(Во)схождение

      Адаптировался к социуму Леопольд на удивление быстро, словно в криосне перезагрузился и был готов принимать новые установки. Поизображал немного из себя волка-одиночку, а потом, рассмотрев, что люди, заимевшие себе противника в лице природы, а не ближнего своего, естественным образом сделались сплочённее и терпимее друг к другу, проникся некоторым дружелюбием к окружающим. Поэтому ещё некоторое время Эрвин спокойно жил, всего лишь изредка терпя Леопольда, заглядывавшего к нему для того, чтобы отчитаться, обсудить дальнейшие планы на свой отдел, чем-то поделиться или упрекнуть в чём-нибудь мелком – да и то, не особенно всерьёз.       Однако время шло, и в какой-то момент Леопольд, привыкший ко всему вокруг, начал появляться у него всё чаще.       – Прекрати у меня топтаться! – не выдержал Эрвин через три недели, за которые его навещали уже в седьмой раз. – Всё, с чем ты приходишь в последнее время, можно спокойно обсудить дистанционно. Прекрати! Охранники уже всякие гадости думают, я аж здесь чувствую!       – Зато ты уже не искусственный интеллект, – оскалился Леопольд.       – Хватит, я сказал! Хочешь, чтобы я перестал тебя впускать?       Леопольд посерьёзнел.       – У нас с тобой уговор, – напомнил он.       – Был. Прошло много времени. И это был не уговор, ты меня запугивал, – напомнил в свою очередь Эрвин. – А теперь...       – Проваливать?       Эрвин прищурился.       – Нет, не проваливать. Я вижу, у тебя мало работы... мне нужна ещё одна структура, на которую у меня пока не хватает времени. А ты много видишься с разными людьми, ты знаешь, кто подойдёт. Законодательство видел?       – Пожалуйста... – Леопольд поморщился; вопрос был риторическим, потому что Эрвин лично заставлял его читать новые законы. – Прошу тебя, не надо связывать меня с чем-то юридическим. Терпеть этого не могу...       – Пожалуйста. Напрямую связывать не буду. Но мне нужен противовес для контрразведки, чтобы было две структуры одинакового веса. И мне нужна структура, которая будет задерживать и карать именно военных. Сейчас для этого нужно каждый раз созывать трибунал, что долго и неудобно. Мне нужны специалисты.       – И как это должно называться?       – Прямо и очевидно, Леопольд. Пусть висит над всеми как напоминание. Мне нужен отдел военного суда.       – Понятно, – несколько озадаченно ответил Леопольд; причина его озадаченности показалась уже в следующих словах: – Но занять их будет нечем, помимо наблюдения, а этим уже и так заняты мои ребята.       – Кто-то должен следить за твоими ребятами, между прочим, – заметил Эрвин. – И кто-то должен всегда быть начеку. Если я захочу, чтобы кого-то взяли в два часа ночи, кого-то возьмут в два часа ночи, не дожидаясь утра. Понятно?       В пристальном взгляде Леопольда появилось странное выражение, виденное им уже не впервые.       – Понял, шеф.       – Прекрасно. Можешь приступать. Ах, да, ещё кое-что... я хочу, чтобы принадлежность к отделу была сразу видна. Подумай в свободное время над отметками.       – Именно на погоны?       – Ты правильно меня понял, – Эрвин благосклонно кивнул. – А теперь иди, пожалуйста, и не появляйся у меня до конца недели.       – Сегодня пятница, – напомнил ему Леопольд так, словно это что-то меняло, или будто он мог передумать и велеть приходить в воскресенье.       – Верно. В понедельник отчитаешься о проделанной работе. Дистанционно. Я не требую всё к понедельнику, – растолковал он, едва Леопольд попытался раскрыть рот. – Просто будешь держать меня в курсе дел.       – И какой смысл? – угрюмо поинтересовался Леопольд. – Зачем тебе забивать голову лишней информацией, если всё будет сделано и без этого? Или ты думаешь, что я решу отлынивать?       Эрвин беззвучно вздохнул, тщательно держа себя в руках.       – У меня есть дела, Леопольд. На каждого. И в этих делах есть личные характеристики и профили работоспособности. Я уже готовлю структуру, которая будет заниматься кадрами в самом полном смысле этого словосочетания. Мне все сейчас отчитываются, если ты ещё не понял.       Многие отчёты он, разумеется, получал в сведённом виде, доверяя в этом плане офицерам старших рангов, однако в сумме информацию он действительно получал обо всех.       – А теперь, если у тебя нет вопросов...       – Эрвин, мы же с тобой друзья?       Он изогнул бровь, не зная ни как отвечать на подобный вопрос, ни чего Леопольд хотел им добиться. Подлизаться хотел? Или уже оскорбился, что запрещали приходить так часто, и решил надавить?       – Я помню, как ты говорил, что в других условиях мы, возможно, могли бы подружиться, – припомнил он Леопольду. – Так что нет.       – Это ещё почему? – вот теперь Леопольд действительно оскорбился. – У нас уже другие условия. И я, между прочим...       – Ничего не изменилось, – отрезал Эрвин, не давая тому договорить. – Я – эспер, ты – нет.       Нехорошо прищурившийся Леопольд сложил руки на груди.       – Скажи-ка, Эрвин... когда ты доверяешь человеку свой ужин, свою спину... когда ты доверяешь ему свой сон и спокойно можешь при нём заснуть... когда ты, наконец, доверяешь ему настолько, что можешь позволить себе проспать парочку веков, зная, что тебя разбудят, и всё с тобой будет нормально... как ты называешь этого человека? Какие у вас отношения?       – Охранника и охраняемого.       – Разве? – Леопольд так раскатисто произнёс первую букву, что Эрвину в первое мгновение показалось, что на него зарычали.       – Причём обоюдно. Пока спал ты, тебя охранял я. Помимо этого, у нас с тобой отношения правителя и подданного. Мы не столь близки, как тебе кажется. Ты куда отчётливее меня должен помнить, что мы были сообщниками, и ни о какой дружбе речи не шло. Думаешь, я не помню, как ты себя ставил?       – Но сейчас-то всё иначе. Сейчас у нас с тобой другое общение. Я, вон, поручения твои исполняю.       – Н-да? Попробуй не.       Леопольд шире раскрыл глаза, уставившись на него как сова на зайчонка.       – Я не знаю, в каком мире ты сейчас живёшь, правитель, – вкрадчиво произнёс тот. – Но в любом из них будут существовать неуставные отношения. Не нужно делать вид, что у нас тут безгрешное общество. Дружба – ещё не столь...       Не закончив, Леопольд слегка склонил голову набок, глядя на него, а затем через долго-долго тянувшийся десяток секунд хмыкнул.       – Ну давай, попытайся, – он поднялся на ноги. – Чуть позже, когда ты всех от себя отодвинешь, как тебе хочется, и ещё через какое-то время начнёшь ехать крышей от недостатка живого общения – вот тогда-то я посмотрю, что ты скажешь. Разреши идти?       Эрвин молча отправил его, только взмахнув ладонью: он почувствовал, что если он попробует что-нибудь сказать, из него неминуемо вырвется поправка «разрешите», и тогда они просто сцепятся, и будет столь же неминуемо произнесено много слов, которым лучше было оставаться невысказанными. Ох, зачем же он тогда пообещал, что Леопольд будет вместе с ним лямку тянуть...       Ну, ничего, может, позже ещё понадобится, подумал он, потирая виски. Что ни делается – всё к лучшему...       На выходных он вздохнул с облегчением: обозлившийся Леопольд не приходил, не писал, вообще никак не давал о себе знать и, кажется, даже избегал попадаться в поле зрения камер видеонаблюдения. Это освободило ему немного времени на отдых и дополнительные дела. Последних немного прибавил прежний помощник Дмитрия, в отличие от последнего бывший не столь суеверным; желание посмотреть, что ещё мог показать мир, у того пересилило неуверенность и внутренние запреты, так что этот человек служил ему доныне. Эрвину это было удобно: восточные военные продолжали жить рядом с ним, хоть и всё ещё несколько обособленно, и повиновались его распоряжениям. Сам помощник с ним сотрудничал: в обмен на то, что подчинённые того встроились в сложившуюся систему, с некоторым скрипом приняв новые звания и немного иной уклад всей работы, Эрвин позволил ему заняться обустройством такой силовой структуры как полиция, которую подошло время вводить для немного разболтавшихся гражданских. Вклинивание друг в друга двух несколько отличавшихся систем требовало доверия, некоторого труда, особенно в условиях спешного обустройства на новой планете, и, как Эрвин и рассчитывал – связало всех ещё крепче. Теперь разорвать рабочие отношения, сформировавшиеся в ходе этого сотрудничества, вызовет сложности у них обоих буквально.       Именно по этому поводу с ним связался нынешний предводитель восточных военных.       – Да, Алексей, – замурлыкал в микрофон наушников Эрвин, довольный тем, что его никто не дёргал и не раздражал. – Что-то случилось?       – Не знаю, можно ли это так назвать, – тон у того был отчего-то неуверенным. – Можно сказать, у меня достаточно... тяжёлый разговор. Я не люблю ходить вокруг да около, вы меня знаете, но это...       – Ничего, у меня есть время. Начните сначала, я вас выслушаю, – предложил Эрвин, сдержав вздох.       