***
Павильон с хромакеем находился недалеко от места съемок. Огорчать это никак не могло – съемки, расспросы Павла и мысли о предстоящей работе, вымотали Антона, как собаку. Пожалуй, единственным желанием парня было умереть на несколько часов, желательно не под лавочкой. Арсений выглядел бодрее, словно они не работали сегодня весь день, помогая с длительными съемками. По правде сказать, делали парни это только во благо полученной камеры и павильона, но договорились никому не говорить. «Оплата» была получена, оставалась самая важная часть рабочего процесса. Среда медленно перетекала в четверг и Антона очень сильно пугала мысль, что следующей ночью вновь на работу в театр. Боясь попросту не успеть смонтировать и довести фильм до окончательной версии, Шастун нервничал, чего не мог не заметить Арсений. Если нервничал Антон, то стоило начинать бояться, ведь в отличии от параноика Попова, парень оставался более спокойным и трезво принимающим решения в практически любых ситуациях. Хотя, и немного эмоциональным, обогнав даже Арса по скорости распространения гнева. В этом Арсений успел, как следует, убедиться. Попов, кажется, место это знал достаточно хорошо, ведь мигом определил, где находиться та самая зеленая комнатка. Хромакеем пользовались даже чаще, чем светом от прожекторов, поэтому выбить для небольшой съемки такую комнату было не то, чтобы сложно, а скорее нереально. Это им двоим повезло, а что же делали одногруппники Антона, которым тоже нужна зеленка? Парень представлял комнату в общаге, обвешанную зеленой простыней, купленной на рынке у бабы Зины за пару рублей. Возможно, у некоторых так и было, ведь Антон начинал именно с таких приемов. Дима тогда знатно прихуел, зайдя в комнату после нескольких пар и не увидев ничего, кроме зеленого цвета. – Я, блять, внутри подорожника?! Смех Антона тогда слышала вся общага. – План не изменился? – спросил Арсений, снимая с себя пальто. Рассматривать вокруг было нечего – пару прожекторов, стойка для камеры, да зеленый цвет, окутывающий с ног до головы, – Может, ты все же сыграешь? Арсений еще в своем кабинете предложил эту идею, и Антон сказал, что подумает. Подумать раньше он не успел, а может и не хотел, поэтому пришлось думать сейчас. – Если второго чела буду играть я, то на кладбище, на съемках, тебе придется разговаривать и смотреть с пустотой и в никуда. Ты сможешь? – Антон честно пытался придумать аргумент в пользу того, чтобы не сниматься в фильме. Он считал себя создателем, человеком, направляющим фильм в нужное русло, но никак не самой его составляющей. – Смогу конечно, я же актер, – эта фраза теперь преследовала Шастуна, а тот и не был против. Услышав хоть слово, похожее на «актер», он сразу вспоминает голубоглазого мужчину, который же актер, и с которым парень по случайности и на морозе помучился, и поорать друг на друга успел. – Нас всего двое. Кто будет держать микрофон и снимать? – Антон тяжело вздохнул, ведь вновь все шло наперекосяк. Импровизировать на ходу стало неотъемлемой частью их совместных съемок. Микрофон и его стойка держались с такой же уверенностью, с какой Антон ходил на зачет по философии. С нулевой. Камера, стоявшая на адекватном креплении, внушала хоть какую-то уверенность, что во время трудового процесса ничего и ни где не отвалиться. Свет парни тащили вдвоем – эти прожектора весили под тонну. Казавшаяся простой работа с одной стороны, принесла кучу проблем и хлопот с другой. Съемка на хромакее требовала определенных параметров, такие как идеальное освещение, как фона, так и объекта, определенная настройка камеры, и даже прическа. У Антона на голове была буря из кудрей, поэтому он уже представлял, как намучается при постпродакшене. – Почти надежно, – Арсений оглядел их немалую работу по приведению студии в нужный вид. Антон уже стоял перед камерой, по правилам отойдя от зеленой стены на полтора метра. Выглядел парень потеряно, впервые играя в своем же проекте. До этого все его видео были несерьезными, скорее, Шастун только набивал руку, параллельно экспериментируя с разными форматами, завлекая