В честь тебя

Арсений от плеча Антона так и не отлип, буквально навалившись всем своим весом на парня. Лицо Димы было не то, чтобы удивленным, скорее, он был в ахуе. В таком, в каком не бывал еще никогда. – То есть, ты снялся в сериале про геев, вы оба чуть не сдохли на кладбище, попали в ментовку, и сейчас этот твой Арсений спит, а ты мне со спокойным ебалом рассказываешь то, как вы там чуть не засосались? Антон, когда твоя жизнь стала такой интересной? – произнес Дима, несколько минут обдумывая ситуацию и переводя взгляд сначала с Шастуна, который уже был обречен на бесконечные расспросы, а потом на спящего мужчину. Антон все же решил, что действия Арса нечестны, ведь почему только парень должен говорить обо всем произошедшем, лишившись хоть какого-то сна, поэтому растолкал его, тем самым разбудив. Короче говоря, в камере сидело трое помятого вида мужчин, явно задумавшихся, что спать на лавочке – это полнейшее дерьмо, а за ними пристально наблюдал полицейский, подписывающий какие-то договора. – Я бы хотел спросить, – подал голос еще не до конца проснувшийся Арсений, сфокусировав зрение на Позове, – Вы ведь Дмитрий? – Для вас и сват, и брат, – Дима подал руку мужчине, на что тот незамедлительно отреагировал, пожав в ответ. Догадывался бы Арсений, что Позов знает даже слишком много о нем – убил бы на месте рядом сидящего Шастуна. Антон, после длительного и поучительного рассказа, вымотался окончательно, лупив в настенные часы, будто они могли помочь в их общем горе. – Второй вопрос, – теперь Арсений обернулся к Антону, тряся его за плечо, чтобы он оторвался от созерцания облупившейся шпаклевки, – То, что было вчера – это бред на фоне алкоголя? Пожалуйста, скажи да. Для Шастуна все действия будто происходили в замедленном уровне – вот Арсений медленно протягивает к нему руку, спрашивает, растягивая все слова, тягуче трясет, выводя из состояния анабиоза. – К сожалению нет, на коленку свою посмотри. Мы вчера не пили. Арсений, опустив взгляд на рану, со злостью откинулся назад, в последний момент поняв, что можно и головой удариться от таких действий. Перед глазами стоял разговор с Антоном на заборе, когда он уже начал говорить свое признание, будучи уверенным, что завтра утром уже не проснется. Шастун тоже молчал, или не помня этот момент, или стараясь не вспоминать. Почему-то мужчина был уверен, что к обсуждению этого момента они еще вернуться. – У тебя на руках была кровь, – вспомнил Арсений, стараясь отогнать из головы воспоминание о признание. Антон получил от Попова все, что ему требовалось, и по классике жанра они должны уже разойтись, не вспоминая друг о друге. И с одной стороны, Арсений бы хотел, чтобы это случилось. Забыть какую-то наивную для него влюбленность, забыть чертову ночь зимой, автобусную остановку, рану на колене и даже тот самый граненный стакан. Снова быть одному, наслаждаться тем, что он имел, уходить на работу и возвращаться в одинокую, пропитанную тоской и молчанием, квартиру. Одиночество не было необходимостью, как у обычных людей. Одиночество стало зависимостью, без которой Арс своей жизни представить не мог – интровертная наркомания, не менее. Но с другой, почувствовать отголоски любви, взаимопонимания, без ссор, криков и ругани было приятно. Словно вернулся в тот короткий миг, когда, только съехавшись с Аленой в одну квартиру, они проводили каждую минуту вместе, были по-настоящему, по-детски счастливы и одурманены друг другом. Им было по двадцать лет, их можно понять. Страсть прошла так же быстро, как и сменилось время года. Дальше, любовь перетекла в привязанность, а там и в привычку. Антон как будто открывал этот мир по-новому, специально для Арсения. У того таких масштабных приключений, какие случились за последние несколько дней, не было никогда. – Она и сейчас на прежнем месте, – Шастун поднял руки вверх, демонстрируя чуть ли не полностью красные руки. Отмыть и обработать их им, конечно, не