Банановая боль

      Эш был изнасилован, когда ему было семь. С тех пор это повторялось снова и снова. Он стал элитной проституткой дона мафии, лучшей шлюшкой любимого папочки. Смыслом его существования было ублажать других, быть хорошей дыркой для чужих членов, приемником для слива спермы. Для Эша секс не был проявлением любви и страсти, стремлением доставить удовольствие друг другу. В его случае удовольствие получали только бесчисленные насильники. Секс вызывал у Эша только отвращение и парализующий страх, с этим словом ассоциировались только боль и унижение. Да, он мог воспользоваться телом ради достижения цели, мог соблазнить кого угодно, но цена была слишком высока.       Линкс всегда подолгу принимал ванну, пытаясь смыть с себя все чужие прикосновения, чужой запах, чужую власть. Он до багровых пятен стирал кожу мочалкой, но легче не становилось. Каждые несколько минут его взгляд падал на дверную ручку, чтобы убедиться, что замок повернут и дверь заперта. Хотелось еще подергать для верности, чтобы окончательно убедиться, но ему было не дотянуться. Остервенело натирая бедро мочалкой до ощущения саднящей кожи, Эш обнаружил едва заметную серебристую линию. Несколько лет назад он порезал себя ножом, полоснул так ловко, что практически снял скальп с обширной области. Дино тогда был в ярости, но обратился к лучшему пластическому хирургу и лоскут пришили так, что даже шрама практически не осталось. – Эш, мне тоже нужно в душ, ты сидишь там уже третий час! – заколотил в дверь Эйджи, вырывая из неприятных воспоминаний. – Раз нужно, значит еще подождешь! – выдавив из себя усмешку, крикнул Линкс.       Окумура что-то возразил в ответ, но Эш посильнее включил воду и голос японца буквально тонул в этом шуме, позволяя блондину крикнуть исчерпывающее «не слышу!» и не продолжать диалог. Он всегда отшучивался, когда Эйджи недоумевал чем так долго можно заниматься в ванной. Брюнету совершенно не нужно это знать. У него впереди вся жизнь, чистая, неиспорченная, полная возможностей познать все прелести и кайф секса. У него впереди первая любовь и первый поцелуй. Настоящий, а не тот, что был в тюрьме, чтобы передать послание.       Эш не успел понять, как их губы соприкоснулись. Тело привычно окаменело, руки задрожали, но неловкие неопытные движения Эйджи, проявившего внезапную инициативу, были просто воплощением невинности. Не выдержав, Линкс усмехнулся ему прямо в губы. Опомнившись, японец отстранился, виновато смотря на блондина. – П-прости, я не знаю, что на меня нашло, я... – залепетал Эйджи, вызывая у Эша еще большую улыбку. Ребенок ребенком, честное слово. – Ты совершенно не умеешь целоваться, – улыбнулся Линкс, притягивая японца к себе.       Теперь уже Эш целовал его. Осторожно, словно гуляя по лезвию. Он боялся провалиться в пучину воспоминаний, отвратительных ассоциаций, выженных на коже, которые настойчиво лезли щупальцами в сознание. Однако, ощущения были другими и Эшу удавалось удержаться на поверхности. Эйджи не лез языком, не исследовал жадно рот, не кусал губы. Поцелуй получился нежным, аккуратным, но от этого более интимным. У обоих пробежали мурашки и в груди закончился воздух. Остранившись, Эш осознал, что сделал и теперь была его очередь извиняться, но он не успел открыть рта. – Я все запомнил, – улыбнулся японец. – Поздравляю, – огрызнулся Линкс, – Иди похвастайся перед девчонками.       Он испытывал смешанные чувства. Эш винил себя за это проявление слабости и то, что он украл у Эйджи первый поцелуй. В голову лезли воспонимания чужих губ, влажные прикосновения которых ощущались почти физически. Но в то же время ему... Было приятно? От этого стало еще более тошно. Он ведь Эш Линкс. Проститутка, шлюха, блядь. Как он только мог этими губами, в которые впивалось столько грязных ртов и которые сосали столько членов, касаться Эйджи? А тот сам хорош, неужели не понимает, не видит всей грязи и яда, который, того и глядишь, отравит, если приблизишься? Не замечает этого клейма? Эшу казалось, что чужая сперма навсегда пропитала его рот, сколько ни пытайся прополоскать и разодрать десны зубной щеткой. После всего, что с ним было, просто не может быть иначе. – Работай ротиком... Вот так... – Хороший мальчик... – Давай, сучка, соси! – Глотай до последней капли!       Воздуха не хватает, горло неприятно саднит и распирает, чужой член вознается снова и снова, пульсирует и изливается неприятной соленой жидкостью. Тошнит, приступ кашля, вкус спермы смешивается с привкусом желудочного сока. Чужая рука до боли стискивает прядь волос, насаживая голову на член. Нос упирается в кудрявые волосы, несколько их штук попадает в рот. Слюна стекает по подбородку, неприятно щекотит шею. Дышать нечем, в ушах шумит, но даже сквозь этот шум слышно давящиеся звуки.       