Большая проблема

      На следующий день у Пака в голове что-то, видимо, щёлкает, и он начинает липнуть к Чонгуку с прежним энтузиазмом. Не трогает, но давит физически: следует хвостиком, встаёт слишком близко, дышит в спину. Сегодня им обоим никуда не нужно, и Чимин решает всё свободное время выделить на общение с Чонгуком.       Чонгук же искренне не понимает, с какой стати Пак снова ведёт себя так, словно пытается завоевать его теми самыми специфическими методами, которые практиковал в самом начале. В первый час он терпеливо старается не задавать никаких вопросов, но сдерживаться становится всё труднее: Чимин отсвечивает тенью в зеркале, пока Чонгук пытается сосредоточиться и побриться; вызывается помочь готовить завтрак, но смотрит, в большинстве своём, не на разделочную доску, а на Чонгука.       Когда они наконец-то садятся за стол, Чон, шарясь в интернете, пытается завести разговор о последних новостях. Чимин все его попытки пресекает на корню – отвечает односложно и снова смотрит. По прошествии ещё получаса Чонгук решает заняться чем-то, что вызвало бы в Чимине дикую скуку (потому что парень следит за ним, как удав за жертвой), и начинает подготовку к чистке аквариума, но прожигающий спину взгляд не даёт сфокусироваться на стоящей перед ним задаче. Он уже безошибочно знает, как управляться с сифоном, как обращаться с магнитным скребком, но никак не может скоординировать свои движения, потому что в голове только Чимин, сбивающий его мысли в кучу.       Кажется, Чонгук накаркал, когда решил, что наконец чувствует себя в своей тарелке.       Он откладывает сифон, выпрямляется и, разворачиваясь на пятках, движется в сторону Чимина. Тот сидит на краю заправленной кровати в одной футболке – Чонгуковой футболке, – которая слегка великовата ему в плечах. Чимин наотрез отказался надевать штаны, и Чонгук мог бы засматриваться всё утро на его оголённые ноги, если бы не этот шальной взгляд и эта сверхдовольная улыбка.       Чонгук встаёт прямо перед Чимином, скрестив руки на груди. Парень не пытается подняться, только лишь слегка задирает голову, чтобы иметь возможность смотреть Чонгуку в глаза.       – Что за очередные интриги?       Чимин вполне натурально изображает удивление.       – Какие?       – Не прикидывайся, будто не понимаешь. Ты что-то задумал?       – Я просто смотрю на тебя.       – Или просто хочешь смутить? Или сбить с толку?       – Или просто заигрываю.       Чонгук за пару секунд просчитывает в уме свои дальнейшие шаги. Он хочет эффективно и действенно донести до Чимина одну важную мысль.       Без какого-либо предупреждения или намёка, Чонгук подходит вплотную и в одно движение седлает бёдра Пака. Реакцию на это действие получает незамедлительную, ту, что и планировал: Чимин удивляется, теперь уже искренне, а не притворно. Но на этом Чонгук не останавливается, – он толкает Чимина в грудь и заваливает на спину. Парень инстинктивно тянется ладонями к его плечам, ещё даже не подозревая, что в следующий миг Чон схватит его за запястья и заставит развести руки в стороны.       Это не акт соблазнения – до Пака доходит, наверное, только сейчас. Чонгук вжимает его в постель, и в таком положении не получится даже толком пошевелиться. Он обездвижен, а Чон не спешит сменить позу или поцеловать его.       – Я могу говорить прямо? – Чонгук выжидающе уставляется на Чимина и замечает, как тот нервно сглатывает.       – Да, – звучит в ответ с сомнением. Чонгуку не нравится метод, который он решил избрать, и в душе он уже успел несколько раз себя осудить, но так устроен человеческий мозг – он запоминает только те вещи, с которыми может связать сильные эмоции. А цель Чона – помочь Чимину запомнить.       – Первое – тебе не нужно больше заигрывать со мной так. Я не хочу ни таинственности, ни загадочности, хён. Не пытайся перетянуть моё внимание на себя, потому что оно уже твоё. Второе – ты меня подавляешь, и мне это не нравится. Да, я чувствую дискомфорт, когда ты молчишь, прожигаешь во мне дыру взглядом и не отходишь ни на шаг.       Чонгук ставит себе “плюс” за то, что “учится говорить о том, что его не устраивает”, но тут же ставит “минус”, потому что правильно и без давления доносить свои мысли у него выходит пока довольно плохо.       У Чимина на лице читаются растерянность и непонимание. Он хлопает ресницами и приоткрывает рот, но не издаёт ни звука. Тишина затягивается, и Чонгук начинает нервничать уже сам.       – Прости. Я воспринимал это как игру и думал, что ты воспринимаешь всё точно так же. Ты ни разу не остановил меня, поэтому… – Чимин смотрит на Чонгука с нескрываемым волнением. Чонгук вздыхает и убирает руки, высвобождая его запястья.       – Для меня это не игра, а преграда. Мне сразу же хочется закрыться в ответ. Лучше прикоснись, обними, скажи что-нибудь. Такие заигрывания я пойму.       Чонгук отдал бы многое, чтобы понять, о чём думает сейчас Чимин.       – Хорошо, – говорит тот спокойно.       Пак не выглядит расстроенным или огорчённым, напротив, доверительно располагает ладони на бёдрах Чонгука.       – Взамен, у меня есть одна маленькая просьба, – он замолкает на пару секунд и, получив одобрительный кивок, продолжает: – Ты можешь звать меня по имени?       – Чимин-хён? – слегка заторможенно уточняет Чонгук.       – Без “хён”.       Эта просьба, хоть и довольно невинная, застаёт Чона врасплох. У него язык не поворачивается обратиться к Чимину без уважительной приставки.       – Хотя бы пока мы наедине, – Пак, тем временем, перемещает ладони выше, обводя пальцами тазобедренные косточки. На Чонгуке тонкие хлопковые штаны, через которые все прикосновения ощущаются практически так же ярко, как и прикосновения к ничем не прикрытой коже.       Чонгук набирает в грудь побольше воздуха и пробует:       – Чи… – и пропускает выдох, когда Чимин сдвигает одну ладонь чуть в сторону, задевая пальцами его пах. – ... мин.       – У тебя хорошо получается, но нужно попробовать ещё раз.       Ответом на замешательство Чонгука служит довольная улыбка. Соотношение сил изменилось настолько быстро, что Чон даже не понял, в какой момент из хозяина положения опять превратился в ведомого.       Чонгук плотно смыкает губы и слегка хмурится, когда чувствует усилившееся давление внизу: Чимин без какого-либо стеснения уверенно поглаживает его член через одежду.       – Кстати, я всё ещё заигрываю с тобой, – Пак хитро щурится. – Хотя, нет, это слово не совсем верное. Пристаю. Так точнее.       – Ч…Чимин, – Чонгук не без очередной запинки произносит имя парня, но на этот раз оно слетает с его губ более гладко.       – Мне нравится, – по лицу Чимина заметно, что он всецело наслаждается положением, в котором находится. И тем, в котором находится Чонгук. Самому же Чонгуку, в целом, тоже не на что жаловаться: его одаривают лаской, на него смотрят с нарастающим желанием. И пускай всё свернуло не совсем туда, куда Чонгук изначально планировал, отказываться от близости он не собирается. Аквариум может почистить чуть позже, – он даже не успел снять с него крышку.       – Посидишь так? – Чимин снова ведёт одной ладонью по бедру Чонгука, а другой – обхватывает полунапряжённый член через ткань штанов. – Можешь ничего не делать. Я сам.       Бездействовать, пока другой человек старается доставить тебе удовольствие, очень странно. Чонгук поднимает руки, заводя их за спину, и стаскивает с себя футболку, чтобы её подол не мешал Чимину и не закрывал обзор.       – Признайся, ты же это специально.       Пак отрывает глаза от своего занятия и переводит их на лицо Чонгука.       – Что именно?       – Выводил меня.       Парень растягивает губы в улыбке.       – Ну… будем считать, что я воспользовался ситуацией, но желание залезть к тебе в трусы преследовало меня ещё с самого утра, так что…       – Ты выбрал слишком сложный путь. Мог бы сделать это намного раньше.       Чонгук тихо шипит и морщится: очень сильно хочется освободиться от оставшейся на нём одежды. Чимин его эмоции угадывает правильно – отнимает ладонь от паха, спрашивая:       – Разденешься?       Когда Чонгук поднимается, Чимин задушенно охает, и когда садится обратно, придавливая своим весом выпуклость на боксерах, – охает снова. Чон пытается устроиться поудобнее на чужих бёдрах – Чимин вздыхает уже громче.       – Лёгкий путь выглядит не столь привлекательным, знаешь.       Чонгук безрезультатно пытается придумать, что ответить на это (ощущения от движений на члене сбивают его с мысли), но потом догадывается – ответа от него и не требуют. Чимин выглядит довольно увлечённым. Безотрывно следит за собственными действиями: за тем, как мягко водит кулаком по стволу, обрисовывает пальцами витиеватые линии вздувшихся вен, спускается ниже и аккуратно перекатывает в ладони тяжёлые яйца. Чонгук тоже наблюдает за всем этим и не может не признать – возбуждает, но раствориться в ощущениях до конца не выходит, потому что в голове вертится назойливый вопрос: “Чимину действительно нравится?”.       Он не считает форму своего члена в достаточной степени привлекательной. Грубый и массивный – такими словами Чонгук мог бы описать его. Но к нему никто и никогда не прикасался так… по-особенному.       Когда Чонгук впервые разделся перед Чимином, парень трогал его член больше из интереса. Но сейчас… за интересом скрывается что-то ещё. Может, удовольствие?       – Почему я снова голый, а ты – нет?       Чонгук пытается усмехнуться, но вместо этого – шумно выдыхает и напрягает живот, потому что Чимин крепче обхватывает его ствол и начинает наращивать амплитуду.       Пак никак не реагирует на адресованный ему вопрос. Он вовсе будто бы где-то не здесь: не отрывает мутный взгляд от собственной руки, от того, как она двигается на чужом члене, и мучительно медленно обводит нижнюю губу языком. Неужели его настолько заводит происходящее?       – Я так не кончу, – Чонгук накрывает ладонью кулак Чимина, заставляя того замедлиться. Только сейчас Пак словно приходит в себя – вздрагивает и с лёгким замешательством смотрит на Чонгука, который решает повторить сказанное:       – Я не кончу, если не дотронусь до тебя.       Чимину требуется пара секунд, чтобы осознать смысл этих слов.       – Почему?       – Не хватает чувствительности. Мне нужно возбудиться сильнее.       Чонгук принимает молчание за разрешение действовать и пробует наклониться, чтобы поцеловать Чимина, но тот вскидывает руку, не позволяя приблизиться к себе. Пак задумчивым взглядом обводит его тело и наконец говорит:       – Давай поменяем позу. Я хочу сам довести тебя до оргазма.       Чонгук уже думает начать спорить, но натыкается на непоколебимую решимость, которая плещется в глазах Чимина. Упрямство этого парня в буквальном смысле слова не знает границ.       Он вздыхает и соглашается:       – Ладно.       Несколько минут тратится на то, чтобы Чонгук сел на краю кровати, а Чимин – опустился перед ним на колени. Под коленями у него – подушка, на которую Чон уговорил его встать (это одна из тех самых подушек-обнимашек, что теперь валяются в углу за ненадобностью).       Чимин избавляет себя от боксеров, но футболку снимать не торопится. Он заставляет Чонгука раздвинуть ноги шире и одной рукой снова берётся за его член, а второй – обхватывает свой собственный. Через ткань футболки.       – Я так продержусь дольше, – поясняет Чимин в ответ на немое удивление.       И есть в этом что-то… будоражащее. Чонгук не без труда сглатывает вязкую слюну. Ему трудно объяснить даже самому себе, на что он реагирует больше: на то, что Чимин разделся не полностью или на то, как сквозь натянутую пальцами ткань проступают смазанные очертания ствола и головки. Возможно, на всё вместе.       Чимином движет стойкое желание доставить удовольствие Чонгуку, поэтому теперь он не ограничивается одной лишь мастурбацией и подключает губы и язык.       Влажно, скользко, а когда Чимин пробует взять в рот – становится горячо и тесно. У него, вполне ожидаемо, не получается насадиться горлом, поэтому он просто посасывает ту длину, что удаётся обхватить губами, но Чонгуку, по правде говоря, слегка кружит голову уже и от этого.       Попытки того парня, чьё имя Чонгук давно стёр из памяти, сделать ему минет на пьяной вечеринке в клубе не идут ни в какое сравнение с тем, что делает с ним сейчас Чимин. Он размашисто ведёт языком по всей длине, напряжённым кончиком поддевает уздечку, массирует ствол у основания, куда позже спускается мокрыми поцелуями, а затем – ещё ниже, чтобы поочерёдно втянуть в рот каждое из яичек.       Чимин не забывает ласкать себя и тихо стонет, причём – именно в те моменты, когда снова растягивает губы вокруг головки, тем самым пуская лёгкие вибрации по всему члену.       Чонгук отставляет руки назад и опирается на них. Но не хочет как-то вмешиваться в тот процесс, которым единолично руководит Чимин (никаких попыток зарыться пальцами в волосы и попробовать задать свой темп – нет). Он бы даже скорее посчитал это кощунственным, потому что Чимин самозабвенно прикрывает глаза, тяжело дышит, иногда даже слегка подрагивает и, если он хочет использовать член Чонгука для своего наслаждения – Чонгук не будет никоим образом отвлекать его. Напротив, он готов попросить Чимина не сдерживаться – только бы тому действительно было хорошо.       Но вместо этого зачем-то уточняет:       – Так сильно нравится?       Он не узнаёт свой голос: глухой, подсипловатый, а ещё – у него срывается ритм дыхания, когда Чимин, медленно подняв веки, смотрит ему прямо в глаза, и в этом распалённом, невозможно глубоком и прошибающем навылет взгляде хочется утопиться с головой.       – Да, – такое лёгкое, простое слово, но Чимин звучит так, будто ему пришлось приложить усилия, чтобы вытолкнуть его из себя. У него губы красные и опухшие, они поблёскивают из-за слюны, и Чонгуку требуется их немедленно поцеловать. Он наклоняется вперёд, обхватывает лицо Чимина ладонями, и тянется к этим невозможно соблазнительным губам.       Пак отвечает ему с предельной самоотдачей, в чём-то даже граничащей с отчаянием, будто вне этого поцелуя он не будет иметь возможности дышать. Чувствовать на чужом языке собственный вкус – странно, непривычно, но не противно.       Чимин продолжает надрачивать член Чонгука, задавая достаточно быстрый темп, и начинает развязно, отрывисто выстанывать в чужой рот. Чонгук инстинктивно толкается в руку, и тогда Чимин разлепляет их поцелуй с влажным причмокиванием, снова опускаясь ртом на член. Ощущений внезапно становится слишком много: Чимин принимается играть с его мошонкой, пока зажимает между губ головку, а потом – пробует насадиться ещё глубже.       Чонгук запрокидывает голову и жмурится, пытаясь держать под контролем позыв двинуть бёдрами навстречу, но это – объективно сложно, поэтому время от времени он всё же вздрагивает, и от этого гортанные стоны Чимина будто становятся громче.       Чонгуку приходится зарыться пальцами в жёсткие высветленные пряди и оттянуть их назад, когда он чувствует, что мышцы ног начинает прошивать судорогой, чтобы снять Чимина со своего члена, но парень недовольно протяжно мычит и цепляется за бёдра Чонгука, ни в какую не желая отстраняться.       – Х…ён… Чим…ин… хё… – Чонгук сам уже чуть ли не скулит, потому что Чимин в буквально смысле слова высасывает из него оргазм, но он не хочет навредить парню, поэтому старается сдерживаться (из последних сил, если честно), и в итоге всё-таки сдаётся – в тот момент, когда Чимин, так и не убрав ткань футболки со своего члена, кончает прямо в неё. Умоляющие сиплые стоны доводят Чонгука до потери связи с реальностью на долю секунды, и этой доли секунды становится достаточно, чтобы он позволил себе кончить тоже.       Чимин, вопреки его опасениям, не давится, потому что парню хватает ума в последний момент перестать пытаться заглотить глубже. Он выпивает всю сперму, и только после – наконец вынимает член изо рта.       Когда их взгляды встречаются, Чонгук замечает в глазах Чимина бессознательную темноту, которая постепенно начинает рассеиваться и сменяться ясностью.       Чонгук, пытаясь отдышаться, очень хочет что-нибудь сказать, но ничего, кроме смачной ругани, ему на ум не приходит, потому что какого... это сейчас было.       Чимин тоже ничего не говорит. Он поднимается с колен и, прикрывшись футболкой, уходит в ванную. Чонгуку совершенно не хочется шевелиться, поэтому он откидывается спиной на кровать и просто лежит, бездумно уставившись в потолок.       Чимин возвращается довольно быстро – теперь абсолютно голый – и укладывается рядом. Он переворачивается на живот, перекидывает одну руку через торс Чонгука, а локтём другой упирается в кровать.       – Я позже застираю твою футболку, – Чимин наклоняется чуть ближе. – И я прополоскал рот, если что.       Чонгук усмехается и, качнув головой, прижимается своими губами к губам Чимина, всё ещё разгорячённым, припухшим и покрасневшим, в коротком поцелуе.       – Тебе действительно понравилось делать то... что ты делал?       Да, Чонгуку до сих пор сложно поверить, что его член мог доставить кому-то такое удовольствие.       Чимин удивлённо вскидывает бровь.       – Ты имеешь в виду минет?       Чонгук кивает.       – Прозвучит достаточно убедительно, если я скажу, что твой член сводит меня с ума?       Что ж, Чонгук это сумасшествие видел своими глазами, и всё же...       – Не усердствуй, ладно? Я не хочу, чтобы ты навредил себе.       Чимин втягивает нижнюю губу, слегка прикусывает и медленно проскальзывает ею меж зубов.       – Не буду скрывать, что я мечтаю затолкать его себе в глотку...       – Ты слышал меня?       – И, наверное, если попрактиковаться, у меня бы получилось...       – Хё... Чимин!       – Но, боюсь, ты мне даже в рот перестанешь давать, так что я не буду этого делать.       Чонгук с тяжёлым вздохом прижимает ладонь ко лбу. И когда Чимин перестанет воспринимать в штыки заботу о нём?       В какой-то момент (и Чонгук пытается выяснить у самого себя, в какой именно) всё начало развиваться слишком стремительно. Это не новость для него – ещё вчера рассуждал о том, как далеко продвинулось их "общение", но сейчас почему-то осознание бьёт сильнее.       – Это так быстро...       Чимин ещё не успевает среагировать, но Чонгук, осознав за мгновение, с каким подтекстом прозвучали его слова, спешит исправиться:       – Я имею в виду, наши отношения.       – Отношения, – повторяет за ним Чимин, словно пробуя на вкус это новое для них слово. – Тебя это пугает?       Не пугает, рассуждает про себя Чонгук. Но... с каждой секундой он всё сильнее увязает в странном чувстве потерянности. До сегодняшнего дня он жил с мыслью, что его член – его главная проблема, и ни разу не задумывался о том, что произойдёт, если эта проблема однажды исчезнет.       Чонгуку отчаянно хотелось встретить человека, с которым они будут совместимы в постели. И вот, кажется, встретил. То есть… они с Чимином пока в самом начале пути, они испробовали не всё, не стали абсолютно близки в физическом плане. Но когда это случится, – то что дальше? Как Чонгук представляет их отношения, и чего ему вообще от этих отношений хочется?       Он впервые задумывается о других целях. Люди ведь встречаются не только ради секса. И, наверное, не для того, чтобы быть хоть с кем-нибудь. Не для галочки.       А потому что… влюблены или уже любят, так?       Когда Чонгук сказал, что влюбиться в Чимина, раз уж они пара, было бы чем-то вполне естественным, он даже не задался вопросом, а какой в этом смысл. Потому что сейчас он вдруг понимает: смысл как раз-таки и заключается в том, чтобы любить, и чтобы тебя любили в ответ.       Чонгук был сконцентрирован только на механике: на распределении ролей в постели, на проникновении, на том, какой вид секса ему доступен. И никогда – на чувствах.       Ему мог кто-то нравиться, и он думал, что этого, в принципе, достаточно.       Чонгуку нравился Тэичи, нравилась Чаён. А вот с Чимином он впервые задумался о влюблённости и, поначалу, эта мысль его страшила. Открыться, довериться, подпустить близко к сердцу, и… дальше в логической цепочке Чонгука возникала очередная болезненная для его партнёра близость, а следом – прекращение общения.       Но если ты любишь человека, ты и не подумаешь о том, чтобы отпустить его. Извернёшься, упрёшься, изобретёшь тысячу способов – только бы остался, только бы не отвернулся, не ушёл.       Чонгук искал того, с кем он может беспрепятственно заниматься сексом.       А должен был искать того, с кем, как бы это банально ни звучало, он может заняться любовью.       Чонгук буквально чувствует, как в его голове что-то переворачивается, рушится, отстраивается заново. Он смотрит на Чимина, который до сих пор ждёт его ответа, и не знает, что именно сейчас отражается в его собственном взгляде, но, скорее всего, там – бесконечный океан из обломков эмоций (их правда очень много, до невообразимого много), потому что Чимин вдруг меняется в лице и выглядит теперь взволнованным, обеспокоенным.       – Чонгук-а?       Его зовут по имени с уменьшительно-ласкательной частичкой – второй раз за всё время, что они с Чимином знакомы – и Чонгук тратит всего одну секунду на осмысление этого, а остальное бесчисленное множество – на “а если я скажу, что уже влюблён”.       Чонгуку катастрофически срочно нужны объятия. Он протягивает руки, обхватывает Чимина за плечи и заставляет его навалиться на себя. Пускай вышло неловко, резко, немного больно для них обоих, но это – сущий пустяк, не имеющий сейчас никакого веса, значения и важности.       Чимин пытается приподняться, но Чонгук не пускает, и тогда он спрашивает:       – Что с тобой?       Чонгук тоже хотел бы знать, что с ним. С ним, наверное, полная каша, с ним пропасть в какую-то другую реальность, где в него, кажется, влюблены, с ним – новое понимание прошлого, настоящего и будущего.       – Если всё действительно слишком быстро, – когда Чимин говорит эти слова, они отдаются вибрацией по грудной клетке Чонгука, – мы можем…       – Мне не страшно, – обрывает его Чонгук, чей голос, вопреки сказанному, предательски дрожит (от волнения, от переполненности мыслями и чувствами).       – Чон…       – Не страшно, – снова повторяет Чонгук, и для него в этом “не страшно” сейчас столько смыслов, что кружит голову. – Я просто… просто… не хочу тебя отпускать.       Чимин наверняка хмурится, пока Чонгук не может видеть его лицо. Чимин наверняка совершенно не понимает, о чём в данный момент идёт речь, но решает обозначить:       – Я никуда не ухожу.       – Не уходи.       С этого дня у Чонгука с Чимином по-другому, – у Чонгука к Чимину по-другому.              ***       Их общение в стенах университета разворачивается по той же самой модели, что и до каникул: они всё так же ведут себя сдержанно, стараются не особо отсвечивать на людях и остаются один на один только в библиотеке. Но меняется кое-что другое: меняется отношение Чонгука к окружающим, – он больше не пытается держаться особняком, не обходит по длинной дуге шумные компании. Интерес со стороны противоположного пола не заставляет себя долго ждать: к нему снова подходят с целью познакомиться, но теперь Чонгук не отшивает грубо, не бросается острыми взглядами. Он просто качает головой и говорит: “Я не ищу пару”.       Постепенно, маленькими шажками он вливается в студенческую жизнь, но своему главному приоритету – времяпровождению с Чимином – не изменяет. Тэхён уже, наверное, в сотый раз говорит о том, что перед ним теперь – совершенно другой человек. Чонгук стал более мягким, он больше не угловатый, не закрытый. Ему незачем держать оборону, нет надобности выставлять шипы.       Для полного счастья Чонгуку не хватает только одного – отсутствия необходимости скрывать от всех и вся свои отношения.              Однажды он даже предложил Чимину попробовать “выйти из тени” и позвал его присоединиться к ним с Тэхёном на обеде. Тэхён, естественно, знал всё от и до, знал в таких подробностях, о которых лучше бы никогда не слышал, но Чонгук не мог остановиться – он был настолько поглощён эмоциями, что не успевал отследить, в какие моменты переходил границы, и Тэхёну легче было просто смириться и пытаться не запоминать или не акцентировать внимание на тех вещах, которые выбивались за рамки его (слегка пошатнувшихся) представлений.       И Чонгук был уверен, что на том обеде всё идёт хорошо: они сначала принялись обсуждать какую-то ерунду втроём, потом – склонились над подносами с едой и ненадолго замолчали. Чимин сидел напротив него и украдкой поглядывал из-под опущенных ресниц. Чонгук охотно ловил эти взгляды и давил в себе желание улыбнуться, потому что Пак, несмотря на способность очень виртуозно играть своими эмоциями, не мог изображать незаинтересованность в Чонгуке дольше пяти минут (и даже в эти пять минут изображал он её крайне бездарно), поэтому, да, Чонгука это сильно забавляло. У Чимина же было такое лицо, будто он ест самое вкусное блюдо, что ему когда-либо доводилось пробовать, хотя, на самом деле, в его тарелке был всего лишь сильно разваренный рис с овощами. Чонгуку нравилось смотреть на своего парня и угадывать в изгибах его губ, в трепете его ресниц отпечаток лёгкого блаженства. И, возможно, что-то пошло не так, когда он случайно мазанул палочками мимо морковки с сыром, к которой тянулся, потому что в тот момент он услышал вдруг:       – Мне из-за вас кусок в горло не лезет, вы можете перестать?       Чонгук, растерянно моргая, уставился на Тэхёна.       – Перестать – что?       – Источать флюиды сладкой парочки. Хотя бы не перед моим салатом.       Чонгук покосился на Чимина, который выглядел не менее сбитым с толку и тихо пережёвывал свой рис, посматривая поочерёдно то на него, то на Тэхёна.       Чон вполне мог бы не остаться в долгу и тоже съязвить что-нибудь мемное в ответ на замечание друга, но вместо этого обречённо простонал:       – Так сильно заметно?       – На двенадцать из десяти. Вы палитесь хуже подростков.       Чонгук снова переглянулся с Чимином и, в общем… С тех пор они окончательно уяснили для себя, что, из соображений безопасности, им следует продолжать общаться в том же формате, в котором они общались до этого, но Чимин всё равно не мог отказать себе в удовольствии иной раз выловить Чонгука в перерывах между парами и постоять рядом хотя бы пару минут. К слову говоря, с Тэхёном он на удивление быстро нашёл общий язык, поэтому приходил уже не только ради того, чтобы увидеться с Чонгуком, но и чтобы поболтать о всяком разном с его другом. Тэхён был от Чимина в восторге и пришёл в ещё больший восторг, когда понял, что может общаться с ним на английском. Чонгук, в целом, был совершенно не против: он с удовольствием слушал их разговоры, иногда даже вставлял что-нибудь односложное, но в большинстве своём – просто залипал на то, как звучит Чимин, когда говорит с акцентом (у Чонгука в голове вертелось слово “сексуально”, и его нельзя было за это винить).              Чонгук может сказать, что его жизнь налаживается. В это сложно поверить, но он, честно, пытается. Он, наверное, даже счастлив и совершенно ни о чём не жалеет…              Сейчас Чонгук очень сильно жалеет о том, что нанёс на пальцы недостаточное количество смазки, но всё равно пробует толкнуться ими глубже.       Он не планировал заниматься этим сегодня – не планировал растягивать себя, пускай делает подобное уже не впервые, просто… Чимин ни с того ни с сего набросился на него с каким-то сумасшедшим виртом. Чонгук не думал, что его способна настолько возбудить обычная переписка. Да, в ней присутствовало много грязных словечек, да, она состояла из подробных описаний того, как Чимин прикасался бы к Чонгуку, а Чонгук – к Чимину, находись они рядом, и, всё же, это была просто переписка, но такая, что у Чонгука с его развитой фантазией не осталось ни единого шанса среагировать на прочитанное каким-то иным образом.       И если первое время Чону ещё удавалось держать руки при себе, то потом, когда Чимин перешёл к настоящим откровениям и принялся обрисовывать ему, как бы он его, Чонгука, взял, в какой именно позе и с каким именно темпом двигался бы в нём…       Они уже обговаривали это. Началось всё с того, что Чонгук заявил Чимину о своей готовности перейти к большему. О готовности, над которой он работал в течение двух месяцев, – ровно столько прошло с того момента, как они впервые увидели друг друга без одежды.       Чонгук не знает, в какой именно момент он начал смотреть на многое под другим углом, но этот момент – несомненно переломный – стал той самой отправной точкой.       "Лишние мысли блокируют твои чувства".       Чонгуку хотелось с Чимином чувствовать.       Не думать о том, кто должен быть сверху, а кто – снизу, и не о том, по какому принципу должны распределяться между ними роли, а о том, как доставить больше удовольствия, как в полной мере показать глубину своего желания.       Чем ближе они становились друг к другу, чем больше узнавали друг о друге, тем тоньше становилась разделявшая их когда-то граница (психоэмоциональная, в большинстве своём).       Абсолютный комфорт в отношениях приходит не сразу. Иногда, бывает такое, что ты смотришь на человека, которого уже не раз целовал, которому открывал душу, с которым просыпался по утрам, и видишь перед собой кого-то чужого, совершенно тебе незнакомого.       Представьте пустую комнату, в ней – двух людей, повёрнутых друг к другу лицом и стоящих на небольшом расстоянии; оба полностью находятся в тени.       Процесс узнавания – это постепенное движение к свету. Шаг за шагом становится всё меньше "слепых пятен", резкие черты приобретают мягкость, образ вырисовывается более чётким, ясным. Не всегда человек движется только навстречу, – он может отступить назад и, если не протянуть ему руку, его снова поглотит тень.       Двое узнают друг друга, когда выходят на свет. Этот свет – не абсолютен, под ним не рассеиваются все тени; какие-то обязательно останутся. Но именно здесь и возникает понятие тесной близости.              Наступил день, когда Чонгук осознал, что, если бы у него был обычный среднестатистический член, он не хотел бы быть с Чимином исключительно в доминирующей позиции. С Чимином он бы хотел попробовать быть снизу. Потому что... одно дело – думать, что ты делаешь этот выбор от безысходности (убеждаешь себя, ломаешь себя) и совершенно другое – просто хотеть этого. Даже при всех прочих равных условиях. Хотеть.       