☽
В этот раз комната уже не представляла собой стихийное бедствие, и Азирафаэль с удивлением и удовольствием отметил, что несколько минут изучал ее "содержимое", узнавая своего друга чуть лучше. Книг у Энтони было меньше, чем у него самого, однако далеко не так мало, как бывает у среднестатистического студента. Стопки, правда, в большинстве своем стояли прямо на полу, возвышаясь на метр или больше, и таким образом практически не занимая предназначенные для этого горизонтальные поверхности, создавая ощущение минимализма, если не присматриваться. На полке над кроватью, а также на столе и на комоде, внезапно обнаружились кусочки зелени в черных горшках, которые Фэлл не заметил в тот раз – растения были кричаще сочно-зеленого цвета, словно Энтони был лучшим растениеводом во всем Лондоне или Англии. И, может быть, так оно и было. На бельевом комоде, помимо мелочей, располагалась папка с какими-то бумагами, и, судя по беглому взгляду на печати на документах – наверняка важных и нужных, что никак не сочеталось с лежащей сверху книгой. Его книгой, которую он дал Энтони тем утром. Помимо черного текстиля и темного дерева мебели, на кровати обнаружился очень мягкий, пушистый темно-серый плед, совершенно "не сочетающийся" с хозяином комнаты. А может быть, не сочетающийся только с тем образом, что демонстрировал миру Кроули. И который он мог и, вероятно, оставлял за порогом комнаты, как и сам Азирафаэль, считая свое маленькое пространство – убежищем, тайным штабом, обозначенным на карте крестиком и всегда приносившим спокойствие и уют. В комнате также было окно и подоконник, хотя и куда большего размера, нежели его собственное, а вид выходил на внутреннюю часть двора с высоты 3 этажа и, при желании, окно Азирафаэля на другом конце было отсюда хорошо различимо. Фэлл вдруг поймал себя на немного детской, навеянной книгами приключений мысли о том, что они могли бы по ночам подавать друг другу сообщения фонариком, используя азбуку Морзе, например, или просто здороваться условным знаком по утрам... Он чуть мотнул головой, выкидывая глупости из головы. И не замечая, как Кроули украдкой смотрит на него, доставая из под кровати две бутылки превосходного вина и, победно подняв их над головой, словно рыцарский трофей, отправляется на кухню за всем необходимым, едва не сворачивая шею в попытке не отрывать взгляд от восторженно осматривающего самые обычные вещи Фэлла. – Боюсь, у меня не очень много закусок..., – Кроули почесал затылок, смотря в, как и всегда, полупустой холодильник пару минут спустя. К несчастью для гостей (коих у него не бывало), Энтони не ел практически ничего, а его сосед предпочитал есть у друзей или перебиваться снэками, – Э-ээ, осталось немного сыра или, если ты голоден, я могу приготовить что-то посерьезнее... Омлет?, – он обернулся к открытой двери в комнату, где стоял Азирафаэль, изучавший винную этикетку с таким интересом, что Энтони улыбнулся этому чуду до боли в щеках. Буквально пару мгновений назад он с воодушевлением рассказывал о том, в каких книгах и какие герои пили эти сорта и вин, и о том, что он даже не думал их когда-то попробовать – словно и сам Фэлл сейчас читал роман о своих собственных, навеянных историями, ощущениях от тех или иных напитков. А поняв, что Кроули не скучно его слушать, улыбнулся так тепло, что в комнате стало светлее. – Нет, я не голоден, дорогой, так что сыра будет более чем достаточно, – Фэлл улыбнулся, осторожно ставя бутылку на письменный стол и позволяя себе украдкой наблюдать за тем, как Энтони на кухне искусно орудует ножом. Именно о таких вечерах он всегда мечтал. Разумеется, не о дорогом (непомерно дорогом, если судить по его стипендии) вине, но о том, чтобы Кроули устроился рядом, притащив из кухни второй стул и тарелку с сыром, а заодно и плавно перетекающий с одной тему на другую неспешный разговор, пронизывающий комнату словно лей-линии, связующие двух студентов и все те миры, что они носили за душой. Вечер, не призванный достичь какой-то цели или обсудить планы – но вечер без всех категорий и степени важности, живой вечер, который ни один из них не хотел прекращать. Бокалов в студенческом блоке, разумеется, не оказалось, как минимум потому, что распивать алкоголь было запрещено, однако Энтони все же нашел наиболее подходящие стаканы и разлил в них вино, наблюдая за тем, как Фэлл, с опытом настоящего профессионала, дает вину подышать и неспешно пробует терпкий напиток, на мгновение закрывая глаза и едва не постанывая от удовольствия, перекатывая его на языке. Он пробовал в жизни не очень много дорогого алкоголя, Кроули перепробовал, казалось, вообще весь, однако оба вынуждены были признать – никогда вино не казалось вкуснее и ярче, чем в ту минуту. Особенно удивился этому рыжеволосый студент, который пил эти сорта сотни раз, но понял (и даже сказал об этом вслух), что сегодня снова познакомился с этим напитком – по крайней мере с тем, как им наслаждался Азирафаэль, все еще немного смущенный, но явно довольный (а вот об этой части он предпочел умолчать, украдкой наблюдая из-за собственного бокала за тем, с каким удовольствием Азирафаэль пробует нечто новое, и особенно – как описывает свои ощущения и на мгновение прикрывает глаза). Энтони не позволил себе думать, что Фэлл доволен чем-то помимо напитка, однако бесповоротно ошибался в этом.☽
