И не говори, что ничего не чувствуешь

      Такой мерзкий и мокрый дождь льёт за шиворот, такая противная погода, такие противные люди проходят мимо, плюхая ногами по лужам. Антон старался идти как можно быстрее, не смотря на то, что его брат, который шёл вместе с ним, просил не ускоряться. — Ты меня слышишь? Ты меня слушаешь? Ты какой-то некультурный! Я тебя сколько воспитывал! И всё бестолку, — возмущался мужчина, пытаясь достучаться до стенки. — Угу, — ответил, не задумываясь, Антон. Он «угукал» так уже на протяжении всей прогулки с братом, и ему было до ужаса интересно, сколько раз нужно сказать человеку: «Угу», чтобы братик понял, что с ним не хотят разговаривать. На данный момент, цифра уже была немаленькой, а Кириллу пока что ничего не мешало допытываться.       Его игру прервал тот факт, что среди всех этих угрюмых прохожих был человек, танцевавший под дождём, вместо того, чтобы бежать со всех ног домой. Да ещё и такой знакомый силуэт… На столько знакомый, что от того, что не получается вспомнить, даже в груди защемило. «Несомненно! Арс!» — воскликнул про себя Антон и неожиданно заулыбался. — Нет, ну смотрите! — с грохотом пронеслось по сознанию Антона, выбивая его из своих мыслей настолько, что он даже вздрогнул. — Я ему говорю, что грядёт конец света, а он улыбается! — Ох… Кирюша, прости, — наигранно мило пролебезил Захарьин младший. И старшего это вполне устроило.       А тот танцор уже, тем временем, заметил их приближение и побежал к ним. — Привет! — Арсюша очень был рад встрече. И это не укрылось от гиперфиксированного на Антоне и всём, что с ним связано, мужчины, пришедшего с ним. — Привет… — старался не выдавать своего счастья Антон. Он силился подобрать и отыграть правильную по мнению брата реакцию на появление Арса, чтобы это не выглядело так, будто он действительно рад его видеть, и Антон ненавидел этот момент. И ненавидел свои чувства. И ненавидел брата. — Как ты? Чем занимаешься сейчас? — вывел его Арс из раздумий. Ладно, нормальная реакция отменяется. Вообще отменяется нормальное поведение, похоже.       «Всё, мне пизда», — подумал Антон и решил всё же как-то продолжать разговор: — Я… Всё так же, в театре играю, иногда в кино немного, в массовках…       Лицо Попова немного изменилось. Он… Расствоился? «Я должен был вести себя нормально, и похуй на брата!!! Сложно, как сложно…» — А, понятно… — ответил всё же Арсений, немного погодя.       Всё было бы прекрасно: встреча двух друзей, которые любили друг-друга когда-то, та самая «l' amitié amoureux» *, но присутствие его… Присутствие человека, который всеми силами пытается оградить Антона от всего, что считает неправильным (а неправильным он считает почти всё, что как-то касается Антона). А Кирилл стоял и молчал. Познакомиться бы подошёл, что ли… Ну, или на худой конец, отошёл бы… — А ты как? Я тебя тут в «Последнем акселе» видел. Поздравляю, — после этих слов, на него уставился Кирилл, и он понял, что стоит и глупо улыбается.       «Господи, надо было именно сейчас встретиться… Теперь Арсюше конец…» — думал Антон — Ооу… Спасибо, — расплылся актёр в улыбке, но, переняв напряжение Антона, тоже убрал её. В душе он неистово хохотал. И смех этот был, скорее, истерическим. — Ну… — Ну… «Баранки гну, блять, я сейчас заржу, если ты и продолжишь так стоять и бегать своими голубыми глазками от меня к Кире»       Они оба неловко рассмеялись, одновременно почесав затылок, и посмотрев Кирилла. А тот всё так же стоял с кислой миной и наблюдал за ними исподлобья и, кажется, пытался просверлить дырку в ком-нибудь из ребят. В него в этот момент ещё врезалась маленькая девочка, на которую никто кроме Антона не обратил внимания. Сама она до ужаса перепугалась, увидев огромного волосатого мужика, пожирающего чёрными глазами двух других парней. Захарьин усиленно старался думать о мёртвой собаке, полуразложившемся голубе, чтобы не смеяться… Обо всём далёком от весёлого и прекрасного, но в данный момент это только усугубляло ситуацию. — Ну… Пока, тогда… Наверное… — старался Антон как можно скорее закончить это недоразумение и свалить. — Пока. Надеюсь, встретимся ещё, пиши мне, если что. — Ага…       Арсений разворачивается на каблуках и стремительно уходит прочь, Антон же со своим спутником ещё стоят в полной тишине. Вокруг только звуки дождя, капающего не только на асфальт, но и на нервы. В конце-концов, младший из них этого не выдерживает. Смешно и страшно. И грустно. И хочется выпить. — Кирилл, это не то, что ты подумал! Я… Я просто встретил старого друга! Почему ты так на меня смотришь? — начал оправдываться, в ужасе, Антон, ловя на себе пожирающе-соболезнующий взгляд брата. — Ты снова связался с бесами? Зачем опять подпустил их? Неужели Господь Бог для тебя ничего не значит? Ты, значит, выбираешь сторону Сатаны? — ровным, на сколько это получалось, тоном цедил мужчина, направляя свои чёрные смоляные глаза прямо в душу Антону, от чего это звучало куда страшнее, чем, если бы он начал кричать. Он вообще никогда не кричал. Он давил. Медленно, болезненно, безжалостно топя и загоняя на самое дно Марианской впадины. — Я… Прости меня, — ему было противно извиняться перед ним, но другого выхода он не находил. Да и, чего греха таить, не искал. Так противно. От осознания собственной слабости, — Прости, что я родился, прости, что стал твоим братом, прости, что я «не такой»! — вдруг, прокралась мысль, что он ведёт себя как ребёнок, и он замолчал. Хотел навечно, но получилось лишь на мгновенье, — Я могу один погулять? — он не понимал, почему сначала говорит, а потом думает. Хотел как можно скорее пропасть с лица земли, просто исчезнуть и не понимал, почему он, тридцатишестилетний мужчина, спрашивает разрешения погулять. — Брат мой, я не могу быть уверен в твоём ангеле-хранителе! Я чаще замечаю лишь беса! — Пока, — не стал дожидаться продолжения монолога о собственной никчёмности Антон. — До скорого свидания, брат мой! Не наделай глупостей, — всё же принимает Кирилл чужую точку зрения, что случается крайне редко. Стоило Кире скрыться из виду, как Антон снял с себя цепи из здравого смысла, сдерживающие всех его бесов и прибесиков и выпустил последних на волю. Он хохотал так, что сам Гелос отшатнулся бы, встреться они сейчас. Что люди, бегущие со всех ног в любые укрытия от дождя, и делали. А дождь перешёл в стадию ливня.