Зато вздох послышался с другой стороны.       – Боюсь, что это и впрямь будет напоминать самое начало, – мрачновато ответил Алексей. – Мы снова вынуждены вас о чём-то просить... В общем, если особенно не растягивать... вы ведь видели отчёты? Недавно мои ребята забрались далеко на север... слишком далеко на север.       – Так, – протянул Эрвин, пока что ничего не понимая. Никто не умер, все целые вернулись... обнаружили парочку залежей весьма интересных минералов, но ничего такого страшного, о чём мог бы говорить тон Алексея.       – Снег, – выразительно произнёс тот затем. Следом послышался ещё более тяжёлый вздох. – Наверное, это что-то генетическое. Они все хотят к снегу. Никто из них никогда не видел настоящего, но они все хотят к снегу. Меня уже заколебали просьбами как-то выпросить себе отдельный город на севере. И я не могу просто взять и уклониться от этого. Я... не могу.       Эрвин беззвучно хлопнул себя по лбу, следом запустив пальцы в волосы, и опомнился, наткнувшись ими на дужку наушников. С той стороны неловко прочистили горло.       – Я теперь не могу просто взять и оторвать всех вас от сложившегося уклада, – констатировал он, торопливо перебирая в мыслях доступные ему варианты. Он понимал, что Алексей никак не мог пойти против воли всех (и даже большинства) собственных подданных. А идти на ухищрения тот мог только до поры до времени, дальше честь не позволяла. Эрвин тоже хотел бы от неё отталкиваться. Но ему это ещё светило очень не скоро.       – Я понимаю. Поэтому я и говорю, что это тяжёлый разговор. Сначала вы нас приняли, поселили у себя, не жалея на нас ресурсов, а теперь мы хотим отделиться и лишить вас рабочей силы, когда она так вам нужна. И я никак не могу просить вас сниматься с места и перебираться на север. Вы ведь выбрали удобную для вас климатическую зону. Мне... мне тяжело и... стыдно заводить этот разговор, но мне нужно как-то договориться. Я останусь под вашим командованием. Я влезу в долг, если понадобится. Я...       – Стоп-стоп-стоп, – прервал его Эрвин. – Давайте не будем спешить, хорошо? Первым делом понавыписывайте ребятам отпусков, пусть хоть на пяток-десяток дней съездят, порадуются снегу, если им так хочется. Прямо сейчас разрывать все образовавшиеся рабочие связи я не могу. На нынешний момент это попросту недопустимо.       – Ближайшее будущее? – слабо вопросил Алексей.       – Как насчёт более отдалённого? – поинтересовался Эрвин, давным-давно выстроивший долгосрочные планы на подданных того. – Смогут ваши ребята подождать лет двадцать?       – Двадцать? Я не уверен, что смогу выторговать у них пять!       Эрвин едва слышно выпустил из лёгких воздух, нервновато повертев в пальцах провод наушников.       – Простите, – извинился Алексей, кажется, услышав его реакцию. – Простите меня, Эрвин. Я не хотел доставлять проблемы.       – Послушайте... давайте поговорим в наибольшей мере откровенно, – Эрвин непроизвольно упёр испытующий взгляд в экран, в иконку соединения, хоть и не видел собеседника. – Как вы думаете, какие у меня были на всех вас планы?       – Хм... если исходить из того, что вы человек, методично воплощающий все свои планы в жизнь, – вы собирались продолжать нами править. Никто и не против. Дело лишь в месте жительства, всё остальное всех устраивает ввиду того, что у ведущего есть всё те же чёткие планы.       – Верно... однако я не собирался давать вам ассимилироваться.       – В каком... смысле?       Тон у Алексея сделался очень осторожным, и Эрвин вздохнул.       – Вы сильно повлияли на всех остальных после своего появления на ковчеге, но я всегда держал вас обособленно, чтобы мои подданные не слишком влияли на ваших. Сейчас обеим сторонам есть на кого равняться в различных аспектах. Однако... в будущем я хотел бы отделить вас ещё немного. Я прекрасно знаю, сколь вы амбициозны... а в этой системе есть ещё парочка планет, пригодных для жизни. Одна из них слишком холодна, я хотел поселить вас в более мягкие условия, но раз вам так хочется снега...       – Планета? – потрясённо переспросил Алексей. Подопечных у того было не так много, чтобы прямо-таки отселяться на другую планету, но у Эрвина были далекоидущие планы, и он прекрасно понимал, что процесс населения развернётся полным ходом, как только для этого появятся подходящие условия. А уж когда всё наладится как механизм... Словом, вопрос времени. – Вы хотите... отдать нам планету?       – Под присягу, – уточнил Эрвин. – Я хочу знать, что там мои подданные, которые в любой момент откликнутся, когда я попрошу о помощи. Которые будут обмениваться научными разработками или даже вести их вместе, потому что думаем мы с вами немного по-разному, и решение проблем одного и того же проекта значительно ускоряется при совместной работе, вы сами видели.       – Планету... – растерянно повторил Алексей, словно бы застрявший на этой мысли, и Эрвин понял, что крючочек прочно зацепился. – Я думаю, они хотели бы планету... полностью свой дом... Но почему? Сейчас бы осваивать и заселять Бринию, а вы уже хотите сделать нам такой подарок...       – Потому что я не планирую останавливаться на двух. Одну-то чуть не угробили – а может быть, и уже, кто знает, – так что я хочу расселиться. И обмениваться ресурсами вместо их производства. Но я не планировал этого скоро. У нас всё ещё полно дел, на десятки лет вперёд. И не забывайте, Алексей, – под присягу, – напомнил Эрвин. – Только так. Мне нужен тыл.       Несколько долгих секунд с той стороны молчали.       – Хорошо, – наконец заговорил Алексей. – Но... кому? Чему? Что вы хотите построить теперь?       – О... давайте-ка немного подумаем, – Эрвин побарабанил подушечками пальцев по столу. – Видите ли... моё родное государство когда-то заставили отказаться от любого вида монархии. Я хотел бы её вернуть. Ещё я знаю, что вы это любите.       – Любим, – без экивоков подтвердил Алексей. – Значит, королевство?       – Я удивлён, что вы так хорошо помните историю... – Эрвин и впрямь удивился. Для Алексея те события уже не должны были иметь никакого интереса... хорошо. Раз память крепкая – планирует жить ещё. – Можно даже сказать – восхищён. Однако... нет. Людям нужны названия попроще, а мне нужен размах побольше. Я хочу построить империю, Алексей. Можно даже с большой буквы. Вряд ли у кого-то найдется аналог.       – Империю... значит, император?       – Верно. Но переведу я это всё на новые названия позже, когда появится резон. Когда дело действительно дойдёт до расширения. Своим можете намекнуть, разумеется, иначе в ближайшее время дела не выйдет. И именно в ближайшем будущем у нас имеется загвоздка.       Загвоздка состояла в самом ближайшем времени. Он торопился не просто так: раз уж ему намекнули, что они не единственная высокоорганизованная жизнь во вселенной, он собирался вкладывать силы в разработку противовоздушного вооружения, как только хоть немного наладит все жизненно важные процессы на новой планете. А такие новости... этого он не планировал. Он рассчитал всё, что возможно было, ещё на ковчеге, но он понятия не имел о том, что в восточных военных внезапно взыграет генетика, поэтому о дальнейших путешествиях по космосу даже не думал. Для этого нужно было слишком много всего. Нужны были уже налаженные процессы добычи, обработки и переработки ресурсов, налаженное производство больших массивов прочных материалов для обшивки корабля – что уже требовало большого масштаба производства... а учитывая его планы, не было смысла заводиться с единичным изготовлением, потому что потом он потеряет много ресурсов и времени, расширяясь, и это требовало уже огромного размаха производства. Вторая проблема – большую часть времени такой завод будет простаивать, потому что освоение новой планеты – не ежемесячное событие и даже не ежегодное, и необходимо было приспосабливать его и под другие цели. Под это вообще нужно было планировать целую индустрию... а у него некому было этим заняться. Помимо Алистера, но у того и так дел было по уши. А ведь помимо самого корпуса корабля последний нужно было чем-то начинить, и так, чтобы корабль и экипаж могли переносить жёсткие условия космоса, и на разработку этой начинки могло уйти серьёзное время.       Всё это он вкратце изложил Алексею. Он не особенно надеялся на понимание, потому что тот не имел ничего общего с промышленностью и её планированием, однако он рассчитывал найти понимание и какие-нибудь толковые свежие идеи.       – Я... не думаю, что я могу чем-нибудь с этим помочь, – извинительно ответил Алексей. – Единственное, что я могу предложить – это демонтировать вооружение ковчега и приспособить его под противовоздушное. Для форс-мажорных обстоятельств сгодится и будет быстрее, чем налаживание производства... хоть последнее нужно в любом случае. А что делать мне с моими ребятами? Я прекрасно понимаю, что новый город – это не плёвое дело. И я не могу этим заниматься, я не смыслю в этом в достаточной мере; я привык курировать научную работу, как от меня и требовалось.       