сниматься одногруппников и знакомых, готовых провести время с популярной тогда личностью парня. Сейчас же эта практика была серьезной, требовала к себе больше внимания и времени, и в довершении в ней нужно было играть не только актеру, но и самому режиссеру, – Ты ведь только недавно играл в сериале. Тут тоже самое, расслабься. И Арсений говорил чистую правду. Антон, хоть и с восьмого дубля, но сыграл нормально роль, а сейчас ему просто нужно было повторить. И стесняться было не перед кем – Арс, кажется, видел парня уже в любом виде, халатно относясь к его ошибкам перед камерой. – Разрешаю меня ругать, если мы проторчим здесь более двух часов из-за моих проебов, – Арсений лишь демонстративно закатил глаза, как бы говоря, что за такие слова Антон получит по шапке прямо сейчас. И на удивление парня, все действительно получилось быстро и четко. Первые дубли, безусловно, прошли не очень и их пришлось переснимать, но чем больше они тренировались, тем лучше получалось сыграть на камеру. Арсения в этой сцене быть не должно, ведь он должен сниматься в настоящем темном лесу на кладбище, но для состыковки и банальной помощи не имеющему опыт в актерской игре в одиночку Шастуну, было решено, что мужчина отыграет свою роль тоже. Просто на монтаже, в финальной версии, на зеленке будет ходить и говорить один Антон. В какой-то момент Антон подумал, что хромакей им и не особо нужен и проще будет сняться им обоим в реальном лесу, но в голове появлялись идеи насчет своего персонажа, которые без кеинга снять и смонтировать не удастся. Об этих идеях Арсений пока не догадывался, как и не догадывался, что Антон придумал другую развязку буквально несколько секунд назад. Сравнив предыдущую версию концовки и только что придуманную, Антон сразу понял, что их обговоренный вариант слишком скучен и предсказуем. – Арс, придумал, – Антон так и застыл с прожектором, освещавшим фон, в руках. В голове уже вырисовывалась картина снятого и парню она нравилась до жути. Арсений, устало складывал стойку для микрофона обратно, откуда и брал, обернулся на Шастуна, уже предвидя, что в молодую голову взбрела очередная безумщина. – Нет, Антон, мы не будем воровать из секс-шопа дилдаки, – проговорил Арсений с серьезным лицом, но парень как будто и не заметил, что тот только что сказал. – Я придумал самую пиздатую концовку в твоей жизни, – Антон так сильно загорелся новой идеей, даже забыв, что их могут скоро выгнать с площадки, так как время приближалось к полночи, – Герой не потеряется в лесу, нет, это скучно. Давай сделаем элемент открытого финала! Арсений смотрел на парня, как на сумасшедшего. Он уже видел подобное состояние Антона, когда тот рассказывал мужчине о своей идее фильма. Глаза блестят, руки трясутся, голос сбивается – признаки схождения с ума, но Шастун в эти моменты был погружен в свои идеи и мысли на максимальном уровне. И, как показала практика, чаще всего эти идеи гениальны. – Поясни старику, – Арсений себя старым не считал, наоборот, тридцать лет были самым рассветом его жизни, но на фоне Антона, говорящего матом через раз и какими-то непонятными словечками современного мира, Попов честно чувствовал себя дедом в стране молодежи. – После этого крика, который я с трудом записал, можно оставить просто черный экран, наложить какие-нибудь страшные звуки или скримеры, а потом титры. А вот уже после, как в фильмах, добавить окончательную страшную сцену. Нужно сейчас подумать, какую именно. План, выстроенный в голове у Арсения, повалился крахом. Идея Антона, несомненно, была намного лучше их изначальной версии, но пунктики плана, построенные четкими линиями, вдруг начинали съезжать, образовав диссонанс в мозгах. Арсению чертовски не хотелось рушить его идеальную картину, которую он построил у себя в голове. Мужчина привык, что все идет под его контролем, по пунктам и спискам, но, когда оно рушиться таким ураганом, как Антон Шастун, Арсений испытывает слишком сильную для такой ситуации тревожность. Сколько раз ему говорили люди, что менять что-то в процессе – это нормально, но каждый раз Попов только