– Ну знаешь!, – Азирафаэль продолжил смеяться, делая очередной глоток и ставя стакан рядом с почти опустевшей первой бутылкой, – Я не говорил, что мне не нравится! Просто это... – Ангел, прекрати!, – Кроули едва мог вздохнуть от смеха и, не выдержав наигранно обиженного лица Азирафаэля вновь засмеялся, слыша вторящий ему смех Фэлла. – Я просто предположил, – оба пытались вдохнуть побольше кислорода, чуть покрасневшие от смеха и вина. – "Бип-боп", – вновь повторил его реплику Кроули, пытающийся думать хоть о чем-то помимо теплого смеха и такого красивого Фэлла, сидящего в каких-то паре метров от него, освещаемого теплым светом лампы, запутывающимся медом в волосах, – Азирафаэль, только один человек на земле мог назвать Velvet underground "бип-бопом"! Фэлл все же чуть смутился, и Энтони тут же продолжил, ставя свой импровизированный бокал на стол и тепло улыбаясь Азирафаэлю, утопая в глазах напротив каждой клеткой и с каждой секундой все больше, словно фотон света, неумолимо летящий в черную дыру. – Эй, – он внимательно посмотрел на светловолосого студента, – Я просто шучу. На самом деле это очень мило, ангел, – Кроули чуть откинулся на спинку стула, и продолжил, пытаясь смотреть на свой бокал, – Так что, пойдешь со мной на концерт, когда они приедут? – Договорились, – щеки очаровательно покраснели еще больше, – Только боюсь я никогда не был на подобных мероприятиях, – он чуть пожал плечами, – В маленьком городке, где я вырос, редко проходят концерты или приезжает кто-то известный. – Значит будем это исправлять, – Кроули поднял импровизированный бокал, – За тебя?, – слова вырвались быстрее, чем он успел прикусить язык, однако Фэлл мягко коснулся его стакана своим, повторяя тост и на мгновение замирая, смотря на кроваво-красную жидкость, кажущуюся алой в свете лампы, и отдающую маленький рубиновый отблеск рыжим волосам, за счет преломления стеклянных граней. Кроули поймал взгляд замершего друга, смотрящего на него с таким... восхищением? восторгом? Он чуть нахмурил брови и, так и не отняв стакана, тихо спросил. – За мной такой красивый шкаф, ангел?, – он искренне не понимал, на что на самом деле смотрел Азирафаэль, отказываясь видеть очевидное, однако Фэлл тут же смутился, но, вопреки покрасневшим лишь больше щекам, еще краткий миг был не в состоянии отвести взгляда. Еле заметный красный лучик переместился на висок, останавливаясь на голове витиеватой змеи, а затем на одной из рыжих прядей, упавшей на нее потому что ее хозяин чуть наклонился вперед. Кроули молча отставил свой бокал и, пока Азирафаэль был поглощен кратким мигом прекрасного, мягко придвинулся чуть ближе, ловя голубой взгляд. Фэлл тут же улыбнулся ему, наконец переводя взгляд на янтарные глаза, внезапно оказавшиеся так близко, не скрываемые совершенно ничем. – Так на что ты так упорно смотрел, ангел?, – Кроули чуть улыбнулся, смотря на парня перед собой. – На тебя, – Фэлл тут же сделал быстрый глоток вина, словно сказанную не подумав фразу можно было утопить в терпкой жидкости, смущенно коря себя за подобное, – Ну то есть... знаешь, грани преломляются и... Кроули свел рыжие брови, мешая чуть горькую улыбку с надеждой и, мысленно попрощавшись со своими мечтами, но и не в силах выносить еще хоть миг без столь желанного чувства, придвинулся ближе, аккуратно кладя ладонь на мягкую щеку. Азирафаэль улыбнулся еще шире, неосознанно чуть наклонив голову с сторону ладони и тут же прикусив губу от затапливающего даже сквозь алкоголь смущения. Энтони вновь улыбнулся едва не до слез от этого, почти незаметного движения и, попытавшись мысленно приготовиться к тому, что от него сейчас сбегут или влепят пощечину, он нежно наклонился к мягким губам, едва касаясь их, словно спрашивая разрешения и ощущая на них привкус вина, смешанный с удивленно-восторженным вздохом ангела. Две вселенные схлопнулись, замирая в ярком свечении совсем невесомых, несмелых касаний, заставляющих два сердца биться куда быстрее, чем отточенные социумом разумы поняли, что их чувства взаимны. Отстранившись через пару секунд, Кроули внимательно посмотрел в голубые глаза, ожидая реакции замершего Азирафаэля. – Прости, я не должен был..., – он чуть напрягся, но Фэлл, который готов был буквально кричать от восторга и смущения одновременно, осторожно положил собственную ладонь на худую щеку, мягко проводя пальцем по татуировке и ловя удивленный взгляд, ожидавшего совсем иной реакции Кроули. Азирафаэль чуть приоткрыл губы для столь ненужных сейчас слов как раз в тот момент, когда Энтони вновь наклонился к ним, шепча еле слышно, отчаянно, голодно, радостно, с ноткой неверия и сбившимся в секунду дыханием от нежных касаний. – Можно, ангел? – Да, – исчезло в искрящемся, наконец осознанном, тягучем поцелуе. Кроули