Эрвин снова повертел в пальцах провод от наушников.       – А как у нас дела с миниатюризацией? – вспомнил он. – Я давно этим не интересовался. Как ваши успехи?       – Неплохо, но... всё нужно приспособить под новые условия и имеющиеся материалы. Это тоже займёт какое-то время.       – Вот и займите своих, – велел Эрвин, хорошо понимавший, что в начинку кораблей следовало вкладывать сразу лучший и экономный в плане размеров вариант. – А насчёт переселения – пусть пока даже не думают. Не в течение ближайших полугода, и это как минимум. Пока что просто выписывайте отпуска, раз хотят снег повидать. Нам нужно развернуть все необходимые для жизнедеятельности структуры здесь и набрать необходимый запас ресурсов, чтобы потом быстро строиться ещё где-то. Холод – суровое условие, нужно обустраивать всё быстро, чтобы люди не начали болеть. К этому всему критически нужно электричество, добыча которого в других условиях требует заблаговременных проектов. В общем, проведите разъяснительную беседу, бейте на то, что нельзя просто сняться с места и прибыть на другое, сколь бы они ни были идейными. Идея не питает генераторы и не лечит воспаления.       – Вот как раз таки последнее молодняк отрицает, – Алексей вздохнул. – Иногда с ними... сложно обращаться.       – Вы думаете, мои идейными рядом с вашими становиться не начали? – Эрвин усмехнулся.       – Начали, я тоже уже наблюдаю... В общем, пока ещё полгода сидим на попе ровно и катаемся на север в увольнительные, – подвёл итоги Алексей.       – Именно. Спасибо, что сообщили.       Эрвин снял наушники, хмурясь. Отдыхать ему, похоже, будет совсем некогда.       Остаток выходных он пахал хуже лошади, пытаясь заново всё спланировать и везде подстелить соломки, и к концу воскресенья, когда годилось бы ощущать себя готовым к свершениям или новым начинаниям, он был выжатым как лимон. Вполне естественно, что в понедельник он был злым как оса.       К часу дня ему позвонил Леопольд, и он выделил тому ещё крошечку терпения, чтобы выслушать приветствие и причину звонка.       – Ты не слишком занят? – вопросил его первым делом Леопольд.       – Отправь всё, пожалуйста, в текстовом виде. И не звони вот так с бухты-барахты. Я могу быть занят чем-то очень важным.       – О'кей. У меня тут просто кое-что занятное есть рассказать...       – Леопольд, в текстовом виде, что непонятного?! – взвыл Эрвин, с большим удовольствием потративший бы эту минутку на работу или тот же отдых. – Не отвлекай меня сейчас! У меня будут большие проблемы, если я не буду успевать за всем вовремя – и у тебя тоже!       И сбросил вызов.       Чуть позже ему пришло всё в текстовом виде – как и заказывал, – причём без единого лишнего бита информации. Хотя, казалось бы, задание насчёт отметок для разных отделов было творческим и требовало сопроводительных заметок и обсуждения, однако Леопольд и его отправил очень сухо, не оставив ему никаких комментариев. Не став выдумывать тому дополнительное задание, Эрвин отправил столь же сухую благодарность и велел продолжать заниматься отделом военного суда, вернувшись после этого к прерванным делам.       Время полетело незаметно.       Опомнился он в четверг, когда дверь впустила внутрь Леопольда, которого охранники, наверное, пропускали уже и не спрашивая. Оставив себе отметку в памяти сделать последним втык, развернувшийся на стуле Эрвин поинтересовался:       – Я нечетко выражаюсь?       – Предельно чётко, – Леопольд, даже не притормозив, направился к нему и, щёлкнув зажатой в пальцах флешкой, без разрешения вставил последнюю в разъём на передней панели системного блока.       – Ну-ка объяснись.       Развернув его вместе со стулом к себе, Леопольд, взявшись за подлокотники, навис над ним, упираясь взглядом в глаза.       – В последний раз ты выразился предельно чётко, Эрвин. Ты сказал, что у тебя, как и у меня, будут проблемы. Так вот, у тебя будут проблемы.       Развернув его обратно к столу, Леопольд велел:       – Смотри, – и, пока Эрвин, догадавшийся, что то, что ему хотели показать, вполне логично находилось в папке, наименованной «к просмотру», запускал оттуда первый файл, проронил: – Подключился к парочке микрофонов и синхронизировал с камерами.       