сильнее начинал паниковать и нервничать. Нездоровый перфекционизм бил в голову при каждом таком случае, и Арсений честно пытался от него избавиться, к сожалению, безуспешно. – Мне кажется, это стоило обсудить и продумать заранее, – Арс не хотел выходить на конфликт из-за своих тараканов в голове. Склонить Антона к первоначальному варианту будет трудно, но и Попову тоже трудно перестроиться на новую идею прямо перед съемками. Антон Арсения и притягивал своей спонтанностью, легкостью мыслей и непринужденностью к жизненным трудностям. Абсолютная противоположность нервному, переживающему по любому поводу, параноику Арсению, для которого контроль всего окружающего был таким же нужным, как кислород для дыхания. Если бы определение «похуизм» было бы человеком, то это был бы Антон. – Импровизируй, составленные планы для лохов. Арсений, это фильм, здесь можно оторваться от обычного графика и дать волю идеям, – Антон воодушевленно продолжал собирать вещи, не замечая остолбеневшего мужчину. Слова парня били набатом в голове, впервые вызывая такую реакцию. С одной стороны, он был абсолютно прав, это творчество, которое не имеет четких границ, но с другой Арсения это чертовски злило. Злили изменения в жизни, в графике, в сценарии. – Не все люди привыкли к спонтанности. У нас был четкий план. – Ты ведь актер, – Антон оторвался от складывания камеры в сумку, бросив взгляд на стоявшего на одного месте мужчину. Выглядел Арсений сконфуженно, и даже если идея ему понравилась, изменения в обговоренном сюжете все равно выбивали его из колеи, – Примени на себе роль уверенного, не боящегося чего-то нового, спонтанного неадеквата. На философии говорили такую тему, типа, мысли – это ваши верные слуги, либо хозяева-тираны, в зависимости от того, кем вы им позволяете быть. Позволь им измениться. Арсений молчал оставшееся время их сборов. Антон не давил, обдумывая какие-то детали съемки и как сделать, чтобы камера не вырубалась на холоде. Снимать решили этой ночью, добив эти трудные два дня съемок. Да и работа в театре следующей ночью ждала Шастуна, как Хатико хозяина, а где-то в углу заплакал постпродакшен, на который останется всего пару дней. Молчали они, когда вышли на промозглую улицу со снегопадом. Для съемок время идеальное, для парней – мучения, да и только. Молчали, когда отогревались в заведенной машине. У Антона даже флешбеки на ночь с остановкой появились – сейчас он так же не чувствовал пальцев, а карманы спасать не торопились. Арсений выглядел загруженным, замерзшим, как котенок на улице, молча смотрел на выглядывающую из-за многоэтажек луну. Они бы долго так сидели, может и всю ночь, молчали каждый о своем. Антон даже начал винить себя за несдержанность, что не подумал о таких исходах событий. Как бы много времени он с Арсением не проводил, все еще до конца узнать его не представлялось возможным. Мужчина каждый день в разных ситуациях, в которые они попадали, представлялся разносторонним человеком. Вот он, на съемках, серьезно относящийся к своему делу, но улыбающийся каждый раз, когда у Антона что-то получалось, вот он взбешенный, из-за того, что все вышло из-под его контроля, а вот домашний и уютный, как теплый кот, который ждет дома. Шастуну честно хотелось узнать всего Арсения. – Ты был прав, – Антон дернулся от неожиданного поданного голоса. Арсений продолжал смотреть на луну и идущий снег, но что-то в нем изменилось. С лица пропала маска непонимания, скомканности, оставив за собой кое-что настоящее – искорку в глазах и небывалое умиротворение. В Попова возвращался тот самый уютный кот. – Я рад, что ты прислушался, – на Антона такой Арсений повлиял не хуже успокоительных. Напряженную атмосферу между ними вновь, как рукой сняло. Для Шастуна это было странно – если он и ссорился с кем-то, то позже с этим человеком комфортно пообщаться не удавалось никогда. Все же, Арс не был каким-то обычным знакомым, о котором не вспомнишь уже через пару дней – влияние на парня от оказывал катастрофическое, как и наоборот. Своеобразный симбиоз с формой мутуализма, – Ну что, Сири, проведи маршрут в ближайший секс-шоп. Мы едем пиздить хуи! И вновь шутка разбила окончательную и бесповоротную ситуацию напряженного характера.***