целовал смелее, улыбаясь в мягкие губы и видя, как сияет человек перед ним. Понимая, что его чувства были взаимны, и он, как дурак тратил столько драгоценного времени, не касаясь этих прекрасных губ из-за собственных страхов и... Азирафаэль тем временем ответил на поцелуй чуть менее робко, немного подаваясь вперед и позволяя Кроули коснуться его языка своим, вызывая облегченный вздох обоих и моментально вырывая Энтони из цепких лап разрушающих мыслей. – Ангел, – и вновь мягкие касания, с теплой, отчаянной улыбкой осознания и слез в уголках глаз, – Пожалуйста скажи мне, что я не сплю, – Кроули все же отстранился, касаясь лбом лба ангела и замирая так – прикрывая глаза и все еще немного тяжело дыша. – Тогда я не хочу просыпаться, – он удивленно посмотрел на сказавшего это ангела и, как только Фэлл заметил капельки собирающихся в медовых глазах слез, он сам потянулся к искусанным тонким губам, заставляя Энтони на мгновение замереть, а затем смелее запустить руки в светлые кудряшки, притягивая ангела к себе и обнимая его крепче, все же роняя предательскую слезу на светлую щеку. Азирафаэль не был очень опытен в подобных вопросах, однако даже не заметил, как начал повторять умелые движения губами, ощущая, как оба сердца сбиваются в бешенный ритм, забывая о своем стеснении и просто отдаваясь на милость тем нежным поцелуям, что ему дарил Кроули. И, будь у него время подумать, Азирафаэль в сотый раз бы убедился в правоте собственных ощущений – то, как медленно, осторожно и мягко его целовали, как сбивалось дыхание рыжеволосого студента и капнула на его собственную щеку маленькая слеза облегчения (которые он и сам еле сдерживал от внезапно накатившего и такого желанного чувства близости) и его собственное спокойствие – на это не был способен тот, кого знал кампус. Быть может, образ Кроули в чужих глазах был таким, но только не он сам. Оторвавшись от мягких, чуть покрасневших от его поцелуев губ, Кроули сначала осторожно коснулся поцелуем чуть вздернутого носика, а затем чуть быстрее всего, до чего только мог дотянуться – румянца щек, подбородка, лба и снова губ – вызывая теплый смех облегчения у них двоих, скрадывая тихий невнятный шепот Фэлла очередным поцелуем, в котором смешались радость и страх, боль и облегчение, осознание настоящего и страшное прошлое, которому теперь было не добраться до него – по крайней мере пока рядом был Фэлл. – Я люблю тебя, ангел, – он совсем невесомо прикусил губу, все еще чуть горько и вместе с тем радостно улыбаясь, смотря на вновь покрасневшего, но настолько счастливого Азирафаэля, как им он его не видел никогда, – С того самого момента на вечеринке, но я даже и представить не мог... Фэлл чуть больше приоткрыл губы и все слова стали бессмысленными. Неужели, это все же правда? Неужели он может вызывать то же чувство, что и этот светлый, идеальный, добрый ангел, совершенно отличающийся от типичных представлений о Небожителях? Кроули улыбнулся сам себе. Перед ним был неправильный ангел, явно выбравший другую сторону, нежели крылатые коллеги. Его неправильный ангел. – И я тебя, Энтони, – он поймал холодные руки и придвинулся к худой фигуре на стуле, касаясь острых коленей своими и не переставая вглядываться в медовые глаза, – Я так боялся, что это не взаимно, что я перебарщиваю или навязыв... Кроули тут же прервал его, резко притягивая ближе к себе и прижимая в объятиях к сердцу, бешено стучащему весь вечер, а сейчас буквально ломающему ребра, параллельно целуя светлую макушку. – Глупый, глупый мой ангел, – он вновь счастливо рассмеялся, ощущая как его обнимают крепче, – Я боялся того же, боялся, что моя репутация скажет все раньше меня, что тебе будет неприятно и... – А я боялся, что ты подумаешь, что я верю в эти слухи и хочу воспользоваться этим... Кроули внимательно посмотрел на Фэлла, ловя сияющий голубой взгляд и на мгновение замирая, держа мягкое лицо в ладонях. – Так ты действительно не веришь в это? – Нет, – голос был тихим, уверенным в своей нерушимости, – И никогда не верил. – Но почему?, – рыжеволосый студент вновь не смог удержаться от поцелуя, на который Фэлл жадностью ответил, словно Энтони мог испариться из этой комнаты, а все происходящее – действительно оказаться его сном, – Почему? – Потому что я знаю, что ты не способен причинить кому-то вред. – О, ты меня недооцениваешь, – шутка получилась невеселой, и Фэлл тут же поймал худое лицо в ладони, вынуждая посмотреть на себя и не прятаться, как бы Кроули, неосознанно озвучившему свою мысль, этого не хотелось сейчас. Черт, кажется, я все испортил. Поздравляю, ты просто молоде... – О чем ты, Энтони?, – Кроули не сразу понял, что не ослышался, пока Азирафаэль тихо продолжил, совершенно не расстраиваясь и не пытаясь сменить тему, но смотря на него с той заботой и лаской, что оба так старались прятать последнее время. С тем волнением и любовью, с каким не каждый родитель смотрит на своего ребенка, – Ты можешь рассказать мне все то, что тебя тревожит. Все то, что ты таишь в себе... – Ангел, ты уйдешь в тот же миг, поверь