другом погасло, так толком и не разгоревшись. Театр выглядел строже и минималистичнее своего провинциального коллеги, в его архитектурном облике постарались избежать всех этих завитушек и прочих дешевых и крикливых изысков, и в этой простоте здание смотрелось куда дороже и эффектнее. Микаэль поймал себя на мысли, что хотел бы тут остаться и каждый день приходить сюда на работу, подниматься по этим идеально гладким мраморным ступеням, держаться рукой за отполированную деревянную ручку, шагать по пружинистому красному ковру и слышать восторженные девичьи возгласы у себя за спиной. В груди сладко заныло. Он отпустил возницу и принялся медленно подниматься по лестнице. Худрука оповестили о его прибытии, и он уже ждал Микаэля у себя в кабинете, велев прислуге согреть чаю для них обоих. Достал свежий зефир, посетовав на то, что ничего из еды у него здесь нет, но тут же пообещав сводить его в лучшую харчевню этого района. - С повестью уже успели ознакомиться? – радостно потирая руки, уточнил худрук, пока Микаэль раздевался. – Эта роль для настоящего гения. Меня долго отговаривали брать одного актера для обоих персонажей, но я отстоял свою позицию! Это должен быть бенефис лучшего артиста нашего королевства! И я объехал все его уголки, чтобы ознакомиться с местными знаменитостями. - Мне предстоит выдержать конкурс? – учтиво поинтересовался Микаэль. - В некотором роде, - кивнул худрук. – Вас будет пятеро, и каждый сможет привнести в роль что-то свое. Мы думаем устроить пробы через два дня. Вам надо успеть прочесть повесть до того момента, если вы пока ее не читали, и выучить вот этот кусок, - он протянул Микаэлю два сшитых листа, исписанных мелким текстом. – Здесь эффектно подано перевоплощение Джекилла в Хайда. Сценарист постарался на славу. Это станет самым ярким моментом всего спектакля, поэтому я хочу сразу знать, на что я могу рассчитывать. А до той поры мы всех вас селим на постоялом дворе в нескольких кварталах отсюда. Все расходы за счет театра, разумеется. И если все сложится успешно, вы получите приглашение войти в состав нашей труппы, - и худрук принялся взволнованно потирать ладони. Повесть Стивенсона Микаэль, естественно, не читал. Конечно же, он слышал о ней и примерно представлял, о чем там шла речь, но для формирования точного образа всегда необходимы детали. Без них достоверно сыграть не получится. Поэтому после плотного ужина он закрылся у себя в комнате и решил не ложиться до тех пор, пока не перелистнет последнюю страницу. Он слышал, как в соседние номера заселялись остальные претенденты, и едва справился с желанием выйти и познакомиться с ними. Закрыл книгу он только к рассвету, не заметив, как пролетело время – так увлекла его эта история. Он лег и долго смотрел в потолок, наблюдая за тем, как серые ночные тени постепенно бледнеют и окрашиваются в розовый. И понятия не имел, что ему делать с этой ролью, как за два предстоящих дня найти в себе двух разных людей и подать обоих наиболее достоверно. Когда сон уже настиг его, в голове вспыхнуло вдруг очередное воспоминание о Сказочнике, и Микаэль пробормотал, проваливаясь в черную бездну: - А Джекилл ведь чем-то похож на тебя… Эта же мысль была первой посетившей его после пробуждения. Да, только так и можно сыграть двух разных людей – не придумать их, а взять тех, кого уже знаешь, чьи движения и интонации не нужно сочинять с нуля. И если Джекилла он создаст со Сказочника, то Хайдом… Хайдом станет он сам – такой, каким он мог бы быть в другой жизни, при других обстоятельствах. Не этот тихий скромный и незаметный персонаж, нет. Его Хайд будет ярким, зловещим, изворотливым, полным безумных идей, стремящимся познать все тайное и запретное… Микаэля так возбудили эти внезапные мысли, что он принялся репетировать с листа, даже не добравшись до завтрака. К обеду текст был уже вызубрен наизусть, и сформировалась общая канва каждой из двух личностей. И только тогда на артиста навалился чудовищный голод, и он буквально слетел вниз по лестнице, чтобы поскорее утолить его. Остальные уже сидели за общим столом и трапезничали, и Микаэль сразу понял, кто они, поскольку ничем не напоминали местных – расслабленных и веселых жителей столицы. Четверо остальных претендентов на роль выглядели усталыми и напряженными: вероятно, тоже провели бессонную ночь и порядком нервничали, окидывая друг друга взглядами, полными затаенной зависти и презрения. Микаэль присел с краешка, заказал солянку и отбивные и принялся исподлобья рассматривать своих соперников. Тот, что сидел к нему ближе всех, жестом пригласил его присоединиться и протянул крепкую ладонь