автор
Размер:
309 страниц, 26 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
449 Нравится 261 Отзывы 168 В сборник Скачать

umbrae praeterita

Настройки текста
Примечания:
Неделя неспешно подходила к концу, неумолимо приближая Родительский день. Когда Фэлл пару дней назад сообщил об этом Кроули, во время обеда в уже полюбившемся им двоим небольшом кафе (наотрез отказавшись пойти в дорогой ресторан и настоятельно оплатив в этот раз счет сам, хотя и денег со скромной стипендии оставалось немного), тот с какой-то удручающей покорностью сообщил, что уже "давно готов к этому событию". Азирафаэль не совсем понял – вызвана ли такая реакция нелюбовью к большим официальным мероприятиям в принципе или как-то связана с родителями, однако даже по коротким обрывкам их разговоров до этого он понимал, что отец Энтони приезжал в институт довольно часто – в основном чтобы удостовериться, что подобной "истории с преподавателем" не повторится, и репутация его сына (читай: и его самого) больше не будет подвержена риску. Кроули неохотно говорил об отце – превращая это в шутку со всей возможной скоростью при малейшем упоминании их взаимоотношений, словно заговорив об этом всерьез, он самолично вскроет ножом едва затянувшиеся раны. Да и к тому же – он не мог похвастаться большим количеством приятных совместных воспоминаний, а омрачать солнечного ангела другими ему не хотелось, как бы не скребло изнутри желание поделиться этим хоть с кем-то. Например, историей о том, как в один из его приездов, Энтони застал отца и Мэтью возвращающихся из города, где Кроули-старший водил профессора в дорогой ресторан в качестве извинений за произошедшее. Извинений перед ним, а не наоборот. Однако, как бы ни было сильно желание одного студента, Родительский день вступал в свои права через считанные часы, и Кроули отчасти завидовал Азирафаэлю – по крайне мере его отец не приезжает в университет. Фэлл же старался смотреть на свою ситуацию философски – в конце-концов на нем не сошелся весь мир, и желания, вероятно, не всегда должны быть исполнены. Ведь так? Примерно об этом размышлял и студент перед ним, особенно узнав, что как раз во время их импровизированного ланча между парами, звонила его мать, разумеется, не застав сына в университете. Даже не подходя к телефону Энтони точно знал, что ему сообщат, а перезвонив позже лишь убедился в этом в очередной раз – приехать женщина обещала только на Рождество, так как на дату Родительского дня в этом году выпадает день рождения Дагон – дочери от второго брака, которой едва исполнилось 10, и в которой она видела единственный проблеск родительского счастья. О том, что у нее есть и старший сын, она задумывалась куда реже. Ну, хотя бы через полгода – и на том спасибо, – пронеслось в тот момент в рыжей голове утешительной мыслью, которая точно никогда не придет в исполнение. Впрочем, пока день, о котором судачили все студенты вокруг оставался просто субботой, наступающей по крайней мере не в данную минуту, оба предпочитали вскоре менять тему, переключая свое внимание на что-то куда более приятное в компании друг друга, нежели неоправданные детские ожидания. Произошедшее тогда ночью во дворе кампуса – а точнее то, что должно было произойти и последующую ночь, проведенную у ангела – они не обсуждали с тех пор, но Азирафаэль понял, что что-то внутри неумолимо меняется с того самого момента. Каждый раз проводя с Кроули время, он буквально ощущал какие-то изменения в друге, словно в тот вечер что-то перестроилось, встало в единый механизм и вновь завертелось в нужном направлении, пускай и пока что на совсем маленьких скоростях. Причина была ему неведома, однако он все еще был уверен – отпусти он тогда Кроули в неизвестном направлении, его собственный мир бы потерял что-то невероятно ценное и нужное, кого-то, кто стал ему намного большим, нежели просто