мне, – улыбка вышла грустной, натянутой за ниточки прошлым опытом, – А я совсем этого не хочу, тем более теперь, – Кроули сильнее сжал мягкие руки. Фэлл молча поднялся со стула и подошел к сидящему Энтони, обнимая его как можно крепче, словно пряча под большим белым крылом и тихо шепча в макушку, когда парень с каким-то отчаянием обвил его руками и уткнулся лбом в грудь. – Никогда, слышишь? Что бы ты ни сказал – этого не будет, Энтони. – Почему?, – вновь спросил он, боясь даже поднять голову и хоть на миг оторваться от ангела. – Потому что ты единственный настоящий человек, которого я встречал, единственный человек, с которым мне спокойно. И обещаю, я смогу помочь тебе, – Кроули чуть пожал плечами в его руках и Азирафаэль продолжил, – Я не изменил о тебе мнения за эти месяцы, не изменю и теперь, понимаешь?, – он смутится окончательно, секундой позже вновь ощущая, на этот раз совсем неспешней, долгий, благодарный поцелуй на губах, когда Энтони встал рядом, прижимая его к себе. – Обещай, что не уйдешь после того, как... – Обещаю, – Энтони чуть облегченно улыбнулся, зарываясь пальцами в светлые кудряшки и едва не урча от удовольствия, всем сердцем боясь и надеясь, что ангел сможет помочь. Сомнения проникали в рыжую голову длинными щупальцами, отравляли, пугали своей необратимостью и тем, что он может потерять ангела в тот же миг, обретя его лишь мгновение назад и наконец успокоив что-то внутри – вдохнув спокойно происходящую реальность полной грудью, не пытаясь убежать из нее при первой возможности. Но вместе с тем он точно знал – больше никто в мире не способен ему помочь. И дело было даже не в сути проблемы, но в том, что он доверял только Азирафаэлю, а потому, если бы это стало необходимым, он смог бы остановить и Апокалипсис, лишь бы еще хоть миг чувствовать себя так спокойно и защищенно в маленькой комнате в руках ангела. И он с опозданием понял, что готов рассказать свою историю первой живой душе в своей жизни.☽
Азирафаэль замер у комода, услышав, как в блок кто-то заходит. Кроули, секундой ранее отнесший ставшие ненужными "бокалы" – особенно учитывая то, что вторую бутылку они пили прямо из горлышка, причем, если бы рыжеволосый студент был честнее, он признал, что большую часть напитка выпил с ангельских губ, от которых все еще не мог заставить себя оторваться. Хастур неторопливо прошел в кухню, походя здороваясь с соседом. Азирафаэль максимально тихо отошел вглубь спальни, практически уперевшись в стену у кровати и замер, прислушиваясь. Не то чтобы Хастуру было хоть какое-нибудь дело до гостей соседа, однако Фэлл, привыкший жить с Гавриилом, этого не знал. Энтони тем временем поставил "бокалы" в маленькую раковину и уже направлялся к спальне, когда сосед все же окликнул его, присаживаясь в привычной манере на окно, в твердом намерении наполнить легкие порцией никотина перед сном. – Кстати, – он отточеным движение поджег кончик сигареты, – К тебе утром заходил какой-то парень... Кроули машинально напрягся, замерев в проеме двери и оборачиваясь к темной фигуре. – Что за парень? – А мне почем знать? Он так и не представился. – Что он хотел?, – скулы Энтони напряглись. Неужели, очередной подставной студент от Мэтью? – Спрашивал, где ты. Я сказал, что ты укатил с предком в город, и он ушел, – дым вылетел в окно длинным выдохом. – И это все? Вот просто так ушел? – Да он вообще малость странный. Прикид как из прошлого столетия, да и вообще... Даже Хастур услышал, как облегченно выдохнул Кроули, понимая, что этот "кто-то" прямо сейчас находится в нескольких метрах от него, стоит только зайти в комнату. – Ты чего это?, – Хастур усмехнулся, – Твой голубок что ли? – Закрой пасть, – могло бы прозвучать грубо, но облечение слишком быстро наполняло вены Кроули, – И вообще я занят, а это не твое дело. Чао! Сосед лишь хмыкнул и, пока Кроули громко хлопнул дверью в комнату, сделал еще пару затяжек и украдкой выкинул окурок во двор, по привычке оглядываясь на предмет лишних глаз. Энтони не сразу заметил замершего в углу спальни Фэлла, однако тут же сократил между ними расстояние, обнимая немного нервничающего парня, все еще не в силах до конца осознать, что теперь может делать так в любую минуту. Столько дней и ночей проведённые в бесплотных мечтах и размышлениях наконец стали воплощением реальности, в которую ему впервые хотелось верить больше, нежели в любую из сказок. – Так это ты приходил утром?, – Фэлл смущенно улыбнулся, прижимаясь теснее и украдкой поглаживая Энтони по спине, словно стремясь проверить, реальный ли он – и дело тут было далеко не в почти выветрившемся алкоголе, – Но зачем, ангел? – Хотел предложить тебе пойти на Родительский день вместе, раз уж..., – он неопределенно развел руками. – Прости, – Энтони вновь наклонился к нему, и, дождавшись кивка и улыбки, целуя в висок, пытаясь привыкнуть к мягкости и нежности кожи ангела, которой хотелось касаться до конца времен, – Отец увез меня в город с самого утра... – Так это из-за него ты был так расстроен вечером? Он что-то сказал тебе? – И да и