дали. На правой руке Арсений даже успел заметить тонкую белую полосу, которая исправно напоминала о начальной трудности их общения, – Кстати, Димас, а ты здесь как оказался? – Рану промыть бы и обработать, – со знанием дела сказал Позов, разглядывая покалеченную руку друга, – А попал я сюда очень забавно. Пошел в магазин, думал, вечером расслабиться, купил пиво, прикинь по акции, ну и пошел в общагу. Короче, никогда не несите одну банку пива в руках в Питере, ведь обязательно выпишут административку, если ты хочешь жизни нормальной. Я и начал с товарищами полицейскими деликатную беседу, – Позов специально произнес последнюю фразу громче, намекая на сидящего за столом мужчину, – Ну, они меня сюда и впаяли, неделикатно, между прочим. Молчание затянулось еще на несколько минут. Антон ощущал себя в другой прострации, отстраненно глядя куда-то сквозь серые стены. Вымотанный, невыспавшийся, и явно уставший от такого рода пиздеца в жизни, Шастун обдумывал те моменты, когда все пошло не так. Началось ли все с того злополучного дня, когда он уснул в автобусе, или все началось еще раньше? Ответ был очевидным, ведь с появлением в жизни парня Арсения, она стала абсолютно другой, словно альтернативной. Та скучная, ненасыщенная и ставшая обыденной жизнь, которая разбавлялась монтажом и нечастыми прогулками по Питеру, слишком резко перетекла в эмоциональное, наполненное чем-то живым, существование. Антон еще не понял, нравится ли ему эти изменения или нет. Ожидание убивало. Ожидания того, о чем даже не смыслишь, убивало вдвойне. Антон не понимал, чего ждет, просто сидя около Арсения, напротив Димы, кутаясь в тонкую куртку. Холод пробирал даже сквозь ткань, хотя ни Дима, ни Арс, его будто не испытывали, и даже говорили между собой о чем-то. Антон тщетно пытался вникнуть в суть разговора, но каждый раз мысли ускользали от него, оставляя голову пустой, словно пустыня. Где-то пролетело перекати поле, слышался звук сверчков. – Да не, девушка то у меня была, не сладилось просто, – наконец услышал Антон голос Попова, после многочисленных попыток не засыпать и быть в состоянии бодрости хотя бы до момента, пока они не выберутся из камеры. Видимо, мужчина отвечал на какой-то вопрос Позова. – У тебя была девушка? – буквально восстал Шастун, отняв голову от холодной поверхности лавочки. Арсений даже дернулся от неожиданности, услышав от парня хоть какие-то звуки. До этого он даже обсуждал с Димой умение Антона полностью отключиться от мира и не слышать ничего вокруг себя. – Была, мутная история, характерами не сошлись, – по Арсу сразу стало видно, что тема неприятная и колючая. Говорить дальше и спрашивать об этой ситуации перехотелось, поэтому Антон постарался больше не вмешиваться в разговор двух интеллектуалов, даже почувствовал какую-то вину за свое любопытство. За собой он заметил давно такую привычку – винить себя за любое действие. Пытался избавиться, пытался относиться к этому, как к обыденности, но плодов его попытки не принесли. Маска человека, которому было плевать на все, только и спасала в обычной жизни. Шастун даже не заметил, как мысли о своем проебе перетекли в рассуждения, из-за чего от Арса могла уйти девушка. Винить себя парень не перестал, но преуменьшил это чувство за счет новых теорий насчет личной жизни Арсения. По мнению парня, Арсений был идеален настолько, насколько в принципе может быть идеальным человек. Возможно, Попов профессиональный актер, отыгрывающий свою определенную роль, но, тогда, чем он был хуже самого Антона? Полицейский, сидевший за столом и подслушивающий их разговоры, вдруг резко встал и подошел к решетке. Шастун даже успел испугаться, что сейчас будет допрос с пристрастием и своего рода пытки, но таковых не произошло. Вместо этого мужчина достал ключи и отворил скрипящую дверцу. – Выходим. Арсений подозрительно глянул сначала на Антона, потом на Диму, а после и на несчастную, повидавшую жизнь, открытую