забрать тебя.

      Тот момент, когда понимаешь, что поодаль было холодно и мерзко, настигает практически с самого первого трепетного касания двух ладоней: одной огромнейшей и широкой, будто только ей он может Акуму в охапку сгрести, и второй, будто детской по сравнению с той, в которой была с силой сжата. Лишь для того, чтобы Сережа не сбежал, как тогда, у полицейского участка. «— Давай лапку, Сережа — откидывая окурок куда-то себе под ноги, произносит Курсед, мило улыбаясь мальчишке, которого на целую голову выше, — мы идём гулять.       Он почему-то смущенно отводит взгляд в сторону, тактично отказываясь от прогулки. Да, несомненно, скучал, и скучал он не меньше, чем Курсед, яро пытающийся сейчас вписать в его спокойный и сбалансированный план дня вечернюю прогулку, на которую и сил-то после тяжелого школьного дня не оставалось. Жаждал встречи, но и с тем вместе открещивался от неё, пытаясь не обзавестись новыми проблемами и другом, которому по-прежнему не мог полностью доверять — мало знакомы. — Пойдём! — тянет, соблазняя волей, улицей и свежим воздухом. Будто знает на что бить, — когда я ещё тебя встречу вообще? Может, это последний мой шанс у тебя взять номерок твоего телефона?       Крайне возмущённо он смотрит на Кира, искренне не понимая его тяги к себе. — Блять, отъебись от меня, чувак.»       Держит крепко, отпускать не собирается. Будто себе уже насильно присвоил, не спрашивая, не предупреждая. Как-то особенно комфортно находиться рядом, даже с учетом того, что рука его до боли, до посинения пережата. — Ну Сереж, тебя вообще что ли из дома нельзя вытащить? — говорил обиженно, словно ребёнок, обделённый конфетами и игрушками, — Ну что мы, полчаса прогуляемся, да домой пойдёшь, если так торопишься.       Акума совсем не вкуривает: да что ж ему ещё нужно-то? Номер? Пусть записывает и пиздует своей дорогой, не ведя за собой. Неужели он похож на человека, которого интересует не родная пустая комната с белыми стенами и кроватью где-то в уголке, а пыльный парк, в котором с каждым субботником листьев становилось будто больше?       Специально молчит, думая, что тот от него отлипнет, если увидит, что в дальнейшем он не хочет стоять где-то посреди вымощенной кирпичом дороги и вдыхать запах сгнившей осенней листвы под ногами. Кир ждёт до последнего, пока согласия не получит. Но и без «пошли» он уверенно тащит его в сторону парка неподалёку, весело смеясь и показывая несогласному язык. У второго такой же странный характер как и у него самого — вредный, грубый. Никита бы сказал, что они два сапога одной пары. — Кир, мне же идти надо, — подаёт наконец голос и Сережа.       Ногами он землю так быстро смерять не успевает; парень, словно бегущий рядом, огромными кроссовками топтал землю со скоростью в полтора-два раза больше, не давая никакой возможности отдышаться и свинтить от него. Точнее, возможность может быть и была, но и самого, даже с учетом большой неохоты, в другую сторону совершенно не тянуло. — Мне так нравится твоё нытьё, Сереж, — смеётся и ведёт вперёд, — поной для меня еще чуть-чуть!       И только сейчас младший понял, как на самом деле-то было спокойно без друзей и знакомых жить, ведь в его личное пространство вообще никто не вторгался так сильно, как это делал мальчик с ужасным характером. Привык, наверное, получать любого без лишних слов и сразу. А тут такая незадача: с Сережей будет тяжелее, ведь его не только из дома вытащить нельзя, так и к себе он близко не подпустит. Даже такого привлекательного с виду молодого человека, за которым скучал достаточно продолжительное время, но встрече с ним, в целом, не так уж и радовался, как то им ожидалось. Вся эта привлекательность ведь была снаружи, а как человека он до сих пор Кира не знал. Пока лишь его наглость и самоуверенность давали о себе знать. Но несомненно в нем была и та самая способность спасать от одиночества, в котором Сережа уже без него погорел бы давным-давно. Хоть за что-то он может быть ему благодарен.       Сейчас было куда легче моменту просто отдаться и перестать чувствовать в его присутствии дикий дискомфорт. Только голове эта идея не нравилась, иначе объяснить его панику более нечем.       Вроде как и рядом они всего минут пятнадцать от силы, но красно-черный уже умудрился заебать в конец своими глупыми рассказами и вопросами. Помнится, ранее, в полном молчании, было легче с ним в одном помещении находиться, а сейчас, когда он каждую секунду о себе старается напомнить (чертов эгоист), все тяжелее выносить все это. Да и Кир сам по себе был каким-то противоречивым персонажем: к себе тянул, просил быть рядом, никуда не отпускал, но и в тоже время был грубым, самовлюблённым парнишкой, которому это все по барабану должно было быть; таких во дворах ни то что не любили, но и за гаражами поджидали огромной командой «борцов». Он тот самый человек, совмещающий в себе все самое привлекательное, на что Сережа в тот вечер и повелся, и максимально назад отбрасывающее, мешающее сейчас позади него в полном спокойствии идти.       