нет, – уклончиво ответил студент, но все же, наконец, отстранился, беря в руки начатую вторую бутылку и делая из нее глоток, – Он просто ведет себя как мудак, но я привык. Это ты еще не застал того сюрреалистического времени, когда он ластился к Мэтью и... Черт. Закрой рот, Кроули, прямо сейчас. – В каком смысле?, – Азирафаэль взял протянутую ему бутылку и немного отпил, – Ты имеешь ввиду профессора Мэтью? Это от него мы убегали тем утром? Его ангел был слишком умен. Кроули целую минуту обдумывал свое решение. Он чувствовал себя Анубисом, взвешивающим собственное сердце и мозг на больших золотых весах, решая, что из этого более ценно и как ему поступить, учитывая то, что он был не в Древнем Египте и далеко не всемогущим божеством. – Присядем?, – Кроули первым сел на кровать, и Фэлл тут же последовал его примеру, машинально забираясь на нее с ногами и скрещивая их. Энтони мгновенно сделал тоже самое и с благодарностью принял протянутую бутылку, делая на этот раз куда более жадные и большие глотки, смотря на Фэлла, немного облокотившегося на изголовье и замершего в ожидании. – Ангел, слушай, – он тут же поймал чуть встревоженный взгляд голубых глаз, да так и замер, не в состоянии отмахнуться от самого себя, – Я...в общем...есть вещи, очень плохие вещи, и есть люди, способные на это и..., – он развел перед собой руками, не в силах сказать то, что он так боялся произносить даже в одиночестве. Даже в собственных мыслях. Азирафаэль молча протянул к нему руки и мгновением позже Энтони буквально с силой вцепился в него, утыкаясь лицом куда-то в район шеи и плеч, начиная бормотать что-то бессвязное, напуганное, отчаянное. По началу это походило на неуверенный шепот и тщетные попытки продолжать говорить абстрактно, но вскоре вдохи стали поверхностнее, а желание уместить по привычке в краткий миг, как можно больше слов, приводила лишь к их путанице. Может, винить следовало алкоголь, может излишнее доверие, которое он впервые кому-то испытывал так долго, а может и то, что его собственная душа тяготилась этим клеймом и грузом долгие месяцы, изнывала в тоске и отчаянии, утопала в чувстве вины от содеянного, шантаже и омерзительном чувстве к самому себе, которое лишь усиливали все вокруг, но... Он не смог себе отказать. Не смог больше таить все в себе и сдерживаться – Азирафаэль понял это мгновенно, а потому, стоило ему обнять худую фигуру крепче и осторожно провести ладонью по огненным волосам, в районе его собственного плеча послышался первый всхлип, а за ним еще и еще, смешиваясь в итоге в неясные фразы и трясущееся худое тело пытающегося что-то обьяснить Энтони. – Это я виноват, ангел, во всем, что случилось, понимаешь!, – он неуверенно поднял к нему заплаканное лицо. Словно опомнившись, он сначала попытался отвернуться, но в итоге так и замер в голубых глазах, цепляясь за мягкие касания и пытаясь высказать, выплакать все то, что распадалось ядовитыми атомами в каждой клетке каждый день, – Я заслужил все эти слухи, заслужил, чтобы от меня шарахались, как от какой-то проститутки! Заслужил, чтобы, чтобы..., – он со свистом вдохнул воздух, утирая отчаянные слезы тыльной стороной руки. – Энтони, – Азирафаэль обеспокоено свел брови и все же ухитрился поймать чужое лицо в ладони, чуть отрезвляя мягкими касаниями к худым скулам, произнося каждое слово тихим, медленным шепотом, – Энтони, послушай. Ты можешь мне рассказать? Пожалуйста, я совсем ничего не понимаю..., – Кроули уже хотел было что-то сказать, но его мягко прервали, продолжая фразу, – И что бы ты ни сказал сейчас, это не так, слышишь меня? Что бы ни произошло, никто не заслуживает подобного и тем более ты, дорогой... Кроули уже не скрывал слез и собственной "слабости", но все же молча кивнул и сел ровнее, смахивая влагу с щек и мысленно гадая, насколько все же изменится о нем мнение у ангела после этой истории. Насколько быстро он сбежит, – учтиво подсказал внутренний голос. По крайней мере, если что-то случится с ним самим, хотя бы кто-то будет знать, как все было на самом деле, а не слушать чертового Мэтью, верно? Ведь, верно же? Он ведь не останется снова один? Энтони неуверенно посмотрел перед собой, но поймав горькую улыбку и кивок Фэлла, все же допил остатки вина залпом и, пока алкоголь прибавлял храбрости, резко начал свой рассказ с первого знакомства с молодым профессором на первом курсе, не замечая, что голубые глаза ни на секунду не прекращают наблюдать за каждой микроэмоцией.☽
