(Во)схождение

      За четыре последующих дня Леопольд отработал всё и вся (и всех), и на четвёртый явился лично – услышать, что ему скажут. Эрвин предполагал, что тот намекал на повышение (которое, впрочем, он был готов выписывать – через некоторое время, потому что того сравнительно недавно как раз повысили), однако...       – Ты доволен? – тон Леопольда был пугающе вкрадчивым. Не будь в нём чего-то мягкого, пугало бы не так, и это было совершенно нелогично.       – Более чем, – отозвался Эрвин от шкафа. К последнему он поднялся в некоторой степени вынужденно: ему не очень хотелось снова оказаться в очень замкнутом пространстве между спинкой и подлокотниками стула и Леопольдом.       – Что-то интересное там нашёл? – поинтересовался последний.       – Да так... Многое из этого пора бы уже выбросить. Вряд ли это можно пить... не считая вин. Что-то из них может ещё сгодиться. Хочешь, выдам тебе какое-нибудь? Если ты знаешь, как отличить ещё пригодное, конечно.       – В качестве подарка?       – А как ещё? – заинтересовался Эрвин, желая увести куда-нибудь разговор: он уже догадывался, что Леопольда интересовала тема, обсуждаемая ими до выдачи последнего задания.       – Тебе лучше знать, Эрвин. Это может быть подарок, может быть награда. Может быть подачка.       Судя по интонации, последние два варианта Леопольда не устраивали. Серьёзно так не устраивали.       – Просто отдам, – строго произнёс Эрвин, сделав вид, что у него испортилось настроение. На самом деле ему начало становиться... всё равно. Он потихоньку привыкал к переживаниям, вызываемым у него Леопольдом, отчего они становились всё легче и прозрачнее; даже раздражение, стоявшее особняком из-за своей интенсивности (в конце концов, ему мешали работать, чего он не любил), немного уменьшилось и...       Он застыл, исподлобья глядя на загадочно блестевшие за стеклом бутылки. Нет, не уменьшилось... перетекло во что-то другое. Ему начинало становиться чудовищно всё равно. Ещё чуть-чуть – и он начнёт наказывать Леопольда. Тот вообще осознавал, что в результате своих действий мог получить такое же чудовище? А может, и хуже... Как этого избежать? Быть может, и впрямь уложить того поспать, несмотря на то, что поднимется определённый резонанс, вызванный пропажей главы аж двух новообразованных отделов и счастливого (ну, почти) папаши первого чада, родившегося на этой планете?       – Эрвин?       Неслышно подобравшийся Леопольд взял его за запястье... точнее, попытался взять: едва Эрвин ощутил, что пальцы сомкнутся – гладко выскользнул из хватки до того, как она закрылась. Он не забывал, что такое наручники. Пусть последние не были тёплыми, но в остальном – жёсткая кисть Леопольда вполне могла стать их браслетом.       Или тот прекрасно всё осознавал?       – Эрвин...       Голос Леопольда снова сделался почти мягким. Ему будто немного делали скидку за прошлое...       В чашу его терпения упала ещё одна капля. Её содержимое было уже и так... Прямо как алкоголь за стеклом. Раздражение копилось там слишком долго для того, чтобы предполагать, что оно могло быть здоровым. Разве что в исключительном случае.       – Зачем ты это делаешь? – строго спросил он, избегая слова «почему», на которое легко можно было найти ответ.       – Что значит «зачем»? – Леопольд немного наклонил голову. – А зачем люди договариваются? Знаешь, о том, о сём...       Снова давление.       Мгновением позже до Эрвина дошёл смысл слов. Леопольд теперь хотел услугу за услугу? А, верно, когда он спросил, что для меня сделать, вспомнил он. Получается, он сам, своим поведением, не предполагая и даже не думая об этом, поставил Леопольду, для которого многие двери в этом плане были открыты, цель, ради которой можно было поднапрячься, и последнее показалось тому заманчивым занятием, которое, к тому же, неслабо спасало от скуки. Вызов.       Ему стало немного стыдно. Этого он не хотел. Тем более, гонка за такой целью была для Леопольда более чем бессмысленной и безрезультатной: ему этого не нужно было во всех возможных смыслах, отчего он не собирался в это влезать.       – Леопольд... давай-ка проясним одну вещь. Никаких услуг. Никаких просьб. Я приказываю – ты делаешь.       Леопольд не дёрнулся, как обычно бывало, и даже не нахмурился: он вложил столь малую каплю магии, что тот этого не почувствовал, просто приняв его тон за обычнейший интонационный нажим. Пока что этого было мало, но ещё парочка таких вкладов дадут накопительный результат. Можно было, разумеется, начинать так делать гораздо раньше, однако это означало бы частичное нарушение обещания, и не того, которое он сам давал, а того, которое сам же Леопольд из него вытряс. Впрочем, ещё немного – и конкретно этим он начнёт пренебрегать в ещё большей мере. И за это он испытывал к Леопольду всё меньше и меньше тёплых чувств. Он терпеть не мог тех, кто не исполнял обещанное, а тот буквально заставлял его так и поступать.       – Скидку, Эрвин. Мы с тобой были соратниками.       – Несколько дней? – осведомился Эрвин, изогнув бровь. – Всё остальное время мы были на разных уровнях. Что, соскучился по временам, когда твой статус был выше? Когда ты мог диктовать условия? Так нужно было думать, что ты делаешь.       Мягкий, крадущийся шаг ближе, словно к добыче. Эрвин почти пожелал, чтобы что-нибудь экстренное случилось прямо сейчас. Надо же, когда люди действительно хотят остаться наедине, всегда что-то случается, а когда, наоборот, нужно прервать нежелательное уединение – ничего не происходит...       – Брось. Любому живому существу нужны тепло, ласка и общение.       – Ты когда-нибудь видел медузу, Леопольд?       Тот вскинул брови, непроизвольно задавшись этим вопросом и тем, для чего он был задан. Технически, медузы и впрямь не походили на существ, которым нужны тепло и ласка.       – Но ты же не медуза.       – Среди них есть парочка потенциально бессмертных видов, – сообщил Эрвин весьма занимательный факт, и брови у Леопольда поползли к переносице, бросая тень на глаза. – И, кстати... я бы хотел, чтобы ты вспомнил, как был недоволен тем, что в тебе могли углядеть человека, к которому у Президента был специфический интерес. Вспомни хорошенько. А теперь иди. У меня полно дел.       Эрвин прямо-таки почувствовал, что Леопольду хотелось поспорить, однако тот, глянув на него исподлобья, развернулся, словно скомандовали «кругом», и вышел. В оставшемся за тем эмоциональном шлейфе сложилось всего понемногу – и разочарование, и неудовлетворение, и... Вот оскорблённости он не обнаружил: Леопольд обиделся. Чистейшая обида, словно медузой Эрвин обозвал не себя.       И среди всего этого – что-то грязновато-горькое, тесно-тесно переплетённое с той самой неудовлетворённостью.       Остаток дня тянулся для Эрвина чудовищно долго. Он с облегчением вздохнул, когда лично у него наступил отбой... но и следующий день тянулся столь же долго. И последующий. Насколько Эрвин себя знал, это могло означать, что либо вскорости что-то случится, либо он где-то ошибся.       Он остановился на первом. Обычно предчувствия его не обманывали, так что он и впрямь ожидал гостей.       Время всё тянулось, ничего не случалось, и Эрвин начал подозревать, что он и впрямь совершил ошибку. Но где? Где-то на этапе подготовки? Или нужно было пока что полностью остановить все дела, связанные с новым городом?       Спустя несколько дней к нему заявился Леопольд, прохладно, почти вежливо с ним пообщался, отчего-то пристально глядя на его шею, и ушел. Даже не попытался приблизиться. Этому бы порадоваться, но Эрвина посетило беспокойство по поводу того, как бы Леопольд и впрямь ему саботаж не устроил.       Ещё через двое суток средь бела дня взвыла сирена, и Эрвин, подключившийся к трансляции камеры видеонаблюдения на крыше, увидел только след от унёсшейся вверх ракеты. А потом увидел серое облачко далеко в небе.       Следом система противовоздушной обороны выпустила целый залп; одновременно с этим ему позвонил Леопольд, и Эрвин принял вызов.       – Посылают радиосигнал, принимать? – лаконично вопросил его тот.       – Если ты уверен, что содержимое не положит операционку.       – Уверен.       – Тогда перешли мне.       Леопольд немного помолчал, и Эрвину почему-то подумалось, что тот сейчас откажет.       – Отправил. Я надеюсь, ты знаешь греческий, потому что я ни черта не понимаю.       Эрвин, сразу открывший присланный ему файл, приподнял брови, увидев текст: и впрямь греческий. Леопольд, должно быть, просто узнал буквы по внешнему виду; для остальных это уже должны были быть неизвестные им символы, пока не вспомнят уроки геометрии или алгебры. Так-так...       Вторая половина сообщения, по размеру соотносившаяся с первой, была на довольно сносном английском, и Эрвин заподозрил, что содержание обеих было одинаковым. Видимо, продублировали как для тупых, уже заявляя собственное превосходство. Вдобавок с обстрелом – очень агрессивно заявляя.       «Альфа передаёт привет!» – без обращения (практически по-скотски в рамках дипломатии и официальной переписки) начиналось послание. – «Она будет травить всех сбежавших с корабля крыс и убивать отбившихся от стаи. Это то, что передаёт Альфа. От себя – это первые и последние слова. Мы не говорим с добычей. И с подонками, если это вы свалили первыми. Торг бесполезен. Чао».       Вот тебе на... Эти, похоже, тоже с Земли. И там могли крепко осерчать на запуск ковчега, серьезно ухудшивший экологию планеты. И запускал его не Эрвин – но, как обычно, кого это волновало...       Его тоже волновало немного другое. Конкретно – то, что в текстовом докладе, который ему между делом тоже передал Леопольд, в космическом пространстве вокруг Бринии находился только один корабль. Его это несколько смущало. Если ему так открыто угрожали... какой, в конце концов, смысл так делать, если можно было просто прислать пяток таких и стереть их пока ещё беззащитный город с лица планеты? С ним собирались поиграть?       Ещё его приводило в замешательство то, что обсерватория ничего не видела вплоть до появления корабля возле самой атмосферы, словно тот просто выпрыгнул откуда-то из другого пространства. Замаскировать такое никак нельзя было, тем более от продвинутых средств обнаружения.       «Эй, что отвечаем?» – потормошил его Леопольд – уже почему-то письменно. – «И что мне отвечать? Я старался, чтобы меня никто не слышал, но тут некоторые длинноухие вопрошают, что там за "грески"».       Эрвин усмехнулся, не удержавшись: хватило же кому-то смелости сначала подслушивать, а потом переспрашивать, к тому же, неправильно расслышав.       – Давай-ка будем отталкиваться от названия их страны и назовем этих ребят... «гриссы».       «Это что, не люди?»       – Ну, я-то не знаю, сколько в них осталось человеческого, – пожал плечами Эрвин, набирая параллельно ответ, и отправил его Леопольду. – Транслируйте обратно вот это.       Он не стал прямо угрожать в ответ, вместо этого передав этой самой Альфе, что Империя готова принимать предложения о переговорах в любое время. Путь пошевелит мозгами.       «Есть», – довольно быстро откликнулся Леопольд. – «А ракетки-то у ребяток закончились. Кстати, а почему мы ещё не в курсе, что мы – Империя, м-м?»       – Потом всё равно будете, – отмахнулся Эрвин. – А теперь, будь добр, влезь в собственные архивы и сотри кусочек аудиозаписи, на котором ты болтаешь вслух.       «Ты думаешь, я не отключил ближайший микрофон, прежде чем с тобой говорить? Так, гости исчезли. Бесследно, как и пришли».       – Прекрасно, – сардонически отозвался Эрвин, немного рассчитывавший подбить корабль и поковыряться в нём как следует.       «Знаешь, я даже рад, что у них закончились ракеты. У нас боеприпас тоже на исходе», – уведомил его Леопольд.       Эрвин устало прикрыл глаза ладонью: с такими новостями – придётся теперь срочно заниматься производством боеприпасов для имеющегося оружия. Мало того, это значило, что за неимением других орудий небезопасно было отпускать восточных военных в отпуска на север, где те уже обустроили себе туристический лагерь. Неприятно.       