Драбблы по ОЭ

Черный шелк идет Росио. Подчеркивает бледность и хрупкость, делает синие глаза глубже и печальнее. Последнее время у Росио всегда печальные глаза. Лионеля огорчает это, и в то же время он не может не любоваться. Грусть всегда была к лицу Росио. — Поешь, — Лионель спускает с худого плеча халат и целует крупную родинку. — Тебе понадобятся силы, ритуал будет долгим. И после тоже понадобятся. — Не хочу, — Росио мотает головой, однако не отстраняется. — Я не голоден. Лионель не слушает его: он кормит упрямца с рук, пропихивает в податливый рот сладкие кусочки пирожных, вынуждает глотать и слизывать с пальцев крем. Когда-то Росио любил сладкое и ласкал ладони Лионеля языком добровольно, но те времена прошли. Горький отвар, необходимый для ритуала, Росио пьет сам, без принуждения. Понимает, что это важно. Лионель искренне гордится им. — Ты готов? — спрашивает он, хотя это вовсе не важно. Главное то, что готов Лионель. Сегодня самый подходящий день, другой такой наступит еще нескоро. — Погоди, — просит Росио, и в его голосе звучит что-то… прежнее, хрупкое, нежное. Полузабытое. Поэтому, наверное, Лионель подчиняется. — Что такое? — он убирает черные волосы с осунувшегося лица. Вместо ответа Росио утыкается в шею, делает вдох и замирает. «Мне нравится твой запах», — так он шепнул когда-то. Лионель не знает, что чувствует теперешний Росио. Иногда ему интересно, но чаще он напоминает себе, что на подобные слабости не осталось времени. Миру нужен спаситель, рожденный истинным Раканом. Лионель будет достойным отцом, лучшего не отыскать. ...И все-таки Росио по-прежнему нравится его запах. Он водит носом по горячей коже и прижимается теснее. В паху мгновенно отзывается горячей тяжестью. Забавно: после всего случившегося, после всех измен и предательств, они по-прежнему хотят друг друга. — Все будет хорошо, — обещает Лионель. — Будет так, как ты захочешь. — Ты же не отпустишь меня, — выдыхает Росио, и в его голосе нет отчаяния, только лишь смирение. — Не выпустишь из этой комнаты. — Нет, — Лионель целует бьющуюся венку на виске. — Никто из них, из тех, кто снаружи, не достоин тебя, Росио. Только я достоин, и я здесь. Я всегда был для тебя особенным, помнишь? Росио вздрагивает, и Линелю нравится думать, что дрожит тот от возбуждения, а не от отвращения или страха. Они ведь всегда были близки, зачем бояться теперь? — Ты ведь хочешь меня, правда? — Лионель ласково прикусывает ухо Росио. — Всегда хотел. Он прекрасно помнит первый раз. Тогда они втроем отмечали их с Эмилем выпуск из Лаик. Лионель не уловил, с чего началось их с Росио безумие, только осознавал, что до кошек пьян. Мир расплывался перед глазами, и на душе было невыразимо легко. У Росио были горячие ладони; он увлек Лионеля за собой, в одну из пустующих комнат своего огромного особняка, запер дверь и голодно поцеловал в губы. Лионель ощущал, как дрожат его собственные колени и трясутся руки. Он не верил, не мог поверить в то, что его чувства взаимны, что недоступный Росио, кажется, тоже влюблен в него. — Хочу, чтобы ты меня отымел, — требовательно проговорил тот, и Лионель с восторгом подчинился. У стены стоял широкий стол, и Росио демонстративно оперся о него, прогнувшись в спине. Он оказался уже растянутым и смазанным, и от мысли, что он нарочно готовился, ждал этого вечера, в голове все помутилось. В первый раз Лионель кончил слишком быстро, как пьяный мальчишка, которым и являлся. Однако второй раз не заставил себя ждать и вышел дольше. Росио стонал, шипел проклятия на кэналлийском и один раз отрывисто признавался в любви. Тогда Лионель был по-настоящему счастлив. Теперь, впрочем, они оба будут куда счастливее. — Я позволю тебе выбрать имя для нашего наследника, — говорит Лионель, отстранившись. Пора зажечь черные свечи, с них ритуал и начнется. На лице Росио неожиданно расцветает ухмылка, ядовитая и злая: — Пусть его зовут как тебя. Тогда я… не забуду. Он ложится на спину и покорно раздвигает ноги. Лионель прекрасно знает, о чем Росио рассчитывает не забыть. Возможно, он даже позволит своему капризному любовнику эту роскошь.