Узнаешь брата своего

      Задирая голову вверх, Дитвар мог видеть круг бледно-голубого осеннего неба, обрамленный жесткой травой, росшей по краю круглой, узкой и глубокой ямы, в которой он находился. В этой траве, ясно различимые, запуталось несколько пестрых, желтых и красных листьев, ясно указывающих на то, что лето заканчивается. Впрочем, и царивший в яме холод указывал на это не менее ясно. Как ни ярко светило сегодня осеннее солнышко, полностью прогреть воздух вокруг Дитвара оно уже не могло. Но по крайней мере осенние дожди пока обходили Дальний Комор стороной, и земляное дно ямы оставалось почти сухим.       Дитвар подумал о том, что летом он, сидя здесь, наверное, страдал бы от жары. Так что все не так плохо! Но через некоторое время поймал себя на мысли, что очень хотел бы сейчас пострадать от жары, хотя бы немного.       А еще он все чаще ловил себя на том, что чувствует боль при дыхании и слышит хрипы в груди. Такого с ним не бывало давно. И это всего после трех дней сидения в этой проклятой яме! При мысли о том, что он еще недавно гордился своим здоровьем, Дитвару стало почти смешно, но смех перешел в приступ кашля.       Вокруг было тихо. Яма находилась на окраине лагеря, и звуки повседневной жизни почти не долетали до Дитвара. Возможно, ее даже никто не охранял, да и зачем? Отвесные стенки были слегка влажными, скользкая глинистая поверхность не давала никакой возможности уцепиться.       Нельзя сказать, чтобы Дитвар за последние дни не предпринимал попыток выбраться наверх. Совсем наоборот. Делать в яме все равно нечего, упрямства ему было не занимать, и к тому же движение помогало согреться. Но ему ни разу не удалось преодолеть даже трети высоты, он срывался и неловко шлепался вниз, так что со временем сдался и прекратил эти бесплодные усилия. И с тех пор все больше сидел неподвижно, время от времени меняя положение только чтобы подольше оставаться в лучах солнца.       Как же все удивились, когда он был разоблачен! На знакомых лицах попеременно отражались шок, растерянность и печаль. Пожалуй, они были потрясены больше самого Дитвара, что, впрочем, и не удивительно! Он-то всегда жил, зная о возможности такого исхода. А для остальных его подлинная роль в событиях последних лет стала полнейшей неожиданностью. Если бы был жив Кольс, он, единственный, возможно, порадовался бы падению Дитвара, потому что всегда немного ревновал к его успехам и рассматривал как соперника. Впрочем, пожалуй, Дитвар был к нему несправедлив. Кольс, при всем своем честолюбии, не был таким уж плохим парнем и расстроился бы сейчас, как и любой другой…       Внезапно послышались приближающиеся голоса. Эти звуки мгновенно вывели Дитвара из его задумчивости. Потом сверху зашуршало, посыпались ошметки травы и мелкие камешки, и в яму молчаливым приглашением спустили деревянную лестницу. Дитвар послушно начал подъем, хотя неприятный страх сковывал движения и каждый шаг давался ему с трудом, приходилось буквально заставлять ноги и руки двигаться.       Оказалось, что он еще не успел подготовиться к смерти. То есть, пока сидел здесь, в яме, вроде бы сто раз успел все обдумать и даже смириться с неизбежным концом… Но все равно внутри разрасталась странная пустота, желудок сжимался в комок и вел себя совершенно безобразно, а колени казались просто ватными.       Впрочем, все эти ощущения мгновенно прошли, стоило Дитвару увидеть, кто ожидает его наверху. Возле края ямы, на шаг впереди остальных, стоял Тьен и вглядывался в него так удивленно-испуганно, как будто у Дитвара внезапно выросли клыки и рога. Было совершенно очевидно, что в присутствии Звездного Человека никто его казнить не будет.       От внезапно нахлынувшего облегчения Дитвар беззаботно и широко улыбнулся Тьену. Звездный человек, не подозревавший, естественно, о чем успел во время подъема передумать Дитвар, воспринял эту неожиданную улыбку как вызов и даже чуть-чуть отшатнулся. Но потом взял себя в руки и твердо сказал:       — Я хотел бы поговорить с тобой, Дитвар. То есть, я не знаю… Это действительно твое имя?       — Мое имя действительно Дитвар, — подтвердил молодой человек, ступая на траву и с удовольствием оглядываясь вокруг.       — Но это правда? То, что мне сказали? — напряженно спросил Тьен.       — Зависит от того, что именно тебе сказали, — философски заметил Дитвар, продолжая улыбаться. Он знал, что улыбка в данном случае неуместна, но не мог согнать ее с лица.       — Но ты же знаешь… — страдальчески нахмурился Тьен. — Что ты тарнийский шпион!       — Правда.       — Я не могу поверить в это, просто не могу поверить! — взволнованно заговорил Тьен. — Но почему, Дитвар?! Почему именно ты? Тебя что, принудили к этому? Заставили силой? Может быть, тарни взяли в плен твою семью и шантажировали тебя их жизнями…       — Моя семья — это тарни, — перебил его Дитвар. И тут же пожалел о своей несдержанности. Но сказанного все равно не вернешь, да и зачем? Пожалуй, можно позволить себе напоследок немного откровенности.       — Этого просто не может быть! — горестно причитал Тьен. — Мы же столько говорили с тобой. Обсуждали все на свете. Я всегда считал тебя честным, умным и свободомыслящим. Не понимаю, как ты мог все это время работать против своих же товарищей.       Дитвар молча пожал плечами. Похоже, он зря переживал из-за вырвавшихся у него неосторожных слов, Звездный человек просто не услышал его.       В этот момент Тьен внезапно прервался и удивленно уставился на Дитвара, как будто до него только сейчас, с некоторым запозданием, дошел смысл сказанного молодым человеком.       Помолчав, он как будто принял какое-то решение и тут же принялся отдавать указания остальным. Формально это были просьбы, но никто в лагере не стал бы противоречить Звездному Человеку. Даже если это означало облегчение участи проклятого предателя, которого, разоблачив, бросили в яму, подальше от дневного света, и не избили до полусмерти только из брезгливости, перемешанной с изумлением.       А вот Дитвар совсем взбодрился, особенно когда его отвели в одну из пустовавших хижин. Здесь горел огонь в очаге, и было довольно дымно, зато тепло. К тому же на столе появилась горячая еда, и Дитвар не заставил себя долго упрашивать.       — Расскажи мне о себе! — попросил Тьен, выждав, когда Дитвар наконец наелся до отвала и с несколько осоловелым видом оперся о край стола.       Дитвар согласился почти без раздумий. Почему бы и не поделиться своей историей, раз уж она интересовала Звездного Человека? Хотя бы только для того, чтобы еще немного побыть в тепле. А может, затем, чтобы после Дитвара осталось хоть что-то. Память или объяснение его поступков…       Он начал с детства, вываливая на наблюдателя любые приходившие ему в голову мелочи и воспоминания, не имевшие прямого отношения к делу. Тьен слушал очень внимательно, но часто перебивал его, чтобы что-то уточнить или переспросить. Кажется, честно пытался его понять. В общем-то вся обстановка до смешного напоминала их обычные разговоры.       Напоминала бы, если бы не печаль на душе у Дитвара. Молодой человек сейчас, когда она отодвинулась на неопределенный срок, вроде бы опять почти не боялся предстоящей смерти. И он все еще не сожалел обо всем, что он делал. Ему грустно было потерять дружбу таких не похожих друг на друга людей, как Гарен, Родел и оба Звездных Человека. Ведь они все эти годы были ему хорошими друзьями, и он, в каком-то странном смысле, был им другом.       Проговорили они далеко за полночь. За окошком уже совсем стемнело, но Дитвару хотелось оттянуть возвращение назад в яму, да и Тьен, похоже, тоже не торопился на свой корабль.       Вновь оказавшись в яме, Дитвар застонал вслух. Надо было как-то устраиваться на ночь, но после пребывания наверху яма показалась ему ледяной, как могила, и такой же вонючей. Впрочем, вонь не так беспокоила его, как пробирающий до костей холод. Будь вокруг светлее, Дитвар наверняка разглядел бы дымок от своего дыхания, но в яме царила темнота, слабо подсвеченная сверху звездами.       Дитвар обхватил себя руками в попытке согреться.       Вспомнилась старинная история о том, как, еще во времена древних дарийских королей, верховный жрец свободного города Вейта навлек на себя гнев короля. Несчастного жреца хитростью и обманом выманили за городские стены (пока он находился внутри, он был не в королевской власти) и на глазах у молчаливых горожан засадили в подобную яму, вырытую невдалеке от южных вейтских ворот. Как ни удивительно, уже не молодой жрец продержался в земляной яме целый год, не смирившись и не упав духом, и, когда его наконец освободили, первым делом проклял город Вейт, а с ним и всех его жителей, которые целый год сладко ели, спокойно спали, ходили или ездили мимо и побоялись, а, может, не захотели прийти к нему на помощь…       Говорили, что старик так больше ни разу и не оглянулся на свой город, хромая прочь от Вейта на отвыкших от движения ногах и тяжело опираясь на палку. А Вейт ровно восемьдесят восемь лет после этого преследовали несчастья — пожары, наводнения и нашествия грызунов.

