В честь тебя

Мучения Антона, прерываемые лишь касаниями и взглядом Арсения, вскоре закончились, уступив место неловкости и стеснению. Антон чувствовал вину за то, что повел себя, словно девчонка, сжимал крепкой хваткой запястье мужчины и глядел на дорогу, будто видел впервые асфальт. При каждой тряске автобуса парень то и дело наваливался на Арса, стараясь не отдавить ему ноги. Заходившие люди нескончаемым поток заполняли автобус, словно единственный живой уголок планеты, всячески облапав стоявшего к окну лицом Антона. В этом и заключалась романтика поездок в час пик на еле живом автобусе. Обычно, на остановку приходили чистые, свежие и современные автобусы, которые плыли по дорогам Питера не с помощью бензина, а на электричестве. Их даже по смешному прозвали электробусами. Люди то уходили, давая немного вздохнуть, а потом вновь заваливались и образовывали какую-то консерву из человеченки. Наконец, за стеклом, усыпанным разводами и отпечатками пальцев каких-то детей, виднелись знакомые кварталы. Хотя, учитывая состояние Антона в те разы, когда он был у Арса дома, парень бы не ручался, что это именно те дома и магазинчики. Засмотревшись в одну точку и вновь уйдя в себя, Шастун и не заметил, как Арсений тянул его к шатким дверям транспорта. Улица встретила парня морозным вечерним ветерком, отправляя в воспоминания о событиях кровожадной ночи. Спать хотелось до жути и Антон, вновь разморенный теплом автобуса, клевал носом на каждом шагу. Арсений будто не замечал происходящего вокруг, упорно печатая кому-то в своем телефоне. Шел домой он на автомате, даже не смотря под ноги и вокруг. Антон ему, почему-то, всецело верил, плетясь позади мужчины, как собачка на поводке. Арсений улыбался, читая новое сообщение, и Антон уже успел подумать, что у Попова намечается какая-то свиданка, продолжаемая не скромным просмотром фильма, а чем-то более масштабным, уже успел пожалеть, что согласился ехать. Мешаться Арсу никак не хотелось. Арсений вновь улыбнулся, а потом, отняв взор от экрана, огляделся вокруг в поисках потерявшейся двухметровой палки. Встретившись взглядом с Антоном, Попов мигом посерьезнел, задумавшись о чем-то важном. Мужчина нахмурился, поглядывая то на телефон, то на Шастуна, и так по очереди. Теория Антона насчет какой-то девушки начинала набирать обороты. – Слушай, тут проблема небольшая возникла, – Арсений нервно теребил рукав темно-синего плаща, поглядывая на телефон, – Давай сразу договоримся, что поговорим без психов и обид. Антон встал на улице, как вкопанный. Обижаться на Арса из-за того, что тот хотел провести как-то свой вечер по-другому, было бы глупостью пятилетнего ребенка. Они оба взрослые люди и могут договориться и понять друг друга. Наверное. – Чего? – людям приходилось то и дело, что обходить этих двоих, с укором глядя в след. Они в середине улице остановились, скажите спасибо, что не на пешеходном переходе, – Арс, я понимаю, свиданий и потрахаться и мне хочется, я не должен обиж… – Меня позвали на съемки сериала завтра, – Арсений, не дав договорить свою тираду Антону, быстро выпалил скороговоркой свою новость. Шастун так и застыл с открытым ртом. Небольшая разница в росте позволяла смотреть на Арсения сверху вниз, но сейчас уязвимым был именно Антон. Планы, построенные с таким желанием и рвением, трескались, как стекло от огня. – И на сколько? – Антон искренне надеялся, молился всем тем, в кого верил только перед экзаменами, чтобы Арсений мягко улыбнулся и сказал, что всего на один день. Надеялся, что из их общего графика выпадет только один день, который Антон потратит на тщательный подбор локации и проработку цветокоррекции. Арсений светился, хоть и не показывал этого, и надежды у Антона только росли. Но они так же сломались, как сломался замок из песка, построенный парнем на пляже, в детстве. Рассыпались. – На три недели, без перерывов. Антон отчетливо почувствовал, как что-то треснуло внутри него. Надежды. Доверие. Огонь внутри – и тот потух. Воздушные замки грохнулись на землю. Арсений ведь до последнего казался ему ответственным, заинтересованным, но его будто подменили, оставив наплевавшего на всех и идущего по головам, неизвестного до этого, человека. – Но а как же,  – Шастун чувствовал, как не хватало воздуха