для рукопожатия: - Кинч, - представился он, слегка приподнимаясь. Это был совсем еще молодой мужчина довольно экстравагантного вида, что отчего-то вызвало в Микаэле едва ощутимый приступ зависти – его ладной мужественной фигуре, правильным чертам лица, русым волосам, гладко зачесанным назад, его дивному макияжу – длинным черным стрелкам, уходящим через виски прямо к линии роста волос. На нем была черная рубашка, заправленная в военного кроя брюки, на ногах – массивные военные же ботинки, на груди красовался крупный значок в виде красной звезды, на шее – повязан красный же шарф, а ладони – облачены в тонкие кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Весь облик Кинча вызвал у Микаэля трудно сдерживаемый вздох восхищения: наверное, именно таким он видел своего Хайда и нарядился во все эти странные вещи, чтобы как следует к ним привыкнуть перед предстоящими пробами. Впрочем, и держался он довольно высокомерно, во взгляде светилось превосходство, хоть он изо всех сил и пытался приглушить его, чтобы не отталкивать соперников. - Говорят, ты самый молодой из нас? – хмыкнул он, окидывая Микаэля взглядом с ног до головы. Тот тут же смущенно сжался, ощущая себя явно в чьей-то чужой тарелке. Рядом с Кинчем он выглядел довольно жалко и уныло – потрепанный костюм, лохматые темные волосы, угрюмый взгляд. Куда ему тягаться с этим парнем. - Такой юный, а уже претендуешь на такую роль… Ну что ж, посмотрим, кто кого, - и во взгляде его мелькнул вызов. - Да брось, Кинч, отстань от пацана, - одернул его второй артист, сидевший чуть поодаль. И вот он уже выглядел форменным простаком. Ну разве что из общей картины выбивались его дивной красоты белокурые волосы, шелковыми прядями ниспадавшие на спину. Он прекрасно осознавал свое преимущество и явно гордился им, периодически потряхивая головой, чтобы продемонстрировать всем это великолепие. В остальном же был это самый обычный мужичок – довольно невзрачный, Микаэлю показавшийся даже уродливым. Голубые глаза его странно дисгармонировали с волевыми скулами, но, когда он улыбался, лицо его озарялось теплом и светом. Из одежды на нем была одна только черная жилетка на голое тело да штаны из такого же материала – Микаэлю показалось, будто это была натуральная кожа, но он тут же принялся сомневаться, что люди будут одеваться в такое, и решил, что ему померещилось. - Кипвал, - протянул ему ладонь длинноволосый. – Рекомендую их грибной суп. Просто отменный. Вторую тарелку доедаю. - А ты у нас, Вэл, все по грибам специализируешься, - раздался чей-то тихий смешок из угла, и на свет выполз крупноватый темноволосый мужичок с круглыми щеками и обширным животом. Одет он был весьма безобразно – в дешевую зеленую шелковую рубаху, застегнутую под самое горло, и мешковатые штаны, которые все равно не в состоянии были скрыть приличные габариты их обладателя. Впрочем, черты лица его отличались правильностью, и в целом его можно было бы даже назвать привлекательным, хотя вряд ли он годился для такой сложной двойной роли, будь он хоть трижды гениальным актером – любого персонажа делает в первую очередь фактура, и Микаэль тут же прикинул, что вот уж этот тип ему точно не конкурент, какую бы талантливую игру он не выдал. - Грибы грибами, Ваддос, - парировал Кипвал, - а я бы на твоем месте на еду не налегал, а то оставишь нас сразу без двух конкурентов: ну ладно Джекилл, но как ты себе представляешь Хайда с такими габаритами? – и добродушно расхохотался. - Это почему же сразу без двух? – послышался обиженный голосок из-за спины Ваддоса, и Микаэль заметил чей-то юный затуманенный взгляд голубовато-серых глаз и копну светло-рыжих волос, мелькнувшую в темноте харчевни. - Да разве ж Вад оставит тут тебя одного, Глебеттушка? – снова хохотнул Кипвал. – Да ты и сам не останешься. Кто ж за тебя заступаться будет и с худруком скандалить, если старший твой вылетит, а? - Вообще-то меня пригласили наравне с ним! – парировал капризный голосок, но Микаэлю все никак не удавалось рассмотреть его обладателя. - Ну разумеется, актерский талант – это у вас семейное, - не стал спорить мудрый Вэл и вернулся к поглощению грибного супа. - Ну, ребятушки, как сосуществовать будем эти два дня? – завел речь о насущном Кинч. - Каждый сам за себя, Кинч, без обид, - пожал плечами Вэл. – О какой командной работе вообще может идти речь? Нам всем выдали по отрывку на зазубривание, а там уж пусть каждый покажет все, на что он способен. Я тебе свой шанс так просто сдавать не намерен. - Не хотелось бы повторяться. Нужно показать пять абсолютно разных Джекиллов и Хайдов, чтобы мы конкурировали своими