– ... Я остолбенел, ангел, просто не мог пошевелиться..., – голос становился все тише, пока сумерки за окном перетекали в ночь, а Азирафаэль, крепко держащий Энтони за руки все это время не становился все бледнее от того, какой ужас пережил его друг, особенно понимая, что убийством молодого профессора история не заканчивается, – Я...я стоял в том коридоре, а он лежал прямо у моих ног, и его голова..., – Кроули понял, что у него начинает заканчиваться кислород и на мгновение зажмурился, роняя россыпь слез на черный плед. Он чувствовал себя самым страшным грешником, доползшим на израненных ногах и крыльях до святого алтаря, в надежде облегчить боль от собственного Падения хотя бы на минуту. – Он убил его, ангел. Убил. Убил из ревности, просто раскроил ему череп, словно он был фарфоровой куклой..., – голос стал еще тише, пока янтарные глаза совсем потухли, смотря в одну точку перед собой и вдыхая неровными порциями тяжелую реальность, отстающую от прошлого на несколько непреодолимых шагов, – Я мог бы заметить его раньше, мог бы хоть как-то догадаться, что Артур не просто так прекратил общение, но я думал, что просто надоел ему и никак не мог подумать...Я стоял там бесконечно долго, ангел, рана была такой большой, кровь еще лилась ему на перекошенное болью лицо, она залила его глаза, и он не моргал! Она просто лилась по зрачкам, делая их красными, растекалась по темным доскам пола и обуви, а я просто стоял...просто..., – он вновь разразился отчаянными всхлипами, тут же прикрывая лицо руками и пытаясь не обращать внимание на буквально разрывающую череп головную боль. – Ш-шш, – Азирафаэль на мгновение зажмурился, силясь не представлять каково это – жить с таким чувством вины за преступление другого, – Милый... – Нет, это не все! Т-ты должен знать все, ангел...! Он..он...у Мэтью было ружье, он любил охотиться на уток и оленей и держал в том доме за городом маленький сейф и..., – Кроули всхлипнул с таким отчаянием, что Фэлла пробрало до мурашек. – Энтони, что было дальше? Он как-то навредил тебе? Картинка в голове всплыла с новой силой, воскрешая тот вечер вновь и лишь чудом облекая это в слова. – Он заставил меня утопить его машину, ангел... Машину Артура, на которой он приехал – он усадил меня в нее и п-приставил дуло к груди... я не помню, как мы добрались до какого-то озера недалеко, но... но она все еще там, наверное, все еще там, но даже если ее найдут – там нет никаких улик и потом...обратно мы добирались пешком, вроде бы..., – Энтони с отчаянием смотрел на студента перед собой, словно он мог вспомнить то, что его собственный травмированный мозг попытался хотя бы отчасти забыть, – Мы вернулись в домик, было уже очень поздно, но он был там...он все еще лежал там, и я попытался позвонить в полицию со стационарного телефона, но Мэтью пригрозил, что свалит все на меня, если я не буду молчать. Я вернулся...кажется, пешком? Я помню, что упал, помню... а сам он приехал в университет только под утро – нас никто не видел, но Артур остался в доме, я видел это, я помню!, – голос стал еще более истерично-отчаянным, – Он сказал, что расскажет всем, что это я, расскажет моему отцу, а он в свою очередь первым убьет меня, даже не разбираясь... – Но откуда он...? – Мэтью был с ним знаком, еще когда отец приезжал ко мне, и они быстро нашли общий язык, но мне было плевать на отца, я хотел помочь найти Артура, хотел, чтобы Мэтью ответил за это, а мне грозила тюрьма – он заставил меня оставить отпечатки на бутылке поверх его и... И на нем, ангел...на теле Артура, чтобы он мог выставить меня убийцей... Он-н..., – Энтони окончательно начал заикаться, с трудом произнося каждое последующее слово, – Он заставил меня... к-коснуться его, коснуться Артура и оставить на нем отпечатки, оставить их на бутылке, якобы это я ударил его. Якобы он пошел в погреб, достал их и оставил на столе, откуда я и схватил одну из них и в порыве гнева...у-убил Артура. Азирафаэль не заметил, как начал плакать и сам от того, насколько человек перед ним отчаянно пытался выбраться из лабиринтов собственного прошлого, не понимая, что Минотавр сбегает из путанных коридоров вслед за ним. От того, сколько боли он скрывал каждый день – ведь все это он носил в себе целый год, носил, пока они были в кафе и менялись книгами... А ведь он не знал, даже не догадывался... – Но я понял слишком поздно, что не безразличен ему, – Азирафаэль физически видел, как и без того дрожащего Энтони буквально передернуло, – Иначе он бы подготовил все лучше и засадил меня в тюрьму за свою ошибку, но я понял это не сразу, я... Я боялся, ничего не мог поделать с собой всю ту чертову ночь, а утром Мэтью обьявил, что я пришел к нему ночью и попытался домогаться... Фэлл молча закрыл глаза, обреченно роняя слезы и понимая, что скрывалось за этими слухами. – В итоге ему поверили больше, чем какому-то студенту, тем более, он поставил мне выбор – либо я соглашусь с этими обвинениями и публично это признаю – и как минимум останусь в университете, а мой отец не узнает об истории с Мэтью и тем, что я якобы убил Артура, либо он расскажет и полиции об Артуре, сказав, что все улики докажут мою вину, ведь он сам заставил меня их там оставить и... И я...Я испугался, ангел...