в легких, как хотелось вдохнуть полной грудью запах недавно испеченного хлеба из пекарни за углом, но что-то отчаянно не давало это сделать, – Как же моя практика? Наш проект? – У нас столько свободных актеров в театре. Забирай любого, – Арсений, кажется, не замечал, что происходит со студентом, уже представляя, как он после нескольких месяцев обычной рутины в театре вновь покажется на экранах кинотеатров. Так казалось Антону в тот момент. Он был уверен, что Арсений плевать на него хотел и дума только о себе. От воспоминаний и атмосфере о специально выстроенных декорациях, об освоении героя, которого нужно будет играть, у Попова сама по себе появлялась улыбка. Расцветала, как пионы в августе. – Но мы договорились с тобой. Мы все ведь обговорили, продумали, – Антон радости мужчины не разделял, выбираясь из-под обломков сломленных планов и обрушенных надежд на создание чего-то стоящего. Люди то и дело задевали его, возмущенного что-то говоря за спиной, но парню было глубоко плевать на окружающее. Он был сфокусирован лишь на фигуре Арсения с его чертовым сообщением о согласии приехать и подписать контракт завтрашним днем. – Антон, я не был на съемках несколько месяцев, а теперь я снова смогу сняться и появиться на больших экранах, разве ты не понимаешь, что это гораздо важнее твоей практики? – Арсений будто медленно приходил в себя после недавней радости, с укором глядя на поникшего парня перед собой и выставляя его виноватым, – А чтобы ты выбрал, задумайся, а уже потом осуждай меня у себя в мыслях. Антон давно не чувствовал такого предательства в свою сторону. Кроме этого, парень давно привык делать все сам, стараясь не полагаться на других людей. А сейчас, впервые доверившись и положившись на Арсения, Шастун понял, что лучше было продолжать делать, как он делал всегда. Не было смысла доверять людям, просто из-за того, что рано или поздно его бросят, как ненужную игрушку, сменив на более новую и интересную. Злость застилала разум, накатывала волнами и заставляла нервно сжимать кулаки, делая себе хоть капельку больно. Боль отрезвляла, раньше ему всегда становилось легче и сейчас станет. Боль неизбежна - страдания факультативны. – Когда я был маленьких и жил в Воронеже, я познакомился с приезжим челиком из Питера, – Арсений удивленно уставился на Антона, не понимая, к чему сейчас рассказывается эта история. Шастун старался в глаза Попову не смотреть – боялся увидеть там презрение и отвращение, – Когда он уезжал, то сказал, чтобы я обязательно его подождал на нашем месте – около пруда, недалеко от леса. Я приходил туда каждый день на протяжении трех лет и ждал его часами. А теперь ты, блядь, меня еще спрашиваешь, чтобы я выбрал? Это к тебе, сука, вопрос, за что ты со мной так, Арс?!, – в конце Антон сорвался на натуральный крик. Смешавшиеся одновременно недосып, раздражение и добившая ситуацию новость Арсения, вылились в настоящую истерику посреди улицы. На крик оборачивались все, кому не лень, а Арсений продолжал стоять на том же месте, удивленно разглядывая такого нового, для него, Антона Шастуна – парня, который даже во время апокалипсиса травил бы шутки зомбакам, флегматично относясь к любым опасностям и конфузам. Антон не помнил, как его дотащили до лифта в доме, жестко прикладывая об стенку, рядом с кнопками обозначения этажей. Все то время, пока Арсений пытался добровольно заставить парня пойти с ним, Шастун только и повторял, как мантру «козлина ебаная, мразь, чтоб тебя метеором уебало» и остальные существующие и не очень оскорбления. Не помнил, как его агрессивно затаскивали в квартиру, на ходу снимая с него верхнюю одежду, не помнил, как его усадили на мягкий диван, который, по счастливой случайности, был тем самым, на котором Антон спал, когда ходил с температурой. На руках, вскоре, появятся синяки от ударов об дверные проемы и углы мебели – Арсений не сильно заботился о том, в каком состоянии доставит парня к себе домой. Антон впервые видел Арсений таким. Злым, несдержанным, эмоциональным. Он что-то кричал, но обрывки фраз проскальзывали в голове Антона, как уточки в реке, не сохраняя свой прежний смысл. Сам факт того, что на него кричали, усугублял всю ситуацию, вызывая в Антоне не то агрессию, не то панику. В какой-то момент