Узнаешь брата своего

      Конечно, никто из деревенских не решился обижать его открыто. Но взять его на слабо они смогли. Все случилось одним прекрасным утром в конце зимы, когда снег так и сиял под солнцем. Неугомонный Талвир захотел вдруг побегать по лесу. Дитвар, разумеется, с ним не побежал. Он уже и так запыхался и устал — всю дорогу сюда, до деревенского пруда, пришлось идти слишком быстро. Это при том, что Талвир преодолел ее вприпрыжку и чуть ли не круги наматывал вокруг Дитвара.       Дитвар же, как ни старался, не мог долго поддерживать взятый им темп.       — Ну тогда подожди меня здесь, поиграй пока! — бросил ему Талвир, с небрежной заботой окинул взглядом, потуже затянул на Дитваре шерстяной шарфик и умчался в лес. А Дитвар остался стоять в окружении деревенских детей, которые задумчиво проводили глазами удаляющегося Талвира, а потом разом повернулись к нему.       Он позже не помнил, кто из них первый предложил ему перейти по льду деревенский пруд, довольно большой и глубокий. Не хотел вспоминать.       А Дитвар, конечно, не захотел показаться малышом, опекаемым на каждом шагу старшим братом. Как ехидно припомнили ему мальчишки этот поправленный шарфик! В глубине души Дитвар понимал, что Талвир на его месте отреагировал бы удивленным взглядом. А потом снисходительно пояснил бы им, как неспособным к пониманию простейших вещей:       — Мой брат меня очень любит!       Но сам он тогда еще не владел в полной мере ценным умением ставить других на место, а главное, хотел всем все доказать. И деревенским, которые наперебой вспоминали, что каждый из них уже раз сто за эту зиму перебегал этот самый пруд… И не в последнюю очередь самому Талвиру, который был уж слишком подвижным и возмутительно здоровым, которого не брала никакая усталость и который не боялся вообще ничего.       Уже порядочно удалившись от берега и ясно слыша похрустывание льда под ногами, Дитвар должен был проявить свой столь расхваленный тарни разум и вернуться назад! Но он все шел и шел, уже догадываясь, что его ждет беда… Мальчик прошел даже больше, чем ожидал, он уже пересек больше половины пруда и постепенно приближался к его дальнему, обращенному к лесу берегу, когда случилось именно то, чего он так боялся. Лед хрустнул особенно звонко и проломился сразу большим куском, льдина крутанулась, как крышка люка, и мальчик, не успев даже понять, что случилось непоправимое, оказался внизу.       Отчаянно колотя руками и ногами, он попытался головой приподнять лед — никакого эффекта. Потом наконец сообразил, толчками послал себя к краю пролома, где льдина уже не была целым куском и где в открытой воде крутилось мелкое ледяное крошево. Выскочил на поверхность, глотнул воздуха и ухватился за край проруби пальцами. Замечательно выделанные перчатки, плотные, мягкие внутри и шершавые снаружи, не дали рукам соскользнуть, и он уже надеялся выбраться на лед, но ледяной край, не толще его ладони, не выдержал и подломился, оставшись в руке. Полынья, в которой, быстро теряя силы, барахтался Дитвар, стала чуть больше. Мальчик почувствовал на щеках теплые слезы отчаяния…       Вот откуда бы здесь взяться Талвиру, да еще так быстро? И в то же время, услышав его окрик, Дитвар понял, что в глубине души все время надеялся на его появление и ждал его. Талвир медленно подползал все ближе, опираясь на несколько наспех выдранных из изгороди жердей.       Первая радость от его появления внезапно сменилась паникой. Дитвар вдруг понял, что эта хилая опора не выдержит их двоих. Легкого Талвира, распластавшегося на льду — да, а вот тяжелого, глупого, неуклюжего и бесполезного Дитвара — никогда! Лучше было бы Дитвару остаться подо льдом и никогда не выныривать на поверхность! Сейчас его никчемность погубит их обоих!       Осознав все это, Дитвар в отчаяньи махнул на Талвира рукой, чтобы тот спасался сам, пока не поздно. Но тот воспринял этот жест как поощрение и придвинулся еще на полкорпуса. Теперь он был совсем близко. И его голос звучал удивительно спокойно:       — Сейчас вытащим тебя! Главное, не беспокойся, все кончится хорошо!       Можно было подумать, что они сидят вдвоем в замке где-нибудь у камина и рассматривают книгу с цветными картинками…       Талвир не стал приближаться вплотную к краю полыньи, а, распластавшись на льду, протянул свои жерди Дитвару. Когда тот уцепился за них, Талвир осторожно потянул на себя. А когда край льда под весом Дитвара опять подломился, Талвир даже как будто не расстроился. Только все так же спокойно сказал, что, если так пойдет дело, они проложат колею через все озеро, но до берега доберутся все равно. И Дитвар, как по команде, перестал бояться и дергаться.       Он просто поверил Талвиру и положился на него, как верил и полагался всегда. Успокоился. Деревенский пруд — это все же не море, да и до берега оказалось вовсе не так далеко, как в панике почудилось Дитвару.       Тогда они еще раз попробовали, и в этот раз лед потрескивал и темнел, но удержал вес мальчика. Теперь Талвир полз назад медленно, осторожно волоча вцепившегося в жерди Дитвара, не разрешая ему встать на ноги, пока наконец не решил, что они достигли достаточно надежного места…