Они, наконец, добрались до кафешки, что Курседом была расписана как «самая лучшая и самая пиздатая», в которой он питаться до конца своей жизни может. Сережа поверит на слово: пойдёт в полном молчании за своим товарищем, в сотый раз себя коря за это глупое знакомство, что сейчас его мотало по городу туда-сюда, мешало тихому нахождению в пыльной серой комнате и такому же быстрому разложению его тела. — Ты что-то будешь, Сереж? — непривычно заботливо тянет Кир, одной лишь тёплой фразой о себе мнение меняя и располагая к себе нового знакомого, — я оплачу, если что.       Играет ли он на публику — персонал заведения, что внимает каждое его слово, как любимого посетителя, или все же его поведение всегда настолько изменчивое? Девушка, что принимала заказ у двух недодрузей, так мило улыбалась сплитовому, будто они всю жизнь с ним знакомы, а она вообще его лучшая подружка. Тот в ответ также мило стрелял в ее сторону глазками своими глубоко-черными, что Сереже так запомнились и полюбились в их первую встречу. — Водку.       Тихий смех. Да, только водки тут им и не хватает. Чтобы уж совсем контроль над ситуацией потерять. Кир и так из последних сил сдерживает внутреннего эгоиста. — Солнце, ему все тоже самое, что и мне, — снова обращается к девочке, что в ответ только весело кивает, чиркая в маленьком блокнотике миниатюрной розовой ручкой, — спасибо!       Она их быстро покинула, оставляя наедине «сладкую парочку», что и договориться о заказе заранее не смогла. Точнее сказать, не пыталась даже.       Помещение было почти пустым. И только где-то в уголочке, метрах в пятнадцати от них сидела какая-то девчонка, что уже рассчитывалась и собиралась уходить. Тут можно было поговорить обо всем, что только было угодно, и делать любую хрень — никто все равно их не услышит, а значит и не осудит. Поэтому Кир все ближе подтягивался к сгорающему от стыда мальчишке, практически ни миллиметра между телами двумя не оставляя. Второй же до последнего пытался отстраниться, сбежать, но стена, к которой его будто специально затолкнул друг оказалась ближе, чем он думал. Со всей силой впечатавшись в холодный бетон, он чуть ли не скулил от того, как близок сейчас был парень. И пытался для чего-то поцеловать.       Он от страха прикрыл глаза. Уже чувствуя рядом с собой спокойное тёплое дыхание Курседа, он машинально вскинул руки, упираясь ими в острые плечи парня напротив, тем самым отстранив его. — Да что ты делаешь? — воскликнул он вдруг, — ты меня спросить не хочешь, хочу ли я этого? Или тебе только твои желания важны?       Да, может быть, он ведёт себя глупо, ругаясь и всю злость на нем вымещая, что за весь день накопилась. Но и он, блять, хуйню всякую творить не должен.       Все остальное время они провели в тишине. В полном безмолвии они быстро перекусили, разделили счёт, когда Серёжа строго взглянул на товарища, и вышли из помещения. Все это время из мыслей Акумы все не выходил заеб о том, что Кир, на которого на деле плевать, в участке находился из-за подозрений в наркоторговле. Но гнать он все эти догадки из головы своей хотел. Он первым заговорить вдруг решил: — Прости, Кир, я слишком резко тебя оттолкнул, кажется, — смотрит снизу вверх, при этом для Курседа кажется слишком милым ребёнком, что с какого-то хуя решил извинится перед ним за чужие ошибки, — просто меня все ещё волнуют некоторые вопросы. Связанные с тобой вопросы.       Курсед и не обижался: сам знает, что переборщил. Просто в голове что-то щёлкнуло и заставило хотя бы попытаться вспомнить губы его на вкус, пока тот рядом и никуда не бежит от него. Самоуверенность в который раз его подводит, о чем он и жалеет — только парня испугал, а ничего путного взамен не получил.       Их вечер был наполнен самыми яркими событиями, что, кажется, на всю жизнь Акуме запомнятся. Кир сводил его в тир, выиграл ему маленькую плюшевую игрушечку, чем смог его обрадовать и заставить хоть чуточку чувствовать комфорт рядом с собой. Они практически целый час прогуляли, забив на разговоры и лишь иногда друг с друга смеясь, фотографируясь на фоне смешных надписей на кирпичных стенах. Обменявшись своими контактами, они пытались поговорить через телеграмм, но и там переписка скорее походила на кладезь глупых мемов, чем на разговоры двух адекватных людей.       Под конец прогулки они изрядно устали, прошагав, по всей видимости абсолютно весь парк вдоль и поперёк, и устало опустились на ближайшую скамейку, укладываясь на бок, несмотря даже на боль в костях от деревянной решетки, чуть ли не засыпая на ходу. Были совсем рядом, доверившись и открывшись на все сто десять. И в тот момент, когда, казалось бы, Кир с легкостью мог бы парня хоть поцеловать и даже попытался это снова сделать, Сережа почему-то обиженно отвернулся от него, руками своими его пухлые губы прикрывая, отстраняя от себя. — Блять, мне что, тебя нужно завоевать, чтобы просто поцеловать? — он откровенно смеялся, не понимая, что же между ними могло произойти, что так ограничило его действия, — вроде как, всего неделю назад ты не отказывался.       