Трудный характер

Когда Лань Чжань в следующий раз снял тугую повязку, кожа под ней уже была целой, только изукрашенной росписью светлых шрамов. Вэй Ин и без этого подтверждения чувствовал, как стремительно возвращаются силы. Лань Чжань коротко глянул на него и заметил: — Уже завтра сможешь вернуться к тренировкам и занятиям, — но не добавил, что искупил долг. Вэй Ин вздохнул и поспешно натянул на плечо спущенную нательную рубашку. Хмыкнув, Лань Чжань отошёл от постели, будто позволив ему поправлять одежду без свидетелей. И как раз когда Вэй Ин с этим закончил, раздался мягкий стук в дверь. — Входи, брат, — угадал Лань Чжань, так и оставшись посреди комнаты. Действительно, едва двери открылись, как внутрь шагнул Цзэу-цзюнь. Вэй Ин собирался поприветствовать его — но не успел, потому что первым делом тот посмотрел Лань Чжаню в лицо и сразу обнаружил, что на лбу у него нет привычной ленты. — Я пришёл справиться о здоровье господина Вэя, — начал Цзэу-цзюнь так, как, видно, собирался, но дальше сбился и заговорил совершенно о другом: — Что с твоей налобной лентой, Ванцзи?! — Ты будто не знаешь, — пожал плечами Лань Чжань. — Это не пренебрежение правилами, нет. Просто лента, как ей и полагается, осталась у того, с кем я могу отпустить себя. Цзэу-цзюнь заметно побледнел. Вэй Ин, внимательно слушая, не посмел тем не менее вмешаться в разговор и объяснить, что за проделку на этот раз задумал Лань Чжань. К тому же слова, что теперь прозвучали, заставили его насторожиться. Что значило «отпустить себя»? — Ванцзи, в своём поведении ты давно зашёл за все мыслимые и немыслимые границы, — вздохнул Цзэу-цзюнь. — Что на этот раз ты задумал? Ты ведь понимаешь, что ленту нельзя передавать кому угодно… Это ведь… Лань Ванцзи не дал брату договорить, хоть правила и запрещали перебивать других. Он усмехнулся и кивнул: — Да, конечно же, понимаю. Лентой можно отметить лишь родственную душу. Не каждая супруга может получить подобное признание. Только истинный спутник на тропе совершенствования, только такой человек, верно, брат?.. — Ванцзи… — Цзэу-цзюнь на мгновение прикрыл глаза и коснулся лба пальцами. Беспомощный жест выдал, сколько в нём напряжения и как тяжело ему сохранять спокойствие. Вэй Ин бы, может, и рад был бы прояснить ситуацию, но едва он услышал «отметить лишь родственную душу» и «истинный спутник на тропе совершенствования», как сердце забилось с такой силой, что даже дышать стало трудно. Что это? Лань Чжань смеётся над ними всеми или же искреннен в своём желании? Что значило его «пускай она останется у тебя»? — Даже отец не отдал своей ленты матери, — продолжал Лань Чжань, и внезапно голос его стал холодным. — Не каждому улыбается счастливая звезда. Не все могут отыскать такого человека, чтоб можно было передать налобную ленту, ни о чём не жалея. А уж чтобы её не отвергли при этом, чтобы сохранили, а не вернули… Такого в нашем клане давно не случалось, правда?.. Как будто тот, кто принадлежит клану Лань, обречён на одиночество даже в супружестве, — он сделал шаг вперёд, и Цзэу-цзюнь отшатнулся от него, будто испугался чего-то в интонациях брата. — Верно? Что ж, мне, недостойному, самому никчёмному из всех, посчастливилось. Я отыскал такого человека. И лента моя по праву принадлежит ему. — Глава примет тебя завтра, — словно сдался Цзэу-цзюнь. — И не забудь привести родственную душу, раз уж таковую обрёл. Развернувшись, он покинул дом. Вэй Ин перевёл дыхание и поднялся с опостылевшей постели. Приблизившись к Лань Чжаню, он тихо спросил: — Тебе не кажется, что шутить подобными вещами… уж слишком, Лань Чжань? — он поспешил добавить: — Я не осуждаю тебя, но… Лань Чжань резко обернулся к нему, чуть наклонил голову, изучая его лицо. — А отчего ты решил, будто бы я шучу? — улыбнулся он. — Отчего решил, что я лгу?.. Вэй Ин прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Сердце его колотилось так безумно, будто бы он только что бежал изо всех сил. — Ты не можешь в самом деле считать меня родственной душой, — возразил он совсем тихим голосом. — И спутниками на тропе совершенствования становятся мужчина и женщина, чтобы… чтобы в двойном совершенствовании… — он не смог продолжить. Лань Чжань всё так же пристально смотрел на него. — И что же теперь? — заговорил он наконец, и улыбка исчезла с его лица. Оно будто закаменело в один лишь миг. — Что же теперь, Вэй Ин, вернёшь мне ленту? Откажешься от неё?.. Теперь ты всё знаешь. — Но ты не мог быть… Это ведь лишь случайность, — внезапная боль перехватила горло, да такая, что Вэй Ин сморгнул слёзы. — Всего лишь случайность… Ты не отдавал её мне на самом деле, — выдохнул он. — А если не случайность вовсе? — и теперь Лань Чжань одним слитным движением оказался с ним рядом. Так близко, что дыхание опаляло губы. Вэй Ин смотрел в потемневшие золотые глаза и ничего не мог понять в происходящем. — Мы оба мужчины, — напомнил он и сам поразился тому, как обречённо звучит его голос. — Может, поэтому в клане Лань и не находят истинных спутников, Вэй Ин, — ладонь Лань Чжаня вдруг оказалась