***

      «Так странно осознавать, что всё закончилось… Но те студенческие годы у меня будут ассоциироваться определенно с ним. Не могу сказать, что это все было прекрасно, да, он меня раздражал, я хотел уйти каждый раз в другое помещение от него, лишь бы его не видеть, но сейчас это стало частью истории. Нашей истории. И она закончилась.       С самого первого дня нашего знакомства, я надеялся, что он от меня отстанет, но сейчас… Я… Хочу вернуть былое общение? Или всё же нет…» — рассуждал вслух Антон, фланируя по мостовой под пышными кронами деревьев с ярко-жёлтыми, вперемешку с уже пожухлыми листками. Вода везде. В реке, за шиворотом, в ботинках, на дороге целый ручей, но парня это не смущает.       Вдруг, нога на следующем шаге перестаёт ощущать под собой твердую поверхность. Дыханье замирает. Сердце совершает кульбит через весь земной шар, и обратно к хозяину возвращается только после приземления. Мокро. Холодно. Неожиданно. Нога оказалась по колено в воде. Очень удивившись такому повороту, Антон не удерживается в вертикальном положении и заваливается в лужу с головой. В какой-то момент проскакивает желание не вылезать из этой чертовой лужи и спокойно в ней захлебнуться, но в следующую секунду его руки сами отталкиваются ото дна и голова оказывается на поверхности. С неба падает вода, а в воду — Антон.       «Господи, ну почему я просто не могу умереть?! Хотя это было бы слишком легко, но я устал!» — кричал мысленно он, так и сидя на корточках в луже. Ну и в конце-концов, перспектива — встретить смерть, утонув в луже, даже ему не очень нравилась. Он только сейчас начал понимать, что давно уже промок и замёрз. Ну и раз уж жив, то надо что-то делать. До дома слишком далеко переться, тем более, насквозь мокрым. Он открывает телефон, вылезая из лужи. Всё с него стекает водопадом. Не осталось ни одного сухого места. — Ну что, говорили мне, что ты водонепроницаемый. Вот и проверим сейчас, — устало произнёс рыб, обращаясь сам к себе.       И телефон действительно работает? Что за магия? Ладно, вариант один остаётся… Звонить брату: его дом находится недалеко от места, где находился Антон. — Кирь… Ты дома? Не против, если я к тебе зайду? Очень надо… — ненавидя себя за слабость, за то, что снова просит помощи, промямлил Антон в трубку. — О, здравствуй, брат мой! Да как же не пустить тебя-горемыку? Не по-христиански это! — бархатным басом отозвался Кирилл. — Спасибо…       «Наверное, он был прав. Наверное, я ничего без него не могу. Наверное, я действительно отродье человеческое», — крутилось у него на повторе. Внезапно, он вспомнил про существование той самой бутылки водки, которая лежала у него в рюкзаке ещё со времён карантина. Так, чисто чтобы было чем руки протереть. Но сейчас, она могла бы быть использована по назначению. Надо как-то, всё же, внутренний голос заглушить…       Глоток. Горло пронзает. Ещё глоток. Больно. Но ещё больнее — незамутнённое сознание.       Ему так нравилась пелена перед глазами, отсутствие всяких барьеров, что он не хотел, чтобы это заканчивалось. Он был полон решимости, он абсолютно точно хотел поцеловать Арса. Не было вопроса «зачем», было утверждение «надо».       Ещё пару шотов спустя, он всё же решился. Зрение сильно помутнело, да и осязание подводило, но он взял со стола телефон и начал искать номер Арса. — Кирюша, смотри, — зашептала полная дама на ухо мужу, при этом пихнув его под дых, — Сделай что-нибудь! — Ай… Агрх… — согнулся пополам Кирилл, — Ну ты мне ещё ребра сломай! Сам вижу! — после этого он всё же встал со своего места и направился к брату, — Тошк… Ну что ж ты… Ну зачем же ты в тапок тычешь… — нарочито закудахтал он, — Ничего, потом ещё спасибо скажешь, что не дал с ума сойти, — добавил он уже еле слышно.       Он аккуратно вынул из трясущейся руки брата телефон и вложил в неё тапок. Антона это вполне устроило, так как сейчас он абсолютно не помнил как выглядит телефон и что такое «тапок». Зато помнил наизусть номер Арсения. Даже с усердием, какому можно только позавидовать, предпринимал попытки вбить его. — Сегодня какой день недели? — спросила Татьяна, когда муж вернулся. — Суббота. Да, я понял о чём ты. — Завтра обязательно!