Впрочем, могло быть хуже, подумал Эрвин, начиная очерчивать то, что сейчас следовало передать подданным. Люди будут напуганы...       Записав и транслировав обращение, он передал парочку распоряжений касательно изготовления новых боеприпасов и подбора обломков чужих, если от тех по достижении земли ещё что-то осталось, и с облегчением плюхнулся на кровать. На сегодня (и, если повезёт, – на ближайшее время) самое страшное было позади, так что можно было немного расслабиться и стряхнуть напряжение с мозга.       Немного погодя к нему ввалился Леопольд; он не стал тому ничего говорить по поводу отсутствия приглашения – сегодня заслужил обойтись без замечаний.       – Мы с тобой, конечно, молодцы, но теперь к нам могут пожаловать в любой момент, – с порога заявил Леопольд. И фамильярно, словно речь не шла о важных вещах, уселся на край кровати, вольготно опёршись локтем об спинку, словно красовался.       – Ну, молодец по большей части – ты, – выдал Эрвин ответ, который из него и выуживали. Главное, чтобы Леопольду не захотелось ничего дополнительно.       – Ну да. Делать что будем?       Эрвин сперва не понял, видел ли он подтекст и следовало ли ожидать последний; он мог бы раздражиться, однако вместо этого он почувствовал себя уставшим. Сколько раз нужно было повторить Леопольду, что он не будет отвечать взаимностью? Сколько?       – Знаешь, Леопольд, я тут подумал...       – Да? – тот заинтересованно подался вперёд.       – Давай-ка мы тебя спать уложим.       – Спать? – недоуменно переспросил Леопольд.       – Ну. Ты же просил, – напомнил Эрвин.       – А говорил, что не будешь, – Леопольд сложил руки на груди. – Что будет очень подозрительно. Соврал?       – Передумал.       Леопольд немного поглядел на него, явно зацепившись за последнее слово; наверняка подумывал о том, что он мог передумать и касательно других вещей.       – Ладно.       Эрвин не стал даже укорять того за согласие и напоминать об оставленных в таком случае женщине и ребёнке (об этих он мог и сам незаметно позаботиться) – его целиком занимала возможность оставить Леопольда там, где тот не смог бы доставать его ближайшие полвека. Или больше.       Однако... Леопольд и впрямь так устал или просто пытался надавить ему на жалость?       Встряхнув головой, Эрвин продолжил:       – Подбери все дела так, чтобы твои заместители могли их подхватить. У тебя ещё есть пару дней. Или только один, в зависимости от того, как скоро мы найдём остатки чужих ракет поинтереснее.       – Хочешь использовать мои якобы корявые руки как предлог?       – Необязательно руки. Скажем... на этих ракетах могли быть какие-то неизвестные нам микроорганизмы, к которым ты оказался крайне чувствителен... эх, нет, у меня нет времени на тотальный карантин. Могу опять зарезервировать тебя для научных исследований.       – Уже без разницы. Если ты опять меня на сотню-другую лет усыпишь, кто меня потом вспомнит?       Взгляд и тон Леопольда были вроде бы спокойными, однако Эрвин чуял агрессию. Создавалось ощущение, будто она в любой момент из пассивной могла стать активной; может, Леопольд брал и этим в том числе, когда к кому-то подходил.       – Хорошо. Готовься.       Леопольд не ответил, снова глядя куда-то в район его шеи.       – Ты можешь идти, – добавил Эрвин, которого этот взгляд слегка напрягал. И как только Леопольду хватало наглости заявлять права на то, в чём отказали, и, более того, что в принципе нельзя было получить?       – Спасибо, что разрешил, – с немалой долей иронии отозвался тот, хищно сощурившись, и поднялся на ноги через непозволительно долгий десяток секунд.       Через два дня Эрвин забыл о проблеме уже в момент укладывания Леопольда в криокамеру.       На следующий день подтвердилось земное происхождение состава чужих боеприпасов.       Вскорости он потерял счёт времени. Последнее шло незаметно, но неумолимо, год за годом, десяток за десятком, и о Леопольде он вспомнил в конце пятого. Затем снова забыл.       