решетчатую дверь. – Вы нас отпускаете? – наконец спросил он, вставая с холодной лавочки, которая за эту ночь и утро стала, как родная. – Отпускаю, получается, – полицейский отошел от выхода, давая пройти парням. В коридоре Антон увидел еще одного мужчину маленького роста, который недовольно рассматривал вышедших. Забавный хвостик на голове никак не вязался с неположительным настроем неизвестного, словно в матрице произошел сбой. – Арс, сначала остановка за городом, теперь обезьянник, дальше хуже будет? – недовольно спросил он, и тут до Антона дошло, кем же являлся этот человек. – И тебе привет, Сереж, – саркастично ответил Арсений, решив не пояснять другу, насколько дальше будет хуже. Именно Сергей спас их в морозную ночь, помог Попову дотащить Антона в его квартиру, когда того накрыло температурой, а сейчас еще и вытащил из полицейского участка. Ангел хранитель, не менее. – Ты за собой еще и студентиков затащил, стыдно должно быть, – все продолжал причитать Серега, на что Арсений лишь улыбался, наконец почувствовав долгожданную свободу. На улице уже не было так морозно, как ночью, но утренние холода все равно окутывали, словно лавиной, заставляя конечности подрагивать и требовать тепла, – Ладно еще с этим Антоном, не впервой, а второй откуда взялся? – Прекращай, мы сейчас все себя чувствуем вареными, я потом все расскажу, – ответил вместо «второго» Димы мужчина, хватая удобнее стойку с микрофоном. Радость, что все вещи им отдали, конечно, была, но на таком холоде тащить всю эту атрибутику не очень хотелось. Даже камера, которая по размышлениями Антона, должна была отъехать еще ночью, исправно работала, только теперь без коробки. Весь материал, который парни с трудом снимали, так же остался не тронутым крашами карты памяти. На совесть сделали. Сережа еще долго ругался на безалаберность друга, сажая их в свою машину. Антону он казался забавным.

***

– И где, блять, машина? – Арсений ходил туда-сюда, нервничая и пиная попадавшиеся снежные комки. Сережа поручился, что сможет отвезти Позова до общежития, высадив Антона с Арсением около леса с кладбищем. Благодарности к этому человеку уже скопилось немало, ведь он их и отогрел печкой в машине и горячим кофе с заправки, помог обработать и забинтовать ранения Шастуна, а затем и Арса, вызвался отвезти к лесу и даже сказал, чтобы те позвонили, если вдруг возникнут проблемы. На Антона, правда, Сергей смотрел с недоверием, подозрениями, и вообще старался лишний раз с ним не говорить, будто Шастун для него был вселенской катастрофой, засосав за собой и Арсения. Возможно, так и было, но от этого уважение к Матвиенко не убавилось. Шастун оглядел лес, который ночью казался самым страшным местом в его жизни. Обычный, ничем не примечательный, небольшой лесок, с разнообразием деревьев и кустарников. Тогда, ночью, парень считал его бесконечным и непроглядным, когда, на деле, все оказалось совсем наоборот. У страха глаза велики. Где-то хрустели ветки, совсем, как ночью, но теперь эти звуки не пугали, а скорее успокаивали. – Следы от колес, – указал на землю парень, где виднелись несколько видов следов. Словно тут не одна машина проехала, а целых двадцать одна. Арсений тоже пригляделся, сразу увидев следы и от своей ауди, и от какой-то другой. – Может, на штраф стоянку отвезли? – предположил он, проходя по следам, которые вели к выезду из леса. Вспоминая ночь, когда к ним подъехала машина с проблесковым маячком, и когда их затаскивали в салон этой самой машины, Арсений старался восстановить в памяти, что их окружало еще. И если память ему не изменяла, сзади полицейской легковушки тогда стоял эвакуатор, на который мужчина не успел в удручающих обстоятельствах обратить внимание. Как оказалось – зря. – Лишь бы не спиздили, – Антон в это утро был немногословен, и это не из-за недосыпа. Вчерашние моменты разговора в темном лесу всплывали в голове, но за их правдивость и точность парень