Эш старался не вспоминать этот поцелуй. Забыть, как сон, делать вид, что ничего не было. Это случайность, просто глупая случайность. Он больше не допустит такой слабости, не испачкает Эйджи своей грязью. Но почему-то теперь при мысли о поцелуе в голову лезли не мерзкие влажные рты потных мужиков, заплативших за развлечение на одну ночь, которое стоило Эшу отнятого детства и здоровой психики, теперь вспоминались мягкие губы Эйджи, целующие до смешного неумело, но так нежно. Линкс одергивал себя, старался выбросить это из головы, в порядке бреда даже подумывая отдаться какому-нибудь озабоченному извращенцу, лишь бы не думать об Эйджи. Пока однажды их губы снова не соединились в поцелуе. Окумура старался целовать так, как целовал его Эш, только делал это практически невесомо. Осторожно коснулся верхней губы, потом нижней, словно бабочка щекотала крыльями. – Эйджи, – тихо сказал Эш прямо в губы, – Не надо... – Прости, – извинился японец, сразу же отстраняясь, – Тебе неприятно? – вот идиот, Эш подвергался насилию всю жизнь, конечно ему неприятно! – Наоборот, – признался Линкс, чувствуя, как жжет щеки, – Мне приятно, впервые в жизни мне приятно находиться рядом с другим мужчиной, но нам не следует... – Но почему? – недоумевал Окумура. – Я грязная шлюха, Эйджи, – с горечью произнес блондин. – Это не так, Эш. Не надо вешать на себя ярлыки, пожалуйста, прими тот факт, что ты не виноват. Ты ни в чем не виноват, ты имеешь право быть счастливым. Позволь мне попытаться сделать тебя таковым?       Дурак, какой же дурак. Совсем еще наивный ребенок, не успевший хлебнуть дерьма и верящий в то, что любовь спасет мир. Но под его взглядом, глубокии и открытым, Эш сдался. Не выдержал, припал губами к его губам, словно к оазису в пустыне. Вздрогнул, когда Эйджи несмело заправил светлую прядь за ухо, а потом зарыл пальцы в шелк волос. От затылка по шее побежали мурашки, разлилось тепло. Руки дрожали, было неловко, смущающе. Эш не понимал, почему тело так реагирует. Он мог соблазнить кого угодно, мог воспользоваться собой, но почему перед Эйджи он чувствовал себя девственником?       Линкс закрыл глаза и тонул в ощущениях. Подставлялся под ласково гладящие руки, ловил чужие губы своими, запрокидывал голову под нежными поцелуями в шею, чувствовал как кожа покрывается мурашками от теплого дыхания. Его тело не каменело, сердце билось чаще от волнения, но не стремилось в панике пробить грудную клетку. Это словно было другой реальностью. Реальностью, в которой раскрасневшийся Эйджи, смущенный ничуть не меньше Линкса, но такой искренний, по-детски непосредственный и открытый, чьи движения легки и трепетны, стремился сделать ему приятно, а не стянуть штаны и трахнуть.       Реальность, которая мгновенно разбилась на миллион осколков, врезавшихся в кожу, под ногти, в глаза, которыми Эш посмел увидеть эту утопию. Все разлетелось, стоило Эйджи случайно коснуться коленом промежности Линкса. Эша словно обдало холодной водой, он вскрикнул, смотря на Окумуру безумными глазами, жадно хватал ртом воздух, обхватил себя руками, сжимая рукава рубашки до побелевших костяшек.       Чужие руки обхватывают выступающий бугорок сквозь ткань джинс, сжимают до боли, а потом валят на кровать. Молния расстегивается оглушающе громко, этот поганый вжик эхом отдается в мозгу. Джинсы виснут под коленями, а рука лезет в трусы, нагло облапывая все там. Вскользь проходит на члену, сжимает яйца и пробирается к главной цели. Рука сжимает ягодицу, шлепает, оставляя алый отпечаток, проникает в ложбинку, несколько раз проведя туда-сюда ребром ладони, и нащупывает анус. Вот так сразу, без лишних прелюдий. Пальцы проталкиваются внутрь, из глаз сыпятся искры. Как бы ни была растрахана задница, сколько бы смазки ни вылили, Эшу каждый раз было больно. Видимо, защитная реакция.       Лицо оказывается вжатым в матрас, волосы на затылке с силой сжаты в чужих пальцах. В зубах трещит ткань простыни, когда чужой член врывается в нутро. Влажные ладони скользят по бедрам, стремясь развести их шире и шире, чтобы было удобнее воспользоваться выставленной дыркой. Больно. Мерзко. Унизительно. Бедра дрожат, ноги грозят вот-вот подкоситься. К горлу подкатывает тошнота, хочется проблеваться, вывернуться наизнанку, выблевать все фрикции побывавших внутри членов. Руки блуждают по телу, язык и губы прокладывают влажные дорожки, зубы впиваются, оставляя метки, уходящие корнями глубоко под кожу, откуда их ничем не вытравить. Член сзади вколачивается в тело с неистовой скоростью, пульсирует и наконец извергается вязкой жидкостью. Анус саднит, когда из него вытекает чужая сперма, смешиваясь с кровью. Высыхает, неприятно стягивая кожу. Промежность горит, ноги не свести. – Эш! – вернул его к реальности Эйджи.       