В следующий раз он вспомнил о том к исходу седьмого и тут же занялся этим вопросом. Криокамеры у него довели до ума за это время, так что он спокойно мог включить конкретную, в которой лежал Леопольд, на режим разморозки – что он и сделал – и продолжить заниматься своими делами.       – Эй?.. – услышал он чуть позже осторожный зов Леопольда из одного из каналов, и переключил туда своё внимание. Очнувшийся Леопольд уже сидел, оглядываясь и наверняка пытаясь понять, где находился: за прошедшее время Эрвин отстроил целый штаб, первый и главный, и перебрался жить туда, чтобы можно было по-человечески разобрать и переработать ковчег, а криокамеру с Леопольдом перенесли в новенький зал для аудиенций.       – Ты уже пришёл в себя? – поинтересовался Эрвин для проформы. Глазок видеокамеры передал ему, как Леопольд заоглядывался, ища источник звука.       – Ты меня слышишь? Где я?       – В зале для аудиенций, – разъяснил Эрвин. – Поздравляю. Все системы твоего организма работают правильно. Можешь отцепить от себя датчики – только поаккуратнее, пожалуйста, – и подниматься. В углу стоит стол; на нём, как ты можешь видеть, термос с чаем, небольшой перекус и компьютер. На стуле плед, если решишь, что подмёрз. Ознакомься с текущей ситуацией в мире. Когда зако...       – Где ты? – бессовестно прервал его Леопольд. – У тебя усталый голос.       – Это мой обычный голос; претензии не понял. И не перебивай меня, пожалуйста.       – Ага. Не запись, – констатировал Леопольд. – Спасибо, что изволил со мной поговорить лично, конечно, но я хотел бы тебя ещё и видеть.       – В себя приди сначала.       – Я в себе. Ты знаешь, на этот раз с самочувствием у меня получше. Ты перекладывал меня в другую криокамеру? Или усовершенствовал техпроцесс?       Эрвин не ответил, собираясь заняться своими делами: от нечего делать Леопольд всё равно будет исполнять, что сказано.       Сухой, ехидный смех из динамика отвлёк его, и он вынужденно глянул в окошко трансляции.       – Что, достал я тебя всё-таки? – заявил Леопольд, нагло скалясь. – Ай да я.       – Ешь, пей, приходи в себя и ознакомься с ситуацией, – механически повторил Эрвин. – У тебя могут возникнуть вопросы. Вот по поводу них мы потом и поговорим.       После этого Леопольд решил-таки побыть послушным мальчиком и засел за новости, довольно надолго оставив его в покое. Когда Эрвин решил, что это было слишком уж надолго – снова вернулся к наблюдению... однако Леопольд продолжал сидеть, с интересом уткнувшись в экран.       – Ну? – вопросили его из зала ещё через какое-то время. – Теперь с тобой можно увидеться?       У Эрвина возникла очень чёткая ассоциация касательно последнего слова, от которой он не смог избавиться. Впускать Леопольда к себе сделалось неудобно.       – Дай-ка угадаю: этот хитрый подъёмник тебе Алистер спроектировал? – осведомился тот, как только явился в проёме лифта.       – Угадал. Вопросы?       – Почему корабли классифицируются по-птичьи? – сходу задал Леопольд один из них, без приглашения придвигая к себе стул, прежде стоявший под стенкой. – Ещё и на флаге – кстати, когда это он появился? – крыло. Когда ты заделался птицелюбом?       – Птица – существо свободное. А людям подневольным нравится думать о себе как о покорителях космоса, – любезно разъяснил Эрвин. – Ещё парочка поколений, конечно, и это станет привычным; там уже начнётся время именно освоения...       – Будут ещё немного гордые, – лаконично и прямолинейно закончил его мысль Леопольд.       – Знаешь, правилом хорошего тона является дослушивание ответа собеседника на заданный тобою же вопрос.       Леопольд усмехнулся, почти развязно пожав плечами.       – Чувствую, что у меня по времени квота. Даже попререкаться с тобой приятнее, чем выслушивать столь официальные разъяснения, после которых ты скажешь, что моё время с тобой закончилось.       Эрвин чуточку склонил голову набок. Почему Леопольд так прямо... Разве тот позволял себе такое до этого криосна?       Он не смог точно вспомнить.       Леопольд продолжал нагло ухмыляться.       