подходами, а не…кхм габаритами, - и он покосился в сторону продолжавшего наворачивать отбивную Ваддоса. - Ну что ты, Кинч, у тебя и так нет конкурентов, - и Вэл картинно тряхнул волосами, затем аккуратно их приглаживая. – А вот ты, парень, - кивнул он в сторону Микаэля, - эм… - Микаэль, - отозвался тот. - Ну да. Вот тебе какими видятся наши персонажи? Разглашать свои планы артист не собирался, а потому лишь скромно пожал плечами, желая уйти от разговора. Да и если они решат, что он слабак и им не конкурент, так даже лучше – расслабятся, потеряют бдительность… - Джекилла сыграть вообще не проблема, - подал голос начавший уплетать следующее блюдо Ваддос. – А вот с Хайдом могут возникнуть некоторые трудности. Правда, думаю, Глебетт мой справится, - но тут же осекся, поняв, что едва не проговорился. Тут же из темноты выплыло бледное лицо младшего брата Ваддоса – в мешковатом красном костюме и с темными кругами под круглыми глазами, и он тут же принялся канючить: - Ваддик, ты чего? Зачем ты им все это говоришь?! - Молчу, молчу, - проворчал старший. – Мы еще даже репетировать не начали, не о чем рассказывать. - Да бросьте, ребята, - добродушно заключил Вэл, - все мы понимаем, что делиться своими секретами мастерства друг с другом точно не станем. Эта роль – самое важное, что случилось со мной за всю мою карьеру. Неужели ты думаешь, Кинч, что я буду обсуждать с тобой свои наработки и задумки? - Дельные советы еще никому не навредили. Да и, повторяю, не хотелось бы представить на суд комиссии пять одинаковых двойников. - Не думаю, что наши подходы будут копировать один другого, - вмешался, наконец, Микаэль. – У каждого свой опыт, его нам и нужно продемонстрировать. Спасибо за компанию, - он отставил тарелки с недоеденным обедом и поднялся, чтобы вернуться к себе: необходимо было начать репетиции прямо сейчас. Вопреки уверениям Вада, Хайд давался Микаэлю намного проще: возможно, потому что он жил внутри самого артиста, его следовало лишь выпустить, дать ему шанс показать себя во всей красе. На удивление, это оказалось довольно легко. А вот с Джекиллом-Сказочником возникли самые настоящие проблемы. Артист стоял посреди комнаты с закрытыми глазами, вспоминая, как выглядел Андерс, как двигался, как размеренно говорил, с каким невозмутимым видом встречал любую неприятность. Потом подходил к зеркалу, пытаясь копировать эту невозмутимость, эту размеренность движений, эту скрытую уверенность в себе. Они двое были столь разными – и впрямь как Джекилл и Хайд – но тем не менее все равно уживались на одном портрете, в котором Андерс сумел показать их единство. Сейчас Микаэлю предстояло ответить ему тем же – в своей манере. И черт с ним с покровительствующим и величественным Кинчем, черт с роскошной шевелюрой Вэла, и тем более плевать на двух чудных братцев, которые, кажется, вознамерились-таки сыграть эту роль вдвоем, а не по отдельности, как было запрошено театром… Микаэль репетировал Сказочника несколько часов кряду, пока не свалился с ног от усталости, но не продвинулся ни на дюйм вглубь персонажа. Он даже несколько раз тряс пресловутым колпаком, который просто не мог не взять с собой в столицу, но тот не помог ему и здесь: Андерс словно бы решил навсегда отгородиться от друга, наплевав даже на предстоявшие покушения. И теперь Микаэлю придется пережить их в одиночку. Впрочем, возможно, преступник не погонится за ним в столицу, если только… если только ему удастся заполучить эту роль и приглашение в труппу… Он снова лег за полночь и долго валялся без сна, беспрестанно шепча: - Андерс, помоги мне. Помоги понять тебя и показать! Я чувствую тебя, я знаю тебя, но помоги мне передать твою силу и твое спокойствие комиссии. Дай мне хоть толику твоей уверенности, твоей невозмутимости! – бормотал он, пока, совершенно вымотанный, не уснул. И всю ночь ему снился Сказочник, который перед зеркалом учил его своим движениям, повороту головы, жестам, взглядам, минимальной мимике… Наутро Микаэль подскочил как ошпаренный и тут же принялся повторять все, что ему приснилось. Он даже еду себе заказывал прямо в номер, чтобы не сталкиваться с конкурентами и снова не завидовать Кинчу и не насмехаться над братьями. Впрочем, на пробах им все равно предстояло столкнуться лбами. Микаэль пришел третьим, сел подальше от Вэла и Кинча и отказался присоединиться к их спокойной беседе: оба явно ощущали противную уверенность в собственных силах, а это здорово могло подкосить остатки морального духа, которые Микаэль едва наскреб в себе перед приходом сюда. Братья явились последними: по коридору решительным шагом шел Ваддос, таща за руку почти