И тогда Чонгук начал растягивать себя, чтобы просто привыкнуть к этим ощущениям. Они действительно были странными и первое время – не особо приятными, но Чонгук решил, что не будет останавливаться на полпути, что будет пробовать снова, пока не научится получать от этого хоть какое-то удовольствие. Пока не почувствует...       Чонгук наконец достаёт до той самой точки, в которую тут же стекает всё его кипящее возбуждение, и надсадно стонет. С головки члена на живот опадает пара белесоватых капель. Чонгук рефлекторно разводит ноги шире, продолжая изводить себя медленными толчками. Он уже может кончить. Он определённо может кончить без какой-либо стимуляции простаты, нужно всего лишь сжать член в ладони и…       Но ему хочется отсрочить этот момент, хочется продлить тягостное мучение – пара минут, не более, – пока его терпение не перельёт через край.       В том, что Чонгук лежит на кровати в одной задранной до сосков футболке и в том, что его трусы вместе с домашними штанами затерялись где-то в ворохе одеяла виноват Чимин. Чимин, который первым начал ту безумную переписку, хотя знал, что они сегодня должны встретиться (через какой-то жалкий час). Чонгук обязательно заставит его взять ответственность за свою проделку, но прежде…       Телефон, лежащий возле подушки, загорается экраном и начинает противно вибрировать. Чонгук пропускает первый звонок – если реклама, то так им и надо, если Тэхён, пусть перезвонит позже – но вибрация возобновляется спустя секунд пять. В этот раз дозваниваются упорнее, явно ждут, пока Чонгук возьмёт наконец трубку, и ладно – ладно, – Чонгук всё-таки тянется чистой рукой к мобильнику. Он хотя бы проверит, кому настолько сильно приспичило связаться с ним (в самое неподходящее время), и округляет глаза, когда, поднеся экран к лицу, видит на нём имя контакта: “Чи-хён ❤”       Чонгук слегка морщится и вынимает из себя пальцы. Разговаривать по телефону, пока ты на две фаланги растягиваешь свой анус… Это уже как-то слишком, даже несмотря на то, что говорить нужно будет с Чимином. Наверное, Пак писал ему в мессенджер, но Чонгук, по объективным причинам, не проверял сообщения последние двадцать минут.       Чимин не мог не подозревать, чем Чонгук занялся после всего того, что они в красках и подробностях успели обсудить, поэтому он даже не пытается преобразовать звучание своего голоса во что-то приличное и, смахивая в бок зелёную кнопку, хрипло выдыхает:       – Алло.       Чонгук очень надеется, что Чимин звонит ему не для того, чтобы сообщить об отмене их сегодняшней встречи из-за какого-то срочного дела. Это было бы крайне жестоко.       – Чонгук-а-а, – сладко тянет Чимин, – угадай, где я сейчас.       То есть, вот так в лоб, без какого-либо приветствия... На осознание и анализ услышанного уходит пара секунд. Чонгука не прельщает перспектива в его положении заниматься бесполезным угадыванием местонахождения Чимина (здесь стоит подчеркнуть, что Чонгук с недавних пор на дух не переносит загадки любого рода и вида), но что-то в звучании голоса Пака заставляет его ощутимо напрячься. Парень никогда не делает ничего просто так, за любым его словом или действием скрывается определённый смысл. Но Чонгуку сейчас, честно, не до поиска смыслов, он сдаётся сразу, без единой попытки, и всё так же с придыханием проговаривает:       – Не могу. Где?       Следует короткая пауза, а затем Чонгук слышит в ответ:       – У твоей двери.       – Чт…       Ему точно, совершенно точно показалось. Чимин должен прийти примерно через полчаса, он не может быть сейчас здесь. Только не сейчас, когда Чонгук…       Со стороны прихожей раздаётся трель дверного звонка. Теперь больше никаких сомнений – не показалось.       – Впустишь? – с улыбкой в голосе мягко уточняет Чимин.       – А… я… да… – выдавливает из себя Чонгук и первым сбрасывает вызов. Он с усилием заставляет поплывший от возбуждения мозг включиться в работу на полную и со стоном разочарования садится в кровати. У него всё ещё стоит и ему всё ещё хочется кончить, уже не так сильно, правда, но… Вытерев пальцы влажными салфетками, Чонгук выкапывает из-под одеяла штаны и натягивает их на бёдра. Следом – одёргивает футболку, опускает ступни на пол и выпрямляется во весь рост.       Чувствительная головка неприятно трётся о плотную ткань, когда Чонгук делает пару шагов в направлении прихожей. Он мельком бросает взгляд на чёрно-белое окошко домофона, затем – жмёт на кнопку и осторожно приоткрывает дверь, высовываясь из-за неё таким образом, чтобы в просвет не попала нижняя часть его тела.       – И ста лет не прошло… – только и успевает шутливо бросить Чимин, пока его не хватают за руку и не втаскивают рывком в квартиру. Чонгук не даёт ему возможности опомниться и сориентироваться: как только дверь захлопывается, сразу же зажимает между собой и стеной, выставляя руки по обе стороны от его головы.       От Чимина веет свежестью улицы, его волосы взлохмачены ветром, а лицо блестит от свеженанесённого крема. Пак снова участвовал в съёмках, которые, между прочем, должны были только-только закончиться. Могло ли так случиться, что он отпросился уйти пораньше?       Чонгук уже был готов впиться в губы Чимина жёстким поцелуем (а после – непременно потребовать объяснений), если бы парень не опустил вдруг голову и не упёрся взглядом в оттопыренные штаны Чона.       – Ого, – Чимин вскидывает брови, расплываясь в довольной улыбке, и проводит пальцем по твёрдому стволу, нарочно поддевая им головку, отчего Чонгук слегка вздрагивает и выдыхает через рот. – Не думал, что ты с самого порога предложишь мне это. Я планировал сначала полежать с тобой в обнимку, посмотреть какой-нибудь фильм…       Чимин заглядывает Чонгуку в глаза и будто бы невзначай проводит языком по нижней губе. Он откровенно дразнится, даже не пытаясь этого скрыть.       Чонгук придвигается ближе и наклоняется, чтобы горячо выдохнуть в самые губы:       – Ты нарываешься, ты в курсе?       Чимин в ответ лишь хмыкает и вдруг ныряет вниз, шустро протискиваясь между стеной и телом Чонгука, и вальяжно проходит в комнату. Он скидывает с плеч рюкзак и с интересом осматривает разворошённую кровать.       – Развлекался тут один, м?       – Чимин… – предостерегающе низким голосом окликает его Чонгук, надвигаясь сзади.       Он не понимает, чего добивается Пак своим поведением, но кое-что знает наверняка: ещё парочка подобных выходок, и у него напрочь слетят предохранители.       Чимин разворачивается как раз в тот момент, когда Чонгук смыкает руки на его талии.       Он впечатывает парня в себя, зажимая свой член между их телами, и судорожно охает.       – Перестань играться. Ты испытываешь мою выдержку.       Чимин упирается ладонями ему в грудь и медленно ведёт ими выше, до плеч.       – Такой нетерпеливый. Это заводит, знаешь.       Чонгуку хочется спросить, за какую провинность Чимин решил именно сегодня вывести его из равновесия, но тот расплывается в дразнящей улыбке, опускает взгляд на губы Чонгука и вновь скользит языком по своей нижней, – и Чонгук срывается.       Продолжая одной рукой крепко удерживать парня за талию, другой он зарывается в жёсткие из-за лака для волос пряди, притягивает его за затылок и увлекает в развязный мокрый поцелуй. Чимин тут же обмякает, становится податливым, словно растопленный воск, и позволяет Чонгуку всё: облизывать, прикусывать и всасывать свои губы, толкаться меж них языком, горячо и ненасытно брать себя в рот.       Они не виделись неделю, чертовски долго длящуюся неделю – бесконечные семь дней – потому что Чимину нужно было уехать в Соннам, чтобы закрыть вопрос с преддипломной практикой. В целом, они могли бы встретиться вчера, но Чимин возвращался вечерним поездом, а с утра Чонгуку нужно было ехать на учёбу, поэтому, да, они решили благоразумно дождаться следующего дня.       Чонгук ещё, наверное, никогда не испытывал такую жажду чужого тела, – всему виной затяжная разлука, тот внезапный вирт, его и без того возбуждённое состояние, которое сейчас уже подходило к грани “пере”.       Чонгук подталкивает Чимина к кровати и, когда тот падает на спину, подминает его под себя и снова принимается выцеловывать раскрасневшиеся, блестящие от их общей слюны губы. Он высвобождает одну руку, цепляется пальцами за пуговицы на рубашке и пытается выпутать их из петель.       – Можно я… сначала… схожу в душ, – кое-как выговаривает Чимин в перерывах между поцелуями. Противореча собственным словам, он крепче хватается за футболку Чонгука и слегка прогибается в спине, когда Чон, резко оторвавшись от его губ, отпечатывает поцелуй на его шее.       – Нет, – чуть ли не рыча отвечает Чонгук. Он ведёт носом по коже, улавливая отголоски какого-то нового запаха, который сложно толком разобрать (порошок, духи?), но этот запах настолько дурманящий и пьянящий, что Чонгук вздрагивает, когда вдыхает его полной грудью.       Он тянет в стороны края воротника и спускается поцелуями до впадинки между ключицами, а затем – отстраняется, чтобы увидеть: как у Чимина растрёпаны волосы, как из его приоткрытых истёрзанных губ вырывается тяжёлое дыхание, как его рубашка – эта белоснежная рубашка с подвёртнутыми рукавами, в которой он выглядит, как самый чистый грех – смята и призывно распахнута.       – Ты же это специально, опять специально, – неразборчиво бормочет Чонгук, снова прикладываясь губами к коже. Ему до одурения нужно прикоснуться к себе или – чтобы кто-нибудь коснулся его; он хочет снова почувствовать ту растягивающую заполненность, и он начинает подаваться бёдрами вперёд, чтобы обеспечить необходимое ему сейчас больше, чем кислород, трение, и тогда к его штанам притрагиваются, их оттягивают, под них проникают рукой, обхватывают пальцами член… Чонгук позорно всхлипывает и толкается в тёплую, влажную ладонь.       – Я могу “извиниться”, – хрипло шепчет Чимин. – Как ты хочешь?       – Не важно… – Чонгук склоняется к его губам, но не целует – просто касается кожа к коже и сбивчиво дышит. – Сожми… сильнее.       Он уже рядом, настолько рядом, что понимает: кончит в ближайшее минуты и запачкает Чимину грудь, запачкает его рубашку и, возможно, его синие брюки, но он просто не может, не способен остановиться. Чимин превратил Чонгука в похотливую катастрофу и должен понести ответственность за это.       Чонгук зажмуривается, напрягается всем телом и застывает, содрогаясь от яркой, практически болезненной пульсации. Он стонет – высоко, протяжно, с придыханием, и в самый последний момент додумывается подставить ладонь. Естественно, ему удаётся удержать не всё, часть спермы оказывается на полурасстёгнутой рубашке Чимина.       В первые секунды они просто смотрят друг на друга и пытаются прийти в себя. Затем, Чонгук неловко перелезает через Чимина, подтягивает свободной рукой штаны и направляется в ванную. Он откручивает кран и обмывает ладонь под струёй воды. Чимин следует за ним; Чонгук может видеть в зеркале, как тот становится позади, стягивает с себя рубашку и сминает её неразборчивым комком.       Чон промакивает руки полотенцем, вытаскивает из-под раковины небольшое ведёрко и забирает из рук Чимина рубашку. Парень вопросительно вскидывает взгляд, не сразу догадавшись, что Чонгук собирается сделать, но потом, – всё понимает и прижимается к Чонгуку со спины, пока тот насыпает в ведёрко порошок.       – Очень заботливо, – подмурлыкивает Чимин, притираясь к нему щекой. Чонгук пытается отодвинуться от раковины, чтобы опустить ведёрко на пол, из-за чего ему приходится упереться задом в бёдра Чимина и в его пах.       – Не хочешь отойти? – с усмешкой уточняет Чон.       Чимин вертит головой и утыкается носом в футболку Чонгука. Он шумно сопит, когда Чонгук всё-таки наклоняется, придавливая ягодицами выпуклость на его брюках. После – выпрямляется, поворачивается в объятиях и уже вживую, а не через зеркало, встречается взглядом с глазами Чимина.       – Я скучал, – Пак поднимает голову и оставляет череду ленивых поцелуев под скулой Чонгука. Чонгук в свою очередь не может не очертить ладонями изгиб его поясницы, не может не двинуться выше, к лопаткам, где явственно прощупывается крепкость натренированных мышц. Несмотря на то, что Чимин поддерживает себя в хорошей в форме, рядом с Чонгуком, который занимается спортом не так системно, он всё равно кажется миниатюрным.       – Что на тебя нашло сегодня? – спрашивает Чон, когда Чимин перестаёт выцеловывать линию его челюсти.       – А на тебя?       – Ты задаёшь этот вопрос после того, как описывал мне наш секс?       Чимин удовлетворённо прикрывает глаза.       – И тебе понравилось. Думаю, нужно делать так почаще.       Чонгук вздыхает.       – Когда ты уже перестанешь устраивать мне сюрпризы, Чимин?       – А, это… – Пак отстраняется и начинает расстёгивать брюки. – Съёмки закончились раньше запланированного, я просто хотел порадовать тебя.       Чонгук цепким взглядом следит за тем, как Чимин раздевается и складывает одежду поверх стиральной машинки, на которую после опирается руками, когда разворачивается, без какого-либо стеснения демонстрируя своё нагое тело. Его член всё ещё напряжён. Чонгуку хочется немедленно к нему прикоснуться, но у него появляется идея получше.       – Ты со мной? – Чимин перекидывает ногу через бортик ванны.       Чонгук без раздумий кивает. Он задумал провернуть небольшую шалость в отместку за те пытки, что устроил ему Чимин.       Чонгук быстро освобождает себя от одежды и встаёт рядом с Чимином, который, развернувшись спиной, тянется к крану, чтобы включить воду. Чон задёргивает шторку и прижимается к парню сзади как раз в тот момент, когда на них обрушиваются прохладные мощные струи. Он зарывается пальцами в потемневшие от воды светлые пряди, принимаясь мягко массировать кожу, чтобы смыть остатки лака, а затем делает шаг назад и заставляет Чимина последовать за ним.       Теперь Чонгук ведёт руками по груди и вздрагивающему от его прикосновений впалому животу. Он прячет нос в изгибе чужой шеи, снова прислушиваясь к запаху, который раскрылся на мокрой коже тонкими древесными нотами.       – Чем ты пахнешь? – спрашивает Чонгук, прежде чем обхватить губами мочку уха и слегка прикусить её.       Чимин мягко оплетает пальцами запястье Чонгука и направляет его руку выше, к затвердевшей горошине соска.       – Это масло для тела, – проговаривает он в перерывах между участившимися вздохами. – Нам делали боди-арт, мне после пришлось отмываться над раковиной губкой с мылом… чтобы не стянуло кожу… я нанёс масло.       – М-м… Ты был голым по пояс? – интересуется Чонгук, осторожно надавливая на уплотнённую ареолу.       – Да…       – Стало ли это причиной того, что тебя потянуло на вирт?       Чимин слабо усмехается и с шумом выпускает из лёгких воздух: Чонгук перестаёт другой рукой оглаживать его живот и притрагивается наконец к члену, но не берёт его в ладонь, а всего лишь дразняще скользит пальцем под уздечку.       – Может быть, совсем чуть-чуть.       Чонгук целует его за ухом, а затем проводит по этому же месту языком.       – Даже не знаю, как мне реагировать. Надеюсь, ты не возбудился прямо на фотосессии?       – Нет, но… Когда мы с тобой переписывались, я уже был в метро и… возбудился там. Мне пришлось прикрыться рюкзаком…       – Чимин, – Чонгук слегка меняет положение, чтобы коснуться губами его затылка, – это безрассудно.       – Да… да. Но я просто так хотел тебя… Не мог контролировать… – Чимин вздрагивает и сбивается с мысли, потому что Чонгук резко сжимает в ладони головку и делает пару движений рукой.       Они никогда раньше не обменивались откровенностями во время интимных ласк, и сейчас это кажется Чонгуку большим упущением. Он даже не был в курсе, могут ли его завести подобные разговорчики, но сейчас понимает: могут, ещё как.       Чонгук так же резко убирает с члена Чимина руку, притягивает его к себе ближе за бока, чтобы провести твёрдой головкой прямо над поясничными ямочками, и после слов: “Кстати, у меня тоже мог бы быть для тебя сюрприз, но ты его сорвал”, – отпускает и больше не притрагивается.       Чонгук уверен, что парень раздосадован из-за прекратившейся ласки. Чимин пытается податься назад и снова прижаться к чужим бёдрам, но Чон отступает, не давая возможности коснуться себя, и говорит спокойно:       – Я намажу тебе спину.       Чимин не выказывает ни малейшего сопротивления, пока Чонгук упорно делает вид, что никакого продолжения за его действиями не последует, и что он хочет просто помыться. Он распределяет ладонями гель и медленными круговыми движениями спускается от плеч вниз, пока не доходит до ягодичных половинок. Чимин совершенно не ожидает этого, – того, что Чонгук вдруг раздвинет их и скользнёт внутрь пальцем – и судорожно, шумно выдыхает.       Растяжка пальцами – единственное, что Чонгук мог дать Чимину, когда дело доходило до проникновения, но действовал он чересчур медленно и осторожно, отчего Чимин постоянно требовал большего. У Чонгука же были свои представления относительно того, в какой момент можно наращивать толчки, и он своим бережным подходом неизменно доводил Пака до потери самообладания.       Сейчас Чонгук до бесячего долго и аккуратно разминает подушечкой пальца мышцы у входа не потому, что боится навредить, а потому, что в этом и заключается его маленькая месть – раззадорить, недодать, лишь подтолкнуть к краю, но не позволить ступить за грань. Второй рукой он принимается массировать яйца, но не переходит выше, не касается больше ствола, а тем более – головки.       Чимин разочарованно хнычет и сам подаётся навстречу пальцу, но Чонгук тут же его убирает.       – Пока ты не пришёл я действительно играл с собой, – подаёт вдруг голос Чон. – растягивал себя, надрачивал, уже безумно хотел кончить, но не успел, потому что мне нужно было открыть тебе дверь… – Чонгук снова приставляет палец к анусу и постепенно начинает проталкивать его внутрь. – А знаешь, что завело меня больше всего?       Чимин тихо стонет и на выдохе спрашивает:       – Что?       – Твои обещания меня оттрахать.       Парень сдавленно всхлипывает, хватаясь за запястье Чонгука, и пробует передвинуть его руку выше, но Чонгук не поддаётся и продолжает медленно сминать в ладони яйца. Он касается губами ушной раковины, опаляя её горячим шёпотом:       – Я хочу, чтобы ты сделал это. Сегодня.       Чимин застывает и, кажется, на пару мгновений даже перестаёт дышать.       – Но… ты… – растерянно и сбито отзывается он.       – Я помню о подготовке. У меня есть всё необходимое, но не было времени провести чистку.       Чонгук перестаёт играть с мошонкой Чимина, и тот снимается с его пальца, чтобы развернуться и встать к нему лицом. В глазах Пака отражается немой вопрос: “Ты уверен?”. Чон тянет уголки губ вверх и ведёт скользкими от геля ладонями по предплечьям Чимина.       – Я хочу, чтобы ты кончил, пока будешь во мне.       – Чонгук…       – Это не спонтанное решение.       Чимин смотрит: пытливо, долго, будто силится разглядеть на лице Чонгука хоть малейшую тень сомнения, но Чонгук не собирается отказываться от своих слов.       Они оба знают, как долго он шёл к этому, знают, что это его личный, никем не навязанный выбор.       – Хорошо, – говорит Чимин. Чонгук победно улыбается и тянется к его губам с тёплым поцелуем.              Чонгука не смущает предстоящая чистка. Он прочёл достаточное количество статей, поэтому научился воспринимать этот процесс как что-то вполне естественное и не постыдное. Он не тушуется даже тогда, когда демонстрирует Чимину купленную им накануне грушу для клизмы и баночку вазелина. Напротив, стушевавшимся выглядит именно Чимин. Парень неловко переминается с ноги на ногу и наконец произносит чуть слышно:       – Если ты с утра ходил в туалет, то это не обязательно.       Чонгук в курсе, но… Ладно, вот теперь немножко стыдно.       – Я обычно хожу вечером… А сейчас уже почти вечер, поэтому…       Чимин в ответ кивает и молча провожает его взглядом до самой ванной. Чонгук закрывает за собой дверь, разворачивается к раковине и пускает воду, настраивая нужную температуру, чтобы вначале обдать грушу снаружи и внутри кипятком. Чон слегка вздрагивает от неожиданности, когда слышит неуверенный стук в дверь, а следом за ним – немного взволнованный голос Чимина.       – Ты помнишь, что вода должна быть чуть тёплой? Иначе всосётся в стенки…       – Да, – отзывается Чонгук, подставляя грушу под прохладную струю. Он чувствует, как она начинает быстро тяжелеть в руке и, наполнив её до нужного уровня, выключает воду и прикручивает сверху насадку с острым кончиком.       Чонгук ставит грушу на стиральную машинку и уже собирается подцепить пальцами шорты, которые надел после душа, но одёргивает себя и тянется к дверной ручке.       – Чимин… – он даже не успевает озвучить то, что намеревался сказать, как парень тут же возникает перед ним с широко распахнутыми глазами. И почему он так сильно переживает…       – Что-то случилось?       – Нет, – Чонгук расслабленно улыбается. – Я просто хотел попросить тебя включить музыку.       – Музыку? – Чимин не сразу понимает, зачем Чону это понадобилось. Он озадаченно сводит брови к переносице и слегка вытягивает губы.       – Да. Погромче.       Чонгук терпеливо ждёт, пока до Чимина дойдёт смысл его слов.       – А… ой, – парень быстро отворачивается и семенит в сторону кровати, но Чонгук готов поклясться, что успел заметить, как порозовели его щёки. – Да, включу, хорошо.       Чонгук находит забавным такое поведение своего хёна. В моменты, подобные этому, ему кажется, что они меняются местами, и он становится из них двоих старшим, а Чимин – младшим.       Чон закрывает дверь и слышит, как по ту сторону раздаются приглушённые отзвуки гитарного перебора и мерные, чёткие удары барабана, – Чимин сделал то, о чём его просили.       Чонгук не особо вслушивается в мотив песни, хоть он и кажется ему смутно знакомым, – он полностью сосредотачивается на обильном смазывании кончика вазелином, а затем – приспускает шорты и проделывает то же самое со входом.       Поскольку Чонгук уже привык к ощущению пальца внутри, с тем, чтобы вставить в себя наконечник груши, у него не возникает никаких проблем. Он даже не почувствовал бы, что выполняет какую-то манипуляцию, если бы не постепенно усиливающаяся тяжесть внизу живота.       Когда вода в ёмкости заканчивается, Чонгук осторожно извлекает наконечник и обмывает его, прислушиваясь к своим ощущениям: болезненности нет, лишь непривычное, довольно странное чувство подвижной распирающей наполненности.       Он не выходит из ванной, потому что знает, что в любой момент его может потянуть обратно. Чонгук меряет шагами уложенный плиткой пол и отслеживает нужный позыв, который не заставляет себя долго ждать.       Всё проходит достаточно быстро и комфортно. Несмотря на то, что Чонгук уже чистый изнутри, он всё равно на скорую руку обмывается под душем и только после – выходит в комнату.       Чимин лежит на кровати, оперевшись на локти, и болтает в воздухе босыми ногами (он снова отказался надевать что-либо под длинную футболку).       – Ну, в общем, всё, – Чонгук обозначает своё присутствие, и Чимин тут же выключает на телефоне музыку.       – Всё нормально?       – Да.       Чонгук становится коленями на кровать и придвигается, пока в конечном счёте не нависает над Чимином, который переворачивается на спину. Парень до сих пор выглядит чем-то взволнованным и не сводит внимательного взгляда с лица Чонгука.       – Что?       Чонгук наклоняется и целует Чимина в щёку – просто чтобы тот расслабился. Парень тихо вздыхает, обвивая руки вокруг шеи Чона.       – Это твой первый раз… он может оказаться не сильно приятным.       Чонгук наконец понимает, в чём кроется причина тревог Пака, и мягко улыбается.       – Но не последний же в жизни. Ты боишься, что я разочаруюсь?       Чимин задумчиво кивает.       – Что-то вроде того.       Чонгук чуть шире растягивает губы в улыбке.       – Мне в любом случае понравится, потому что я сделаю это с тобой. Потому что увижу твои эмоции, почувствую тебя в себе. Даже если будет не совсем комфортно, даже если будет больно, – я переживу.       Неуверенность в глазах Чимина наконец сменяется чем-то похожим на лёгкое удивление, которое спустя секунду растворяется в тягучей нежности. Он протягивает руку, и Чонгук сначала решает, что парень хочет притянуть его ближе, но тот просто заводит за ухо слегка вьющуюся прядь длинной чёлки (Чонгук всё-таки немного укоротил волосы – срезал их примерно по скулы).       Чимин, игриво сверкнув улыбкой, откидывает руки за голову и слегка прогибается в спине, так, что футболка задирается на его бёдрах и теперь с трудом скрывает отсутствие на нём какой-либо одежды ниже пояса.       – Тогда… используй моё тело, как тебе хочется. Доставь себе удовольствие.       Чонгук сейчас чётко понимает разницу между тем состоянием, в котором он пребывал, когда накинулся на Чимина чуть ли не с порога, и тем, в котором находится в эту конкретную минуту. Он не сгорает от затемняющего мысли желания, не нуждается в прикосновениях до одури, но его бесспорно заводит то, как Чимин открыто и беззастенчиво предлагает себя. Чонгук сейчас спокоен, и он находит это правильным, потому что в свой первый раз он не хотел бы навредить себе и, тем более, Чимину, поддавшись страсти.       – Обязательно, – Чонгук оставляет на губах Пака быстрый и практически невесомый поцелуй, а затем отстраняется и слезает с кровати, чтобы убрать всё лишнее. Так, он поднимает с покрывала телефон Чимина и разворачивается к столу, на краю которого обнаруживает вдруг свой тюбик со смазкой и несколько презервативов. Не его презервативов. Чонгук оборачивается, красноречиво выгибая брови.       – Успел подготовиться?       Чимин, который всё это время следил за его действиями, снова улыбается и говорит:       – Решил не терять времени зря, пока ты был в ванной.       Чонгук качает головой и тоже одаривает его улыбкой в ответ.       – Предусмотрительно.       Он забирает с собой смазку и презервативы и кидает их на свободную половину кровати. Уже собравшись поставить одно колено поверх упругого матраса, Чонгук замирает и, решив, что церемониться нет никакого смысла, стягивает с себя штаны и оставляет их на полу.       – Вот так сразу!? – задорно смеётся Чимин, когда Чонгук вновь нависает над ним, будучи полностью раздетым.       – Зачем тянуть, – Чон пожимает плечами и касается губ Чимина своими, но не может инициировать полноценный поцелуй, потому что тоже продолжает улыбаться, как и его парень.       – Не волнуешься? – тихо проговаривает Чимин, расслабляя губы, и обхватывая ими нижнюю губу Чонгука. Чон позволяет Чимину поиграть с ней языком, а затем приподнимается на вытянутых руках, чтобы ответить:       – Нет. А вот тебе бы стоило.       – Почему? – на лице Пака читается искреннее удивление.       – Потому что я буду доставлять себе удовольствие очень долго и очень медленно.       – О нет, – Чимин закатывает глаза с притворным драматизмом. – Ты доведёшь меня до ручки.       – Вообще, изначально планировал до оргазма.       Чонгук утыкается носом Чимину в шею, обдавая кожу горячим дыханием, отчего парень дёргается и рефлекторно поджимает плечи. Чон сразу же переходит на поцелуи и спускается до круглого выреза футболки. Он оттягивает горловину, чтобы пройтись губами и языком по ключицам там, где может достать, а затем отпускает её, возвращается в исходную позицию и заглядывает Чимину в глаза.       – Что-то не так?       – Нет, я просто пытаюсь решить, хочу я снять с тебя футболку или нет.       – О-о-о, – с пониманием тянет Пак, – неужели после того раза у тебя появился фетиш?       – Вероятно, да.       На Чимине кремового цвета футболка, и она ему очень сильно идёт. Чонгуку не хочется избавляться от неё так скоро.       – Если тебе нравится видеть меня в одежде, я не буду возражать.       Чимин переходит на полушёпот и смещает взгляд с глаз Чонгука на его губы. Тот улавливает этот невербальный сигнал и не заставляет себя долго ждать: целует глубоко, чувственно и снова ведёт, потому что Чимин полностью уступает ему контроль над собой.       Чонгук переносит вес тела на одну руку, пока второй оглаживает грудь и торс Пака через ткань. Возможно, в этом что-то есть… Он разрывает поцелуй, соскальзывает губами на скулу, дальше – на шею и, дойдя до края ворота, не останавливается и продолжает выцеловывать грудь Чимина прямо через футболку. Он спускается до сосков и натягивает ткань таким образом, чтобы из-под неё отчётливо проступила набухшая горошина. Чонгук сначала очерчивает её напряжённым кончиком языка, а затем прихватывает зубами. Чимин реагирует мгновенно: он шумно наполняет лёгкие воздухом и резко выдыхает с тихим стоном.       Чонгук с интересом поднимает на него взгляд.       – Это по-другому… Грубее, но мне нравится, – поясняет Чимин и зарывается пальцами в волосы Чонгука, прося его таким образом продолжить. Пряди, которые Чон заложил за уши, падают ему на лицо, но он больше не пытается с ними справиться, – просто склоняется и снова принимается вылизывать сосок. Чонгук может прикусывать его чуть сильнее, чем обычно, благодаря ткани, и Чимин отзывается на его действия несдержанными стонами.       Возможно, Чонгук сам бы хотел попробовать подобные ласки через одежду, но его соски всё ещё нельзя назвать особо чувствительными, хоть Чимин и любит уделять им достаточно много внимания.       У Пака в этом отношении всё обстоит иначе: его чувствительность повышается в зависимости от частоты стимуляции и, случались дни, когда ему было не совсем комфортно носить даже лёгкие рубашки.       Возможно, благодаря стараниям Чонгука, он снова столкнётся с этой же проблемой, потому что Чон продолжает попеременно играть с его сосками и, опускаясь ртом на один, кончиком ногтя обводит другой.       Чонгук отстраняется, чтобы оценить результаты своей работы. На языке остался лёгкий привкус стирального порошка, но Чон совершенно точно не жалеет, что решился на этот эксперимент: ткань вокруг сосков намокла и обтянула темнеющие под ней ареолы. Теперь в этом определённо что-то есть.       