Арсений на эмоциях поднял руку, пытаясь показать что-то вразумительное Шастуну, но тот дернулся, словно ошпаренный кипятком, зажмурившись. Антон почувствовал, как что-то поменялось, изменилось. В комнате до сих пор стояла напряженная атмосфера, давящая своими стенками на парня, но в ней было тихо. Тишина проезжалась по ушам, заставляя поверить, будто рядом никого и не было. Антон ощущал себя в самолете, когда закладывает уши из-за перепада давления при снижении – ты слышишь звуки, но они искажены. Он слышал шумное дыхание Арсения, будто он только что вернулся с марафона, слышал за окном рев проезжающих машин, но не ощущал их, как привычные звуки. – Открой глаза. Страх сковывал, а ледяной тон Попова прибирал до костей, заставляя коленки дрожать. Антон не боялся так ни перед первым свиданием с одноклассницей, когда случайно завел ее на кладбище, ни перед ЕГЭ с видеокамерами, ни перед первым перелетом на самолете, из Воронежа в Питер. – Пожалуйста, – Арсений был таким же напряженным, но в голосе что-то поменялось. Антон, переборов страх внутри себя, приоткрыл глаза, встречаясь взглядом с нависающим над ним мужчиной. Вся его мимика и жесты говорили, что Попов сейчас был злее стаи бродячих и голодных псов, сдерживаясь из последних сил. Пульс ебашил, как неадекватный, вызывая у Антона судорожные вздохи, будто от нехватки кислорода в атмосфере, а дрожь в руках заметил бы даже слепой. Парень и сам не понимал, чего он так напугался – то ли Арсений был уж слишком пугающим, то ли у Антона крыша начала съезжать, но одно он понял точно – нормальных дружеских отношений у них больше не будет, как бы оба не старались. Арсений резко отпрянул от парня, сжимая кулаки, видимо, не выместив еще весь свой гнев. Антон даже готов был принять, что его сейчас ударят, но вместо этого мужчина схватил стоящий на столике граненный стакан, кинув его в дальнюю стенку. Шастун неверяще уставился на разбросанные осколки, пропустив момент, когда Арс вылетел из комнаты, захлопнув дверь. Следом послышался звук закрывания входной двери на ключ. Антон медленно провел рукой по лицу, обнаруживая слезы.  

***

  С момента ухода Арсения, Антон провел на диване не шевелясь полчаса. Апатия, чувство вины и подавленность буквально топили парня в себе, заставляя заниматься самобичеванием все это время. Шастун не чувствовал практически ничего – ему было плевать, что Дима названивает ему на телефон на протяжении нескольких минут, что в конфу группы скинули новые темы для реферата, что за окном снова выглянуло солнце, после продолжительного снегопада. Единственное, что чувствовал парень – вина, огромная, сжимающая все внутри в один единый комок, давящая как морально, так и физически. Повторяя про себя, что это он неправильно среагировал, что лучше было бы, если бы Арс его ударил, да как следует, что если бы не его крики, они бы остались в нормальных отношениях. Поднявшись на ноги, Антон почувствовал сильную головную боль, как после, выпитой в одиночку, бутылки виски. Голова кружилось, поэтому парню понадобилось несколько минут на то, чтобы привыкнуть стоять, не качаясь в разные стороны. Телефон вибрировал в кармане, но Шастун плевать хотел на него и на весь мир. Сейчас его мысли занимал только Арсений. В квартире Антон был один, Попов все еще не вернулся, обрекая парня страдать в одиночку, разговаривая с единственным растением – кактусом. Ему он поведал, наверное, больше, чем всем своим друзьям вместе взятым. И про свое отношение к Арсу, и про его предательство, и про то, как же сильно Антон перед ним виноват, что обязательно попросит у мужчины прощения, стоя на коленях и умоляя. Парень был одержим мыслью, что виноват исключительно он и никто иной. В какой-то момент голова Антона отключилась, и он пришел в себя, собирая осколки стакана голыми руками. На пол капнули несколько капель чего-то красного. «Томатный сок», – подумал парень, ощутив сильную боль в ладони, будто запрограммированный продолжая собирать оставшиеся мелкие стекла. На ладони была огромная царапина, которая залила пол и всю правую руку Антона кровью. «Томатный сок размножается почкованием?», – подумал Антон, понимая, что ему уж очень сильно хочется уснуть хотя бы на холодном полу в квартире его будущего ночного кошмара.