ручаться не хотел. Только тупой бы не заметил изменившееся поведение парня. Арсений понимал, что эта игра в молчанку лишь формальность – на деле им нужно серьезно поговорить. Вчерашнее почти-признание висело в голове, как назойливая мошка, мешая жить нормальной жизнью. А ведь сам Попов когда-то говорил: «Боишься – не делай, делаешь – не бойся», и сейчас противоречит своим же словам, трусливо избегая говорить с Антоном. Шастун то все понимает, помнит, не забудет на следующий день эти слова, как ребенок, а тоже будет прокручивать их в голове. Замкнутый круг. – Дойдем пешком? – Арсений искренне надеялся на ответ «Нет», потому что был не готов сейчас говорить. Боялся, пытался избегать разговора, отвлечься на другую тему. Другая же сторона мужчина буквально молилась на ответ «Да», ведь другого шанса может не быть. Если можно сделать сейчас, то нет смысла откладывать на потом. Антон серьезный и задумчивый. Не такой задумчивый, когда придумывает идеи – в те моменты он светиться, как яркая звезда на небе. Сейчас Антон потухший, в глаза не горит детского азарта и жажды чего-то интересного. Тишина давила, не была той, которая была в машине. Сейчас ее давление превышало атмосферное, сдавливая все внутри, смущая и заставляя нервно пробегаться по всему вокруг взглядом, стараясь отыскать то, что смогло хоть как-то разрядить обстановку. – Дойдем, – ответ, как удар, прилетел неожиданно и больно. Значит сейчас все решиться, в лучшем случае они останутся хорошими друзьями, в худшем Арсений больше не увидит это живое и настоящее солнце, которое шутит везде, где попало. Слова требовались, как глоток воздуха, но их не было. Острое молчание резало по ушам, как ультразвук или скрежет по стеклу. Единственным ярким звуком среди всего этого вакуума был хруст снега под ногами. Шли медленно, Арсений, все-таки, поранил ногу, и боль каждый раз простреливала, словно пулей. Антон руки старался не показывать, или избегая вопросов, или холода. Напряжение скапливалось, словно электрический заряд, готовое выстрелить в любую секунду своими молниями. Небо затягивалось облаками, начинался мелкий снегопад, символично. Когда эти двое вместе, падающие с неба хлопья снега были, как третий лишний, всегда увязывающийся где-то позади, наедине со своими мыслями, которого никто не замечает, но он всегда будет рядом. Арсений бы многое отдал, чтобы не говорить вчера те самые слова, которые обычно говорят парни девушкам на первом свидании, когда все только-только начинается. В их случае, все стремительно заканчивалось. Практика заканчивается, скоро Антон будет пропадать в университете на парах, весной сдавать диплом, а затем искать работу и полностью растворяться в создании фильмов. А Арсений уедет, ища новые перспективы где-то вдали от дома и друзей. Один на один со своим наркотиком – одиночеством. Их ждало такое будущее, и каждый это понимал. – Нам… Стоит поговорить об этом, – Антон на миг замолчал, подумав, что возможно не стоит начинать этот страшный для обоих диалог. Арсений мысленно похлопал парню за его смелость и решительность. Сейчас он видел настоящего Шастуна – сомневающегося, нервного, молчаливого, но безумно искреннего, – Я думаю, ты понял, о чем. – Понял, конечно, – Арсению не было так страшно перед сдачей экзаменом, перед первым выступлением на сцене, даже перед первыми съемками. Попов не боялся объектива камер, многочисленных взглядов, прикованных к нему, даже коллекторов так не боялся, как простого разговора с Антоном. – Ну, тогда, – Антон решительно поднял голову и посмотрел прямо в глаза мужчине. Это лишь усугубило ситуацию, заставив Арсения начать волноваться, до дрожи в руках и учащенного пульса. Антон действовал на него, как не действовал никто из его окружения. Никто и никогда не мог довести Арса до яростных срывов и неадекватного волнения, кроме Шастуна, и все это лишь за несколько дней, – Расскажи мне все. Арсений не мог проронить и слова. Антон