понимаешь? Я так испугался и не смог н-ничего... – Но как он смог скрыть пропажу человека? Энтони, тише, прошу тебя..., – Фэлл придвинулся ближе, стирая слезы с покрасневших щек. – По его официальным рассказам, Артур сообщил ему за пару дней, что собирается начать жизнь заново, и Мэтью даже заявил, что тот хотел податься куда-то на запад, где жили его родители. Когда проходило расследование, преподавателей особо не опрашивали – все указывало на то, что он уехал сам, да так по сути и было – он ведь сам ехал к Мэтью в домик вечером, его видели выезжающим с парковки в полном здравии несколько студентов, а оттуда мог уехать в любом направлении из города. Машину так и не нашли, а следствие вскоре сошло на нет, за неимением никаких улик, тем более, что университет больше интересовал возмутитель спокойствия в моем лице, а следствие списало все на несчастный случай на горной дороге или что-то в таком духе... Несколько раз, когда Мэтью понимал, что я не стану делать ничего, что он говорит для поддержания репутации, в которую все верили с каждым днем все больше, он даже подсылал ко мне своих студентов, обещая им высшие баллы за то, что они покажутся со мной на видном месте, а потом соврут Совету, что я к ним приставал...я так подумал и о тебе, тогда, на вечеринке... – он чуть скривился, словно слова были ему физически омерзительны, – А потом ему даже не нужно было этого делать – я стал удобным поводом для всех, чтобы оправдывать измены, потерю девственности, секс по пьяни и прочее... Фэлл на минуту сам сжался сильнее, прижимая к себе холодные руки и беспомощно всхлипывая, заставляя едва дышащего все это время Кроули с удивлением посмотреть на него и истолковать такую реакцию по-своему. – Ангел, прости... я не хотел напугать тебя, я... если ты думаешь, что я как-то могу навредить тебе или..., – он беспомощно всхлипнул, закрывая глаза и скрещивая руки на груди, словно это могло его спрятать, – Я не совершал этого... просто не смог бы, если ты думаешь, что я вру или... Следующее, что он ощутил, мягкие касания губ к его закрытым, покрасневшим от слез векам и теплые ладони, вновь обхватившие его лицо. Энтони мгновенно открыл глаза, встречаясь с заплаканным Азирафаэлем, присевшим с считанных миллиметрах от него. Он уже готов был сказать все то, что кипело внутри, всю ту невысказанную боль за другого человека, всю ту тяжесть его невиновности и страха, что он обличил в собственную вину и носил в себе так долго, но... Вместо этого Азирафаэль остановился губами на лбу Энтони и, дав себе возможность сделать пару глубоких вдохов, наконец нашел карамельные глаза, в одном из которых уже успел лопнуть маленький капилляр от страха и напряжения. – Вот так, – Азирафаэль нежно заправил рыжую прядь за ухо, – Энтони, я не боюсь тебя, слышишь? И я очень благодарен тебе за то, что ты рассказал мне это, но милый мой, хороший, послушай меня – твоей вины в этом нет, ты понимаешь? Мэтью его убил, он оклеветал тебя перед Советом и угрожал тюрьмой, понимаешь? Как ты можешь винить себя в том, чего не совершал? – Я должен был что-то сделать..., – голос звучал обреченно, но он не спрятал глаза, смотря на своего ангела, как на спасение, – Я очень хотел... прошло около недели или больше с того момента, я плохо помню то время (зато отлично помню кошмары и разъярённого отца, узнавшего о его "шалости" с преподавателем), но как-то я все же осмелился и пошел в Совет с намерением все рассказать и... – И что они сделали?, – Фэлл все еще мягко поглаживал его по щекам, – Энтони? – Там сидел Армстронг, я тогда не был с ним знаком, но он был дружен с Мэтью, как и очень многие преподаватели, и посчитал, что я, устыдившись своих, как он сказал "наклонностей", решил оклеветать профессора в ответ. Ни одно мое слово никто не услышал, а отец... Слеза вновь скатилась по смуглой щеке, и Фэлл мягко притянул дрожащее тело к себе, вынуждая обессиленного рассказом (судя по беглому взгляду на часы длившимся практически два мучительных часа) и прошлым Энтони практически лечь ему на грудь, пока сам светловолосый студент оперся спиной на изголовье и натянул темный плед на Кроули, все еще обнимавшего его со всей возможной силой. – Что он сказал?, – Азирафаэль медленно прижал Энтони ближе, стараясь согреть его и забрать хотя бы часть его боли себе, боясь даже думать каково это – жить с ней и, судя по тому, как об этом говорит Энтони, винить во всем себя. – Он пригрозил, что убьет меня на месте, если я еще раз посмею выкинуть глупость с кем-то из профессоров или оклеветать Мэтью, а мама...я хотел сказать ей, хотел, чтобы она выслушала, как все было на самом деле и поверила мне, что-то сделала, как-то помогла, но она... так и не приехала с тех пор. А потом я просто смирился с тем, что раз в пару месяцев становлюсь местной "знаменитостью" и перестал часто появляться на парах, сдавая все на экзаменах. Я хотел бросить это все, но мне некуда идти, понимаешь? Я не мог вернуться к отцу, а матери я не нужен... – Милый, почему ты так говоришь? Уверен, это не так.. – У нее новая семья, ангел, – голос стал хотя бы немного ровнее, перестав наконец нервно запинаться и икать от нехватки кислорода, – У нее есть маленькая дочь, а я там точно лишний. – Но ведь это неправильно, он убил человека и остался безнаказанным, Энтони. Он заставил тебя пройти через все это... – Никому нет до этого дела, ангел, – студент прижался теснее, не позволяя себе думать о том, как он выглядит со стороны и