***

Арсений шагал тихо, словно его тут и не было. Увидев стоящие летние кроссовки, в которых Антон ходил в любое время года, решив не тратить деньги на теплую обувь, мужчина сразу уловил, что в квартире он не один. Подавив в себе желание выругаться на самого себя за то, что лично закрыл Шастуна в собственной квартире на ключ, Попов заглянул в гостиную. С того момента, как они поссорились, прошло несколько часов, но все находилось в ровно таком же состоянии, не учитывая сменившуюся погоду и время суток. Время неумолимо подкрадывалось к полночи. Антон спал сидя на полу, прислонившись к спинке дивана. Лицо закрывали не только буйные кудряшки, но и руки, обхватившие согнутые колени, будто в попытке защититься. Повернув голову в сторону, куда, предположительно, Арсений кинул стакан, мужчина не обнаружил ничего, кроме каких-то темным капель. Антон, уснувший до четырех часов ночи, Арсения очень удивил – в последний раз, ради интереса, конечно, зайдя на страничку Антона, около имени висела иконка «Был в 4:36». Возможно, на парня так повлияла их беседа на повышенных тонах, но с этим Арс решил разобраться завтра. Включив фонарик на телефоне и осветив фигуру спящего парня, Арсений вновь зацепился взглядом за те капли, сначала не придав им большого значения. Решив утолить свой интерес, Попова прошибло, словно зарядом тока. Бутафорскую кровь Арсений видел чуть ли не постоянно, она уже успела приесться в его актерскую жизнь, как что-то обычное, вроде горячего кофе или прохладного лимонада. Когда он только начинал работать в театре, молодой и наивный Арсений впервые увидел ее на «ранение» одного из актеров, знатно испугавшись. Позже, когда искусственную кровь начали применять на нем самом, Арс понял, сколько различий она имеет с настоящей кровью – она была намного гуще, чем настоящая, для создания более драматичных сцен, как в кино, так и в театре, да и обычный способ проверки крови на подлинность с помощью перекиси так же не был исключением. Кровь была настоящей, натренированный Арсений видел это сразу. Кровь была Антона. Будто ужаленный, Попов подбежал к парню, обеспокоенно тряся его за плечо и проверяя пульс на шее. Холодные, как и всегда руки, сейчас пугали больше обычного, ведь Антон, даже после таких махинаций с собственным телом, просыпаться не собирался. Арсений винил себя, как никогда в своей жизни, обычно спихивая вину на кого-то другого и считая себя чуть ли не ангелом, не способным сделать что-то подобное. Попов корил себя за необоснованную несдержанность и крики на парня за свою же ошибку. Только сейчас, когда ярость отошла на второй план, Арсений смог трезво оценивать ситуацию – виноват был только он, а Антон среагировал вполне ясно и адекватно, как бы сделал другой человек. Антон зашевелился во сне, стараясь принять более-менее удобную позу. Арсений, облегченно выдохнул, отгоняя от себя мысли о дальнейшем суде и тюрьме за непрямое убийство студента режиссерского факультета. Шастун спал, как убитый, хотя такое сравнение для Арса было сейчас максимально неприемлемым. Поднять и переложить с холодного пола на теплый диванчик длинного парня, для Арсения было даже проще, чем он представлял. А представлял он многое. Бессонница терзала Попова несколько длинных часов, которые он провел, исследуя потемки своего сознания и мыслей. В глубине души Арсений понимал, почему так взъелся на Антона, понимал, зачем устроил этот цирк с сообщением от агентства, понимал, что совершил огромную ошибку. Он изначально не хотел ехать на те съемки из-за человека, который будет там же. Про Алену, снимавшуюся в главной роли, Арсений узнал от режиссера, который предлагал ему одну из второстепенных ролей. «Арсений вновь улыбнулся, а потом, отняв взор от экрана, огляделся вокруг в поисках потерявшейся двухметровой палки. Встретившись взглядом с Антоном, Попов мигом посерьезнел, задумавшись о чем-то важном. «Павел Я понимаю, что вы с ней не в самых хороших отношениях, но это, наоборот, очень