действовал, как магнит, тянул, тянул к себе долго и упорно, а затем резко менял полюс и отталкивал назад. Делаешь – не бойся. – Это началось, когда мне написали по поводу сериала, – Арсений боялся, но останавливать уже было слишком поздно. Та самая точно невозврата, – Я на тебя сорвался, хотел, чтобы ты ушел от меня, чтобы эти чувства не перерастали дальше и больше. Надеялся, что напугаю, а потом понял, что повел себя, как тупой эгоист. Пришел, а ты спишь около дивана, не стараясь даже убежать от того, что ты только видел. Понял, что больше не могу сделать тебе плохо, когда в коридоре тебе дверь не открыл, когда обнимал. Просто потому, что ты этого недостоин. Меня недостоин. Антон молчал, давая мужчине выговорить все, о чем он думал в этот момент. Не давил, когда тот замолк, а упорно ждал, не вмешиваясь в его исповедь. – А потом мы с тобой все время вместе. С какой-то стороны я радовался, надеялся на какой-то минимальный шанс, но головой то понимал, что нихера из этого не выйдет – нельзя ведь разбудить несуществующее. Что-то искал, чего-то желал, чего-то ждал и запутался. Потерялся, и в жизни, и в себе. – Все к этому состоянию, рано или поздно приходят, – подал голос Антон, больше не смотря в глаза Попову. Видимо, и сам уже не вывозил этого напряжения. Даже хруст снег перестал быть таким слышимым, словно фоновые звуки кто-то приглушил, давая волю поговорить, не отвлекаясь на шум. Перед ними пролетали на большой скорости машины, ведь парни вышли к трассе. Пролетали так же быстро, как мысли в голове Антона. Хотелось сказать все и одновременно ничего. Слова путались, получалась полнейшая каша. Звуки скрипа шин по замерзшему асфальту, громкая басистая музыка из старой девятки, женский смех, раздавшийся всего на секунду из проезжающего кроссовера, мерзкий звук гудка от машины, которую подрезали на повороте. Трасса простилалась, кажется, в бесконечность. Все мчались, торопились, подпевали песням из колонок машины, вжимая педаль газа, матерились на других водителей или говорили по телефону. Проезжающие машины окатывали парней мягким и пушистым снегом. После долгого молчания, Антон все же решился продолжить, что-то лихорадочно обдумав у себя в голове, – Хочешь покажу тебе то, что ты так долго искал? – Что ты имеешь в виду? – Арсений выглядел сломанным, но не сломленным. Словно маленькие отголоски надежды и веры в какое-то чудо оставались в душе, вселяя маленькую, но надежду. Антон задумчивый, но больше не серьезный. Антон что-то обдумывал вновь загоревшись, но все равно остался таким же настоящим, без своих масок и притворств. – Ты сказал, что невозможно разбудить несуществующее, – Шастун дернулся от звука совсем рядом проехавшей машины, – А если оно и не спало? Антон себя никогда не считал геем. Парни ему не нравились, члены тоже. Но парень давно задумался о том, что он и девушек то никогда не любил. Не думал о них, не мечтал с ними встречаться, ему это, будто, не нужно. В свои двадцать три он не знал, что такое любить. Не знал, не пробовал. Считал чувства, наоборот, уязвимостью, пока не встретил Арсения и его искреннюю заботу, беспокойство, его достоинства и недостатки. И тогда понял, что это явно какой-то знак, что пора бы познать эту жизнь не в пределах четырех стен и программ для монтажа. – Не попробуешь – не попробуешь, – грустно произнес Арсений, всерьез не веря, что сейчас происходит. Не веря, что он и вправду все рассказал Антону. Антону, которого знал всего одну неделю. Поделился тем, чем не поделился ни с кем из близких, которых знал всю жизнь. – Арс, мне сложно сейчас что-то решить. Все как-то резко сломалось, выбилось прям, и я не знаю. Не понимаю даже, как реагировать. Может, нам бы и стоило попробовать, – Антон волновался, нервно сжимая края куртки и глядя прямо перед собой. Слова не шли, оставаясь в голове, но парень искренне надеялся, что когда-нибудь Арсений их услышит. Всего неделя, а поменяла так много.