знакомым (или даже другом), встраиваясь в его мироздание с легкостью бабочки. И имеющей, в случае его потери, тот же урон, что способен нанести взмах крыла этого создания. И кроме собственного непонятного, зарождающегося, светящегося комочка в груди, который было не так-то просто облечь в слова, Азирафаэль не мог не заметить и внешних изменений в самом Кроули, пусть и ничего не значащих для всех окружающих. Энтони стал чуть чаще улыбаться – вернее, пытаться делать это незаметно, словно ожидая, что за радостью последует разочарование или попросту не желая выходить из своего холодного образа, а пару раз даже украдкой брал его за руку, больше не боясь (или отчаянно пытаясь это делать), что Фэлл оттолкнет его. Это всегда происходило по естественной причине, к примеру, когда Азирафаэль не глядя хотел перейти дорогу, и Кроули, заметив велосипедиста первым, резко оттащил его от проезжей части за руку, вцепившись в мягкую ладонь так, словно от этого зависела его собственная жизнь. К слову, ангельской руки он тогда так и не отпустил до самого входа в университет, а если бы мог избавить каменные стены от слухов – не отпускал бы никогда. А еще он стал чуть смелее здороваться с ним в коридорах (предварительно убеждаясь, что один, весьма конкретный профессор не появится из-за угла в следующую минуту), видя, что Азирафаэля действительно перестали смущать косые взгляды, да и сами студенты, по крайней мере большинство, стали постепенно терять интерес к такой "моногамии" местного Казановы. Особенно учитывая то, что все это так и не выливалось в какой-либо скандал, который с рвением стервятников ждали многие. И, поняв это, Кроули мог точно представить, как выглядели глаза римлян, ожидающих, когда особенно разъярённый лев съест несчастных христиан, которым не посчастливилось стать способом развлечения горожан в те далекие времена. И пока он не встретился вновь с причиной его страхов, облеченной в плоть и кровь, он предпочитал видеть потенциальную угрозу их общению только в подобных Гавриилу студентах, жаждущих "хлеба и зрелищ". Но Азирафаэль замечал все это, словно собирал маленькие разноцветные камушки на побережье его детства и бережно прятал их в синий бархатный мешочек, чтобы потом любоваться ими вновь и вновь. Вот только сейчас на место агатам, гальке в форме сердца и разноцветным, сточенным океаном стеклышкам пришли короткие встречи, улыбки или попытки Энтони обьяснить ему ту или иную космическую теорию с таким счастьем и рвением, словно он сам открыл ее минуту назад. Фэлл стыдился себе признаться в этом, но каждый раз неосознанно ждал этих касаний и улыбок, наделся, что подвернется предлог вновь оказаться в сильных руках и объятиях или просто провести с Энтони чуть более времени, чем им позволяла университетская загруженность. Украсть у каждого дня хотя бы минуту, которая принадлежала бы только им двоим, которая рушила бы границы реальности и давала им миг для глубокого вдоха рядом с человеком напротив. Засыпая один каждый раз с той ночи, Фэлл невольно оборачивался на вторую половину кровати, мечтая закрыть глаза и вновь ощутить Энтони рядом и одновременно коря самого себя за подобные мысли. В конце-концов они просто друзья, и с его стороны было крайне глупо надеяться, что к нему испытывают что-то помимо дружеской симпатии и не более. Да и то в лучшем случае. К тому же, хотя ни для кого не была секретом ориентация Энтони, и она могла быть лишь порочащим слухом. А даже если нет – они слишком разные, и такой как Энтони, вероятно, никогда бы не посмотрел на такого как Фэлл иначе, нежели в дружеском ключе. И как только неприятные мысли наполняли голову в тихие ночи, Азирафаэль посильнее натягивал на себя одеяло, стремясь скрыться хотя бы от собственных глаз и поскорее уснуть, воскрешая в памяти осторожные касания или легкую, немного дерзкую, но искреннюю улыбку друга.