***

      Погрузившись в свои мысли, Дитвар задремал было, несмотря на холод, но его разбудил очередной приступ кашля. Он все кашлял и никак не мог остановиться, пока не начал задыхаться. Как когда-то в детстве, тело стало слабым, непослушным, голова кружилась, к тому же Дитвара трясло и лихорадило. Всего нескольких ночей, проведенных в яме, хватило, чтобы вернуться туда, где он начинал!       Наверное, он опять заснул или, возможно, потерял сознание. Перед глазами проносились бессвязные картины из его детства, истории из прочитанных книг, потом Дитвар внезапно вспомнил, как трудно ему пришлось первые дни в Сопротивлении! Он тогда все время боялся выдать себя неосторожным словом, чуждым жестом, а главное — незнанием того, что все вокруг него знали с ранних лет.       Но Дитвар всегда умел быстро учиться. Сперва, конечно, больше помалкивал, осторожничал, предпочитая слушать и наблюдать. Но вскоре вполне освоился со своей новой ролью, нашел себе друзей и стал в Сопротивлении совсем своим. Он даже сам удивлялся, как легко у него вышло завоевать всеобщую любовь.       С годами страх разоблачения все меньше беспокоил Дитвара. Он не то чтобы исчез совсем, но стал привычным компонентом мыслей, как перчинка в еде, как камешек в сапоге. Или он натрет тебе ногу, или ты научишься не замечать его.       Его слушались, ему доверяли, и, главное, ему везло так, что он уже почти было уверовал в собственную неуязвимость. По крайней мере, пока жизнь не доказала обратное.       