***

Машину со штраф стоянки они, наконец, смогли забрать. После их откровенного, безбашенного разговора насчет друг друга, осталась лишь неловкость и непривычность к ситуации. Будто парни были на первом свидании и вообще друг друга не знали, хотя все было наоборот. Антон даже стеснялся материться, как делал это буквально вчера, боялся лишний раз дотронуться. В книжках и фильмах любовь описывают по-другому – почему-то там люди сразу начинают друг другу доверять, не бояться, не смущаться и Шастун честно думал, что так будет и в жизни. А сейчас, он сидит в машине и не может даже пошевельнуться, чего-то боясь. Доверие к Арсению не пропало, нет, только возросло, но вот отношение к нему было другим. До этого этот человек был другом, а сейчас, после его признания, Антон понятия не имел, кем его считать. Нынешняя ситуация казалось абсурдом, бредом сумасшедшего. Не так Антон представлял свою первую любовь. Где та атмосфера романтики, влюбленности и легкости, которую так яростно показывают в сериалах. Все было сконфужено, неумело, впервые. Арсений, будучи более опытным, тревожности почти не ощущал, ведя себя точно так же, как и до признания. От того мужчины его отличали, разве что, горящие глаза и нежная улыбка, которую он дарил напряженному парню. Ему просто нужно привыкнуть к этому новому ритму. – У тебя не было отношений? – внезапно догадался Попов, выезжая со стоянки. Антон попросил довести его до общежития, чтобы начать монтаж снятого материала, ну и подумать над случившимся. Парень не понимал, жалеет ли он, что принял эти правила игры, принял в свою жизнь настолько сильные изменения. Арсений официального предложения встречаться не делал, просто рассказав парню, что чувствует к нему, но от этого ситуация становилась еще более странной. – Никогда, – ответил парень, задумчиво глядя в окно. В последнее время его настроение катается по подобию американских горок и понять себя Шастуну становиться все сложнее и сложнее. Машин немного, пробки были пятиминутные, словно все так и говорило, что ему нужно скорее в свою комнату, просто подумать в одиночестве не о монтаже, не о сегодняшней смене в театре, а именно о них двоих. В первую очередь о себе. – Посиди один, подумай, я все понимаю, наверное, такие решения быстро не принимаются, – успокаивающе произнес Арсений, видя замешательство парня. Он ведь не дурак, чтобы не заметить вновь сменившееся настроение у Антона. Не дурак, чтобы не понять, что парню банально сложно принять и осмыслить последние события, их разговор в особенности, – И, пожалуйста, выбирай всегда себя. Не делай ничего из жалости или из нежелания обидеть. Я правда надеюсь, что ты сможешь все это принять. Я всегда рядом, несмотря на твое окончательное решение. Антону хотелось плакать от этой вселенской несправедливости. Арсений добрый, искренний, понимающий, был так глубоко одинок. Шастун давно заметил это у мужчины – он всегда решал проблемы сам, всегда один, а когда парень пытался ему помочь, либо нехотя принимал эту помощь, либо изящно ускользал. Попов из его историй, чаще пребывал в одиночестве. То в другом городе с севшим телефоном один бродит по кафешкам, в поисках зарядки, то на съемке отсиживается в гримерке в одиночестве, случайно украв у девушки гримера зарядку. Арсению хотелось помочь, хотелось видеть его настоящую улыбку от счастья, хотелось подарить ему то, чего не хватало уже многие годы. А Антон просто сидел сложа руки, не пытаясь ничего предпринять. Боясь. Попов не настаивал, молча подвез к входу в общагу, как в их первые дни знакомства. Из машины не хотелось уходить , ведь вся она была пронизана комфортном и безопасностью. Парню даже казалось, что эта машина, этот водитель с голубыми глазами, были его спасательным кругом в лазурном бескрайнем океане проблем и забот. Здесь, окутанный запахом свежести, теплом и удобством, Шастун ощущал себя защищенным, а выйдя на улицу он бы в миг наткнулся на какую-то опасность. Собравшись с мыслями и собираясь бросить что-то на прощание и выйти из машины, Антон взялся за ручку двери, но почувствовал останавливающее прикосновение чужой руки к плечу. – Ты мне говорил не лгать. Я не лгал тебе насчет всей этой ситуации. Напиши или позвони, пожалуйста, чтобы я не думал, что ты там помер. Медленный, растерянный кивок, глаза в глаза, и парень уже стоит на улице, смотря сквозь лобовое стекло ауди. Арсений тепло улыбался, а в глазах его плясала тоска. Он бы хотел сказать много чего, но машина уже отъехала. Еще вчера Антон думал, как бы круто преподнести идею фильма на экране, как поработать со светом для красоты картинки, а сегодня вся голова забита бессмысленными страданиями насчет Арсения и его чувств. Теперь он один на один со своими мыслями и переживаниями. Один на один.