Антону казалось, что он попал в ледниковый период. Этот холод, испытываемый даже после выхода из машины, не сравниться больше не с каким другим чувством. Снег валил, создавая сугробы, размером кита, залетая в глаза, в рот, отчего становилось только холоднее. Спрятав часть лица за воротником, Антон взял камеру. Заприметив, что погода ухудшается, Арсений придумал, как можно хотя бы минимально спасти камеру от летевшего снега. Мужчина подъехал к какому-то круглосуточному магазину, в который ходили, разве что, алкаши за водкой и подростки, которые на ночевке захотели поесть. Антон долго думал, к какой из этих категорий относится Арс. Вышел из магазина мужчина не один, неся в руках увесистую картонную коробку, в которую при желание поместился бы Шастун. Во весь, мать его, рост. Кое-как вырезав дырочку для объектива охотничьим ножом из бардачка, Арсений продемонстрировал парню свое изобретение. В прошлой жизни он явно был инженером. Гением инженерии. В итоге на заснеженной улице, рядом с лесом и кладбищем, Антон стоял с огромной коробкой, Арсений тащил микрофон и единственный источник света, помимо телефона – фонарик на батарейках. Стойку для камеры в таких сугробах не поставишь, поэтому парню придется делать все вручную. Благо, на камере был стабилизатор и трясущиеся от холода руки никак не испортят картинку. Идя по неочищенной дорожке к кладбищу, Антон рассказывал мужчине все детали сюжета, хоть тот и все знал. Дойдя уже до концовки, Шастун предложил идею, какой можно сделать сцену после титров, вновь удивив Арсения своим креативом. Придумать такое в буквальном смысле на ходу смог бы не каждый. После оговорки основных моментов, обсуждать было нечего. Разговор в таком жутком месте хоть как-то помогал Антону не отвлекаться на темные деревья, кажущимися устрашающими и злобными, на сугробы, которые так походили на жуткие силуэты. Темнота в комнате в общаге и темнота в лесу на кладбище – слишком разные вещи, происходящие в одно время. Наверняка Дима уже спал в этой самой уютной темноте, когда в твою голову лезут интересные и мотивирующие мысли и в три часа ночи, и под покровом луны ты решаешь впервые в жизни заняться спортом, научиться играть на гитаре и переделать все дела мира. Темнота, которая преследовала тебя в темном лесу на заброшенном кладбище, не вызывала интереса, заряда мотивации, да и в принципе не была уютной и желаемой. Антон четко ощутил на своей шкуре прелесть ночи. Кажется, любовь к ночному времени, темноте и отсутствию людей теперь окончательно растворилась, оставив за собой усталость и ненависть к зимнему времени года и ночи. – Блять! – Антон, отпрыгнул, словно на пружинке от места, где только что стоял. Недалеко от него упала не большая, но и не маленькая ветка, громко ударившись об ограждение. К самому кладбищу они подошли, все не решаясь идти дальше. Парень схватился за коробку с камерой посильнее. – Боишься? – Арсений все же осмелился, ловко перемахнул через небольшой забор со светящим фонарем и микрофоном в руках. Оглянувшись на немного потерянного и дергающегося от каждого звука неизвестного происхождения Антона, мужчина переложил фонарик, освободив одну руку, – Давай помогу. – Не буду пиздеть, боюсь, – Антон подал Арсу коробку, так же перелезая через заборчик. В силу роста сделать ему это было куда проще, чем Попову. Потянувшись руками к коробке с камерой, чтобы забрать обратно свое сокровище, Шастун получил вместо нее микрофон и фонарик. – Лучше я понесу, – и парень бы подумал, что Арс не доверяет настолько ценное оборудование студенту, который шарахается от падения ветки, но тот оборвал все его домыслы, продолжив, – А то устал, наверное, свалишься вместе с ней куда-нибудь в сугроб, с собаками потом не найдем. И Антон бы солгал, если бы сказал, что ему не нравилась такая забота. – Спасибо. – Отсосешь потом, – ухмыльнулся Арсений, но в миг посерьезнел, посчитав, что шутка слишком аморальна, хотя, от парня послышался негромкий