лишь сильнее обнимая мягкое тело. И пока Фэлл устраивался чуть удобнее, в голос Кроули просочились нотки злости в море отчаяния, – Всем плевать на слова такого "демона" как я, наплевать им на справедливость и..., – он все же замолчал, не сразу решившись продолжить, – И плевать им на Артура, ангел. Всем проще забыть об этом, "оставить чертово прошлое в прошлом"... – Но я не оставлю этого так, Энтони, – на него удивленно посмотрели измученными красными глазами, словно проверяя, не послышалось ли ему, – Я не позволю тебе жить с этим, не позволю тебе отравлять себя этим каждый день, не позволю тебе уничтожать себя тем, в чем ты не виноват... – Но я виноват, ангел, в этом то все и дело – я должен был сесть в тюрьму за Мэтью, но в таком случае его тело хотя бы нашли. Я должен был прекратить общение с Артуром, как только стал ему небезразличен, и я бы сделал так, если бы знал, если бы не был трусом... – Нет, Энтони, – голос стал последним отчаянным вздохом, – Нет. Ты не виноват в этом и не тебе за это отвечать, понимаешь? В голову Фэлла так некстати пришла мысль о том, что отец Энтони – человек, способный оправдать и самого Дьявола – не захотел даже слушать, а тем более доискиваться правды о собственном сыне. Кроули тем временем прижался теснее, утыкаясь носом в голубую рубашку и пытаясь дышать хоть чуть-чуть ровнее, ощущая, как Азирафаэль обнимает его двумя руками и шепчет что-то успокаивающее его воспаленному мозгу. – Мы найдем выход, слышишь? Энтони, я не знаю как, но я смогу доказать, что ты не виноват, смогу заставить всех слушать то, как все было на самом деле... Энтони тихо заскулил что-то невнятное, но все же повернул к нему голову, укрывая своего ангела и прижимаясь ближе, старясь ухватиться за эти прекрасные слова и побыть в них еще мгновение, осознать, почувствовать, что Фэлл все еще здесь, его ангел здесь, с ним, и он чувствует, как бьется его сердце прямо под ухом, чувствует, как все можно исправить... – Ангел, мне страшно, – произнес совсем тихо Кроули, когда Фэлл на мгновение выпустил его из объятий и погасил прикроватную лампочку, погружая комнату в предрассветную темноту, понимая, что ее свет не способен прогнать тех монстров, что, оказывается, жили в этой комнате так долго. – Почему, Энтони?, – он вновь обнял его и постарался посильнее укрыть одеялом и устроиться удобнее самому, вспоминая, как мечтал об этом каждую ночь последние дни. Хотя он отдал бы все, чтобы это произошло при иных обстоятельствах, и Энтони не пришлось ради этого переживать все то, что он ему только что рассказал. – Ты уйдешь..., – на грани сна и страшной и одновременно спасительной реальности, – Я боюсь проснуться и понять, что ты ушел или что этого вообще не было, и я выпил лишнего, придумал разговор с тобой как всегда и... "Как всегда", – мысленно повторил Фэлл. Значит, не он один обращался к Кроули в своей собственной голове, когда того не было рядом. – Нет, – его макушки коснулись теплые руки, поправляя спутавшиеся рыжие локоны, – Обещаю, я никуда не уйду, но тебе нужно отдохнуть, Энтони... – Но ты разбудишь меня, если захочешь уйти? Да? Пожалуйста? Я так боюсь проснуться один от кошмара, в котором сознание подкинет собственное чувство вины, облеченное в образ мертвого Артура или моей собственной смерти в самых страшных муках. Азирафаэль лишь тяжело вздохнул, прижимая к себе Энтони и медленно переплетая их пальцы. – Чувствуешь? Я никуда от тебя не уйду, слышишь? Не уйду ни сейчас, ни потом, потому что не хочу этого, понимаешь? – И я тебе не противен? После всего, что ты узнал, тебе не страшно быть со мной? Я пойму, если это так, – голос стал собраннее, – Я бы и сам боялся себя, так что все в порядке. – Разумеется, нет, – едва заметная улыбка промелькнула на худом лице упавшей звездой, – Засыпай, тебе нужно отдохнуть, хорошо? Я не уйду, а когда наступит утро – обязательно разбужу тебя, идет? Кроули молча кивнул и поцеловал мягкое плечо, утыкаясь носом в молочную шею и стискивая мягкое тело всеми конечностями, вдыхая воздух вместе с непривычным запахом лаванды от белых кудрей и чего-то сладкого, словно весточка из тайного мира, окутывающая его воспаленный разум. И было бы ложью сказать, что он хоть когда-то засыпал быстрее, нежели с ощущениями обнимающих рук ангела, с которыми даже кошмары были не такими страшными – а точнее просыпаться от них больше не было такой мучительной одинокой пыткой. Азирафаэль все же сам не последовал собственному совету. До самого утра он не мог сомкнуть глаз, держа в своих руках тревожно дремавшего Энтони (так и не отпустившего его руку ни на миг) и несколько раз позволяя себе тихо расплакаться от той боли и ужаса ситуации, невольным участником которой стал Кроули, вплетенный искусной нитью в игры сердца совсем взрослых или слишком напыщенных и уверенных в себе для правды людей. И он пообещал сам себе, прежде, чем все же закрыл перед самым рассветом глаза – никогда не становится таким "взрослым", которые готовы убивать или игнорировать ужасы жизни собственных детей ради своих целей. Никогда.