***

      Теперь Дитвар, благодаря беседе с Тьеном и собственным домыслам, хорошо представлял себе, как все случилось.       Гарен давно подозревал неладное. Уж слишком часто Сопротивление преследовали неудачи, чтобы считать это простой случайностью. Большинство дарийцев, впрочем, не видели в этом ничего странного и объясняли особыми качествами их врагов, но Гарен от всей души ненавидел суеверия и твердо верил, что в итарках нет ровным счетом ничего сверхъестественного. А значит, им кто-то помогает.              Эта мысль не сразу оформилась во что-то конкретное, а долгое время преследовала его, как застарелая зубная боль. Гарен снова и снова напоминал себе, что случаются у Сопротивления и удачи. Потом мысленно перебирал людей из своего окружения и безуспешно пытался примерить на них роль подлого предателя. Приходя каждый раз к выводу, что его подозрения напрасны, он упрекал себя за излишнюю подозрительность, загонял их поглубже, но все же не забывал окончательно.       На след Дитвара навела чистая случайность. Одна из недавно прибившихся к лагерю девчонок видала Дитвара в окрестностях Нирала в обществе тарни.       Юная крестьянка пасла у дороги гусей, а чего их пасти, если они и сами справляются. Вот она и задремала под кустом бузины, незаметная, свернувшаяся клубочком на мягкой траве. Гуси неподалеку щипали сочную траву, пастушка спала. А проснулась она от чужих голосов. Девчонка недолго наблюдала за беседой, но внешность молодого человека врезалась ей в память. Как же она была потрясена, встретив его год спустя в лагере Сопротивления!       Она сразу узнала Дитвара, но не посмела вслух обвинить его в сговоре с врагами или даже намекнуть кому-то на свои подозрения. До вечера она сомневалась, но когда стемнело, собралась с силами и отправилась к Гарену. Оставшись с ним наедине и нервно крутя рукой уголок своего желтого, в серую клетку платка, она стала уверять, что Дитвар только притворяется одним из них, а на самом деле — самый настоящий итарк.       Будь на месте Гарена кто-то другой из руководителей повстанцев, он только посмеялся бы над гусиной пастушкой и, вероятно, тут же позвал бы Дитвара, чтобы тот мог посмеяться с ним вместе.       В конце концов, даже если Дитвар когда-то и разговаривал с врагами во время одной из своих миссий, для этого наверняка было какое-то простое объяснение. А что разговор шел по-итаркски, так это ей просто показалось. Да и как вообще можно верить ее словам? Девчонка-то совсем дурочка, ведь она серьезно думает, что они не смогли бы отличить итарка от дарийца!       Так сделал бы любой другой, но не Гарен с его обостренным чувством опасности. В нем сразу же ожили старые подозрения, мысли о том, что в Сопротивлении что-то идет не так. Он, конечно, не стал поднимать шум и буркнул, чтобы девчонка не болтала подобной ерунды, а впредь и думать забыла о Дитваре, а если Гарен еще раз услышит подобное — уши надерет, и послал ее помогать поварихе. Заодно и наестся досыта, а то живот к спине прилипает.       Но сам приказал незаметно проследить за Дитваром.       Для следопыта, взявшегося за это задание, одного из лучших в лагере, эта задача оказалась нетрудной. Уже на следующий день Дитвар должен был отправить очередное донесение.       Система передачи сообщений, которой он пользовался все эти годы, была предельно простой. Дитвар оставлял небольшие записки в дупле дерева неподалеку от лагеря.       И в тот день он шел привычной дорогой, погруженный в собственные мысли и не глядя по сторонам, как и многие годы до этого. Однако в этот раз вместо того, чтобы попасть к связнику, его сообщение попало в руки Гарена. Правда, прочитать его Гарен не мог, да и никто другой, пожалуй, не смог бы. Загадочная записка было написана не по-дарийски, даже не по-тарнийски, а представляла собой череду ни на что не похожих знаков, то ли картинок, то ли букв.       Гарен мог, конечно, прямо пойти к Дитвару и потребовать объяснений такому странному поведению. Но тот, как известно, за словом в карман не лез и наверняка начал бы отпираться, что-то выдумывать. Остальные могли поверить ему, как всегда верили. Гарен и сам знал, каким убедительным мог быть Дитвар, поэтому ему хотелось получить однозначные, неопровержимые доказательства его вины.       Подумав, он приказал вернуть послание назад в дупло и очень осторожно пронаблюдать за тем, кто его заберет. В эти дни Гарен почти не спал, но снаружи появлялся редко, предпочитая сутками отсиживаться в своей хижине. Он распустил слух, что заболел, потому что не хотел встречаться ни с кем, а меньше всего с Дитваром, боясь выдать свои чувства взглядом или жестом.       Связник появился следующей ночью, в самое темное и глухое время. Люди Гарена были опытными звероловами, бывалыми и осторожными. Гарен предупредил их, что главное — ничем не выдать своего присутствия, так что они оборудовали схрон подальше от места, за которым так внимательно наблюдали. Поэтому все, что им удалось разглядеть, была тень, которая внезапно возникла у дерева, на несколько мгновений слилась со стволом и вновь растворилась в темноте. Все же короткого доклада о происшедшем хватило, чтобы подтвердить худшие подозрения Гарена. Ночка была хоть глаза выколи — новолуние. При этом связник двигался легко и бесшумно — так, что ясно было: темнота ему не помеха, он ВИДИТ, куда идет.       За каждым шагом Дитвара следили теперь очень тщательно. А пятеро лучших людей Гарена с нетерпением ожидали следующего появления связника. Гарен приказал на этот раз схватить его сразу, как только он появится. Эта поимка должна была стать последним, неопровержимым доказательством предательства Дитвара. Охотники разложили на земле перед деревом петлю, как на зайца, но особенно прочную, сплетенную из нескольких, надежно замаскировав ее опавшими листьями. Любой человек, желающий забрать что-то из дупла, неизбежно попадался в петлю. Прошедший вечером дождик дополнительно сыграл охотникам на руку, смыв все возможные следы. Теперь оставалось сесть в засаду и ждать развязки.       Вот только связник к огромному разочарованию охотников и не подумал приближаться к дереву. Мелькнул было вдали среди стволов и зарослей ежевики и тут же исчез. Его, конечно, попытались преследовать, но куда там…       Как он, несмотря на все предпринятые ими предосторожности, обнаружил приготовленную для него ловушку на расстоянии, оставалось загадкой. Похоже, решили охотники, связник этот обладал не звериной даже, а какой-то сверхъестественной чуткостью.       Но Гарен счел, что это и было последним доказательством против Дитвара. Чудес не бывает, и раз лазутчик не мог ни учуять, ни услышать ловушку, но все же узнал о ней, значит, его каким-то образом предупредил о ней сам Дитвар.       А тот, припертый к стенке, и не подумал спорить и отрицать свою вину. Казалось, он даже почувствовал своего рода облегчение от того, что все наконец закончилось.

***

      После разговора с Тьеном прошло два дня, но для Дитвара ничего не менялось. Ему все так же раз в день спускали на веревке еду, скудную, но вполне достаточную, чтобы не умереть с голоду. Очевидно, совершенно естественные в данной ситуации гнев и жажда мести в его прежних друзьях уступили место растерянности и даже брезгливости. Они предпочли вообще не вспоминать о его существовании, просто забыть его здесь, в этой яме.       — Очень долго находиться здесь мне, впрочем, не придется, — думал он, сотрясаясь от очередного приступа кашля и чувствуя во рту вкус крови. — Далеко же мне до старого вейтского жреца. Я не только года здесь не просижу, я, похоже, даже до зимы не дотяну. Впрочем, может, это и к лучшему! Уже сейчас в яме невыносимо холодно, а о зиме не хочется даже и думать…