Он переводит взгляд на лицо Чимина и замечает, как у того призывно алеет нижняя губа, видимо, парень часто её закусывал. Чонгук не может отказать себе в желании прижаться к ней губами, а затем – тоже слегка прикусить. Чимин высоко мычит в поцелуй и хаотично водит по спине Чонгука ладонями, пытаясь заставить его опуститься на себя. Он понимает причину такой несдержанности: их члены мягко соприкасаются друг с другом, но этого, естественно, мало. Чонгук сам был бы не прочь уже перейти к большему, но ему, в то же время, хочется продлить прелюдию, – успел реализовать не все свои задумки. Он слишком быстро переключился на концентрированные по ощущениям ласки, поэтому теперь решает снизить темп и сосредоточиться на… долгих поцелуях, которыми принимается осыпать руку Чимина от запястья до впадинки под сгибом локтя, и ещё выше, практически до самой подмышки. Кожа здесь особо нежная, на ней так и хочется оставить парочку засосов, но Чонгук терпит, он уже придумал, где мог бы позволить себе сделать это. Следом он переключается на торс и, слегка приподняв футболку, целует судорожно поджимающийся живот, обводит языком впадинку пупка и спускается до тазовых косточек.       – Надеюсь, ты не собираешься сниматься в шортах? – спрашивает вдруг Чонгук, сгибая ноги Чимина в коленях. Он знает, что этот вопрос может застать Пака врасплох, поэтому ждёт, пока парень соберётся с мыслями.       – Вроде бы нет, – с сомнением в голосе отвечает Чимин.       – Даже если и соберёшься, – Чонгук усмехается и склоняется над бедром Чимина, – то точно не в ближайшее время. Он припадает губами к коже на внутренней стороне бедра, втягивает её и прикусывает.       Чимин болезненно стонет и вжимает голову в подушки. Он ощутимо вздрагивает всякий раз, когда Чонгук впивается жёсткими поцелуями в его бедро.       – П… перестань, – Чимин заикается, издаёт тихий смешок, смешанный со стоном, и дёргает ногой, потому что Чонгук задел особо чувствительное место, – щекотно.       Чонгук расплывается в довольной улыбке, но мучить Чимина прекращает, снова переключаясь на простые поцелуи. Он спускается ещё ниже, до самой ступни, а потом вытягивает ногу Пака и поднимает на уровень своих губ. Чимину требуется всего мгновение, чтобы осознать, что Чонгук задумал, и он успевает только вскрикнуть:       – Нет, только не… – но Чон уже вбирает в рот его пальцы и начинает с оттягом их посасывать. Чимин прячет лицо в ладонях и продолжительно стонет. Его потрясывает и выгибает, когда Чонгук переходит на саму ступню. У Чонгука нет и никогда не было футфетиша, но ему захотелось попробовать доставить Чимину удовольствие ещё и таким образом и, видимо, он не прогадал, потому что Пак из раза в раз сбивается с дыхания, всхлипывает и жалобно постанывает.       – Снова щекотно или больше приятно? – уточняет Чонгук, перестав дразнить языком свод стопы.       – Приятно-щекотно, – на выдохе отвечает Чимин.       Чонгук напоследок прихватывает зубами кожу под щиколоткой и наконец отпускает ногу Чимина, обращая всё своё внимание на багровеющую головку члена.       Поскольку Чонгук всё-таки заставил Чимина кончить в ванной, он уверен, что парень сможет продержаться в этот раз достаточно долго, поэтому сжимает член у основания и пару раз насаживается на него ртом. Чимин издаёт задушенный стон и двигает бёдрами навстречу, но Чонгук уже успевает отстраниться, оставив на члене только свою ладонь, которой принимается двигать по стволу, тем самым заставляя Пака толкаться в его руку.       – Чимин, – зовёт парня Чонгук и одновременно с этим ослабляет хватку на его члене, – можешь повернуться спиной?       Он не может не заметить, как Чимин широко распахивает глаза, как глубоко вздыхает, но всё же следует просьбе и перекатывается на живот.       Чонгук сначала очерчивает пальцем манящие изгибы его поясницы, а затем – снова принимается целовать, задрав его футболку: от самого загривка, вдоль позвоночника, и останавливается только тогда, когда доходит до впадинки между ягодицами. Чимин не прекращает с шумом хватать ртом воздух и изредка перебиваться на глухие стоны.       Чонгуком вновь овладевает желание услышать чуть больше и он, сжав пальцами упругую кожу ягодиц просит:       – Обопрись на колени.       Чимин не противится и не спорит, он встаёт в нужную Чонгуку позу, и Чонгук тянет его за основание голени, прося расставить ноги ещё шире.       Они практиковали римминг всего пару раз, потому что Чимину он слишком сильно нравится. А Чонгуку слишком нравятся стоны Чимина, когда тот не может совладать с собой, когда извивается и мечется между желанием отстраниться и прижаться ещё сильнее.       Чонгук раздвигает ягодицы Пака и, фиксируя их в таком положении, сдержанно касается губами кожи прямо над входом в сухом поцелуе, отчего Чимин уже вздрагивает всем телом. Чонгук затем целует ниже, аккуратно обводит языком выступающий шрам, а после – размашисто проскальзывает им между ягодицами, задевая при этом и сам анус. Чимин мычит что-то неясное и пытается отклониться немного вперёд, но Чонгук его удерживает и теперь уже отрывисто лижет около входа. Он изредка проталкивается внутрь, но не задерживается там дольше минуты: Чимина в каждый из таких моментов пробивает на крупную дрожь, он стискивает в кулаке покрывало до побеления костяшек и звучно стонет в голос.       Чонгука от этого распаляет только сильнее, и он, совершенно забывшись, не сразу вспоминает, с какой целью начал всё это. Его отрезвляет собственный дёрнувшийся член и донёсшееся до слуха тихое всхлипывание, в сбитых звуках которого он смог разобрать своё имя.       – Перевернись, – практически командует Чонгук, и Чимин сначала заваливается на бок, а затем отталкивается руками и ложится на спину. Парень, его парень, уже выглядит затраханным, хотя, по сути, они ещё не перешли к самому главному. Чимин представляет собой полный беспорядок: у него взъерошены волосы, щёки отливают лихорадочным румянцем, нижняя губа снова слегка припухла, в глазах – непроглядный чёрный омут. Чонгук склоняется над ним и сначала дразняще целует в уголок рта, но уже секундой позже вовлекает в полноценный жаркий поцелуй, ответом на который служит не только движение языка и губ, но и низкий подхрипловатый стон.       – Хочу, чтобы ты растянул меня. Сможешь? – Чонгук выдыхает шёпотом Чимину в самые губы, когда нехотя отстраняется и заглядывает в его полуприкрытые глаза.       Чимину требуется пара мгновений, чтобы собраться и прийти в себя.       – Да. Нужно только немного поменять позу…       Чонгук выпрямляет корпус, чтобы Чимин смог подтянуться на локтях и опереться спиной о подушки.       – Придвинься чуть ближе, – Пак хлопает ладонью по покрывалу рядом со своим торсом. Чонгук переставляет колени, становясь так, как его попросили, и хватается за полы футболки Чимина.       – Теперь хочу снять, – поясняет он.       Чимин коротко кивает, подаётся вперёд и поднимает руки, чтобы позволить раздеть себя до конца. Чонгук быстро обводит ладонями его голую грудь, будто пытаясь воскресить в памяти эти ощущения, а затем тянется за смазкой. Он передаёт Чимину тюбик и опирается на плечи парня, чтобы шире развести ноги и слегка прогнуться в пояснице. Ещё в тот момент, когда Чонгук начал толкаться внутрь Чимина языком, он почувствовал, что снова нуждается в той самой заполненности, которую давали ему растягивающие его пальцы, поэтому он с нетерпением пялится на смазку в чужих руках и ждёт, пока Чимин наконец приступит к разработке его прохода. Но тот явно не спешит: сперва оставляет мягкий поцелуй на плече, после – ломающимся шёпотом проговаривает:       – Постарайся максимально расслабиться. Я буду действовать осторожно.       Чонгук вздыхает и поднимает глаза на лицо Чимина, которое снова приобрело выражение обеспокоенности.       – Я в курсе, я уже засовывал в себя пальцы, так что…       – Когда это делает кто-то другой, – прерывает его Чимин, – многое ощущается иначе. К тому же, мне нужно будет подготовить тебя под свой член, а это вовсе не то же самое, что и пальцы.       Чонгук поджимает губы, но спорить не собирается. В конце концов, у Чимина намного больше опыта, чем у него, поэтому он просто склоняет голову и говорит:       – Можешь начинать. Я готов.       – Хорошо, – отзывается Чимин и после небольшой паузы добавляет: – Мне потребуется твоя помощь. Оттяни ягодицу.       Чонгук заводит правую руку за спину и чувствует, как Чимин тоже кладёт ладонь на другое его полушарие. Натяжение в области ануса кажется слегка непривычным, он всегда просто разводил ноги, чтобы обеспечить самому себе беспрепятственное проникновение. Чонгук неосознанно вздрагивает, когда к его входу приставляют скользкий от смазки палец; ему это вдруг показалось неожиданным, к тому же, смазка успела немного подостыть, поэтому прикосновение отдаёт лёгкой прохладой. Чимин начинает обводить его вход подушечкой пальца, аккуратно массируя по краям, и Чонгук быстро привыкает к уже знакомым ему ощущениям.       Непривычным он находит только слишком пристальный взгляд, которым Чимин сканирует каждую его эмоцию, поэтому Чонгук опускает глаза, чтобы не чувствовать себя так, будто ему устроили немой допрос.       Он уже хочет попросить Чимина наконец проникнуть в него пальцем, и Чимин, будто сумев прочитав его мысли, делает это – надавливает подушечкой увереннее и проталкивается глубже. Чонгук удивлённо распахивает рот, когда тело, вопреки всем его ожиданиям, внезапно подводит его, и мышцы его ануса сами собой сокращаются, сжимая оказавшийся внутри палец. Чимин, почувствовав сопротивление, сразу же выскальзывает обратно с влажным чпоком.       – Видишь, я говорил, что всё воспринимается по-другому.       Это странно. Неожиданно странно. Чонгук был на все сто процентов уверен в своей готовности к проникновению после того, как научился без проблем принимать собственные пальцы. Чем чужие отличаются от его?       – Давай так: я буду останавливаться, когда проникаю глубже, чтобы ты успел привыкнуть. Как только ты расслабляешься, я двигаюсь дальше.       Чонгуку не остаётся ничего иного, кроме как согласиться. Его охватывает лёгкое разочарование – в самом себе. Пальцы внутри него не должны вызывать в нём желания сжаться на них. Он в достаточной степени умеет расслабляться для того, чтобы ничего подобного не происходило. Прогоняя в своей голове эту установку, Чонгук снова подаёт Чимину сигнал о том, что готов и полностью сосредотачивается на ощущениях внизу, там, где Чимин во второй раз, теперь с ещё большей осторожностью, вводит в него палец. Когда Чонгук вдруг ловит себя на мысли, что в любой момент опять может сжаться, он коротко выдыхает через рот, и это чувство на время притупляется. Чимин действительно иногда прекращает двигаться, просто замирает внутри Чонгука, а затем начинает постепенно возобновлять толчки, стараясь погрузить палец ещё на одну фалангу.       – Вот так, всё хорошо, – подбадривает его Чимин. Парень снова оставляет успокаивающий поцелуй на его плече, а после, ещё пару раз толкнувшись пальцем внутрь, полностью выходит, заставляя Чонгука сдавленно охнуть.       Пока Чимин распределяет сразу по трём пальцам дополнительную порцию смазки, Чонгук прикрывает глаза, чтобы полностью сконцентрироваться на сигналах, которые подаёт ему его тело. Дыхательная практика и правда оказывается полезной: он размеренно и глубоко дышит, когда в него снова проникают сначала одним пальцем, а потом аккуратно проталкиваются вторым.       Боли нет. Движение пальцев внутри ощущается привычным и не вызывает больше позыва вытолкнуть их обратно. У Чонгука в голове на мгновение мелькают строчки из одной статьи, которую он читал накануне: “Анальный секс – высшая форма доверия партнёру”. Нельзя сказать, что он готов был поспорить с этим утверждением, но, пока он не имел подобного опыта, ему было сложно представить, о каком именно уровне доверия говорит автор. Если ты даже на пару жалких процентов не уверен в партнёре, ты не сможешь расслабиться, не сможешь почувствовать себя в безопасности.       Чонгук доверяет Чимину. Он ни разу не задумался о том, что парень способен причинить ему боль или доставить дискомфорт. Да, поначалу действительно было странно, – когда тебя впервые трогает кто-то другой, ты зажимаешься, но скорее инстинктивно, нежели чем из-за страха.       Почувствовав, что он наконец полностью контролирует ситуацию, Чонгук открывает глаза, и как раз в этот же момент Чимин слегка меняет угол проникновения (не похоже, что случайно) и начинает оказывать не сильное, но всё же достаточно ощутимое давление на простату. Чонгук забывает, что хотел сделать вдох, он крепче стискивает плечо Чимина и впивается пальцами в кожу на своей ягодице.       – Чтобы было приятнее, – проговаривает Пак с лёгкой улыбкой.       Неожиданно для самого себя, Чон подаётся назад, навстречу этому ощущению, чтобы почувствовать больше. На головке его члена снова появляется бисеринка секрета, которая, наполнившись, скатывается вниз по стволу.       Чимин прекращает стимуляцию, несмотря на разочарованный стон Чонгука, и начинает уделять больше внимания непосредственно растягиванию пока что довольно тугих стенок. Когда он разводит пальцы или проворачивает их, Чонгук сразу же понимает это по увеличивающемуся внутри давлению. Иногда Чимин всё же задевает простату, и тогда Чонгук не может удержаться от приглушённых стонов. Его чувствительность к воздействию на эту точку постепенно усиливается, и время от времени Чонгук даже вздрагивает – по его ногам отдаёт приятными разрядами удовольствия.       Ему начинает хотеться большего, уровень возбуждения возрастает вместе с обозначившимся ощущением, что ему сейчас дают катастрофически мало.       Чонгук немного горбится, поднимая выше зад и, таким образом, снова движется навстречу пальцами. Он отпускает ягодицу, прижимает ладонь к шее Чимина, который, приоткрыв рот, довольно часто дышит, и большим пальцем подцепляет его подбородок, чтобы заставить парня отклонить голову назад. Чонгук сближает их лица и зависает в миллиметре от губ Чимина. Его дыхание смешивается с дыханием Пака, он ловит своими губами эти короткие жаркие выдохи, но не целует. Чонгуку, на самом деле, безумно сильно хочется поцеловать сейчас Чимина, но он специально удерживает себя, тоже недодаёт – самому себе, – и от этого его кроет ещё сильнее.       В конце концов, когда терпеть становится просто невозможно, Чонгук соединяет их губы, и стонет уже просто от того, что Чимин ответно прижимается своими губами к его.       – Добавь третий палец… пожалуйста, – отрывисто просит Чонгук, когда заставляет себя прервать поцелуй.       – Хорошо, – также сбито отвечает ему Чимин, – но лучше выпрямись.       Чонгук не хочет делать этого, он хочет продолжить целоваться, но ограничивается только быстрым скользким прикосновением к чужим губам и принимает свою первоначальную позу. Он без каких-либо подсказок снова оттягивает ягодицу, чтобы проникновение третьего пальца не оказалось затруднительным, и концентрируется на том, как отзывается теперь его тело. Чонгук никогда не заходил дальше двух пальцев и не знает, как это может ощущаться, поэтому на всякий случай решает снова вернуться к дыхательным упражнениям. Чимин плавно выскальзывает из него примерно до половины и приставляет третий палец. Чонгук выдыхает особо резко, когда чувствует, что его вход растягивают ещё сильнее.       – Если будет больно, сразу скажи, – предупреждает его Чимин.       