Вечер субботы удался на славу – по крайней мере если верить администрации университета и толпе восхищенных родителей, приехавших восхвалить свое чадо, а заодно и помериться состоянием. Двор и несколько коридоров украшали фирменные знаки и флаги университета, под открытое небо вынесли небольшую сцену и ряды стульев, а также банкетные столы, рядом с которыми несколько первокурсников помогали гостям найти свои места или подавали напитки. Азирафаэль не видел особого смысла идти туда, однако делать в субботу вечером было откровенно нечего, да и к тому же, если говорить честно, он был не против увидится с мамой Анафемы и на краткий миг позволить себе помечать о том, как бы сложилась его жизнь, будь его мама до сих пор жива. Фэлл еще утром хотел предложить Кроули сходить на вечер вместе и просто отдохнуть, однако (прорепетировав свою волнительную речь раз 15 перед выходом и убедившись, что не звучит навязывающимся) так его и не нашел – Энтони не появился на утренней паре, а в блоке он не застал никого, кроме его соседа. – И ты не знаешь, где он может быть? Парень перед ним взъерошил короткие волосы и со скучающим видом уставился на студента перед собой, разбудившего его своим настойчивым стуком в дверь всего пару минут назад. – Понятия не имею. Его предок был тут с утра – все возмущался в каких условиях мы живем..., – Хастур потянулся и громко зевнул. – То есть?, – Азирафаэль все еще немного волновался, но решил уточнить, не припоминая, чтобы у них был беспорядок в блоке, когда он был тут утром понедельника. Хотя то, как выглядела комната Энтони после истории с разбитыми часами, вероятно... – Ну, он же типо из богатых, наш Кроули, – голос все еще был скучающим, но беззлобным, словно Хастур хотел поскорее закончить с этим и заняться своими делами, – Золотой наследничек бизнеса и все такое. Насколько я знаю его отец владеет фамильным юридическим и адвокатским бизнесом и, судя по тому, что я порой вижу в газетах, он мог бы оправдать и самого Дьявола, знаешь. А может он и есть сам Дьявол – по крайней мере имечко у него то еще. Поймав вновь непонимающий взгляд голубых глаз, парень скрестил руки на груди и оперся на косяк, продолжая втолковывать свои размышления немного странному (особенно, если судить по старомодной одежде) светловолосому студенту. Неужели Казанову и впрямь потянуло на отличников? – Ну, Люцифер – так его зовут. А тебе то что за дело кстати? – Я просто хотел узнать, когда вернётся Кроули. – Да хер его знает – они, вероятно, укатили со своим предком в город или еще куда. Обычно это надолго. Азирафаэль молча кивнул, расстроенный тем, что его планам не суждено сбыться. Он уже поблагодарил парня и развернулся в сторону выхода из коридора, когда Хастур окликнул его. – Так это... сказать, что ты приходил или как? – Да, если тебе не трудно, – Азирафаэль немного воодушевился. – Без проблем. Как там тебя говоришь...? А то он парень популярный – я всех по именам не знаю, – и пока Хастур смеялся над собственной шуткой, Фэлл воспринял его слова всерьез и поспешил уйти, так и не сказав своего имени. Именно так Азирафаэль и оказался один посреди заполненного двора, ощущая чувство дежавю. Его горестное положение на время официальной речи спасла Анафема – а точнее ее мама, искренне любившая этого вежливого парня, а потому они втроем (а позже вшестером, когда родители и сам Ньют составили им компанию) послушали довольно длинную речь ректора и нескольких преподавателей и, когда с "церемониями" было покончено, чета Девайс удалилась на вечернюю прогулку в город. Они, разумеется, приглашали и Фэлла с собой, однако он точно не хотел навязываться, понимая, как ценно время, проведённое рядом с близкими. Не успел он вновь найти хотя бы Ньюта в толпе родителей, восхваляющих своих детей слишком упорно и громко, особенно вокруг банкетного стола с шампанским, когда краем глаза заметил две вступающие во двор тени, словно сами князья преисподни пожаловали на праздник жизни