смех. Антона он знал почти неделю, но чувствовал, будто был знаком с ним несколько лет. От этого чувства и вырывались какие-то странные и неприемлемые шутки, за которые мужчина себя позже ругал. Арс так же не забывал, что и он тут старше, и на практику Антона к нему подставили, как к наставнику, – Блин, прости, я дурак. – Ой, Арс, все мы не без греха. Хватит париться по хуйне, – лишь ответил Антон и вновь вскрикнул от резкого звука, которая издала стойка от микрофона, случайно задевшая калитку. – Хватит пугаться из-за хуйни, – парировал Арсений, чувствуя себя свободно, как никогда. Да, в лесу, да, на кладбище, да, в холоде, но свободно, потому что рядом и шла эта свобода. – Матершинник. – Ссыкло. Шли они до более свободного пространства между участками, чтобы актеру было предоставлено больше пространства для ходьбы. Да и второго персонажа нужно было куда-то впихнуть, но с этим Антон уже разберется после и самостоятельно. – Я как-то ездил на съемки в Мурманск, вот там погода была точно такая же, только на протяжении всего дня, – после просьбы Антона рассказать хоть что-нибудь, потому что атмосфера вокруг пугала и нагнетала до дрожи в коленях, Арсений вспомнил историю со съемок, делясь ей с парнем, – Так вот, снимали мы на улице сцену разговора, а холодища стоит неимоверная, прям с ног ломит. Один оператор от холода настолько руки перестал чувствовать, что камеру в сугроб уронил. А сугробы там, – Арсений растянул руки в стороны, еле удерживая одной рукой коробку, показывая размеры, – Пиздец в общем, а не сугробы. Вечер уже был, все устали и понимали, что камере GG WP… – Ты знаешь, что означает? – удивленно спросил Антон, улыбаясь не только с истории, но и с того, как Арс ее рассказывает и активно жестикулирует. Получив кивок от мужчины, парень все больше понимал, что Арсений – это сплошная загадка, – Арсений Сергеевич, а вы не так плох, как мне казалось. – Мы пошли искать ее утром, как нам казалось, на то же место. Дома там все так похожи, что не отличить. И вот представь, группа людей, которые вечером что-то там делали, ходили, кричали, приходят следующим утром и начинают рыться в снегу. Среди белого дня, около ментовки. Долго роются, ругаются между собой, лопаты уже притащили. К нам и подходит мужчина в форме, допрос начинает. Мы тогда сразу поняли, о чем он подумал, объяснили всю ситуацию, а он не поверил. Ждал, смотрел, как мы копаем, а камера, как будто на зло, прям пропала. Антон уже откровенно смеялся, понимая, к чему Арс клонит. Ситуация хоть и забавная, но уж очень неприятная. – Так Попов Арсений Сергеевич, примерный гражданин, к слову, впервые очутился в обезьяннике, застряв там на двое суток из-за обычной камеры, которая оказалось около другого подъезда. Полицейскому хоть доказали, что реально камеру искали, а не закладку, он даже извинился перед нами, коньяк подогнал. – Оператора того сильно пиздили потом? – Ну, он с лестницы упал, синяков на лице набил несколько. Несколько раз просто упал, видимо, карма, – Арсений улыбнулся, оглядываясь назад, на залившегося смехом парня. Он бы многое отдал, чтобы его жизнь состояла из черных полосок, белых полосок и смеющегося Шастуна. Место им удалось найти и теперь, расставляя аппаратуру, Арсений настраивался на роль. Грусть была одной из самых сложным эмоций, которые ему нужно было играть. Особенно, когда друзья или знакомые люди ржут или делают что-то смешное за кадром. В такие моменты даже обычные действия всегда вызывают смех, но Попов старается включать профессионала в такие моменты. Сейчас из друзей был только Антон, но и он только одними своими разбросанными кудряшками по всей голове походил на домовенка Кузю, вызывая у Арса непрошенную улыбку. Сказать, что съемки были сложными – ничего не сказать. Камера часто от холода могла отрубиться, микрофон порывался упасть из сугроба, в который его любезно запихнул Антон, а фонарик светил уже тускло из-за садившихся батареек. Но это было чертовки весело и интересно. Пока Антон пугался от падающих веток, Арсения старался сохранять лицо в кадре, но в итоге не выдерживал