На экране Эрвин увидел несколько трансляций от камер видеонаблюдения, установленных в отсеке службы безопасности, так и продолжавшей базироваться на ковчеге. Чуть позже он сообразил, что Леопольд любезно выдернул из суток особо любопытные моменты, чтобы не тратить его время, и судя по тому, что файлов было несколько, тот вёл наблюдение на протяжении нескольких суток подряд.       – Мальчики обнаглели, – констатировал Леопольд к концу второго файла, и Эрвин тряхнул указательным пальцем, жестом веля не мешать слушать. Мальчики-то и впрямь обнаглели... то, что те и не подумали обеспокоиться новообразованной службой, очень уж похожей на них самих, было ещё не самым тяжелым обстоятельством. Мальчики решили, что у них весь ковчег на ладони.       На файле сегодняшнего числа, ещё неполном, Эрвин понял, с чего Леопольд взбесился.       – «Можем заловить этого, который к нему в покои бегает, да и расспросить, что он охране говорит, чтобы пройти. Делов-то. Всё просто, ребята», – вот с этого начался разговор, содержание которого Эрвину очень не понравилось.       – Я говорил тебе не бегать ко мне так часто? – процедил он, дослушав.       – Это называется «ловля на живца», Эрвин, – заурчал над его ухом Леопольд, и он дёрнулся от неожиданности, не договорив. Зачем было так наклоняться? – Того, что ты вернул смертную казнь за госизмену, недостаточно. Того, что ты решил создать отдел, который будет карать, недостаточно... для начала. В первую очередь тебе нужно внушить страх. Страх ошибки, страх провиниться, страх быть наказанным, а не просто выслушать выговор. Ты, похоже, об этом забыл.       – Я смотрю, ты и сам об этом забыл, – Эрвин прищурился, отодвигаясь. – Хочешь, чтобы я тебе мозг прополоскал?       Выпрямившийся Леопольд безмятежно достал пистолет из кобуры, отщёлкнул магазин, проверяя, как тот ходил в рукояти, вставил обратно, и, сняв с предохранителя, отправил на прежнее место.       – Ты что удумал?       – Больше разумного выхода нет. Я-то знаю, что у нас значит заловить и расспросить, так что для меня его точно нет. Они меня взбесили, – Леопольд достал из внутреннего кармана пиджака запасной магазин и опустил его в карман брюк. – Если ты просто прополощешь им мозги, это ни от чего не застрахует тебя в дальнейшем. Тебе нужен символ страха, Эрвин. Даже когда у тебя не будет никого, чтобы отправить быстро и безжалостно разобраться – пусть боятся.       Эрвин сцапал его за рукав, и Леопольд аккуратно отцепил его от себя; он пережил дежавю. Кажется, это уже было...       – Впустишь меня через потайной ход? – неожиданно мягко произнёс Леопольд. – Скорее всего, я вернусь не совсем целый.       Отцепить-то от себя тот его отцепил, но ещё не отпустил. Эрвин ощутил какой-то странный, уже позабытый импульс от Леопольда, который не сумел расшифровать.       – Ты понимаешь хоть, какое потом поднимется возмущение? – Эрвин просто выдернул руку, не желая разбираться; и так дела были. – Ты меня подставляешь!       – Обнародуешь записи. Могу оставить кого-нибудь живым, чтобы ты получил живые сведения. Я думаю, те ребята из службы безопасности, которым услышанное не понравится, с радостью расспросят всех остальных. Всё. Я иду.       – Я ещё не дал тебе разрешения.       – Обойдусь, – Леопольд немного отступил. – Чем раньше последует реакция от власти, тем больше её будут опасаться впоследствии. Последи за мной, хорошо? Если что, уведёшь от меня случайные патрули.       Леопольд вышел; ошеломлённый Эрвин ещё несколько мгновений сидел, глядя на дверь, а потом запустил трансляцию с разбросанных по ковчегу камер видеонаблюдения. Самое неприятное заключалось в том, что в словах Леопольда был резон. На другой же чаше весов теперь, после запуска в ход нового законодательства, лежало то, что он не хотел сейчас терять трудоспособных людей, а также общественная реакция. Последнее было важно. К нему обязательно появятся вопросы касательно того, что не было объявлено о задержании, не было самого задержания, не было издано приказа о задержании и казни...       Что ж, теперь ему только и оставалось присмотреть за Леопольдом и заниматься последствиями.       Леопольд в окошке одной из трансляции спокойно и целеустремлённо, как человек, у которого было запланировано много дел на сегодня, шагал по коридору. И приближался он к перекрёстку, расстановка на котором была, как он чувствовал, так себе: туда приближались двое из патруля и ещё двое... точно не патрульные; Эрвин знал, как ходили патрульные, да и всех их знал наперечёт. И что-то в походке Леопольда, уже видевшего этих двоих издалека, подсказывало ему, что скоро их не станет. Слышал ли Леопольд приближавшийся патруль?       