Чонгук кивает. То, что он сейчас ощущает, сложно назвать именно болью. Это больше похоже на неприятное натяжение в мышцах при попытке их растянуть. Не особо комфортно, но вполне терпимо.       Чимин проталкивается неспешно, иногда и вовсе прекращает движение, чтобы дать Чонгуку время привыкнуть. Когда палец входит до конца и когда Чимин пробует податься всеми тремя пальцами назад, Чонгук слегка морщится. Чувство распирающей заполненности не усиливается, но остаётся на неизменно высоком уровне.       – Сейчас больно?       Чонгук отрицательно крутит головой. Он не хочет, чтобы Чимин снова начал переживать за него.       – Нет, просто… давит.       – Потерпи немного. Скоро должно стать полегче.       Чонгук снова хмурится, но уже не от ощущений, к которым, как может, старается привыкнуть, – он замечает, как в глазах Чимина мелькает что-то близкое к сожалению.       – Чимин, всё нормально, – твёрдо проговаривает Чонгук.       – Ты меня успокаиваешь? – усмехается Чимин и удивлённо вскидывает брови.       – Да. Я вижу, что ты нервничаешь.       Чимин на секунду опускает взгляд, но потом снова возвращает его на лицо Чонгука.       – Совсем немного.       – Я вот – нет. Ты тоже перестань. Я уверен в тебе и в себе.       Чимин в ответ ничего не говорит, он сосредоточенно сводит брови к переносице и продолжает с одинаковой амплитудой двигать пальцами внутри. Чонгук ещё раз обращает внимание на свои ощущения – давление уже беспокоит его не так сильно и на первый план выходит лишь ставшее в какой-то степени даже приятным чувство мягкой наполненности.       – Ты можешь немного ускориться? – шепчет Чонгук, слегка откидывая голову назад.       Чимин издаёт звук, похожий на плохо оформленное “угу”, и начинает постепенно наращивать темп. Он больше не задевает простату, но Чонгуку отчего-то всё равно нравится. Эти где-то плавные, где-то дёрганные движения, потому что Чимин уже, очевидно, устал так долго растягивать его, заставляют Чонгука нетерпеливо подмахивать бёдрами. Он сдерживает себя от желания начать подаваться навстречу пальцам в полную силу, потому что он вполне может насадиться не вполне удачно и навредить самому себе.       – Чимин, – окликает парня Чонгук, полностью замирая, – я готов.       Чимин растерянно смаргивает, будто его выдернули из каких-то глубоких размышлений, и прекращает двигать рукой.       – Точно?..       И снова это сомнение в голосе.       – Да, – без колебаний отвечает Чонгук. – Ты сам чувствуешь, что пальцы свободно ходят внутри.       На самом деле… на границе подсознания у Чонгука формируется мысль, которой он не хотел бы сейчас уделять внимания, но которая, вопреки его желаниям, настойчиво просится выйти на передний план. Ему кажется, нет, он практически уверен в том, что был плохим топом для своих партнёров. Он никогда не выделял столько времени на подготовку, он не задумывался о том, как другой человек чувствует себя в ту или иную секунду. Чонгуку было важно, чтобы тот не корчился от боли – это самое главное. Но он не придавал большого значения чужому комфорту, его волновало только одно – сорвётся секс или нет. Сейчас, анализируя своё прошлое поведение, Чонгук осознаёт, что, скорее всего, был эгоистом, сконцентрированным только на собственных ощущениях.       Пусть его и подбешивает немного подход Чимина и то, как парень придаёт слишком много значения каждому его неровному вздоху… он понимает, что таким образом Чимин проявляет заботу о нём. Такую заботу, которой Чонгук никогда не делился с другими.       – Хорошо.       Чонгук понимает, что немного забродил в собственных мыслях, потому как голос Чимина заставляет его слегка дёрнуть головой. Он рвано вздыхает, когда Пак осторожно вытаскивает пальцы, и внутри образуется такая непривычная теперь пустота.       – Передашь презервативы?       Чонгук реагирует сдержанным кивком и тянется к отливающей серебристым квадратной упаковке. Чимин сам извлекает презерватив, сам надевает его и обильно покрывает смазкой. Чонгук придвигается ближе, чтобы оказаться как раз над готовым членом, из-за чего его собственный упирается Чимину в живот.       Пак не придаёт этому никакого значения. Одной рукой он придерживает свой член у основания, другую располагает на бедре Чонгука.       – Опускайся медленно, не спеши. Ощущения от члена и от пальцев сильно различаются. Ты снова можешь почувствовать дискомфорт. Главное – давай себе время привыкнуть.       Чонгук снова кивает и заводит руку за спину, чтобы тоже обхватить член поверх ладони Чимина и направить его под нужным углом. Ладно, возможно, сейчас он волнуется. Совсем чуть-чуть. Чонгук слегка округляет глаза и выдаёт отрывистое “о”, когда приставляет головку ко входу и пробует толкнуть её внутрь. Это оказалось… немного сложнее, чем он себе представлял. Возвращаются давяще-распирающие ощущения, которые теперь кажутся усилившимися раза в полтора, и Чонгук больше не может сжаться, даже если бы и захотел – его будто бы наполняет и расширяет до предела натяжения мышц, хотя, в то же время, он понимает, что его тело способно принять больше. Всё дело в практике, которой у Чонгука, как таковой никогда не было, поэтому сейчас миллиметр за миллиметром входящий в него член воспринимается им как единственный из достижимых максимумов.       Если бы Чонгука попросили проранжировать по десятибалльной шкале самые странные ощущения в его жизни, то те ощущения, которые он испытывает в текущую минуту, стояли бы на первом месте. По мере того, как он всё дальше погружает в себя член, кожа вокруг входа тоже начинает натягиваться сильнее и отдавать неприятным жжением; он буквально чувствует, как по его анусу, по его расширенному каналу разносится кровоток из-за чётко обозначившейся пульсации внутри.       Чимин уже раза два за это время успел спросить у Чонгука, всё ли в порядке. Чонгук ограничился лишь простым “да”, все его мысли занимала только одна довольно трудная дилемма: попробовать ускориться или продолжать двигаться всё так же неспешно. У него уже начинают подрагивать мышцы ног, потому что ему постоянно приходится слегка покачиваться на члене вперёд и назад, чтобы тот входил как можно более плавно.       Чонгуку без преувеличений показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он смог наконец опуститься на бёдра Чимина. Если бы этого не произошло в самую ближайшую минуту, его бы точно скрутило судорогой.       – Можно я просто… пока посижу? – дёрганно усмехнувшись спрашивает Чонгук. Он продолжает чувствовать себя так, словно в него вставили огромный расширитель, и это чувство, в отличие от того раза с пальцами, не спешит никуда уходить.       – Да, можешь, – Чимин успокаивающе гладит его по спине, по бёдрам, по ягодицам – везде, где только может дотянуться. – Точно не хочешь прекратить?       – Нет, – Чонгук надеется, что его голос звучит всё также твёрдо. Ему больше не нужно держаться за плечи Чимина, поэтому он берёт его лицо в свои ладони и медленно выдыхает, прикрывая глаза.       – Эти ощущения всё ещё очень странные, но мне точно станет легче, если ты меня поцелуешь.       Чимин наклоняется вперёд только корпусом, стараясь при этом не двинуть бёдрами, и касается губ Чонгука в нежном, медлительном поцелуе. Чонгук понимает, что его возбуждение слегка притупилось, но Чимин предпринимает попытку ему помочь: опускает ладонь на обмякший член и начинает в относительно ускоренном темпе водить по стволу, чтобы хотя бы так возместить Чонгуку потерянное удовольствие.       Это срабатывает, – не сразу, требуется какое-то время, прежде чем Чонгук осознаёт, что готов продолжить.       Чимин отклоняется назад, но руку с члена Чонгука не убирает, напротив, старается поддерживать более-менее ровный темп; Чонгук же пробует слегка приподняться… и понимает, что сейчас хотя бы нет жжения. Он осторожно движется вперёд и затем снова опускается до конца, пытаясь теперь разработать себя уже при помощи члена и снять напряжение в натянутых мышцах. Постепенно становится легче, и Чонгук начинает ускоряться. Он даже пробует вильнуть бёдрами, чтобы суметь попасть по простате, но терпит поражение, поэтому продолжает равномерно подниматься и опускаться на члене.       – Ты устал? Сменим позу? – предлагает вдруг Чимин.       Чонгук действительно был бы не прочь немного расслабиться, поэтому он соглашается, и через несколько минут Чимин уже меняет их местами. Можно было бы, наверное, перекувырнуться так, чтобы не разрывать проникновение, но из соображений безопасности решили этого не делать; по итогу, Чонгуку пришлось во второй раз пережить все те спорные и смутные ощущения, когда Чимин снова входил в него, но всё прошло в относительной степени легко, – Чонгук больше не нуждался в продолжительной паузе, чтобы успеть привыкнуть к давлению члена на стенки.       Теперь процессом полностью руководит Чимин: он, с подсказки Чонгука, задаёт нужный темп, чередуя ускоренные толчки и медленные, плавные, во время которых может снова уделять внимание ласкам; он может наклониться и поцеловать Чонгука, который уже привык настолько, что сам насаживается на член, крепко вцепившись в ягодицы Чимина.       Чимин даже в какой-то момент решает познакомить Чонгука со всем спектром тех эмоций, которые он испытал, когда Чонгук взял в рот его пальцы… Вкупе с тем, что Чимин продолжает толкаться в него, вкупе с тем, что он сам сжимает свой член в ладони и дергаёт рукой мимо какого-либо ритма, стимуляция пальцев оказывается чем-то, что выкидывает Чонгука за порог его возможностей единовременного восприятия такого шквала ощущений. Он не кончает физически, но морально и эмоционально – да. Его даже пробивает на слезу, чувств и мыслей становится внезапно слишком много, он не успевает их толком осознать и понять – они смешиваются в путаный, неразборчивый ком. Чимин добивает его тем, что меняет немного угол проникновения: подхватывает под ягодицами, чтобы приподнять таз, отклоняется, выскальзывая до головки, и начинает толкаться внутрь только ею, в какой-то момент наконец попадая чётко по простате. Чонгук вскрикивает, подгребает под себя одеяло, которое сжимает в кулаке, другой рукой обхватывает член ещё сильнее, и на каждом новом толчке выстанывает что-то неразборчивое и рваное.       Он концентрирует все оставшиеся силы, на том, чтобы не разрывать зрительного контакта с Чимином – это кажется сейчас первостепенно важным, – потому что то, как на него смотрит Чимин, у которого с приоткрытых губ слетают тяжёлые выдохи, у которого снова раскраснелись щёки и на лбу выступили капельки пота, заставляет что-то внутри него переворачиваться раз за разом. Наверное, это можно назвать тем самым единением, которое происходит только тогда, когда люди становятся одним целым друг с другом на всех уровнях сразу: эмоционально-чувственном, физическом, энергетическом.       Чонгук различает вдруг токи пульсации, которые концентрируются сначала в районе ануса, а затем расползаются по всему тазовому дну. Пару минут спустя эти ощущения становятся более определёнными и напоминают теперь учащённые разряды или короткие быстрые сокращения мышц. Чонгук чувствует, как стремительно теплеет и приятно покалывает низ живота, как всё тело расслабляется, а затем – содрогается от лопнувшего где-то внутри напряжения. Его дыхание становится быстрым и прерывистым, он зажмуривается и думает, что кончает, но когда он немного приходит в себя, то понимает, что сжимает в кулаке всё ещё твёрдый член.       – Всё… в порядке? – на выдохе спрашивает Чимин и немного замедляется.       – Да… – Чонгуку приходится приложить усилие, чтобы произнести это слово более-менее чётко. Он, с трудом преодолевая накатившую слабость, начинает снова водить рукой по члену. Ему ещё не приходилось испытывать ничего подобного: это был оргазм или что-то, очень похожее на предоргазменное состояние, но почему тогда он не чувствовал себя близким к разрядке?       Чимин продолжается двигаться осторожно, и тогда Чонгук просит его:       – Не останавливайся.       Он думает, что Чимин снова будет толкаться в него только головкой, но он вдруг входит на всю длину и начинает набирать скорость. Нет, парень не вдалбливается со всего размаху, но Чонгук чувствует его в себе теперь слишком остро, будто у него разом подскочила восприимчивость всех нервных окончаний.       Чонгук срывается со стонов на полувскрики, и вдруг в какую-то секунду понимает, что не может издать больше ни звука – он распахивает рот, замирает, а потом наконец стонет: протяжно, умоляюще, с грудной вибрацией и напряжением на связках. По его пальцам, и без того перепачканным в предъэйякуляте, начинает стекать тёплая вязкая сперма. Чонгук снова вздрагивает всем телом вместе с пульсацией, которая волнами пробивает его от живота и выше. Чимин совершает ещё несколько толчков, снова немного корректируя угол, чтобы ненароком не задеть слишком чувствительную сейчас простату, и Чонгук практически упускает тот момент, когда парень кончает тоже, потому что в это время пытается вернуть себе способность мыслить более-менее связно.       У Чимина ещё хватает сил, чтобы замотать презерватив в салфетку и поставить коробочку между ним и Чонгуком на кровать. Он падает боком, упираясь локтём в матрас, и покрывает салфетками те места, где Чонгук залил себя спермой.       – Не уверен, что мы не испачкали бельё.       Чимин всё ещё дышит немного загнанно, но его дыхание довольно быстро начинает приходить в норму. Чонгук без помех воспринимает окружающую обстановку, он чётко различает голос Чимина, но сам почему-то никак не может заставить себя сказать хоть слово. Ему кажется, что его эмоционально оглушили и перетрясли. Всего, что только что произошло с ним, было слишком много, до невообразимого много.       – Ого, даже на шею попало, – Чимин мягко улыбается и ведёт салфеткой к ключице. Чонгук пробует отразить эту улыбку, но лишь рвано дёргает уголком губ, и вдруг чувствует, как что-то почти невесомо щекочет его висок. В эту же секунду Чимин вдруг замирает и широко распахивает глаза. Чонгука такая реакция немного пугает, и он хочет спросить, что же произошло, но Чимин его опережает:       – Ты плачешь?       Чонгук от такого вопроса невольно вздрагивает и ослабевшей рукой тянется к своему лицу. Он касается пальцем уголка глаза и проводит им вниз, по виску, как раз там, где чувствовал щекотку. Его кожа влажная. Чонгук растерянно моргает. Он знал, что его немного развезло, но не думал, что продолжает плакать до сих пор.       – Тебе было больно? Почему не сказал?       У Чимина глаза переполнены тревогой и волнением, а в голосе на пару мгновений проскальзывает дрожь.       – Чимин, нет… – наконец выдавливает из себя Чонгук и осекается. У него по груди прокатывает странная, жгучая волна, и он всхлипывает. Глаза – теперь уже ощутимо – начинает пощипывать от вновь подступивших слёз. Он не совсем понимает, что именно с ним происходит, и не знает, как это остановить, но ему по какой-то неведомой причине хочется сейчас разреветься в голос. Чонгук поджимает губы, пытаясь удержать в горле новый всхлип, но тот всё равно прорывается наружу. В голове начинают суматошно носиться мысли, и его одно за одним пробивает на осознание того, что: он только что был снизу, у него состоялся полноценный секс, это произошло с Чимином; что он будет делать, если Чимин уйдёт, но Чимин не собирается уходить; его проблема навсегда растворилась в небытие, потому что теперь он может быть снизу, но вдруг он захочет быть снизу исключительно только с Чимином? Тогда это тоже превратится в проблему…       – Чонгук-а… – Чимин в спешке убирает все салфетки и так трепетно, будто боясь поранить, кладёт ладони ему на плечи. – Всё было так плохо? Ты жалеешь? Тебе неприятно? – с каждым сказанным предложением голос Пака становится всё тише, а сам парень выглядит так, будто с минуты на минуту расплачется тоже.       