столь примитивных смертных. Ошибки быть не могло – обладатель столь знакомого рыжего вихря, сейчас причесанного в тугой, непривычный глазу (и лишающий черты лица какой-то мягкости, что так нравилась Фэллу) хвост, и высокий мужчина рядом с ним – были отцом и сыном Кроули. Черные лаконичные костюмы, как и всегда стоящие, наверняка, целое состояние (с той лишь разницей, что одному из них это льстило, а другому было откровенно плевать), трость из темного дерева с серебристой головой какого-то зверя в руках у мужчины, широко расставленные плечи и размеренные шаги нога в ногу под суровый взгляд старшего Кроули – оба выглядели так, словно один из них действительно был самим Сатаной, а второй – лишь его "подопечным" демоном, которого необходимо было обуздать и вести рядом с собой, словно зверушку в причудливом черно-белом цирке. В глазах большинства родителей, кто краем глаза тоже заметил их – фигуры выглядели как преуспевающие владельцы бизнеса, способные купить всех и все, что было вокруг них (что было не далеко от правды) и явно хорошо ладящие отец с сыном (что было очень далеко от правды) – этакий внешний показатель успеха, к которому стремился почти каждый присутствующий здесь сегодня вечером. Внешний лоск, богатый шлейф семейного бизнеса и выверенные официальные улыбки – образец для подражания. Хотя, как сказал бы тот, с кем часто сравнивали младшего Кроули: "И вот это – показатель времени". Судя по коротким обрывкам тех разговоров, что слышал Фэлл, они действительно производили впечатление "идеального успеха", который может исправить все, даже действия неразумного рыжеволосого студента. Азирафаэль уже хотел было подойти к ним, но так и замер, наблюдая за практически немым разговором между отцом и сыном, оставшимся незаметным для мимолетных взглядов. Только оказавшись чуть ближе, сделав вид, что выбирает что-то из предложенных закусок на банкетном столе, он заметил, как напряжено худое тело друга, насколько неестественно прямо тот стоит, и как сильно сжаты челюсти, заставляющие приветливую формальную улыбку выглядеть мученической маской на отчаянном лице. Старший Кроули на мгновение остановился, продолжая о чем-то говорить с сыном, однако тот, уличив мгновение, попытался что-то (или кого-то) выискать в толпе, словно ему нужен был хотя бы краткий свет маяка для продолжения пути, а потому ответил он отцу не сразу. И именно последующую ссору и увидел Фэлл – Люцифер Кроули лишь молча повернулся к сыну с буквально испепеляющим взглядом, и парень тут же развернулся к нему всем корпусом, напрягаясь еще сильнее и тут же, очевидно, отвечая на его вопрос как положено. Азирафаэль не знал этого, но статусность и престиж были мерилом жизни старшего Кроули. Он растил единственного сына в бешеной роскоши, никогда не жалея средств на его образование и воспитание, считая при этом, что строгость компенсирует потенциальную распущенность, а значит – парню нельзя давать спуска. Держать себя на публике Энтони умел уже в 4 года – в его жизни не было веселья на праздниках или скорби на похоронах – только выверенные официальные выражения, хорошо поставленная речь и впечатляющие успехи во всем, за что бы он ни брался под все тот же требовательный взгляд отца. В 10 лет он часто начал бывать в высоких кругах, оказавшись невольным свидетелем многих дел, которые вел его отец, пожалуй, слишком рано. Став старше, Кроули пытался объяснить отцу, что не нуждается в кричащей роскоши так же, как он сам, что ему чужда такая золотая клетка Ада, где деньги зарабатываются путем подкупа или выигрыванием дел по оправданию опасных преступников, а от него самого все, в прямом смысле слова, откупаются этими самыми деньгами, умудряясь попрекать в неблагодарности. Все это ни к чему не приводило. Он – сын своего отца, представитель высшего общества по статусу и крови, и однажды – наследник этой империи, а значит должен соответствовать этому вне зависимости от своих желаний. Первым серьезным актом