бы помогло сериалу и показало настоящие эмоции при взаимодействие ваших персонажей – вы по сценарию друг друга ненавидите. Арс, не будь целкой, соглашайся» 19:28 Мужчина нахмурился, поглядывая то на телефон, то на Шастуна, и так по очереди. Теория Антона насчет какой-то девушки начинала набирать обороты. – Слушай, тут проблема небольшая возникла, – Арсений нервно теребил рукав темно-синего плаща, поглядывая на телефон, – Давай сразу договоримся, что поговорим без психов и обид» Безумная идея о том, что можно было как-то защитить Антона от самого себя и его невменяемого, как говорили многие знакомые, характера, пожирала и топила в сомнениях. Арсений считал себя недостойным работать с Антоном, с таким светлым и чистым, который всегда любил отшучиваться и рассказывать истории не хуже стендаперов. Безумная, но возможно сработавшая – правда, теперь Попов жалел, что поступил так подло. «– Антон, я не был на съемках несколько месяцев, а теперь я снова смогу сняться и появиться на больших экранах, разве ты не понимаешь, что это гораздо важнее твоей практики? – Арсений медленно приходил в себя после недавней радости, с укором глядя на поникшего парня перед собой. Будто тот был виноват во всех бедах, будто он слился, выставляя виноватым другого, – А чтобы ты выбрал, задумайся, а уже потом осуждай меня у себя в мыслях. А у самого уже было написано и отправлено четкое и ясное сообщение»

«Арсений

 Нет, спасибо»

                             19:30 

Арсений ощущал себя беспомощно загнанным в клетку. Ему впервые хотелось разрыдаться от бессилия и собственной ничтожности. Прошло порядком восьми часов после ссоры, через пару часов вставать на работу, но Арс понимает, что в таком состоянии далеко пойти не сможет. Вина душила изнутри, скручивая в узел, казалось, все внутренние органы, заставляла задыхаться и паниковать. Арсений бы еще долго сидел на одном месте, мечтая просто уснуть и не проснуться больше никогда. В последний раз настолько убийственно он чувствовал, когда Алена в ярости швыряла в него вещами, называя эгоистом и натуральной мразью. Может, и не очень натуральной. Арсению Антон понравился не только, как недооцененный комик или умелый режиссер, а как человек, личность которого мужчину манила к себе, в какие-то моменты даже успокаивала. Знакомы они были всего ничего, но чувствовали друг друга, словно знали всю жизнь. И жизни этой без друг друга не представляли. Попов искренне надеялся, что Антон хотя бы немного чувствует то же, что и он сам. Но пока, видя в глазах лишь дружеский интерес и коллективную работу, Арсений четко для себя решил, что лучше прервать эту «нездоровую» связь, попросту боясь той ответственности, которую на него, когда-то, возлагала Алена. Правда, Антон был на нее похож только цветом глаз и первой буквой имени. Пытаясь разорвать уже тесный контакт, Арс сделал только хуже, как себе, так и Антону. Но теперь, вместо слепого желания не возлагать на себя слишком многое, он хочет все изменить и исправить. Хочет возложить еще больше, но теперь не боится – на кону Антон Шастун, его зеленые глаза и мягкая улыбка. Откуда-то со стороны послышались отчетливые шорохи, в миг напрягшие Арсения. Являясь ярым скептиком и отбросив все мысли о призраках и домовых, мужчина взглянул на то место, откуда предположительно послышался звук. Антон аккуратно, стараясь не задеть ничего на полках, одевал свою куртку, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Даже по силуэту парня в темноте было ясно, что он очень напряжен и даже напуган. – Антон? Шастун остановился, видимо, стараясь слиться с темной стеной. Услышав, что Арсений собирается выйти к нему, не поверив в то, что ему это все привиделось, парень бросается к двери, за доли секунды стараясь разобраться с замком. Попов впервые обрадовался системе замудренных замков на своей двери. Почувствовал свой проигрыш, Антон уткнулся головой в прохладную железную поверхность, сдаваясь перед близкими шагами