Серьёзный взгляд, который, кажется, и выдержать-то тяжело. Кир на самом деле даже не представлял, насколько хороша память Сережи, в чьем разуме лишь воспоминания о сегодняшней встрече всплывали. Папа ведь не просто так поймал юношу, привел его в участок и допрашивал, верно? Да и на той вечеринке они далеко не ментоловые сигареты курили, сидя в окружении холодных серых стен. — Употреблять перестань, — скрывать от него это, врать в глаза и смысла не было — отец в любом случае поймает и передаст, — или ты думаешь, что я тебя от отца спас, а сам не заебу? — Я не употребляю, — отрезал тот, отстраняясь. Будто кипятком его ошпарили эти слова, — это совсем не зависимость, о которой ты можешь думать. Это просто для развлечения.       А он просто поверить в это не мог. Который уже человек в его окружении оправдывает себя «весельем» и серьезно думает, что он на это поведется. Но Сережа не глупый мальчик, и все он прекрасно понимает. В жизни много наркоманов видел, что поначалу адекватными казались и обещали слезть, а в итоге их слишком далеко затягивало. Просто яма эта практически безвылазная, да и бороться с этим всем тяжело: Акума не возьмется, ведь временами на себя-то сил не хватает. И отговаривать не будет — никто он ему. Только зачем-то привязать Кир к себе всеми способами пытается.       Он не перестал об этом думать и дома, уже глубокой ночью, пока пересматривал фотопленку и читал сообщения друга, что и отставать от него никак не хотел. Его «спокойной ночи», написанное раз в сотый, снова не давало надежды на то, что он из чата выйдет хотя бы сейчас. Ведь уже несколько раз курс продолжал диалог после похожих фраз, высылая голосовые сообщения, где он, видимо под чем-то, шепчет парню по ту сторону экрана, как же ему понравилось целовать его нежную светлую кожу и оставлять на ней темные синяки, что до сих пор не прошли и ещё с пару недель не собирались сходить, как ему хочется повторить ту ночь, и как желает он снова заполнить темную жаркую комнату громкими стонами их обоих. Не успокаивался даже после слов Серёжи, просящего не говорить ему такие вещи, да и вообще идти спать наконец. Продолжал его смущать, доводя до крайности. 01:43 «Сереж, я тебя так хочу» — Блять, Кир иди спать, заебал. Какое хочу, ты дурак? — шёпотом, пытаясь родителей не разбудить, он записывал голосовые сообщения, что как в стену летели и оставались без ответа. 01:45 «Сереж? Можно я на тебя подрочу?» «Блять, какой я хуевый» 01:47 «Давай созвонимся, я не могу больше»       Да, Серёжа понимал, что парень явно перебарщивает со своими желаниями, но и в звонке отказать ему не смог. Хоть ему совершенно не обязательно знать, что на него дрочит чувак, что закинулся таблетками и в кайфе расплывается по собственной квартире, но было бы намного лучше, если бы он точно был в полной безопасности и не сотворил с собой какой-то хуйни.       Дискорд. Ночь. Видеозвонок. Это уже звучит не так уж и прилично, как могло бы. Кир почти в полной темноте сидит напротив своей вебки и все взгляд с Серёжи не спускает. 
Одной рукой он бутылку вина подтягивает ближе и помогает себе ее содержимое влить в организм, что с огромным удовольствием его принимает. Никто и не удивлён. Вторая же рука бесстыдно оглаживала член. — Ты просил звонок для того, чтобы я тебе под дрочку помурчал или что? — Сережа ближе к себе придвигает наушники, надевает их на голову и все также непонятливо Курседа осматривает, что голову назад запрокидывает и в полный голос стонет.       Акума примечает, что удивительно раскрепощено они ведут себя на огромном расстоянии. Было бы хорошо, если бы в жизни он мог общаться с ним так же просто. — Нет, котёнок, ты прямо сейчас заткнешься, опустишь свои ручки чуть ниже и в следующие минуты я буду слышать и твои стоны.       Он в шоке от такой просьбы был. Похож ли он на вебкам шлюху, что готова тут самоудволетворением по видеозвонку со знакомым заниматься? — У меня родители дома, придурок, — произнёс Акума, пытаясь Кира от этой идеи отговорить всеми силами.       Все чаще за этот вечер он стал задумываться над тем, почему же эта дурная голова ведёт себя так по-скотски. Даже сейчас, отчетливо слыша о том, что стонать ему на ушко он не может, иначе его родители прервут не только звонок, но и их общение в целом, он продолжал его вести к своим интересам ближе. — Все, иди спать, — устало пролепетал Сережа, заебавшись выслушивать его сонный бред.       Он сворачивает все программы и вкладки, выключает компьютер и возвращается на свою кровать, все ещё взволнованный вопросами о том, что же такое творит его друг. 02:15 «Прости, блять, я с утра об этом сорок раз пожалею»