и смеялся. Один раз ветка упала на место, где Шастун стоял пару секунд назад, от чего тот едва не зарыдал от страха. Ветка массивная, упала бы на него и считай, что песенка спета, колонки молчат. Арсений тогда засмеялся в голос, но увидев уставшего, пугавшегося любого скрежета Антона, пытавшегося согреть обездвиженные холодом пальцы, ему искренне стало его жаль. Шастун вымотан под ноль, замерзший, проголодавшийся и желающий уснуть хотя бы в ближайшем сугробе, но уперт, как осел, желая закончить все сегодня. Арс его уважал за такое рвение, но видя состояние Антона и его тщетные попытки собраться, не нервничать и не пугаться, мужчина готов был отправить его домой прямо сейчас. – Антош, осталось немного. Потом хоть в сугробе отрубись, я тебя дотащу, но раз ты хочешь доделать, то нужно собраться и добить эту съемку. У тебя отлично получается, осталось всего две сцены, – подбадривал его Арсений и Антон, прислушавшись к спокойному мужскому голосу, выдохнул, шагнув на то место, около камеры, куда и упала огромная ветка. – Молния же в одно место не бьет, может и ветки не бьют, – парень схватился заледеневшими пальцами за ручки на камере, изменил ракурс и указал, куда нужно встать Арсению. – Не бьют, – согласился Попов, выжимая все свои актерские способности и правдоподобно продолжая разговор с пустотой. На деле это оказалось сложнее, чем было на съемочных площадках – может, это способствовал холод и сырость под ногами, может и атмосфера места. Антон держался молодцом, стараясь не сильно громко материться, когда камера в очередной раз выключилась. А Арсений все это время старался по максимуму его поддерживать и хвалить за действительно профессиональную работу. Все, что говорил делать Антон, потом на видео выглядело просто идеально, и мужчина всерьез восхищался умениями парня. Он, будучи на четвертом курсе актерского, частенько тупил или делал что-то не так, отыгрывая роли, но Антон делал это, словно имел многолетний опыт и отснял десятки фильмов и еще столько же сериалов. – Снято! – заветное слово, звучание которого грело душу, но не тело. Тело заледенело и требовало хотя бы немного внимания к своей персоне. Они смогли снять это, переборов холод, страх Антона и панику Арсения. Вдвоем смогли, являясь антидотом друг для друга, – Сейчас нахуй будут догонялки до машины, или я обморожусь окончательно. – Кто проиграет, тот гей, – закончил мысль парня Арс, забирая фонарик и вытаскивая микрофон из снега. Антон уже схватил коробку и приготовился бежать из последний сил к теплой машине, как тут, тусклый свет фонаря совсем погас, оставив парней в практически непроглядной темноте. Видно было, разве что, кроны деревьев на фоне черного неба с густыми тучами. – Еб твою фонарь. – Бля-я-ять – Арсений тщетно пытается воскресить окончательно умерший фонарик. Тот не поддается даже после вытащенных и потертых друг об друга батареек, – Да что за нахуй проклятая зима! Телефон доставай! Антон, немного потупив, а потом нашарив руками карман куртки, достал единственный источник света на данный момент – телефон. Свой Арсений оставил в машине, чтобы тот зарядился от повербанка. Теперь парни хотя бы что-то видели. – Надо быстрее идти, на морозе вырубается быстро, – быстро проговорил Антон, сразу бросаясь в сторону тропинки. Арсений тоже времени не теряет и бежит следом. Стараясь не споткнуться и не потерять камеру, Шастун бежал так, как не бежал никогда, не забывая обернуться и посмотреть, где Арс. В очередной раз, оглянувшись, парень никого не увидел и в миг остановился. – Арс! Где-то рядом вновь упала ветка, а следом за ней погас фонарик телефона, который выключился от переохлаждения. – Арсений! – Антон чувствовал себя потерянным мальчиком, которого мама забыла в торговом центре. Ответа он не слышал, чужих шагов тоже, и это навевало только больше страха. Оглядываясь, словно что-то можно увидеть в такой темноте, Шастун только больше паниковал, не зная, как ему поступить. Броситься к дороге, ведущей к машине, или обратно, за Арсением. – А как бы поступил Арс? – говорил сам с собой парень, чтобы не так