Чонгук принимается отчаянно вертеть головой и хватается пальцами за ладонь Чимина, крепко сжимая её. Возможно, если он отвлечётся на собственные тактильные ощущения, у него получится унять разыгравшуюся истерику.       – Я не жалею. Всё нормально… всё нормально, это просто… я не знаю, – Чонгук пытается дышать глубоко и ровно. Его всхлипы практически сходят на нет, горло больше не перехватывает спазмом и на смену концентрированной эмоциональной перевозбуждённости приходит долгожданное спокойствие. Только вот Чимин, кажется, не может поверить, что Чонгук ничего не утаил от него. Он пытается надавить взглядом, чтобы вытащить на свет признание, каким бы оно ни было. Но Чонгуку не в чем признаваться. Только если…       – Мне было хорошо. Возможно, настолько, что меня перемкнуло.       Чимин протяжно и тяжко вздыхает, но глаза наконец отводит и утыкается щекой Чонгуку в плечо, перекидывая руку через его торс.       – Расскажешь, что чувствовал? Наверное, мне следовало спросить об этом сразу же, как мы закончили…       – Я бы всё равно не ответил ничего путного, так что не пытайся навязать себе вину. Меня действительно перемкнуло от… всего.       Чонгук выпутывает руку из-под бока Чимина, чтобы обнять парня со спины, а другой рукой трёт раздражённые из-за подсыхающих слёз глаза.       – Мне правда не было больно. И я не считаю, что ошибся, поспешил, не подумал о последствиях или ещё что-то в таком духе. Просто ощущений было слишком много. Настолько, что я, возможно, кончил два раза.       – Два раза? – переспрашивает Чимин и даже приподнимает голову, чтобы иметь возможность увидеть лицо Чонгука.       – Да… Ну, то есть…       Чонгук, начав экспрессивно жестикулировать свободной рукой, сбивчиво принимается объяснять, что именно чувствовал в те моменты и как именно он для себя эти чувства интерпретировал. Чимин молча слушает и иногда кивает головой (в его случае – елозит щекой по плечу), и Чонгук не знает, то ли Пак таким образом просто поддерживает его, то ли соглашается с тем, что слышит. Ведь он, всё-таки, тоже был снизу, мог сталкиваться с чем-то подобным. Когда Чонгук заканчивает с объяснениями, Чимин в свою очередь говорит:       – Я думаю, ты испытал оргазм простаты. Его способны испытывать не все и не всегда и, тем более, не во время первого секса, но, судя по твоим объяснениям, это был именно он.       Чонгук по непонятной причине цепляется за последние слова – “его способны испытывать не все” – и увязает в их слишком детальном обдумывании. Параллельно он отмечает про себя, что никогда не читал и не слышал про оргазм простаты. Получается, если бы он не решился попробовать себя в роли принимающего, никогда не узнал бы об этой новой для него “особенности”. Природа наградила его большим членом и… чувствительной простатой. Наверное, это можно назвать своего рода компенсацией.       – А ты когда-нибудь испытывал его? Оргазм простаты?       Чимин в ответ молчит. Немного дольше, чем Чонгук ожидал. Значит… нет?       – Мне обычно приятно, но не до оргазма. Я кончаю “по старинке”, – в конце фразы Чимин слегка усмехается, но он не звучит так, будто сожалеет об этом. Скорее, так, словно это выражение “по старинке”, вплетённое им в этот контекст, позабавило его самого.       Повисает непродолжительная пауза, прежде чем Чимин снова заговаривает:       – Были ли моменты, когда тебе было неприятно?       Чонгук отрицательно мычит.       – Думаешь сейчас о чём-то? В плане… повторил бы это когда-нибудь?       – Да.       Чонгуку хочется рассказать Чимину о том, какие мысли крутились в его голове, когда на него накинулась эта внезапная истерика, но не может подобрать правильные слова. Ему не нравится то, как отрывисто прозвучал его ответ, поэтому, бросив попытки в считанные секунды сформулировать логичную и стройную фразу, он спешит продолжить:       – Мне кажется, мы стали ближе. Как будто, ну… полностью. И, ещё, знаешь, я не предполагал, что во мне сидели все те эмоции, которые я испытал, когда… разревелся. Они были такие яркие, такие захлёстывающие, что ли. Я понял, какое важное всё-таки значение для меня имел этот шаг. И что ты тоже имеешь для меня важное значение. Я не хочу испытывать что-то подобное с кем-то другим.       Чимин снова поднимает голову, и Чонгук сталкивается с его взглядом, совершенно нечитаемым, но таким… волнующим.       – Я… – Чон замечает, как дёргается под кожей еле различимый выступ кадыка, – тоже не хочу. Чтобы ты испытывал с кем-то другим что-то подобное.       Это совершенно не похоже на признание в любви, по крайней мере, в словах, которые они только что сказали друг другу не прозвучало ничего, что начиналось бы на “л” и заканчивалось бы на “ю”, но у Чонгука всё равно сжимает что-то внутри, прямо рядом с сердцем.       Его время от времени преследует страх, что Чимин может уйти. Не он от Чимина, а Чимин от него. Чонгук этот страх в себе довольно успешно подавлял, пока он не вырывался наружу во время сильного эмоционального сдвига. Когда внутри обнажено всё настолько, что ты больше не можешь воздвигнуть ни одной защитной стены, – они рушатся уже в фундаменте.       Чонгуку казалось естественным опасаться того, что твой партнёр может однажды от тебя отвернуться. Но он почему-то не делился этими опасениями с Чимином. Ни разу.       Чимин тянется за поцелуем, и Чонгук поворачивает голову, чтобы дать ему возможность коснуться своих губ.       Наверное, сейчас Чонгуку представилась одна из лучших возможностей всё-таки спросить… Он не доводит поцелуй до логического завершения и отстраняется в тот момент, когда Чимин собирается переключиться с его нижней губы на верхнюю. Парень неловко зависает с приоткрытым ртом, а Чонгук, которому становится принципиально важным задать крутящийся на языке вопрос именно конкретно в эту секунду, скороговоркой выдаёт:       – По какой причине ты можешь расстаться со мной?       Чимин выглядит сильно сбитым с толку. Он додумывается наконец сомкнуть губы, но с ответом не спешит, и смотрит на Чонгука так, будто тот задал ему решить сложную алгебраическую задачу. В уме.       – Если ты мне разонравишься... – отвечает Пак всё ещё слегка подторможено.       Чонгук тут же накидывается со следующим вопросом:       – Тогда по какой причине я могу тебе разонравиться?       Да, он определённо звучит очень глупо, но ему важно знать... чего стоит опасаться в будущем. Конечно, ему вряд ли сейчас разложат по полочкам причины, из-за которых с ним будут готовы порвать (ревность? какие-нибудь бесячие привычки?). Но, если рассудить здраво, Чонгук за всё то время, что они состоят в отношениях, не сделал ничего, что могло бы разозлить или разочаровать Чимина: не ограничивал его свободу, не навязывал лишний раз своё общество, не заставлял отчитываться за каждый шаг. Но он много раз спрашивал себя “почему именно я?” и сам пытался найти на это ответ. Он не в курсе, как именно видит его Чимин.       – Подожди, ты сомневаешься в чём-то? – Пак снова располагается на плече Чонгука, но кладёт голову так, чтобы профиль Чона оставался в поле его зрения.       – Если и сомневаюсь в чём-то, то в себе, в первую очередь. То есть, ты выбрал меня, по какой-то причине, но вдруг я однажды стану недостаточно хорош для тебя. Или оступлюсь где-то. Ну, или… – Чонгук снова пытается обрисовать рукой в воздухе что-то неопределённое и устало вздыхает. Он не был готов к разговору, который сам же и начал. Спонтанность явно не его конёк.       – По какой-то причине… – повторяет за ним Чимин, растягивая слоги, и замолкает на секунду, прежде чем заговорить вновь. – Но причина же ясна, нет? Я выбрал тебя не просто так и не для того, чтобы поиграться, а потом – свалить. Ещё в тот момент, когда я тебя увидел, я почувствовал, что ты – моё… – по тону голоса Чимина становится понятно, что он оборвал фразу на середине. Продолжать он не спешит, и Чонгук, чтобы разобраться в причинах его замешательства, поворачивает голову и косится взглядом налево, чтобы, пусть и слегка размыто, увидеть его лицо.       Возможно, Чимин осёкся, потому что… что-то не сходится? Чонгук помнит: он поначалу не привлекал Чимина как парень, тот наблюдал за ним из-за простого любопытства.       – Но ты же говорил, что не сразу заинтересовался мной.       – А, ну, в тот раз… – Чимин приоткрывает рот, будто теряет на пару мгновений способность объясняться словами, но вскоре вновь обретает голос. – Я не хотел в тот раз звучать слишком слащаво, поэтому слегка приврал, просто… ты же не веришь, наверное, в любовь с первого взгляда?       Ого. Прозвучало слово, которое начинается на “л” и заканчивается на “ь”.       Чонгук зажмуривается, а потом переводит взгляд на потолок. У него подустали глаза из-за того, что он рассматривал Чимина так близко, ну, и, к тому же… это признание немного выбило его из колеи.       – Не то, чтобы я не верю. Наверное, так и правда бывает, – Чонгук говорит это только с одной целью – отвлечься от очередного навязчивого вопроса, который в буквальном смысле слова отдавливает ему корень языка: “Получается, ты меня любишь?”       – Ты разонравишься мне, если перестанешь быть тем самым “моим”, но я не представляю, как это может произойти. К примеру, как люди находят себе призвание? Они вдруг понимают, что ни при каких других обстоятельствах не захотели бы заниматься чем-то другим, и что то, что они делают сейчас, приносит им счастье, даёт им смысл. Когда встречаешь своего человека, чувствуешь примерно то же самое.       Если Чонгук – свой человек для Чимина, то… является ли Чимин своим человеком для Чонгука? Говорить о любви пока рано, по крайней мере, Чонгук не готов к подобным заявлениям, но он точно не покривил душой, когда сказал, что Чимин ему важен. И, да, он всё-таки влюблён, и, возможно, это чувство через какое-то время перерастёт в нечто большое, но Чонгук не может сказать наверняка, как поведёт себя его сердце.       – А ты никогда не боялся, что я уйду?       Чонгук сомневается, что подобный вопрос вообще стоило задавать, но, всё же, ему интересно узнать, бывают ли у Чимина страхи, похожие на его собственные? Или это только он один в их паре не уверен в себе?       – Случиться может многое, – начинает Чимин откуда-то издалека. Если он сейчас скажет, что и правда не задумывался ни о чём подобном, так как, к примеру, всецело доверяет Чонгуку и верит его чувствам, то… Чонгук не успевает додумать до конца эту мысль, потому что отвлекается на голос Чимина.       – Но, я надеюсь, ты, прежде чем уйти, сначала дашь мне возможность исправить мои ошибки, если именно они станут причиной нашего разрыва. А если ты полюбишь кого-то другого, то здесь от меня уже ничего не будет зависеть.       – Я не хочу любить никого другого, – выпаливает Чонгук, толком не успев обдумать эти слова, – кроме тебя.       Он чувствует, как Чимин прижимается к нему ближе.       – Тогда люби.       Чонгук невольно напрягается всем телом. Они явно движутся куда-то не туда. Точнее, Чимин, возможно, вполне туда, а вот Чонгук – ещё пока нет. Он на скорости перебирает в уме варианты: как бы так обозначить свою позицию, чтобы не задеть этим Чимина?       – Я пока только учусь, – говорит в итоге Чонгук. Он ждёт каких-то вопросов или, может, просьбы уточнить, что конкретно он имеет в виду, но Чимин просто угукает и затихает. Получается, для него не имеет особого значения, каков статус чувств Чонгука по отношению к нему?       – Ты не переживаешь из-за того, что мы, возможно, не совсем на одном уровне?       Вот Чонгук, кажется, переживает.       – Нет, – невозмутимо отвечает Чимин. – Когда-нибудь мы сравняем уровни. Или не сравняем. Если тот уровень, на котором ты находишься, достаточен для того, чтобы ты хотел быть рядом со мной, то я не вижу смысла переживать.       Чонгук в очередной раз делает для себя пометку: они совершенно по-разному смотрят на одно и то же событие. Там, где Чонгук чаще всего видит риски и пытается действовать с осторожностью, Чимин всегда старается найти если не плюсы, то хотя бы какие-то положительные моменты, которые в перспективе можно было бы трансформировать в возможности. Они вдвоём словно китайский иероглиф, которым обозначается слово “кризис”: там как раз одна часть про угрозу, а вторая – про шанс. Тогда у них, выходит, идеальная взаимодополняемость. Чонгуку так пришлось по душе это сравнение, что он решает поделиться своими выводами с Чимином, – парень точно оценил бы, – но немного не успевает.       – Я, если честно, переживаю из-за другого.       Чимин звучит всё так же ровно, спокойно, но Чонгук всё равно отчего-то начинает нервничать и, судя по ощущениям, за обоих разом: у него неприятно скручивает под ложечкой, и рука, которой он накрыл чужое предплечье, сама по себе дёргается. Перед взглядом Чонгука – знакомый до последней неровности белый потолок, но Чонгук всматривается в него так, словно там вот-вот произойдёт какое-то волшебство. Например, краска поменяет цвет или те самые еле заметные выпуклости и трещинки превратятся в узнаваемые очертания, предположим, животных или растений.       Чимин, не изменяя своему размеренному тону, принимается объяснять:       – Пока я был в Соннаме, мне сильно тебя не хватало, хотя мы не виделись, получается, всего неделю. И это заставило меня задуматься о том, что будет, когда придёт время идти в армию.       Чонгук прекращает метаться взглядом по потолку и смотрит теперь прицельно только в одну точку. Он же правильно услышал? Чимин боится их разлуки из-за армии? И – всё? Чонгук вовремя одёргивает себя, чтобы не ляпнуть: “Ты уверен, что мы продержимся так долго?” Его ни в коем случае не пугает перспектива длительных отношений, у него просто стакан всегда скорее пуст, чем полон, и он не решает задумываться о чём-то столь не скором, в то время как Чимин уже просчитывает их совместное будущее на несколько лет вперёд. Но теперь им придётся поменяться местами: у Чимина есть опасения, а Чонгуку надо придумать, как их развеять.       – Ну, можно попробовать уйти одновременно, хотя, конечно, маловероятно, что нас отправят служить в одно и то же место.       Да, успокаивать Чонгук умеет “на соточку”. Нужно найти в этой ситуации хотя бы один плюс… Внезапно Чонгука озаряет.       – Зато, мы будем ждать друг друга всего два года вместо четырёх. Поэтому уходить по очереди вообще не вариант. Лучше вдвоём.       “Два года, конечно, не четыре, но это всё равно безумно много”, – что-то такое, скорее всего, вертится у Чимина на уме, когда он удручённо вздыхает.       – Гражданская служба нам тоже не светит, – констатирует Пак после непродолжительной паузы. Он всё-таки позволяет эмоциям проникнуть в звучание своего голоса и окрасить его оттенками лёгкой грусти. Чонгук не может допустить того, чтобы Чимин продолжал забивать себе голову этими мыслями. Они ни к какому конструктиву не приведут, зато настроение точно подпортят – это вне всяких сомнений. Поэтому он собирает в себе всю уверенность, какая у него только есть, и говорит – твёрдо, чётко, без колебаний.       – Всё будет хорошо. Мы останемся вместе даже после этих двух лет.       В конце стоило бы сказать ещё что-то убедительное, что-нибудь про любовь (Чонгуку кажется, что чем больше он будет об этом думать и говорить, тем быстрее он окончательно полюбит, хотя в то же время сам понимает – так вещи не работают), но он благоразумно ограничивается только двумя предложениями. В целом, с помощью них он свой посыл донёс кристально ясно, значит, цель достигнута, и никаких дополнений с его стороны больше не требуется.       Чимин выскальзывает рукой из-под его и отстраняется полностью: он всё ещё рядом, но теперь не касается больше, просто полулежит на кровати, опершись на локоть. Зато смотрит. И улыбается. Чонгук смотрит на него в ответ, не в первый раз отмечая про себя, что между ними снова растекается уже привычный ему уют. Конечно, в комнате сейчас тоже уютно: освещение приглушённое, потому что Чонгук вечерами неизменно зажигает только лампы, окна зашторены, кровать взбитая и мягкая (поверх неё, правда, кое-где валяются скомканные салфетки, но это не столь важно). Просто уют, который он испытывает рядом с Чимином, сильно отличается от уюта, вызванного тихой и расслабляющей обстановкой, – этот уют ощущается как дом.       – Спасибо, – говорит вдруг Чимин. Чонгук удивлённо приоткрывает рот.       – За что?       – За всё. За сегодня, в том числе. Позволь не уточнять, а просто пригласить тебя с собой в душ.       В душ Чонгуку, несомненно, хочется. Хоть его и вытерли, кожу в некоторых местах всё равно слегка стянуло, и избавиться от этих ощущений в самое ближайшее время он был бы совершенно не прочь.              Поцелуи под душем скользкие, ещё более мокрые, но вода вымывает весь естественный вкус, поэтому удовольствие приходится получать только от ощущений чужих губ на своих, и между ними, и от языка, который требовательно притирается глубоко внутри. Чонгуку вредно ходить в душ вместе с Чимином, потому что это только подкармливает один из его главных фетишей, а тот, в свою очередь, провоцирует живую фантазию.       В голову больше не лезет никаких мыслей, все мелкие переживания отошли на второй план и остались где-то за пределами ванной. Сейчас Чонгук проматывает в своём воображении сцены того, как это можно было бы сделать здесь, под тёплыми струями, среди воздушных клубов пара. Но он помнит слова Чимина: чтобы заниматься анальным сексом без последствий требуется выдерживать длительные перерывы. Поблажек не будет, – Чонгук понял это в тот момент, когда сел в кровати, намереваясь подняться на ноги, и тихо охнул, а Чимин, услышав его вздох, тут же накинулся с вопросами, сильно ли у него болит там. Но там, опять же, не болело, просто отдавало непривычным дискомфортом. И всё же, Чимин, с большей долей вероятности, не подступится к нему до тех пор, пока не пройдёт достаточное, по его меркам, количество времени.       Остаётся пока только одно – представлять, обдумывать, предвкушать. Тем не менее, Чонгук хочет намекнуть Чимину на свою готовность попробовать снова (чтобы у парня точно не осталось никаких сомнений) и, притягивая его ближе и проводя по спине ладонью, интимно шепчет над самым ухом:       – В переписке ты мне обещал немного другую позу.       Чимин смыкает руки на его пояснице и отвечает так же негромко:       – Если хочешь, можем попробовать её. Через месяц.       – Месяц?! – восклицает Чонгук, нарушая всю интимность момента. – Слишком долго, разве нет?       – Я имею в виду полноценный секс, – Чонгук слышит в мягком звучании чужого голоса улыбку. – Ты ведь тоже о нём говоришь?       – Да, но…       – Не волнуйся, я не собираюсь заставлять тебя воздерживаться от проникновения как такового. Пальцами – можно. Игрушками – тоже.       – У меня нет игрушек.       Чонгук никогда особо не задумывался о покупке чего-то подобного. Ему вполне хватало тех ощущений, которые он мог сам себе обеспечить.       – У меня есть. Некоторые из них как раз подходят для массажа простаты, – в очередной раз удивляет его Чимин. Чонгук слегка отклоняется назад, чтобы заглянуть в лицо Пака.       – Ты о них никогда не упоминал.       – Я их использую наедине с собой. Когда мы вместе, мне хочется получать удовольствие именно от твоих ласк.       – То есть, ты разрешаешь мне пользоваться ими?       – Да, а что в этом такого? Ты же пользовался моим членом. Это покруче игрушек будет.       Чонгук почти научился бороться со смущением, которое так часто вызывали в нём слова Чимина, но, порой, контролировать естественную реакцию на чрезмерные откровенности у него всё ещё выходит плохо, – как и сейчас: жар ударяет по щекам, взгляд устремляется вниз, на грудь Чимина, потому что смотреть в эти бесстыжие глаза становится просто невыносимо. В иной ситуации, когда мозг застилает возбуждение, всё воспринимается по-другому: Чонгук смелеет и сам не боится спошлить.       – Ладно, окей, – бурчит себе под нос Чон и просит смеющегося Чимина уже по традиции повернуться к нему спиной, чтобы поскорее усмирить выступившую красноту на лице.              Они заканчивают с душем довольно быстро, и Чонгук переключается на домашние хлопоты: вместе с Чимином прибирает комнату, насыпает рыбкам корм и задумывается о том, что можно приготовить на ужин. Он застывает у приоткрытой дверцы холодильника, разглядывая полки, и через плечо окликает Чимина, который сидит в его рабочем кресле и что-то читает у себя в телефоне.       – У тебя есть какие-нибудь предпочтения по еде?       В ответ он слышит тишину, поэтому оборачивается, чтобы увидеть Пака не на кресле, а прямо у себя за спиной. Чонгук от неожиданности вздрагивает и инстинктивно поднимает руку на уровень своей груди.       – Не пугай так.       – Прости. Я просто хотел показать кое-что.       Чонгук толкает дверцу холодильника от себя, чтобы не держать его открытым без дела, и принимает из рук Чимина телефон, на экране которого открыт сайт с изображением какого-то медицинского препарата на полстраницы.       Чонгук вчитывается в название на упаковке, тихо шевеля губами.       – Дикталин. Суппозитории ректа…       Чонгук отрывает взгляд от экрана и поражённо таращится на Чимина несколько секунд. Зачем ему…       – Это хорошая марка, – с напускной невозмутимостью говорит Пак. – Если почувствуешь вдруг жжение или другой дискомфорт, когда пойдёшь в туалет, советую эти свечи. На слизистой могут остаться микротрещины, которые никак не дают о себе знать, пока их не потревожишь. Это на всякий случай. На крайний.       Чонгук отрывисто прочищает горло, хотя не испытывает в этом реальной потребности, и возвращает Чимину телефон.       – Спасибо за заботу. Буду иметь в виду.       За слишком большую заботу, если выражаться точнее. Чимин теперь обращается с его задницей, как с хрупкой вазой, но ему не нужна такая опека.       Пак переминается с ноги на ногу и поджимает пальцы на босых ступнях. Чонгук знает, чувствует, что ему тоже неловко. В молчании, которое мягким облаком опускается на них, Чонгук отчётливо слышит свои мысли: Чимин же неспроста так сильно переживает за него. Возможно, всё дело в... том горьком опыте. В том шраме.       Чонгук больше не пытался завести с Чимином разговор о произошедшем, потому что не хотел ковыряться в очевидно болючей для парня теме.       Чимин в ту ночь не доглядел за собой, повёл себя безрассудно, возможно, многого не учёл. Чонгук не в курсе подробностей, но, скорее всего, Пак был достаточно пьян, чтобы не уследить за действиями тех парней. И Чонгуку хочется верить, что это всё-таки было не изнасилование, а Чимин не скрыл от него правды.       – Я буду осторожен и буду хорошо о себе заботиться. Я не наврежу себе.       Чонгук готов повторять эти слова хоть каждый день, если он таким образом сумеет достучаться до Чимина и снизить уровень его тревожности. Он ведь тоже читал статьи, он в курсе, что анальный секс может быть травмоопасным, если пренебречь элементарными правилами безопасности, но они всё делали правильно.       Когда Чонгук обнимает Чимина за плечи и сам делает шаг вперёд, чтобы оказаться ближе, он задумывается над тем, со всеми ли Пак так осторожничал и всем ли, с кем он был в роли топа, дарил столько внимания. С одной стороны, если это действительно так, то Чимина следует похвалить за его заботливость, потому что быть “сверху” – значит нести большую ответственность перед другим человеком. Ту ответственность, глубину которой Чонгук раньше не понимал. С другой стороны, если Чимин относится так только к нему, то… Чонгуку бы это польстило. Потому что у него такой опыт впервые, потому что он очень долго настраивался и готовился, потому что для него позиция принимающего казалась противоестественной.       Сейчас Чонгук уже с трудом понимает свои прошлые переживания. Для него, в целом, само понятие “роли в постели” стало немного размытым. Нет такого, чтобы ведущим был исключительно он или исключительно Чимин. Хотя в самом начале они договорились о том, что Чонгук будет брать инициативу на себя, Чимину тоже иногда хотелось действовать. По итогу, у них установилось такое соотношение ролей, которое может нести в себе разный процент пассивного и инициативного поведения в зависимости от той или иной ситуации. Теперь Чонгук даже не совсем понимает, что имел в виду под словами “не потяну эту роль психологически”. Наверное, он опасался полного доминирования над ним, опасался быть контролируемым, всецело подчиняться кому-то. Но с Чимином всё оказалось совершенно по-другому. Точнее, когда Чонгук решился зайти дальше, он уже знал, что всё будет по-другому. Ему хотелось почувствовать Чимина полностью, хотелось стать с ним целым, неделимым.       Интересно, чувствует ли Чимин ту же потребность? (Наверняка).       Жестоко ли поступил с ним Чонгук, отказав ему в его желании быть снизу? (Может быть, но он руководствовался здравым смыслом и опасениями за здоровье Чимина).       Чонгук отодвигает эти мысли в сторону и возвращается к той, с которой он начал раскручивать всю эту цепочку – с отношения Чимина к его прошлым сексуальным партнёрам. Да, ему любопытно, но он всё же решает не задавать этот вопрос. Ведь, по сути, это не так важно: Чимин в данный момент с ним и заботится именно о нём.       – Хорошо.       Тихий голос отдаётся вибрацией по груди Чонгука, мягкие ладони обнимают со спины.       Чонгук закрывает глаза и вместо того, чтобы опять начать думать о чём-то, отсчитывает про себя секунды: одна, две, три…       Секунды, когда ему бесконечно хорошо.              ***       Чимин не предлагал Чонгуку съехаться. Он просто по-тихому перетаскивал в квартиру Чонгука свои вещи: оттяпал в его шкафу полку, перевёз необходимые ему средства личной гигиены, выделил себе крючок в прихожей, на который повесил свои любимые шопперы, и, под конец, нарисовавшись на пороге с небольшим чемоданчиком и оттягивающим его плечо чехлом под ноутбук, заявил озадаченному Чонгуку, что не собирается больше возвращаться домой. Что остаётся жить здесь.       Прежде чем Чонгук успел как-то сформулировать своё отношение к такому довольно внезапному повороту событий (он, конечно, привык делить с Чимином и кухонную зону, и кровать, и ванную, но не на постоянной же основе), ему в лоб прилетело три весомых аргумента:       – Чимин будет полностью поглощён написанием диплома, поэтому, если они не съедутся, то будут видеться довольно редко;       – Несмотря на то, что Чимин подумывает пойти в магистратуру, его занятия будут проходить в вечернее время, поэтому в университете они тоже больше не смогут пересечься;       – Чимин в курсе, что эту студию Чонгуку оплачивают родители, и он не собирается жить здесь за их счёт, поэтому готов вносить оплату за себя, а высвободившиеся деньги Чонгук может расходовать по своему усмотрению.       И четвёртый аргумент, который Чимину пришёл на ум, видимо, вдогонку: не нужно будет тратиться на проезд на автобусе и на метро, чтобы добираться друг до друга, ну и, собственно, терять время в дороге.       В целом… Чонгук ничем не рисковал. Родители к нему без предупреждения не наведывались (мама была в этой квартире всего пару раз, да и то в тот период, когда Чонгук только начинал здесь обустраиваться), арендодателю было всё равно, проживает ли Чонгук один или с кем-то ещё, так что… Чимин остался.       И Чонгуку, если говорить откровенно, не на что было жаловаться. Если только на то, что его парень никак не отделается от привычки заставать его врасплох, но это, видимо, было вшито в сознание Чимина на уровне заводской настройки, а у Чонгука как ни крути, не получалось подобрать такие root-права, чтобы эту настройку наконец отключить.              Чонгук установил довольно неплохие отношения со своими одногруппниками, Тэхён тоже подружился с некоторыми ребятами, в основном, с новенькими, но никого больше, кроме лучшего друга, Чонгук в подробности своей личной жизни не посвящал.       Слухи вокруг него тоже окончательно улеглись, и никто не пытался больше проявлять свою заинтересованность или предлагать ему знакомство. Чонгуку нравилось думать, что все остальные решили, будто он встречается с кем-то за пределами университета.       Чимин тоже открыто общался со своими одногруппниками, но это общение никогда не выходило за рамки учебных аудиторий: он не выбирался с ними после занятий в кафе или бар, не встречался на выходных. Чимину больше нравилось поддерживать контакт с друзьями, оставшимися в Таиланде. Он также мотивировал это тем, что не забывает язык и тренирует разговорную речь.       Слушать, как Чимин выражается совершенно непонятными фразами и как в ответ ему отвечают таким же набором неразборчивых для уха звуков, было довольно интересно. Чонгук действительно просто слушал, никогда не пытался влезть в кадр или подсмотреть за тем, как выглядят друзья Чимина. Ему, конечно, было любопытно, но он уважал право Чимина на личное пространство (тем более, в маленькой студии его нехватка порой ощущалась довольно остро).       Чонгук опасался того, что они могут не сойтись в каких-то бытовых вещах, но его переживания оказались напрасными: ему ни разу не захотелось что-то переделать за Чимином или указать парню на какую-то ошибку. Если Чимин знал не все тонкости привычного Чонгуку распорядка, он всегда выяснял для себя эти моменты, прежде чем сделать что-либо – поставить, повесить, приготовить. Чонгук продолжал поражаться тому, как Чимин умудрялся совмещать в себе несовместимое: он внаглую вторгся в его квартиру, но при этом был чутким, внимательным и послушным, когда дело доходило до организации и ведения совместного быта.       У них всё шло хорошо. Настолько хорошо, что Чонгук порой задумывался над тем, нет ли здесь какого-то подвоха, но потом упорно гнал от себя эти мысли. Просто давала о себе знать его привычка смотреть на вещи с негативной точки зрения, никак иначе.