Линкс вздрогнул, испуганно взглянув на японца. Его трясло, воздуха не хватало на полноценный вздох. Голос Эйджи помог вырваться из этого кошмара, словно рассеял тьму лучом света, но Эш все равно чуть пошире расставил ноги, словно боялся, что если свести их, то непременно появится неприятное ощущение липкой спермы и саднящая резь. Место, которого случайно коснулся Эйджи, горело огнем. – Прости, – Окумура несмело обнял его, едва ощутимо положив руки на лопатки, – Прости, я не хотел... – Все нормально, – сдавленно сказал Эш, – На сегодня достаточно.       Коротко и ясно. Достаточно, так достаточно, Эйджи не давил. Повисла неловкая пауза, которую никто не решался нарушить. Эш чувствовал себя виноватым. Он позволял себе нежиться в теплых прикосновениях и трепетных поцелуях, словно они очищали его, обеззараживали и выжигали всю грязь, но давал слабину, не в силах преодолеть собственные страхи. Эйджи сбавил обороты. Впредь он наклонялся за поцелуем и ждал, пока Эш ответит, только после этого продолжал действовать. Окумура боялся заходить дальше. Он понял, что Линксу нравятся легкие невесомые поцелуи, нежные поглаживания, нравится прижаться грудью, чувствовать теплое дыхание на коже. Это было настолько воздушным, невинным и легким, что едва ли выходило за рамки платонических отношений.       Эш становился пластилиновым, мягким и податливым, Эйджи спокойно мог вить из него веревки в буквальном смысле этого слова. Блондин просто таял в его руках, прошибаемый электричнскими разрядами от концентрации любви и нежности в каждом касании. Окумуре нравилось исследовать его тело, брюнет быстро понял, что затылок с загривком очень чувствительные и триггерные места. Пока ты мягок и аккуратен, Эш был готов замурлыкать от приятных поглаживаний и перебирания золотистых прядей, но стоит чуть пережать и он срывается с головой в пучину страха, погружается в воспоминания, где его жестко насаживают на член, держа за волосы, или впиваются зубами в основание шеи.       Но с каждым разом страх стал уходить все дальше и дальше на второй план. Неприятные ассоциации размывались, словно сбившийся фокус, триггеры притуплялись, а вместо бесчисленных насильников все чаще и чаще всплывал образ Эйджи. Осмелев, Эш поцеловал его с языком. Осторожно скользнул между губ, провел по передним зубам и осторожно проник внутрь. Эйджи замер, позволяя исследовать свой рот и боясь испортить момент неверным действием. Оба задыхались и дело было не только в нехватке кислорода. Эша вело как от хорошего алкоголя, в животе летали бабочки. Ему было так странно чувствовать неловкость и смущение, словно целовал кого-то впервые. Хотя... Он впервые целовал кого-то по собственной воле, впервые его манили чьи-то мягкие губы, впервые хотелось исследовать чей-то рот своим языком. Но стоило чуть осмелеть, как на подкорке белым шумом начал звучать противный шепот. – Давай, поработай ротиком, хороший мальчик...       Эш вздрогнул, но не остранился. Он старался прогнать эти мысли, сосредоточиться на ощущениях, на реальности, на Эйджи. Он сможет побороть свой страх и пробить эту стену. Потому что он имеет право быть счастливым. Блондин не признался себе в этом до конца, но это дало уверенности. – Какая же ты шлюха, Эш! Шлюха. Шлюха. Шлюха.       Линкс углубил поцелуй, дрожащими от волнения руками обнимая лицо Эйджи. Окумура не ожидал такого напора, но начал понемногу отвечать, прижался грудью так, что можно было чувствовать сердцебиение друг друга, гладил спину почти успокаивающе. И Линкс цеплялся за эти прикосновения, за стук сердца, за тепло родного тела, и голоса в голове затихали, заглушаемые стуком двух сердец. Эйджи отстранился первым, не в силах больше задерживать дыхание. Оба были раскрасневшиеся, распаленные, не могли надышаться. Во время поцелуя Эшу было не так страшно, как после, когда в ход пошел разум, подкидывая два варианта дальнейшего развития событий. Первый, вполне ожидаемый и довольно привычный, – Эша повалят на кровать и трахнут. Второй – Эйджи возненавидит его. Поймет наконец, что Линкс не более, чем грязная шлюха, от которой надо держаться подальше, дабы не испачкаться. – Так я еще долго не научусь, – улыбнулся Эйджи, восстановив дыхание, снова вернув к реальности из страшных мыслей. – Я хороший учитель, – искренне рассмеялся Эш, с души которого словно упал тяжкий груз.