Драбблы по ОЭ

— Мне не нравится то, что ты задумал. Лионель произносил эти слова до того часто, что их смысл поистрепался, и следовало бы подобрать другие. Однако сейчас он действительно имеет это в виду. — Я уже все решил. Если бы мне был нужен твой совет, я бы его попросил. Росио ухмыляется, высокомерно и холодно. Лионель знает, что это — лишь маска, притворство, очередная попытка скрыть истинные чувства. Они слишком давно близки, чтобы не выучить друг о друге такие мелочи. Росио тоже знает о многом — например, о том, насколько его упрямство невыносимо. Сейчас оно еще и смертельно. — Ты осознаешь, что погибнешь? — Лионель говорит негромко, чтобы голос не сорвался, превратив его недовольство в нелепую и унизительную истерику. — Ты чудом вернулся в прошлый раз, зачем тебе снова… — воздуха все-таки не хватает. — Мы найдем другой способ, просто дай нам время. — Но времени нет, — отрезает Росио. Зрачки в его глазах огромные, и при иных обстоятельствах Лионель залюбовался бы этой чернотой… Но не сейчас. — В таком случае ты не пойдешь один, — бросает он, прекрасно зная, как его любовник ненавидит приказы. — С тобой пойду я и те, кого я выберу. Росио злится так откровенно, как позволяет себе только наедине со своими, и выражение ярости на его лице прекрасно, словно картина искусного живописца. Лионель в бешенстве, однако не может этого не признать. — Это не обсуждается, — выдыхает Росио. — Я иду один, а ты… Тебе надо успокоиться, Ли. Успокоиться, взять себя в руки и принять наконец, что твое мнение — не решающее. Зря он это сказал. Перед глазами — вспышка темноты, чернее, чем зрачки Росио. Лионель не злится, нет. Напротив, он спокоен. Росио не должен был говорить таких слов, только и всего. Только не после всей той близости, что сложилась между ними. Не после того, как Лионель годами пытался завоевать Росио, стать особенным, отодвинуть всех, кто мешался. После всех этих бесконечных усилий Росио обязан считаться с его мнением. Всегда. Росио разворачивается, чтобы уйти. Лионель не дает ему: поднявшись со своего места, он грубо перехватывает запястье и заставляет смотреть себе в глаза. Лионель ожидает борьбы, но Росио замирает. — Пусти, — коротко говорит он, не пытаясь высвободиться. — Нет, — Лионель крепче сжимает захват. — Пока ты не пообещаешь прислушаться к тому, что я говорю, — нет. Росио кривит губы. — Что ж, в таком случае… Он не договаривает, а бьет свободной рукой под ребра, сильно и болезненно. Лионель не падает, но отступает и разжимает захват, и этого хватает для поражения: Росио быстрый, он уже у двери. Нужно не дать ему уйти, только не сейчас. Ошибка Росио в том, что он носит волосы распущенными, временами откровенно соблазняя намотать их на кулак. Лионель не отказывает себе в удовольствии как следует за них потянуть и, насладившись недовольным стоном, вжать Росио в дверь всем телом. — Не спеши так, — губы неумышленно задевают ухо. — Не нужно. Лионель готов к драке, к настоящей и по-кабацки уродливой, однако Росио решает иначе: он расчетливо прижимается бедрами к паху Лионеля и несильно, будто робко трется. Сердце замирает, как и всегда. Ничего не помогает против этого томного жара, все эти годы — ничего. Росио всегда решает, даже если его припереть к стенке. Лионелю хочется сдаться, отстраниться, уступить, проиграть, отпустить хоть в Лабиринт, хоть к Леворукому, вырвать из сердца, найти другого, покладистого… Но в этот миг Росио откидывает голову назад, смотрит, чуть скосив взгляд, и спрашивает: — Угрожаешь мне? «Я никогда не найду другого», — думает Лионель, и рассуждать так, наверное, страшно и неправильно. Но по-другому они уже не научатся. — Да, — отвечает Лионель и, отпустив наконец растрепанные волосы, целует Росио в горячие губы. Тот отвечает влажно и торопливо, будто боясь передумать и снова спрятаться за свое лелеемое «мне-никто-не-нужен». Поза неудобна, и приходится развернуться друг к другу лицом. Выходит неуклюже, они сталкиваются локтями, и волосы Росио щекотно лезут в нос. Даже если это — очередная игра, она прекрасна. Лионель привычно быстро расправляется со штанами Росио; сколько раз так было, в чужих и своих домах, наедине и там, где в любой момент могут застукать. Привычно и другое — то, как Росио поначалу пытается не отставать, но от одного прикосновения к своему члену теряет всю решимость и, постанывая, толкается в ладонь — и возвращает ответную услугу, лишь дойдя до разрядки. Однако сейчас Росио поступает иначе. — Не сбивай меня, — ему явно сложно сдерживаться. — Погоди, позволь мне тоже. Лионель решает, что в таком можно и уступить. Они ласкают друг друга одновременно, и выходит сбивчиво и слишком поспешно, однако от каждого движения шумит в ушах и бросает в жар, точно неопытного юношу. Ни с кем так не было и не будет, и Росио стоит удержать рядом хотя бы ради этих сладких ощущений. И ради чувств, даже если они не вполне взаимны, но об этом Лионель предпочитает думать пореже. Росио тихо ругается по-кэналлийски, целует в шею так, чтобы непременно остался след, и кончает первым. Из них двоих он всегда был наиболее восприимчивым в подобном смысле. Лионель рассматривает румянец на бледных щеках, покрасневшие губы, блестящие глаза и понимает, что скорее убьет Росио сам, чем отпустит. А после, наверное, убьет и себя. — Думаю, ты можешь пойти со мной, — неожиданно произносит Росио. — Ты был... убедителен. Поколебавшись, он обнимает Лионеля за шею и прижимается своим лбом к его лбу. — Только ты и никто больше, — прибавляет Росио, и Лионель решает ему поверить. Смерть подождет.