***

      Альрисса вбежала в комнату не переодевшись, прямо в костюме для верховой езды. Ей, конечно, рассказали о том, что произошло в ее отсутствие! Дитвар, лежащий в своей постели и наконец-то согревшийся после долгой горячей ванны, при виде приемной матери мгновенно похолодел снова. Он не был таким глупым, чтобы не понимать, что из-за его глупости сегодня мог погибнуть последний из ее сыновей.       Альрисса с порога порывисто рванулась к нему, как Дитвар и боялся. Мальчик попытался вжаться в кровать поглубже. Бросившись на колени у его кровати, мать Талвира долго и как-то судорожно гладила Дитвара по голове, по щеке и шептала:       — Какое счастье, что ты жив, какое счастье!       А потом так же порывисто вскочила и притянула к груди стоящего тут же и сияющего беззаботной улыбкой Талвира:       — Какое счастье, что ты спас твоего брата!       Дитвар умиротворенно прикрыл глаза. Он немного удивлялся тому, что Альрисса твердит одно и то же, как будто вдруг забыла все остальные слова. Но по крайней мере на него, похоже, никто не сердился.       А он, конечно же, снова заболел, и опять пришлось дежурить у его кровати, и сюда же приходил учитель, читал ему вслух и тут же спрашивал по прочитанному, не давая Дитвару уплыть в забытье. Поправился он только к лету, и Талвир тут же начал таскать его по лесам, заставляя двигаться, дышать свежим лесным воздухом.       Вдвоем с Талвиром было хорошо. Дитвар мог говорить с ним о чем угодно. Они часто и охотно вспоминали происшествие на пруду, но только само происшествие, не то, что к нему привело. Дитвар так никогда и не пожаловался на деревенских. Он тогда уже в полной мере усвоил тарнийские правила, и одно из самых важных было — не жаловаться. Мальчик просто отдалился от них, забыл об их существовании и о том, что произошло. И думал, что и они перестали думать о нем. Но через пару лет они оба случайно встретились на рыбалке с Айкриком, племянником деревенского кузнеца.       Остальные деревенские парни уже не заговаривали с Талвиром так запросто, как бывало в детстве. Даже на Дитвара распространилось их уважительно-опасливое отношение к тарни. Айкрик был, пожалуй, одним из немногих, кто еще мог по старой памяти непринужденно и по-дружески болтать с Талвиром.       Мальчики дружно расставили снасти в устье небольшой речки, а вечером долго сидели у костра. Пахло дымом, хвоей и свежестью от реки. Дитвар уже дремал, завернувшись в одеяло и пригревшись, а двое старших еще болтали о том, о сем. В полудреме Дитвар думал о своем, пока разговор крутился вокруг подходящих для рыбалки мест и прочих не самых интересных для него тем. Наконец Айкрик замолчал и о чем-то задумался. Дитвар уже совсем засыпал, когда племянник кузнеца, осторожно подыскивая слова, спросил:       — Слушай… Талвир! Все знают, что ты однажды просто взял, да и подобрал Дитвара на дороге... Ты не подумай только, что я не понимаю. Наоборот, считаю, ты очень даже здорово сделал, что пожалел сироту. Нечего ему было там пропадать! Но вот скажи, почему ты вдруг решил взять его в свою семью? Ну почему именно его?!       — Я сразу узнал его… — Талвир ответил без раздумья, со спокойной убежденностью в голосе — Сразу узнал моего брата!       В наступившей тишине резко треснула ветка, пожираемая пламенем костра.       — Прибавить, что ли, дровишек, что-то с реки холодом потянуло! — пробормотал Айкрик и потянулся за собранными заранее сухими ветками.