такого же толстого брата, который громко ныл да и выглядел едва ли не младше Микаэля. - Ребят, не начали еще? – запыхавшись, уточнил Вад, плюхаясь на лавку рядом с Вэлом. Комиссия уже собралась, и первым отправился Кинч. Он выглядел решительно, а макияж его был еще более устрашающим, чем тогда в таверне – он нарисовал огромные черные круги вокруг глаз, словно бы имитируя полумаску, а помимо шарфа на нем еще красовался плащ с красным подбоем. Увидев эту деталь, Микаэль буквально остолбенел, тут же забыв и про роль, и про свои сомнения и страхи: а что если убийца прибыл в столицу под видом артиста и теперь и здесь не оставит Микаэля в покое? Кинч вышел из зала только через час – чрезвычайно довольный собой. Во взгляде его читалось что-то вроде: попробуйте обскачите меня! Я посмотрю, как у вас это получится! И, пока Микаэль переваривал увиденное, в зал на пробы отправился Вэл, не желавший ждать, чем закончатся препирательства братьев: Глебетт явно не хотел идти вообще. - Я передумал, Ваддик! – канючил он. – Давай вернемся домой, зачем нам эта столица? Ну и какой из меня к черту Хайд? А из тебя – Джекилл? - Это наш шанс, ну ты чего? – гладил его по голове брат, а Микаэль наблюдал за этой странной сценой буквально с разинутым ртом. – Нам нужно зацепиться в столице, а там уж разберемся. - Ваддик, да я там со страху упаду! У меня колени дрожат! – продолжал ныть младший. - А ты на стульчик присядь. Не думаю, что это принципиально. Тем более, что мы и такой вариант репетировали, - дальше Ваддос перешел уже на шепот, да и Микаэль заткнул уши, чтобы не слушать этого странного разговора. Вэл задержался чуть дольше и вышел из зала красный, точно спелый помидор с базара. Былой уверенности в себе в нем не осталось и следа, что заставило Кинча удовлетворенно потирать ладони. Поскольку у братьев так и не вышло договориться, идут они на пробы или нет, с лавки встал Микаэль и решительно распахнул высокую дверь. - А вот и самый юный наш претендент! И мой фаворит, не скрою, - улыбнулся сидевший в середине худрук. – Позволь тебе представить нашего лучшего постановщика. Он и будет выбирать из вас. Я могу только порекомендовать, но решать ему, - и беспомощно поднял ладони. Постановщик же даже не посмотрел в сторону вошедшего Микаэля, продолжая что-то черкать на лежавшей перед ним кипе листов. - Приступайте, - лишь коротко бросил он, по-прежнему не отрывая глаз от записей. И Микаэль приступил. Он показал все, что только сумел сотворить своей фантазией и мастерством за эти два коротких дня. Его Джекилл ничем не отличался от Андерса: имел его уверенную походку, его волевое лицо, его сильную хватку, его добродушный взгляд, его поразительное спокойствие – спокойствие бывшего шута, сотворившего собственный мир и восседавшего теперь в нем на троне. Но для Микаэля он давно уже перестал быть просто правителем, просто Сказочником, он стал другом, который вытаскивал его из передряг, выхаживал, веселил и принимал как равного себе. И в ответ в Хайде Микаэль спускал себя с тормозов, отбрасывая свою нынешнюю жалкую и невзрачную натуру, забывая про собственную нерешительность, про робость и кажущуюся никчемность обычной провинциальной серой мыши. Он стал ярким, тело его обрело странную гибкость, будто стало гуттаперчевым, он кривлялся и ломался, будто марионетка в руках своего Сказочника, хищно обнажая зубы. Его всклокоченные волосы торчали в разные стороны, дополняя образ полубезумного Хайда, каким теперь Микаэль ощущал уже сам себя. Ему не приходилось играть эту роль, он лишь сбросил сдавливавший его истинную суть жесткий каркас и выпустил на свободу еще одного шута – эмоционального, решительного, полного невероятных идей, готового ринуться в любую авантюру – словом, полную противоположность Андерсу-Джекиллу. И когда монолог Хайда закончился, Микаэль даже удивился, как легко ему это далось. Он бы мог продолжать так кривляться вечно. От волнения колени его подкосились, и он тут же рухнул на пол на глазах у изумленных худрука и постановщика. - Браво! – стоя аплодировал худрук, а постановщик так и продолжал что-то писать на листе бумаги, буркнув лишь: - Зовите следующих. Микаэль поднялся и, не дав себе труда отряхнуться, побрел к выходу. А в коридоре перепалка братьев уже превзошла все разумные пределы. - А я сказал, что никуда не пойду! – вопил упиравшийся Глебетт. – Можешь идти и играть своего Джекилла один. И Хайда заодно – ведь таков был уговор: каждый артист играет двоих, вот и вперед! - Мы же репетировали вдвоем! Я понятия не имею, как играть твоего Хайда, - пытался увещевать его Ваддос. - Нет, Ваддик, я никуда