бояться и продолжая оглядываться вокруг, – Блять, да что тут думать! Побежав обратно по дороге, которую он уже проходил, Антон продолжал звать Арсения, уже не обращая внимания ни на ветки, ни на страшные деревья. Сейчас, в крови бушевал только адреналин, в какой-то степени согревая охладевшие мышцы, а паника насчет мужчины и того, где он может быть, перебивала собственную усталость и слабость. – Антон! – откуда-то справа, хотя, Шастун уже запутывался, где право, а где лево, послышался отчетливый голос Арсения. Бросившись на голос, Антон напоролся на корень дерева, торчащий из земли, упав на холодный снег. Успел, хотя бы, коробку с камерой спасти от удара. По руке потекло что-то теплое, но парень старался не обращать на то внимание, встав с холодного снега и побежав дальше. Снег жег заледеневшие руки и лицо не хуже огня. Бежал парень уже аккуратнее, выставив и так пострадавшие руки вперед. – Я тут! – голос был уже очень близко, а после, Антон увидел сидящего на ограждение силуэт Арсения, который держался за колено. Снег, отражающий свет, возле него был закапан чем-то темным. – Нашел, – парень подбежал к мужчине, уже испугавшись, что останется в огромном лесу один, подставив не только себя, но и Арсения. Метель сгущалась, словно ситуации, в которую они попали, была недостаточно удручающей. – У тебя кровь? – взяв руку Шастуна в свою, спросил мужчина, ощущая что-то теплое и вязкое. Антон присел рядом на ограду, не выпуская руки из чужой. Сейчас, эти прикосновения были единственным отрезвляющим шансом не предаваться панике. Хоть и холодные, но родные, дающие надежду и, будто говорящие, что он не один, они вместе со всем справятся. – У тебя тоже, – констатировал Антон, на ощупь тянувшись к ране на колене. Услышав тихое шипение, он тут же отдернул руку, – Извини, вообще не видно нихуя. Снег залетал на открытые участки кожи, обжигал своим морозом, оставляя за собой только мерзлоту и сырость. Им нужно было говорить, хотя бы для того, чтобы не сойти с ума, сидя на железной ограде рядом с какой-то могилой. Видимо, следующие они. Почему-то именно сейчас Антону вспомнились слова Ильи Андреевича, который подготовил материал по Иммануилу Канту, еще на первом курсе – смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность, и кажется, они были чистой правдой. Осознание еще не накрыло с головой, заставляя неизбежно выть под светом луны. Лишь пустота в голове и коробка с камерой в руках. – Раз мы скоро сдохнем, – на эти слова Антона, Арсений озадаченно хмыкнул, ведь все шансы равнялись именно этому исходу событий, – Давай расскажем что-то о себе, что не знают даже друзья. – Похороним свои секреты, получается? – Именно, – Антон на секунду замялся, чувствуя, что уже сложно шевелить губами и в целом говорить. Да и свои скрытые секреты говорить сложно, даже осознавая, что возможно в конце они оба умрут, – Мне двадцать три и я девственник. – А я гей, – ответил Арсений, даже не задумавшись. А после, переведя взгляд на примерное расположение парня, он удивленно продолжил, – Подожди, серьезно? Даже в шестнадцать не было ничего? – Вообще нихуя, – Антон не считал это чем-то стыдным, пока его бывшие друзья, еще в родном городе, не начали его стебать или прикалываться. Поэтому и не считал нужным кому-то говорить что-то свое, личное, – А я, если что, никак не против, мне как-то похуй, кто кого ебет. – Если мы завтра утром не умрем, мне будет стыдно смотреть тебе в глаза, но я не могу не сказать, – Арсению трудно давались эти слова. Времени обдумать, осмыслить, было достаточно, поэтому более подходящего момента в его оставшейся жизни больше, чем этот, не будет. Взяв руки парня в свои, чтобы хоть как-то попытаться их согреть, Попов все же решился, – Давно понял, что чувствую к тебе не что-то дружеское, и, Антон, я бы хотел сказ… – И что тут блять происходит? – грозный мужик, размером со шкаф и с мощными фонарем в руках посветил сначала в лицо Антона, а затем и Арсения, – Могилы оскверняем, значит, малолетки поганые, сейчас мигом всю дурь мусора из вас выбьют. Все сбудется, стоит только расхотеть.