***

      Это лето длилось долго, пахло свежескошенной травой, дымом костра, земляникой и речной водой. И пришедшая ему на смену осень выдалась теплая и погожая. А потом детство вдруг внезапно кончилось. Талвир покинул замок, отправился в армию, по стопам старшего брата, которого Дитвар знал только по портретам и порой задавался вопросом, как он воспринял бы его появление в семье. Принял бы дарийского приблудыша так же безоговорочно или все время показывал бы ему, что он здесь никто и занимает чужое место?       После отъезда Талвира Дитвар неожиданно оказался единственным сыном. Если не считать разлуки с братом, жилось ему просто замечательно. Все в округе уже давно привыкли к его особому положению. Никого в замке не удивляло и не возмущало постоянное присутствие Дитвара на праздниках и общих собраниях, касались ли они хозяйственных дел или обороны замка, и даже общетарнийских. Все трое малышей, впрочем не таких уже и маленьких, ходили за ним хвостиком и требовали поиграть с ними, раз он теперь остался за старшего. Дарийцы из ближайших окрестностей обращались к нему с подобающим уважением, а когда ему случалось ездить куда-то в сопровождении приемных родителей, его часто и вовсе принимали за тарни. Дитвар ничего не мог с собой поделать — каждый раз в такой ситуации он пытался оставаться невозмутимым, но в глубине души чувствовал горделивую радость…       Но спокойная жизнь заканчивалась. Тарни поговаривали о больших восстаниях и об опасности того, что пожар волнений перекинется и на здешние мирные области. Они рассказывали о появившихся на Дари новых людях. О людях с другой планеты, владеющих секретами перемещения между мирами. Их могущество и растущее влияние на дарийцев пугали тарни.       Потом приехал в отпуск Талвир. Он, кажется, еще подрос и смотрелся в новенькой военной форме совсем взрослым. Но все же стоило ему беззаботно, по-мальчишески улыбнуться, как становилось понятно, что это все тот же Талвир. Обитатели замка — все как один или его родственники, или те, кто знал его с младенчества — встретили его с радостью, и короткое пребывание Талвира дома стало почти непрерывным праздником. Дитвар был совершенно счастлив. Они, как и раньше, проводили много времени вдвоем, блуждали по знакомым местам в лесу и на берегу озера, вспоминали детство, катались верхом и много говорили о происходящем на Дари.       Но не только о нем. Талвир подробно, как никогда раньше, рассказывал о своем раннем детстве, проведенном вдали от Дари, на родине, в том, другом мире, о своем родном, старшем брате. Дитвар удивлялся тому, как много он запомнил из того периода, и немного боялся того, что означает эта откровенность. Неужели Талвир хочет, чтобы у родителей остался кто-нибудь, кто сможет поговорить с ними о тех временах, если с ним самим что-то случится?       Наконец брат уехал, а родители опять заговорили с Дитваром о Таннелонском университете. Но Дитвар все отчетливее понимал, что в нынешнее тревожное время не годится просто отсиживаться в замке или спокойно учиться в Таннелоне. Если Талвир вел войну, то это была и война Дитвара.