не иду. Я уезжаю домой прямо сейчас! – и Глебетт подскочил и побежал по коридору прямиком к выходу. - Тем лучше, - усмехнулся Кинч, наблюдая за тем, как Вад ринулся вслед за младшим. – Устранены сразу два конкурента. Ну что ж, братцы, нас осталось трое. Уже через каких-то пять минут из зала торопливо выскользнул постановщик, ткнул пальцем в Кинча и пролепетал: - Вот вы – за мной, остальные можете ехать домой, артист выбран. Вышедший вслед за ним худрук пожал плечами и виновато покачал головой, обращаясь к Микаэлю: - Парень, я честно пытался отстоять тебя, ты мне и правда понравился гораздо больше, но… он постановщик, решать ему, извини. Мы вам подготовим лошадей сегодня к вечеру. Дорога за счет театра, - и снова виновато развел руками. Весь ужас реальности обрушился на Микаэля: его не взяли. Он понятия не имел, чего такого выдающегося продемонстрировал Кинч, но его собственная работа ничем не впечатлила столичного постановщика. Может, он слишком высокого мнения о собственных талантах? Может, ничего особенного в нем и нет? Ну, для провинциального театра годится, а в остальном… У Вэла лишь краска отхлынула от щек, а в остальном он принял удар весьма достойно, обнял совершенно обмякшего Микаэля: - Пойдем, парень. Этого следовало ожидать. Говорят, Кинч этот – и правда лучший артист в нашем королевстве. Куда нам с ним тягаться. А нас ждут наши собственные труппы. Нас там любят и ценят… - он схватил Микаэля за локоть и повел к выходу, а у того не было сил сопротивляться. Он вложил в эту роль все душевные и физические силы и теперь едва переставлял ноги. Возвращаться в таверну не хотелось, да и вещей у него почти не было, собирать нечего. Вместо этого он отправился бродить по городским улицам и бродил до самой темноты, не ощущая ни голода, ни жажды. Несколько раз безуспешно тряс колпаком, но Сказочник не явился и сейчас – в самый горький момент жалкой жизни Микаэля. Вэл собирался уезжать прямо вечером, а Микаэль хотел остаться до утра – попрощаться со столицей, погулять по ее проспектам, в последний раз посмотреть на театр, в котором ему так и не довелось сыграть… Темнело здесь отчего-то довольно рано, и уже к шести город оделся в ослепительные витрины, цокот копыт и грохот экипажей стал оглушительным, и Микаэль юркнул в ближайшую подворотню, подальше от суеты и столичных жителей, не знавших поражения. Он брел по узким улочкам еще довольно долго, сидел во дворах, наблюдая сквозь окна за жизнью простых городских обывателей и фантазировал, что назавтра худрук уж точно явится к нему объявить, что постановщик ошибся с выбором, и они берут его, не Кинча. Что он просто спутал их из-за слабого зрения, а на самом деле его впечатлила игра именно Микаэля… Он так размечтался, что перестал понимать, где находится и куда идет. Попытался выбраться из лабиринта нависших над ним домов, но здесь не слышен уже был шум экипажей, и артист совершенно не представлял, куда ему идти, а окна домов стремительно гасли, предвещая наступление ночи. И тогда он побежал, не разбирая дороги, надеясь только, что куда-нибудь да выберется, а там возьмет извозчика и поедет на свой постоялый двор, как вдруг чья-то огромная тень преградила ему дорогу, и хриплый голос предупредительно крикнул: - Стой! Микаэль замер буквально в нескольких сантиметрах от границы тени и принялся всматриваться в темноту в попытке разглядеть, кто там скрывается. - Бесполезно, - в голосе незнакомца послышалась странная горечь. – Все бесполезно. Меня нет. Просто не существует, - и из темноты раздались тихие рыдания. - В чем дело? – сделал шаг вперед Микаэль, но тень тут же отскочила. - Стой, не приближайся! Сюда нельзя! - Хорошо, - не стал спорить артист. – Может, подскажете тогда, как мне выйти отсюда на центральную улицу? Кажется, я заблудился. - Покажу. Но при одном условии, - рыдания прекратились. – Ты должен выслушать меня и выполнить одну мою просьбу. - Ладно, - развел руками Микаэль, - слушаю, - и присел на корточки, опираясь спиной о стену ближайшего дома. – Что-то случилось? Тебе нужна помощь? - О да! – горестно вздохнул голос. – Я безнадежно проклят и обречен на вечные скитания и одиночество, - и говоривший умолк. - Ну и? Может, расскажешь, в чем дело? Иначе как я смогу помочь тебе? – нетерпеливо принялся подгонять его Микаэль. Ему на сегодня хватало и собственных невзгод, чтобы вникать еще в чьи-то чужие, но другого выхода, казалось, не было. - Скажи, как ты относишься к клоунам? - Да никак, - пожал он плечами. – В детстве, наверное, любил, как и все. А сейчас… давно не был в цирке. Может, и стоит сходить, вспомнить. А что такое? - Я