бунта, не считая того разговора об отношениях, стал университет. Ни о каком Оксфорде в их семье не шла и речь – только частное многопоколенное образование лучших профессоров со всего мира, должно было лишь прибавить решеток в его золотой клетке. Именно тогда, понимая, что он останется заперт в особняке отца еще на 4 студенческих года, Энтони, пользуясь занятостью отца непростым судом над известным маньяком Мартином Уитли, подал заявку и, сдав тайком вступительные экзамены с блеском, едва ли не сбежал сюда. Старший Кроули в тот момент, и Энтони в том не сомневался, был готов испепелить его на месте одним лишь взглядом, а после приезда каждый раз спешил подчеркнуть, насколько низко пал его сын, раз учится в таком месте и с такими идиотами вокруг. Впрочем, стоит сказать, что идиотами он считал всех, у кого было меньше денег в кошельке, чем у него самого. Со временем он смирился, не забывая упоминать на званных вечерах, что его сын совершил акт сознательного приобщения к этакой "спартанской жизни", подобно древним грекам, выставляя это как причуду образованности и не более. А после скандала, разумеется, моментально долетевшего до Люцифера Кроули, он немедленно приехал в университет, слезно (кхм, денежно) прося Мэтью простить его "рыжее недоразумение за его наклонности". В тот день даже Хастуру стало жаль Энтони – особенно судя по тому, как он, на утро после того, как уехал его отец, шарахнулся от него как от огня, не заметив соседа со спины. Так, словно боялся, что это не Хастур у него за спиной, а вернувшийся отец или сам Дьявол. И вот теперь, когда, как ему казалось, все "критические фазы" были пройдены, он намеревался вновь возвращать сына поближе к себе, понимая, что через какой-то жалкий год он наконец распрощается со своей "оксфордской прихотью" и покинет стены университета. Прилетев своим самолетом с самого утра, старший Кроули вновь потратил не один час, чтобы проехать все свои точки в столице вместе с сыном, показывая, как идут дела в бизнесе и попутно знакомя с какими-то девицами, имен которых Кроули даже не запомнил, но, под требовательный взгляд, учтиво пообещал еще как-нибудь встретиться. Цели отца были ему до боли ясны – поскорее найти удачную (читай: богатую) партию и пристроить в свой бизнес, сделав сына – образцом для подражания, обогатив себя и вновь доказав своему миру, насколько между ними все превосходно. А кроме того – Вельзевул, бывшая жена и мать Энтони, будет только локти кусать, когда их отпрыск станет сыном известного "адвоката Дьявола" и не будет тратить время на "ерунду", как она того хотела, потакая его желаниям. О том, насколько такое будущее пугает юного Энтони – до дрожащих ног и бессильных криков обреченности в подушку, знать никто не хотел. Он отдавал себе отчет в том, что это, вероятно, должно быть то, о чем мечтал бы любой на его месте, но только не он сам. Его няня как-то пошутила, что он, разумеется, демон – сын своего отца, однако в отличие от всех прочих в его окружении – Энтони был павшим ангелом, а не демоном по рождению. Фразу эту она сказала перед увольнением, когда напоследок обнимала маленького Энтони, исчезая, как и многие до нее и после из жизни мальчика навсегда. Но, подобно паре дорогих сердцу фотографий отца и матери вместе и раритетной фигурке бентли – эта фраза останется в недрах его памяти навсегда маленьким артефактом, за который он будет цепляться в худшие дни год за годом. Фигуры вновь плавно заскользили по освещенному прожекторами двору, постепенно растворяясь в чужих словах и, неспешно поздоровавшись с кем-то из преподавателей и профессоров, старший Кроули откланялся с самой фотогеничной улыбкой и кратким кивком головы указал на выход из холла. Энтони молча последовал за ним, сложив руки за спиной в нервном замке, пока они оба покидали праздничный вечер, направляясь в его комнату и оставляя Азирафаэля стоять посреди двора, не в силах отвести взгляд от того места, где только что стояли отец с сыном.