***

— Солнышко светит ясное! Здравствуй страна прекрасная!!! — бодро запел Кирилл, резко расшторивая окна в комнате, где спал Антон. Солнечный свет моментально пробирается на лицо спящего, но того это не очень-то волновало, — Антон! — закричал в ухо брат, и он всё же открыл глаза. — Доброе утро, — просипел абсолютно просохшим горлом Антон, пытаясь понять где он находится и почему у него так жутко полит голова. — И тебе утро доброе! Не может же оно быть недобрым в такой день! — … Сколько времени. — «Который час». Правильно говорить «который час». И не вздыхай, кто ж, как я, тебя научит уму-разуму? Спасибо бы сказал. — О Господи… Который час? — каждое слово ему давалось с трудом, и спорить он сейчас явно не хотел, поэтому предпочел смириться. — Не упоминай Господа Бога в суе! — Коротый… Корор… Да на фиг, —раздосадованный, он встал всё же с дивана, и тут же упал. Все кружилось, вертелось, сжималось… Если дом — это недвижимость, то почему же он тогда так сильно движется… — Антон! — за этими словами последовала ещё долгая нравоучительная тирада, но тот, к кому она была обращена, не слушал её, и не слышал. И даже и не хотел вслушиваться. Всё болело. В горле катались перекатиполе, а сердце решило устроить дискотеку, как только парень встал с кровати.       Не позавтракав, они наскоро собрались и вышли в залитый солнечным светом серенький двор, где, не смотря на прекрасные золотистые деревья и поблёскивающие на солнце лужицы, стояла смертная тоска. Для Антона. Хотя, даже более вероятно, что это было из-за его брата и невестки, которые так любили это место. Он видел спавшего у помойки человека и думал, что хотел бы оказаться на его месте. Хотел бы спать, скорее, под синим небом, чем в той квартире. «Надо было поехать домой… Всё-таки… Я ж знал! Я знал, что будет как всегда. Я же знал, что меня эта сука набожная не отпустит», — на последних мыслях Антон подавился воздухом и быстро глянул на брата, проверяя не читает ли тот его мысли: «Боже, я что, идиот, думать, что он мысли читает? АХХА да. И не упоминать Бога в су… БЛЯТЬ ЕГО СЛОВА ЕГО СЛО…», — тут он падает на на спину, а в глазах начинают плыть звёздочки. И только потом голова, и без того побаливающая после вчерашнего, начинает гореть. — Пить меньше надо!!! — Ёп т мать…       Слышатся со всех сторон крики, ругательства, восклицания… Вот почему именно в этом районе всем есть дело до чужой жизни? Почему нельзя просто мимо пройти? Или так везде?

***

— Тоня, не забудь перекреститься, — напомнила Татьяна, прекрасно зная, на сколько его бесят подобные высказывания, особенно, в сочетании с этой формой имени, и подмигнула ему. Перед этой троицей возвышалась утончённая белая церковь с тёмно-синими куполами, похожими на ночное звёздное небо.       Приближалось время литургии. Кирилл хотел было потащить брата на окончание утрени, но жена его остановила. И Антон был ей за это безумно благодарен. Он огляделся по сторонам, ища среди сотни лиц хотя бы одно знакомое. Такие разные люди прихожят сюда… Вон бабушки в платочках, молодые парочки, юноши; и по многим видно, что пришли они сюда, как и Антон, не по своей воле. — Молодой человек, доброе утро, вы не Отца Кирилла ищете, случайно? — окликнула его девушка за прелавком с иконами и свечками. — Кого? — опешил он, закашлявшись, — Кхм. Простите. Доброе утро. Отца Кирилла? Нет, не искал, — он быстро потерял интерес к девушке, продолжив искать, с кем можно было бы поговорить. — Извините, пожалуйста, а можно поинтересоваться почему Вы так удивились? — Да… — на секунду он задумался, можно ли доверять этой девушке, — Понимаете, просто моего брата зовут Кириллом, и он давно хотел… Как бы это сказать… Служить