клоун. Точнее, был им когда-то давно. И это была лучшая пора моей жизни. Я нес радость детям, веселил взрослых, отвлекал их от забот, помогал забыться в горестях да и сам себя развлекал, делал свою жизнь праздничной и яркой. Я очень любил эту работу. В то время не было никого счастливее меня. А потом все изменилось буквально в одночасье. Иногда я давал бесплатные уличные представления, когда у меня было особенно хорошее настроение. Это меня и сгубило, - снова послышались сдавленные рыдания, и на этот раз пауза затянулась, но Микаэль не хотел прерывать говорившего и терпеливо ждал, когда он сам решится продолжить. – Обычно люди радовались встрече со мной, вокруг меня собиралась целая толпа, и они сами кидали деньги мне в ящик, благодаря за праздник, что я им устраивал. У меня имелось даже свое привычное местечко на центральной площади, все знали, что если туда прихожу я, то претендовать на него не стоит, тем более что я появлялся там не чаще раза в пару недель и выступал с самого утра и до первых фонарей. В тот день я появился на площади и, как обычно, начал представление, мне уже накидали порядком денег, как тут сквозь толпу пробилась какая-то древняя старуха и крикливо потребовала, чтобы я убирался, поскольку это ее место. Она де выбила у мэра разрешение сидеть именно здесь – гадать и продавать целебные травы – а я, дескать, кто такой? Сначала я попытался уладить вопрос миром. Говорил, что я тут всего на денек, завтра меня здесь не будет и продавай свои травы на здоровье, а сейчас я продолжу свое выступление именно здесь, поскольку делаю это уже много лет, все меня знают и соблюдают это негласное правило. Но не тут-то было, старуха разошлась не на шутку. Как я понял, она приехала в столицу не так давно, в ее родной деревне дела шли негусто, она поиздержалась и вот теперь пыталась поправить положение и выбила для этих целей самое козырное место на площади. Торговля у нее тут шла бойко, и если так продолжится, она вскоре сможет купить себе сносное жилье, если бы такие, как я, не мешали ее делам. Тогда я предложил занять место в нескольких шагах от меня – там был такой же ходовой пятачок, и она ничего не теряла. Но старуха прямо-таки уперлась и ни в какую не хотела уступать. Дошло до страшной ругани, и толпа заняла мою сторону, старуху просто вытолкали вон. - Ну что ж, клоун, ты еще пожалеешь об этом! – прорычала она, отступая, а я тогда не обратил на ее возглас никакого внимания и продолжил представление. К вечеру я чертовски устал и, когда начал собираться домой, увидел, что старуха послушала-таки моего совета и сидела в нескольких метрах от меня. Торговля у нее шла все так же бойко, и я решил, что она, пожалуй, и не пожалела о том, что не смогла отстоять свой законный пятачок. Она и вправду выглядела спокойной и дружелюбной и в знак примирения даже пригласила меня подойти и отведать целебного чаю. Дескать, я устал, весь день развлекал толпу, а теперь еле ноги переставляю. Я не отказался. Ах, ну почему же я не отказался! Быстро опорожнил кружку и поначалу и в самом деле ощутил невиданный прилив сил – такой, что даже не заметил, как домчал домой и дома успел кучу дел переделать по хозяйству. Все началось наутро. Я проснулся с чудовищной слабостью и ломотой во всем теле. Поначалу я списал это на вчерашний перегруз и решил просто отлежаться денек, но под вечер мне стало еще хуже. Слабость была такая, что я оторвать голову от подушки не мог. Еще через день я не мог уже даже и шевелиться. Меня не мучили ни голод, ни жажда, ни желание справить естественные надобности. Я сам себе казался мертвецом. И тогда-то понял, что, вероятно, колдунья подсыпала мне в чай что-то пакостное. Вероятно, какой-то яд. Ох, если бы это только был яд! Насколько все было бы проще! – и из темноты вновь послышались сдавленные рыдания. - Через три дня я начал замечать в теле странную легкость, будто стремительно теряю вес. Что, видимо, на самом деле и происходило. А еще через неделю от тела моего не осталось и следа, и я превратился в то, что ты сейчас видишь – одну только размытую тень, едва способную говорить. Я до сих пор удивляюсь, что сохранил эту способность, и это, пожалуй, единственное, что как-то спасает наш город в этой ситуации. - Спасает город? – недоуменно переспросил Микаэль. - То, что я превратился в бродячую тень – это бы еще было полбеды. Хотя мысль об этом мне и невыносима, но тут страдал бы один я и никто более. Самая большая беда в том, что я могу причинить вред окружающим. И не всегда могу это предотвратить. Сегодня у меня получилось, ты меня послушался и не стал приближаться. Но часто люди игнорируют