и безысходностью ситуации. Значит, действовать придется сейчас. – Открой дверь, – тихо прошептал парень, борясь с дрожью во всем теле и внезапным приступом паники. Судорожно задышав, Антон почувствовал подступающую истерику, грозившую вылиться в плачь. Теплая рука, коснувшаяся лопаток, разом выбила весь воздух из легких. Развернув к себе лицом парня, Арсений посмотрел ему в глаза, готовясь рассказывать тираду о прощении, как тут Антон его опередил, прильнув к плечу мужчины и обнимая за шею. – Прости меня, я такой идиот, я не подумал о тебе и твоих желаниях, еще этот недосып ебаный, прости меня, я такой долбаеб, я…, – Антон, кажется, хотел продолжать извиняться, утыкаясь лицом уже куда-то в шею, надеясь, что Арсений не чувствовал его дрожащих рук и срывающегося голоса, но Попов, притянув его за талию к себе, только шикнул и сам начал говорить: – Мне сложно объяснить почему, но съемок никаких не будет, я тебе солгал. Это я эгоист и идиот, я ужасно поступил и, наверное, ты когда-нибудь узнаешь почему. Я… Я не могу тебе сейчас сказать. Антон оторвался от Арса, смотря тому прямо в глаза. Возможно, он бы обиделся на Арсения за то, что они поссорились из-за его лжи, но видя уставшее лицо, грустные глаза и отчаянье на лице, Антон понял, что страдал не только он. Не только он беззвучно рыдал в подушку от гложущего чувства вины и собственной никчемности. – Арс, – Арсений впервые за это время поборол себя и поднял взор на Шастуна. Антон улыбался, по-настоящему, вытирая соленые дорожки рукавом кофты, – Не пизди мне больше. Никогда. Почему-то это «никогда» так сильно задевало за душу. Будто Антон вложил в это слово кусочек себя. Если никогда – значит надолго. – Такая ссора обычная, а столько мне дала понять, – Арсений улыбнулся, закладывая в эти слова свой собственный смысл. Он бы хотел, чтобы Антон его понял, но для этого было еще рано. Он обязательно поймет, – Через несколько часов вставать и снимать твой фантастик-ужастик, а мы стоим в коридоре и обжимаемся. Даже в темноте, словно физически, Попов ощутил чужое смущение. Антону двадцать три, а он смущается от таких простых слов, как подросток. Знал бы этот парень, сколько слов, которые могли его запросто смутить, ему подготовил Арсений, смотря на упругую (нет, не жопу) кудрявую копну волос и холодные руки. Обязательно узнает, а пока мужчина продолжит втихаря поглядывать на мягкие черты лица и смеяться над любыми его шутками. – Кстати, откуда на полу была кровь? –  Арсений вдруг вспомнил, что происходило до того, как он встретил Антона ночью в прихожей. Беспокойство вновь взяло вверх над трезвым рассудком, но Антон лишь пожал плечами, подняв правую руку и отодвигая край черной кофты. Грубая царапина, расстилалась от фаланги указательного пальца и тянулась вплоть до сухожилия, где было видно тонкие струйки вен. Крови больше не было, но на вид рана была болезненной и рваной, будто от тупого ножа. – Подрался с остатками стакана, проиграл, – успел сказать Антон, прежде чем его потянули в сторону кухни. Конечно, Шастун не знал, где находится аптечка в квартире Арсения, а рыться по чужим вещам совести что тогда, в плачевном состоянии, что сейчас, не позволяла. Поэтому, кое-как промыв рану от крови, парень забил на бинты и перекиси, шатко направляясь к дивану. Арсений лишь усмехнулся, с какой-то недружеской заботой капая перекись, которая, в мгновение, зашипела на ранке. – Ща еще мяукнет, – тряся рукой от неприятной, колючей боли, произнес Шастун, от чего Арс, не сдержавшись, засмеялся в голос. Не только от шутки, а еще и от скопившегося напряжение, которое, благодаря Антону, смогло вылиться через смех. Замотав запястье, вспоминая все пройденные уроки Валерича, который вел ОБЖ в старших классах школы, Арсений боролся с завязками, но вскоре, плюнув на правильные узлы и техники, завязал кривенький бантик. – Ебать, теперь меня нужно под елку засунуть и петь песни про джингл-белз. Если Антон и был подарком, то только Арсению.