Торжественный вечер подходил к концу, мама Анафемы уже прощалась с Азирафаэлем перед уходом, когда по двору прошел старший Кроули, пересекая его практически по диагонали, заставляя любого на его пути тут же отойти подальше. Компания замерла, наблюдая за тем, как в паре шагов от него идет и Энтони. – Я заеду завтра, и не забудь сообщить мне с утра свое решение, – мужчина чуть кивнул сыну и, быстро похлопав его по плечу, вышел на парковку, где его уже дожидался водитель. Как только лакированный автомобиль скрылся из виду, Кроули машинально чуть опустил плечи и, Фэлл готов был подписаться под этим лично, облегченно выдохнул, чуть растеряно осматривая двор, словно потерянный ребенок. Пару мгновений он так и стоял, смотря на десяток людей, словно только что попал в неведомый доселе мир, а не во двор кампуса, который сам же пересек пару минут назад. Скрытые темными линзами глаза сами наткнулись на светлую фигуру, и Энтони тут же как-то немного горько улыбнулся, одними губами произнося тихое "ангел". – Я вынужден покинуть вас, – Азирафаэль улыбнулся родителям Анафемы, – Еще раз спасибо за вечер, надеюсь, мы еще увидимся. – Непременно, Азирафаэль, – обменявшись быстрыми кивками и даже объятиями, Фэлл все же оставил их и подошел к Кроули, не отрываясь смотрящего на него все эти минуты. Особенно в тот момент, когда на губах ангела заиграла улыбка, а легкий ветер чуть взъерошил светлые кудри, повторяя майским дыханием мечту Энтони вновь коснуться их мягкости пальцами. – Ангел, – он улыбнулся подошедшему Фэллу так, словно он только что научил его дышать. – Здравствуй, дорогой, – Фэлл тепло улыбнулся в ответ, не позволяя себе большего, все еще помня об утреннем разговоре с Хастуром и не желая навязываться с объятиями лишний раз в случае, если у Кроули все же кто-то есть. Рациональность нещадно покидала светлую голову, уступая главенствующую роль мятежному сердцу. – Это... твой отец?, – Кроули кивнул на мужчину, с которым только что прощался Фэлл. – Нет, нет, это отец Анафемы, – Азирафаэль улыбнулся уголком рта, – У нее потрясающие родители. Хочешь, я тебя с ними познакомлю? – Это плохая идея, ангел... – Да брось, пойдем, – Азирафаэль уже хотел было потянуть друга за руку и подарить ему то же чувство, что эти люди дарили и ему самому, помогая, хотя бы на краткий миг представить себя любимым ребенком в их компании. И прежде, чем Фэлл успел коснуться наверняка холодной ладони друга, Энтони замер, заметив на другом конце двора Мэтью, беседующего с каким-то профессором. Перед глазами внезапно вспыхнула картина этого самого двора после разговора с ним, вот только в памяти он был пустым, пропитанным отчаянием и этим чертовым осознанием того, что Мэтью буквально вновь шантажирует его, грозясь и... стоп. Он замер, начиная додумывать свою собственную мысль, пока Фэлл прослеживал направление его взгляда. Чем "его дружок Фэлл" так не угодил Мэтью в том разговоре? Почему он хотел прекратить их общение, если "совращая", по мнению некоторых студентов и преподавателей, отличника он лишь поддерживал созданную им репутацию? Что если причина была не в Азирафэле, а в нем самом? Кроули резко повел плечами, начиная ощущать пробравший до костей холод. Что если дело было в нем самом? Что если Мэтью ревновал его к Азирафаэлю и кому бы то ни было, окажись другой на его месте?