Богу. И я подумал по-началу, что Вы его имеете ввиду. — А… Вы случайно не про Кирилла Захарьина? — сказала она, немного сморщенно улыбнувшись. Её прекрасные ледяные глаза смотрели прямо ему в душу, тоже пытаясь понять, можно ли с ним разговаривать. Она выглядела совсем юной. — Да-да, как раз про него. А что-то случилось, что Вы так реагируете? — Ну… Он приходил сюда… По поводу работы… И после отказа проклял нас всех. Если честно, я не думала, что он будет продолжать ходить на службы… Я, кстати, Вас раньше не видела тут. — Ничего себе… Знаете, а я вот сейчас вспоминаю, он говорил мне что-то о том, что людей порядочных верующих не осталось, и что настоящих проводников Господа сейчас никто не ценит… Кажется, я понял к чему это было… И вообще, я его иногда не понимаю. Я знаю, что он так сильно любит Бога, но ведёт себя иногда… Кхм…       Он говорил и говорил, рассказывая обо всех своих переживаниях на протяжении последних лет. Девушка слушала очень внимательно его рассказ, периодически кивая головой или вставляя пару слов. И Антону безумно нравилось, что, наконец-то, его кто-то действительно слушает. — А теперь, я бы хотел послушать Вашу историю, мадемуазель, — улыбнулся мужчина, — И, кстати, Антон, — с этими словами он протянул ей руку и широко улыбнулся. — Марина, — ответила она, пожав его руку, и возвращая улыбку. Но получилось с последним, конечно, немного натянуто: глубокие мешки под глазами, опухшее, но прекрасное личико, выдававшее проплаканные дни и ночи, обкусанные губы, красное пятнышко на белке глаза, — весь этот набор сильно настораживал мужчину с самого начала из встречи, но он боялся показаться бестактным, если спросит что с ней происходит. В её глазах вдруг промелькнула капля решительности… Но моментально исчезла. — Я очень надеюсь, Антон, что Вам можно доверять… — Конечно! Я могила. — он положил руку на сердце и картинно поклонился, всё ещё улыбась. Но его улыбка моментально спала, после устало-непонимающего взгляда девочки. — Так вот… С чего бы начать… — она замялась, оглядываясь по сторонам и проверяя нет ли кого поблизости. — Я хотела бы спросить у Вас совета. Больше мне положиться не на кого.       Антон её слушал со всей внимательностью, устремя свой взгляд прямо ей в глаза, что для него совсем не было характерно. Так непривычно вслушиваться в каждое слово, каждую интонацию и пытаться совместить это всё в общуу картину… А главное, непонятно почему ему хочется её выслушать и понять. — Совсем недавно, — продолжала она, — Я узнала, что беременна. Мне 15… И я не знаю как сказать об этом родителям… — говоря это, она почти плакала, губы её подрагивали, а в руках она начала вертеть какую-то бумажку, — И ситуацию усугубляет то, что человека я этого знала на тот момент всего пол часа. — Даа… — он не знал как реагировать на такое откровенное признание, и уж тем более, что говорить в такой ситуации, чем ей помочь. Мариша смотрела на него испуганными мокрыми глазами, пыталась уловить ход его мыслей, и от этого Антону стало ещё более некомфортно. — Тот человек об этом знает уже? И ты его самого знаешь? — Да, контакты у меня остались. Его оповестила, но не могу ждать поддержки. Всё же абсолютно незнакомый мне человек… Хотя я его знала давно. Мне страшно. — последнее предложение прозвучало совсем тихо, сливаясь с её шумным выдохом и негромкими разговорами людей, разносящимися эхом по всей церкви. Она закрыла лицо руками и всё её тело замерло в усиливающемся напряжении на несколько секунд, и сдерживаемая боль прошла дрожью по всему телу. — Прости, если донимаю, но… Может, ты можешь помочь мне с ним связаться? Я постараюсь поговорить с ним. Его как зовут? — Его зовут Арсений. Попов.