на его талии, — что ни одна женщина в здравом уме не согласится принять искорёженного нашими правилами мужчину целиком, как следует принимать спутников на тропе совершенствования. Как думаешь?.. Вэй Ин, не сознавая, что делает, облизнул губы, и взгляд Лань Чжаня мгновенно потяжелел. — Или ты отверг бы меня? — повторил он вопрос. Что означало принять, а что отвергнуть?.. Вэй Ин качнул головой. Чужая ладонь обжигала сквозь ткань, от странного взгляда мурашки сбегали по спине, но он не хотел ни отталкивать, ни вырываться. И, не зная, как ответить, опустил руки на плечи Лань Чжаню. В тот же миг их губы встретились. Не Лань Чжань поцеловал его первым, но они одновременно подались друг к другу. Одну лишь ночь оставалось Вэй Ину провести под чутким надзором Лань Чжаня. После обжигающего поцелуя они отступили друг от друга, и в лице Лань Чжаня Вэй Ин заметил что-то новое, непонятное, однако рассмотреть не успел — Лань Чжань снова сел к гуциню, и чистые ноты заполнили пространство, успокаивая душу. Вэй Ин лишь опустил голову, скулы пылали жаром, всё тело чего-то жаждало, и он не мог понять себя, но всё же послушно вернулся к постели, опустился рядом с ней на пол, сев в позу для медитаций. Любой бы, кто вошёл к ним, обнаружил, что двое юношей ведут себя ровно так, как предписано правилами клана Лань. Музыка и медитация — прекрасные занятия для спокойствия духа, которые приветствовались наставниками. Вот только если бы у кого-то достало сил заглянуть в мятущуюся душу Вэй Ина, вряд ли бы он нашёл там надлежащее прилежание и спокойствие. …А ночь Вэй Ин провёл без сна. Лань Чжань, как и все эти дни, расстелил для себя циновку на полу неподалёку и будто бы сразу погрузился в сон, Вэй Ин же рассматривал его спокойное лицо и вспоминал поцелуи. Лань Чжань украл его первый, и второй, и… Отчего же он испытывал не гнев, а желание снова коснуться губами губ? Когда же настало утро, Лань Чжань проснулся и тут же встретился с ним взглядом. Насмешливая улыбка сразу же возникла у него на губах. — Что, любовался мной всю ночь? — поддел он. Тут же садясь на постели, Вэй Ин отвернулся и ничего не ответил. Солгать, что это не так, запрещали правила клана, признать было мучительно стыдно. Лань Чжань опустил ему на колени белое верхнее ханьфу и принялся расчёсывать волосы, готовясь уложить их в высокую причёску. — Я должен идти, — сказал он легкомысленным тоном. — Тебе же лучше отправляться на завтрак. — Цзэу-цзюнь сказал, — напомнил Вэй Ин, — что ты должен привести и родственную душу. Или ты отказываешься и таковым меня не считаешь на самом деле? Лань Чжань замер. Вэй Ин посмотрел на него и снова увидел то мимолётное выражение, затаённую эмоцию, которую не мог угадать. — Зачем тебе это, Вэй Ин? — спросил он едва слышно. — Пусть на меня обрушится гнев, но тебе… не нужно портить репутацию. Что бы я на самом деле ни считал. — Лань Чжань, — стремительно поднявшись, Вэй Ин не вспомнил про верхнее ханьфу. — Или ты отдал мне ленту, потому что хочешь снова вывести из себя всех старейшин, главу, собственного брата и учителя Лань, или ты на самом деле решил назвать меня своей родственной душой, — он сжал кулаки, чтобы сдержать эмоции и говорить спокойно. — Или ты играешь со мной и с ними или честен хотя бы со мной. Если играешь — забери ленту и спрячь её где угодно, — и он протянул к Лань Чжаню руку — ночью он обмотал лентой запястье. — А если нет… если нет, я должен идти с тобой. Лань Чжань опустил ладонь на ленту, кончиками пальцев проследил её витки, коротко вздохнул и вдруг признался: — Ты, упрямец, всю жизнь мне перевернул. Прежде я желал только мести, а теперь в моих мыслях только ты и остался. Больше всего сейчас мечтаю о том, чтобы ты принял эту ленту, чтобы встал со мной рядом, плечом к плечу, чтобы остался со мной. Но, Вэй Ин, время летит стремительно, скоро окончится обучение. Как прилежный ученик ты вернёшься в Пристань Лотоса… Моим мечтам не суждено сбыться, — он опустил руку. — Зачем же тебе слушать, как исходит ядом глава? Зачем чувствовать спиной осуждающие взгляды? Оставь это мне. Твоё благородство ранит сильнее, чем удары дисциплинарного кнута. — Благородство? — повторил за ним Вэй Ин. И снова дыхание перехватило, а горло сжало болью. Отвернувшись, он взял с постели верхнее ханьфу и надел его, повязал пояс, так и не подняв на Лань Чжаня взгляд. Вот что значит принять, вот что значит оттолкнуть… Он может сколько угодно принимать, раскрываться всей душой, да только Лань Чжань видит в этом не искренние чувства, а благородство и соблюдение правил. Боль была такой, точно рана вновь открылась. Вэй Ин сжал зубы, не подавая вида, привёл себя в порядок, не забыв убрать волосы и расправить складки одежд. Не взглянув больше в сторону Лань Чжаня, он вышел из дома и направился, как полагается ученику, на завтрак, пусть и был уверен, что не сможет съесть ни кусочка. Однако пусть сейчас он и ушёл, оставив Лань Чжаня в одиночестве, это вовсе не означало, что он собирается оставить его совсем. Машинально Вэй Ин сжал запястье, оплетённое лентой.