мои просьбы и оклики, вступают в зону тени и… - И? – Микаэль ощутил, что сейчас услышит что-то ужасное. - В муках погибают. Тень пожирает их плоть и выплевывает окровавленные кости. Если бы ты знал, сколько таких убийств на моем счету! Разве не слышал про столичного маньяка? Обо мне все газеты трубят… - Пока еще нет, - растерянно покачал головой Микаэль. – И давно это началось? - Несколько месяцев назад. Поначалу я никак не мог это контролировать и невольно убил очень много людей. Потом стал забиваться в самые темные и безлюдные углы, но люди находили меня повсюду. Я начал предупреждать их криками, но они по большей части не обращают на них внимания, и днем я стал уходить за город, возвращаясь сюда только по ночам. Я бродил по улицам и все думал, как же мне быть, что же мне делать. Я бы даже обрадовался, если бы убийства эти начали приносить мне удовольствие – так во всем этом появился хоть какой-то смысл. Но я испытываю только ужас и отвращение. Но продолжаю убивать, хоть и значительно реже, чем прежде. - Но… чем же я могу вам помочь? Сходить к колдунье и попросить ее помиловать вас? - О, это бессмысленная затея. Я уже навещал ее, она только рассмеялась мне в лицо. Я пытался даже убить ее, но на нее все это не подействовало. Вероятно, она знает рецепт противоядия, умеет как-то противостоять действию тени. Я не сразу понял, кто может мне помочь. Поначалу бродил по разным колдунам, но те только в ужасе шарахались да разводили руками. И лишь один посоветовал обратиться к тому единственному, кому под силу дать мне избавление. - Вы намекаете на меня? – удивленно разинул рот Микаэль. – Но как я…? - Не ты напрямую, но твой друг Сказочник… ему точно не составит труда исцелить меня или подарить смерть. Прошу, уговори его проявить милосердие! – возопила тень. – Я больше не могу так существовать! – и долго и протяжно завыла. - Постойте, - пробормотал Микаэль, - откуда вы знаете, что мы с ним… знакомы? - Об этом все знают. Сказочник всегда был одиноким и нелюдимым, а в последнее время вдруг часто стал появляться повсюду в твоем обществе. Тогда-то и поползли слухи, что провинциальный артист не на шутку заинтересовал нашего правителя. Сам я никогда Сказочника не видел, но поговаривают, что ты с ним на связи и можешь в любой момент вызвать его, позвенев бубенчиками его шутовского колпака… Это ведь правда? Ты можешь позвать сюда Сказочника?.. – в голосе клоуна звучало столько надежды, что Микаэлю стоило немалых усилий честно ему во всем признаться. - Видишь ли, - замялся на мгновение Микаэль, - дело в том, что я сам не могу связаться с ним вот уже несколько недель. Трясу колпаком, зову его, а все без толку, он так ни разу и не появился. Вроде и не ссорились мы в нашу последнюю встречу, а он все равно куда-то пропал. Может, случилось что-то, проблемы какие-то у него, но я ничего не знаю и… прости, ну ничем не могу тебе помочь. Я бы с удовольствием! – и артист отчаянно ударил кулаком в стену. - Мда, - горестно вздохнула тень, - чего-то подобного я и ожидал. Сказочник – сложная личность. Я, признаться, искренне изумился, когда тот колдун поведал мне, что у правителя нашего появился друг. Не таков он, чтобы тратить время на дружбу – слишком замкнут, нелюдим, слишком зациклен на своем мире, на творчестве. До того зациклен, что подчас у него выходят монстры вроде меня, - и тень снова разрыдалась. – И никак ему не объяснить, что пора бы уже остановиться. Что творения его сами страдают от собственного творца… Что ж, очень жаль, что все так получается. Я, признаться, рассчитывал на встречу с тобой и обрадовался, когда узнал, что ты сам приезжаешь в наш город. Кстати, как прошли твои пробы? - Вы и про это знаете? Да никак, я им не подошел. Теперь вот завтра еду обратно, - скривился Микаэль. - Ну что ж, может, оно и к лучшему. Жизнь в столице тоже несладкая, как видишь. И до Сказочника не дотянуться, хоть тут и находится его резиденция. Скажи… а правду говорят, что за тобой кто-то охотится и пытается убить? - Да, - уныло кивнул артист. – Теперь я думаю, что именно поэтому Сказочник и… в некотором роде имитировал дружбу со мной – пытался таким образом уберечь меня, поскольку и сам не знал, как предотвратить эти покушения, не знал, кто этот убийца. - Думаешь, сейчас он узнал, обезвредил его и поэтому пропал? - Вероятнее всего. Никаких других версий мне просто не приходит в голову. А… вы как думаете? - Может, оно так и есть. Я в свое время много и активно общался с людьми. Всякое от них слышал. Да и сейчас слушаю. Точнее уже подслушиваю, конечно, поскольку кто же со мной будет общаться с таким-то? И все как