Цыкнув, Эрвин мысленно потянулся к этому месту и дёрнул освещение, заставляя свет потухнуть в нескольких местах. В темноте почти сразу же крохотными вспышками отметились два выстрела. Через несколько секунд Леопольд, перешедший на бесшумную с виду рысцу, появился на трансляции следующей по коридору камеры и к повороту за угол снова перешёл на деловитый шаг, пока на оставшемся позади перекрестке патрульные, расчехлившие фонарики, выхватили лучами света два ещё тёплых тела. Два выстрела, подумал Эрвин. Во мраке. Если первым попасть было ещё просто по памяти, то остававшийся человек наверняка дёрнулся бы или попытался отскочить... второй выстрел всё равно настиг цель. И наверняка. Патрульные даже не проверяли, живы ли ещё жертвы, сразу взявшись искать документы, чтобы установить личность.       Коротко запищал входящий вызов, и Эрвин, у которого важным людям были присвоены уникальные сигналы, не глядя принял его.       – Спасибо, – тихо и кратко произнёс Леопольд. – Хочу блэкаут в их берлоге. Дашь мне секунду глянуть, все ли на своих местах, и отрубай.       – Понял тебя, – отозвался Эрвин, и вызов тут же завершился: на него положились.       Леопольд успел шастнуть к информационному отсеку незамеченным. Патрульные к этому моменту подняли на уши службу безопасности, и там все приникли к мониторам – и Эрвин дал тихонько заглянувшему к ним Леопольду ещё две секунды, чтобы узнать всех со спины. Следом он, успевший произвести несложный расчёт возможных вариантов ближайшего будущего, просто вырубил свет во всём отсеке и близлежащих коридорах.       Темноту в помещении, принадлежавшему службе безопасности, тотчас взрезали вспышки. Одна, две, едва заметная пауза, три, четыре... и темнота расцвела беспорядочными всполохами, делаясь от контраста ещё темнее.       Включилось слабое, неверное аварийное освещение, и затаивший дыхание Эрвин увидел Леопольда сквозь камеру через одну от помещения службы безопасности, уже в конце коридора. Следом он поймал движение около дверей, в которых тот только что стоял, и тут же мысленно туда потянулся: за Леопольдом вылетел какой-то молоденький сообразительный парнишка и вскинул недрогнувшую руку с пистолетом. Эрвин просто с разгону вклинился ему в сознание, заставляя потерять последнее, однако спуск оказался вжат.       Леопольда косо толкнуло вперед, и по характеру его наклона Эрвин понял, что ничего серьёзного – плечо или чуть ниже; Леопольд почти сразу восстановил равновесие и перешёл на рысцу, характерную сейчас для всех носившихся по коридорам патрульных. Только на этот раз она была тяжёлой. Что любопытно, тот не оглядывался. Наверное, решил, что это он вмешался, раз сзади больше ничего не было слышно.       На полпути Леопольд перешёл на шаг, поглядывая вниз и немного назад. Он был уже рядом с тем самым перекрестком, и Эрвин запоздало подумал о том, что, наверное, нужно было чуть раньше предупредить его о том, что там оставался один из патрульных, присматривавший за телами. Впрочем, вряд ли Леопольд, в любом случае сейчас предпочетший бы кратчайший маршрут, стал бы прислушиваться.       Патрульный нервно выхватил пистолет, целясь и жестом требуя документы, и Леопольд спокойно вытащил корочки из нагрудного кармашка пиджака, глянув на видеокамеру. Затем ещё раз, протягивая их патрульному, и тот, поведшийся на собственное любопытство, оглянулся. Леопольд тут же дернул его за руку, ещё немного заворачивая, и треснул рукоятью пистолета в затылок; патрульный осел на пол.       Побледневший Леопольд упрятал документы обратно, снова отправив взгляд вниз, и вытащил из кармашка носовой платок, после чего тяжело опустился на корточки. Эрвин прищурился, пытаясь разглядеть, что происходило. Леопольд мазнул платком по полу, потом потёр это место куда более тщательно, а затем заправил платок сзади в ботинок, прижав им штанину брюк, с трудом выпрямился, придержавшись за стену, и Эрвин, у которого слегка похолодело всё внутри от осознания того, что и для чего было сделано, проводил это чудовище, спокойно направившееся дальше, взглядом. Потом открыл потайной ход, поднимаясь, чтобы поймать Леопольда у двери.       Последний не постеснялся на него опереться, и Эрвин едва допёр того внутрь. Миновав кровать, он усадил Леопольда в криокамеру, не встретив этому сопротивления.       – Ложись! – велел он, ненадолго отходя закрыть дверь.       – Я тут кровью истекаю, вообще-то...       – Закрыл рот и лёг! – рявкнул Эрвин, и Леопольд со вздохом перенёс ноги через борт капсулы. – И глаза.       Леопольд нахмурился, но глаза закрыл, и Эрвин без экивоков отключил тому сознание, сразу взявшись заниматься первым из неотложных образовавшихся дел: локально вернул Леопольда во времени, аккуратно выталкивая наружу засевшую в том пулю. Последняя ничего особенно важного не задела; Леопольд, пожалуй, мог спокойно и до медчасти добрести. Везучий сукин сын, в сердцах подумал Эрвин, включая криокамеру на самый высокотемпературный режим заморозки, просто приводивший организм в некоторое подобие спячки: он не чувствовал себя в состоянии иметь дело с Леопольдом ни сейчас, ни завтра. Ему для этого понадобится уйма терпения, которым он сейчас не располагал.       Дальше он торопливо подтёр записи с камер видеонаблюдения, на которых Леопольд вообще появлялся. Хорошо, что тот предоставил ему полный доступ к хранилищам данных контрразведки, иначе ему пришлось бы повозиться...       Потом он завис над клавиатурой, не зная, что именно ему писать. После случившегося годилось бы пугать уже окончательно, но он так привык заботиться о подданных, что не мог. Строго держать – это было всё-таки другое, строгость не исключала заботы. В отличие от террора, который Леопольд устроил. Представить себе только состояние тех, кто был на смене и остался жив...       Может быть, и свалить всё на Леопольда в каком-то смысле. Посредник...       Записав себе то, что он мог бы сообщить подданным, Эрвин сперва опубликовал в общем доступе, в той самой беседе, которую он использовал для обращения абсолютно ко всем, переданные ему Леопольдом файлы. А затем отправил и обращение.       «Я хотел бы ещё раз поставить ударение на том, что вам грозит за государственную измену», – началось сообщение безо всяких предисловий и экивоков. Он всё-таки был разочарован. Понятное дело, когда правительство паршивое и хочется его свергнуть, но он старался. У них даже средний жизненный срок чуточку увеличился за это время. – «В законодательстве сказано, что это смертная казнь, но не нужно думать, что вам просто вколют эвтаназию. Вам будет полагаться пуля. В количестве одной штуки. Можно попытаться поймать больше, но я бы не рекомендовал. Не нужно думать, что вас будут судить. Вам повезёт, если вас задержат и объявят вам приговор. Если вас поймают на горячем, как вышло с этими шестью господами... Знаете, мне сейчас нужна каждая пара рабочих рук. Я огорчён произошедшим. Меня всегда огорчает необходимость передавать кому-то весточку через моих личных связных, потому что мои адъютанты передают только вести определённого рода. Пожалуйста, не прибавляйте им работы. Я выражаю соболезнования семьям и друзьям погибших».       Ему и хотелось бы добавить что-нибудь ещё, особенно о полагавшейся семье компенсации, однако... этого он не хотел себе позволить. Он не оценивал жизнь людей, замахнувшихся на место, на котором он делал всё от него зависящее, вообще никак.       Дальше он отправил распоряжение прибраться в беспорядке, учинённом Леопольдом, и задумался о том, что делать с беднягой, которого ему пришлось вырубить. Мальчик вместо переживания шока или разбора ситуации помчался задерживать Леопольда, и, с одной стороны, инициатива наказуема на младших рангах, а Леопольд был ему ещё нужен, в то время как с другой – тот сориентировался в ситуации и не побоялся помчаться за человеком, только что устроившим массовое убийство. И ведь попал, рука не дрогнула, качнулся только потому, что сознание в тот момент отключали...       Для начала он проверил, кто был на смене сегодня, и чуть не рассмеялся: младшенький Анхальт, не так уж давно туда принятый. Жизнь выкидывает забавные коленца... Нужно развести их подальше, подумал Эрвин, выписывая мальчишке повышение и перевод в разведку: твёрдая рука нужна была там, а службу безопасности он собирался слить с контрразведкой, избавляясь от первой и укрепляя последнюю. Гниль всё равно уже вычистили, хоть и крайне радикально...       Чуть позже ему позвонил сначала Алексей, а потом оторвавшийся от дел взволнованный Алистер, и он успокоил обоих, испытывая сложную и неприятную смесь чувств: было приятно, что о нём беспокоились, но он хорошо понимал, что эти люди не бесконечные. Когда они устанут продолжать, он снова останется один. Раньше он спокойно переносил эту мысль, но теперь она его огорчала.