Нет, – неосознанно сорвалось с тонких губ тихим, отчаянным вздохом, заставляющим темную пелену появится перед глазами пугающей паникой. – Энтони?, – но мягкий голос он уже не слышал, продолжая слепо смотреть в свое собственное прошлое, словно невидимый мастер искусно прорезал полотно его сознания, отсекая иные варианты тех событий, как легкую ткань. Что если Мэтью ревновал Артура к нему, а поняв, что он сделал с первым – осознал необходимость второго? Что если и Энтони был ему в какой-то степени не безразличен? Он замер, переставая чувствовать конечности. Что если тогда на чертовом званом вечере все было именно так – что если видя, как Энтони не безразличен Артуру, профессор решил разрушить их дружбу любым (и самым действенным, по крайней мере внешне) способом? Ведь убить того, кого ты любил и оставить в живых того, кто был "виноват" в невзаимность чувств было как минимум странно, только если и он сам... – Энтони, дорогой, что с тобой?, – Кроули понял, что мир внезапно изменил свое направление, а его окружили какие-то люди, по-видимому родители Анафемы и сама девушка. Моргнув несколько раз Кроули с опозданием понял, что сам он почему-то сидел на траве, пока его по щекам острожно похлопывал перепуганный Азирафаэль, – Ты слышишь меня? – А?, – он перевел взгляд с собственных ног на Фэлла, не помня, в какой момент его мыслей они предали хозяина и одновременно пытаясь сдержать подступившую к горлу тошноту, смешенную со слезами. – Эй парень, ты как, а?, – мистер Девайс протянул ему руку и помог встать, крепко придерживая за спину, – Может, тебя в больницу отвезти?, – голос взрослого звучал искренне обеспокоено, однако удивление от наконец-то составленного в голове пазла прошлого, перекрывало все вокруг, грозясь стать настоящей истерикой, как в день, когда он до конца осознал, что произошло тем вечером. – Н-нет, нет, сэр. Спасибо, – отчеканил студент, словно перед ним стоял его собственный отец, – Нет, я уже в порядке. Должно быть... сахар упал?, – сделал он отчаянную попытку солгать, которую раскусил только один из присутствующих людей, – Или я просто устал. Но все уже в норме. – Ну смотри, если что – скажи. Мы еще несколько минут будем с Анафемой и можем подкинуть тебя до больницы если решишь, что это необходимо. – Спасибо, я в норме, – повторил он и перевел быстрый взгляд на Фэлла, все это время стоящего рядом с ним и быстро наклонился к нему, опаляя высок дыханием, – Уйдем отсюда? Пожалуйста. Голос чуть дрогнул, но студент все же нашел в себе силы скрыть это и внимательно посмотрел на Фэлла, ожидая его решения. Азирафаэль кивнул, все еще немного обеспокоено глядя на друга и, поспешив уверить всех, что все в порядке и коротко поблагодарить за помощь, ощутил, как его за руку берут ледяные пальцы и тут же крепко сжимают. Кроули держал его так, словно он мог исчезнуть и, когда Фэлл уже готов был отвести его к себе и, как минимум, дать поскорее присесть во избежание повторного почти-обморока, рыжеволосый студент вдруг резко откинул наваждение, увидев неподалеку его причину и тут же свернул за ближайшие дерево, утаскивая за собой Азирафаэля. Мэтью прошел мимо не заметив их, будучи увлеченным беседой с другим преподавателем и парой родителей, и Энтони позволил себе чуть облегченно вздохнуть. Коридор прямо за ними вел в его собственное крыло кампуса, а потому, недолго думая и не желая встречаться с этим человеком, Энтони молча повел Фэлла к себе, радуясь, что студенты и преподаватели заняты и точно не заметят как двое парней растворились в тени вечера, словно призраки гостей давным-давно минувшего чаепития в саду.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.