один твердили о странностях нашего Сказочника. Все пеняли ему нелюдимостью и странной тягой создавать монстров, от которых страдали потом его же собственные подданные. И ему же самому потом приходилось разгребать последствия собственной фантазии, бесконечно спасая и выручая своих персонажей из лап этих монстров. - И что думает по этому поводу народ? – насторожился Микаэль. - Разное. Кто-то считает, что у него просто раздвоение личности – ну как у вашего Джекилла с Хайдом. А кто-то убежден, что Сказочник наш правителем является только номинальным и сам состоит на службе у кого-то другого. - Я слышал, что раньше он был придворным шутом у одного короля… - Был? Так вот люди полагают, что он не был, а остается им по сей день. И весь наш нелепый и жестокий мир создан им для развлечения его юного и любопытного любимца. Горько такое осознавать, верно? В груди Микаэля мучительно кольнуло. Так, значит, их дружба была одной только его выдумкой? Больной и жадной фантазией? А сам Сказочник всего лишь осуществлял желания своего короля? Немудрено тогда, что он пропал – королю наверняка не понравилась возникшая между ними робкая и едва ощутимая близость, вот и повелел он прикрыть эту шаткую лавочку. Теперь звени бубенцам, не звени, а исход один… - А про преследователя моего народ ничего не говорит? Если все так наслышаны о нашей со Сказочником дружбе, должны наверняка и мою историю знать. - Знают и шушукаются. Версий много, начиная с градоначальника вашего и заканчивая тобой самим. Дескать, ты таким образом намеренно привлекаешь внимание к своей персоне, повышая спрос на спектакли вашего театра. Вон даже столичные деятели искусства тебя заметили и захотели заполучить. Поневоле задумаешься… - Чушь! - резко бросил Микаэль. - А некоторые и совсем уж дикие и необычайные слухи распускают, будто Сказочник наш… содомит! – и тень вздохнула. – Будто давно живет он с королем этим своим, точно с законной супругой, оттого и верен ему, как цепной пес. И что король, заметив намечающуюся близость между вами, тут же отозвал своего верного слугу, чтобы у того даже соблазна не возникало… - А каков он из себя, ну… король этот? - Его никто не видел, само собой. Только старожилы где-то когда-то слышали что-то невразумительное, чему и верить-то зазорно нынче. Будто страшен этот король, словно та чума – лохмат, беззуб и дик. Ведет себя странно, точно нездоров, да только Сказочник наш все равно от него без ума. Микаэль закрыл лицо руками и изо всех сил закусил губу, чтобы не завыть от отчаяния. - Зря я тебе все это рассказал, - вздохнула тень. – Вижу, огорчился ты. Ну да таков уж наш мир, радости здесь мало. Смеха звучит много, да только слишком часто перемежается он с воплями ужаса. Я бы на твоем месте радовался, что не попал в наш чертов театр. Столица – тяжелое место для жизни. Здесь и кроме меня других чудовищ хватает. - Понимаешь, если меня не взяли, - едва сдерживая слезы, бормотал Микаэль, - значит, таланту мне недостает. Я хотел быть лучшим артистом королевства, а в итоге меня одной левой уделал этот… Кинч! Он, конечно, хорош, как истинный Люцифер, но… но… - и снова изо всех сил закусил губу, мотая головой. - Так роль досталась Кинчу? – тень оглушительно расхохоталась. – Я бы на твоем месте не стал так огорчаться в таком случае. Хоть он и неплохой актер, признаю, но отнюдь не выдающийся. А роль ему наверняка досталась по протекции постановщика, так ведь? - Да, - недоуменно пробормотал Микаэль. – Худрук сказал, что он пытался выбить роль мне, но постановщик уперся… - Постановщик же у нас тоже из этих… из содомитов то есть. А Кинч – парень эффектный, кто перед таким устоит? Актерский талант в таком деле – вопрос не первостепенный, как ты понимаешь. Поэтому я бы на твоем месте обрадовался, что выбрали не меня, - и тень снова расхохоталась. - Ну что ж, - поднялся Микаэль, - пойду я, пожалуй. Обещаю, что, если еще когда-нибудь встречусь с Андерсом… то есть со Сказочником, я попрошу его за тебя. Спасибо за все, что рассказал мне, - и, шатаясь, пошагал прочь. - Постой! – вослед ему крикнула тень. – Из подворотни направо два квартала, и выйдешь на центральную улицу, - и голос ее затих в темноте. В таверну Микаэль пришел только через час: извозчика брать не захотел и в итоге добрел пешком. Наказал разбудить его пораньше, чтобы выехать с рассветом, и отправился к себе в номер. Уложил чемодан, скинул одежду и хотел было юркнуть под одеяло, как вдруг нелепая мысль осенила его. Он тут же плюхнулся за стол в одних только кальсонах, подвинул к себе стопку бумаги, обмакнул перо в чернила и старательно вывел: Здравствуй, Андерс!