Это его память сыграла с ним шутку, или Леопольд решил, что он забудет, как тот себя обычно вёл? Или Леопольд на это даже рассчитывал?.. Так, ещё одна выходка, и ты отправляешься обратно спать, мысленно пообещал Леопольду Эрвин.       – А что с флагом? – задал Леопольд следующий вопрос.       – А что с ним?       – Почему чёрный и жёлтый?       – Алистеру сочетание нравилось, – честно ответил Эрвин, некогда просто опросивший ближайших к нему людей на тему того, какие цвета они хотели бы видеть на флаге новообразованного аппарата, громко на тот момент наименованного Империей. К его удивлению, оказалось, что всем буквально неважно. Кроме Алистера, заботившегося о мелочах.       От Леопольда повеяло такой дикой смесью эмоций, что он опешил.       – В каком смысле «нравилось»? – чужим голосом уточнил тот. – В прошедшем времени?       – На тот момент нравилось. Могло разонравиться, не знаю, – ответил Эрвин, пристально наблюдая за выражением лица Леопольда. – Но это вряд ли – у его родины почти такой же флаг был, только без ещё одного цвета. Если ты помнишь, конечно.       – Так ты решил сделать ему приятно? – в интонации Леопольда почти можно было услышать вопрос о себе. Лениво покачивавшийся нос ботинка Леопольда замер: тот точно так же уставился в ответ, чуточку щурясь, и почти позабыл нахально себя вести, из чего можно было понять, что последнее – наносное.       – Он спроектировал мне город, знаешь ли. И штаб.       – Н-да? – Леопольд приподнял брови. – А что бы ты без меня делал?       – Хочешь сказать, ты предложил бы более целесообразный или эстетически выглядящий вариант? – предположил Эрвин, только что и впрямь решивший отправлять Леопольда спать после некоторой разминки, нужной сугубо организму, и парочки выполненных задач.       – Ты прекрасно знаешь, что я хотел сказать. Я достаточно поучаствовал в становлении твоего положения, чтобы и мне что-нибудь перепало.       – Тебе уже перепало, – спокойно ответил Эрвин. Он всё ещё не оставлял надежды на то, что у Леопольда что-нибудь внутри перемкнёт, потому что в некоторых областях тот был ему нужен. Кстати, об одной из них... – А теперь мне нужно, чтобы ты собрался, нацепил на себя погоны нового образца, и пошёл щупать новую виртуальную симуляцию.       – Стоп! – Леопольд почти что вытянулся в его сторону. – Виртуальную симуляцию? Чего именно?       Перебил, подумал Эрвин. Некоторое время назад, когда у него выдался свободный часик, он крепко призадумался над тем, что делать с попыткой Леопольда заявить на него какие-то ещё права, и решил, что от этой идеи тот позже отойдёт сам. Выйдет наружу, погуляет по обновившемуся миру, а затем ещё раз, и, быть может, ещё раз, и найдёт себе кого-нибудь в конце концов. Тогда можно будет, пожалуй, заблокировать тому воспоминания о себе (скорее всего, впоследствии лучше будет так и сделать) и выпустить в мир. Это уже вполне себе подпадало под ту необходимость, при которой он мог влезть Леопольду в мозг, не нарушая обещания, потому что он плохо работал, будучи раздражённым. Особенно в последнее время. Ныне его душевное спокойствие было очень дорого ему, поскольку в спокойном состоянии его силы восстанавливались быстрее всего.       – Сражений, Леопольд. Я хочу отслеживать способность принимать решения с самых ранних ступеней развития. И сейчас время подходит к созданию интерактивных симуляций в реальном мире, потому что мы уже достаточно изучили поведение гриссов в сражении. Голографические технологии тоже позволяют, использование удешевилось.       – Голограммы мало, – мгновенно заявил Леопольд, переключившийся на рабочую волну. – Нет столкновения. Нет понимания движения, особенно в ближнем бою. Нет правильного понимания инерции...       – Да, да, – перебил (в кои-то веки) его Эрвин. – Пока что сугубо для стрельбы, а...       – Новобранец должен чётко понимать, что его ждёт, – лязгнул Леопольд. – Всплывающего сообщения о проигрыше недостаточно, Эрвин. Если его подстрелили в симуляции, он должен почувствовать удар – хотя бы по бронежилету.       – Леопольд! Без фанатизма, – строго велел Эрвин. – Всё поступательно, шаг за шагом. Я рад, что ты хорошо представляешь себе конечный результат, но нам нужно ориентироваться на наши технологии и их стоимость. Мы не можем разыгрывать театр для каждой группы новичков, да ещё и неоднократно. Давай потихоньку будем заниматься прогрессом, хорошо?       Леопольд недовольно засопел.       – Жизни, Эрвин. Судя по тем недопереговорам, которые я застал, гриссы – те ещё сволочи и сюсюкаться ни с кем не будут. А люди подразмякли. Да, ты прекрасно выдрессировал в ребятах честь и доблесть, но они отвыкли от настоящих сражений; дикая фауна – это так, не сложнее разминки друг с другом. Тебе придётся их натаскивать как можно лучше. Я уже видел упоминание инцидента в межпланетном пространстве, Эрвин. Ты хочешь, чтобы твои корабли оставались целыми? А экипаж – полным? Дороже делать корабль или симуляцию?       – Ну, всё, всё, успокойся, – Эрвину пришлось применить примирительный тон. – Я понял твои претензии. Но всё же постарайся держаться в рамках, ладно? Никто не мешает тебе оставить какие-то наработки на будущее, до возможности их воплощения, в этом тебя никто не ограничивает. Просто не дави на процесс претворения этих проектов в жизнь. Я наложу на них вето официально, если понадобится.       Леопольд некоторое время внимательно смотрел ему в глаза, переводя взгляд с одного на другой.       – Что с кораблём? – спросил тот наконец. – На нём был Алистер?       – На Гернии твой Алистер. Благополучно выстраивает там штаб.       О том, что он на всякий случай отправил туда всех Анхальтов, он пока что умолчал. Мало ли...       – А я могу с ним увидеться?       – Нет. Можешь ему написать, я дам тебе разрешение на использование межпланетной радиосвязи.       – А всё-таки?       – Нет, – почти по буквам выговорил Эрвин. Он видел состояние Алистера в последнее время; тот устал и, скорее всего, будет просить у него уйти в отставку. Алистер немного отвлёкся на освоение Росинки и Гернии, потому что это всё ещё было для него увлекательно, но за следующую планету уже не возьмётся. И идею эту Алистер, сам того не желая, мог вложить Леопольду. Мог вложить даже не произнося ничего вслух – эти двое были очень чутки по отношению друг к другу. Леопольд мог просто считать состояние того, и неозвученная мысль заляжет ему в голову – прямиком в подсознание. Этим и текстово-то, быть может, не следовало давать общаться...       – И почему это ты не хочешь меня отпускать? – прямо и более чем бесстыже осведомился Леопольд.       – Это ещё что? – Эрвин выдержал в интонации искреннее удивление пополам с возмущением. – У нас с тобой не было разговора о положениях? Я приказываю, ты подчиняешься, – напомнил он, вкладывая неощутимую крупицу магии. – Уже забыл? Имя-то своё ещё помнишь?       – А ты лицо своё помнишь? – ужалили его в ответ, и он понял, что с последним слегка перегнул. Но всё же, своему правителю... – Когда в последний раз в зеркало смотрел?       – Я не собираюсь с тобой пререкаться, – холодно проронил Эрвин вместо ответа «утром», некогда прозвучавшему бы от него.       – А ты сходи, взгляни! Его нет! Ты забыл, что с ним делать.       – Тебе больше нравился я уставший и обиженный жизнью? – резко бросил Эрвин, у которого не менее резко испортилось настроение.       Слова повисли в тишине.       В первые несколько мгновений Эрвин испугался сказанного: Леопольду нельзя было показывать слабость.       Леопольд пристально смотрел в ответ.       – Мне нравишься ты, а не твоя оболочка, – наконец разомкнул губы тот. – Мимика много на лицо выдает, а она – в плане отпечатка долгосрочных следов – отражение твоих чувств и эмоций. Я больше тебя не вижу.       Эрвин сначала не нашелся, что ответить. Вот тебе на... Когда Леопольд занимался и этим? Читал что-то, пока на посту у его покоев простаивал? Или уже всё это знал на момент их первой встречи?       – Однако... – Леопольд задумчиво хмыкнул. – Я надеюсь, что ты обиженность эту прорабатываешь, а не просто загнал поглубже. Я надеюсь, Эрвин.       – Тебе до этого дела не должно быть, – ответил он. Капельку резче, чем следовало, и Леопольд, судя по прищуру, эту самую капельку прекрасно уловил. – Ты хотел жить в лучшем месте? Пожалуйста – иди и гуляй по этому месту. Наслаждайся.       – Пока могу? – Леопольд усмехнулся, по-своему истолковав его слова. Эрвин, впрочем, мог бы выразиться и так, если его окончательно достанут.       – Я говорил буквально. Иди, порадуйся. Подыши всё ещё чистым воздухом...       – Жить я где буду на это время? – перебил его Леопольд, переключившийся на прагматическую часть вопроса; кажется, рассчитывал, что здесь... Проблема состояла в том, что Эрвин о последнем не особенно думал – с его-то точки зрения, достаточно было оформить на Леопольда какую-нибудь квартирку на время, а не разрешать шастать тут, когда вздумается.       – А ты хочешь тут, конечно.       – Естественно.       Эрвин потерял дар речи от такой наглости. Он уже привык, что к нему обращались с почтением, и в конец обнаглевший Леопольд вместо возмущения вызвал у него неподдельное изумление.       – В штабе нет жилых мест, – сухо произнёс он.       – А если подумать?       – А если подумать – ты сейчас отправишься обратно в криокамеру, – проникновенно поведал он Леопольду. – У меня нет энергии на то, чтобы тратить её на тебя.       – Тебе непозволительно тратить её на меня, – перевёл Леопольд, озабоченно нахмурившись. – Что случилось?       Эрвин сосчитал по себя до трёх; это не слишком помогло, и он продлил счёт до пяти.       – Если ты ещё не догадался, источник сил у меня теперь находится сугубо во мне. Во внешней среде его больше нет. И мне нужно пребывать в спокойствии и равновесии, чтобы её эффективно восполнять.       Снова. Леопольду нельзя было показывать уязвимые места.       Однако тот сделался задумчивым.       – Я не буду тебе мешать, – изрёк тот наконец. Вот тебе на... это магия подействовала, или в Леопольде сострадание прорезалось?       – Ты пообещал, – проронил Эрвин. – Спать будешь в криокамере, можешь пользоваться моим санузлом. Решишь взбрыкнуть – проснёшься ещё через пару лет. Или десятков лет.       – Понял тебя, – Леопольд миролюбиво улыбнулся, глядя на него столь остро, что от этого несоответствия у него разболелась голова, и он машинально нажал на висок прежде, чем просто проверить, что у него там случилось и заблокировать боль. – Знаешь, ты разучишься не только общаться с сильными людьми, но и определять их.       – Для этого у меня есть отдел управления, – отрезал Эрвин, не собиравшийся заниматься этим лично. – Там буквально половина секторов – кадровики.       – А если тебе понадобится выбрать кого-то вроде меня, Эрвин? – попытался настоять Леопольд. – Ты только в голову человеку заглянешь – и тебе сразу...       – Леопольд! Давай не будем доводить до того, чтобы я заглядывал в голову тебе.       – Ладно.       Эрвин чуточку прищурился, всматриваясь и пытаясь понять, откуда вдруг у Леопольда вылезло это самое сострадание, и тот подобрался:       – А может, ты все-таки не будешь? Я пока ничего такого не сказал.       – Значит, тебе твоя неприкосновенность важна. А мне моя не должна быть?       Ещё до того, как Леопольд открыл рот, он понял, что сейчас снова прозвучит что-то неприемлемое или раздражающее. Одно из трёх.       – Я опекаю тех, кого считаю нужным, и тех, кто мне нравится. Особенно в обоих случаях.       Сказать, что Эрвин опешил – ничего не сказать. Нет, раньше Леопольд себе точно такого не позволял...       – Эрвин, мне нужно что-нибудь ответить, – ещё и напомнил Леопольд следом, и он решил, что с него достаточно.       – Вон, – выговорил он. – И чтобы до шести вечера я тебя тут не видел. Охране назовёшься, процедура не сменилась.       – А если я задержусь – будешь беспокоиться?       Видимо, выражение лица у него всё-таки сделалось говорящим, потому что Леопольд сразу уточнил:       – В смысле, у тебя есть способы меня отследить и проверить, где я нахожусь?       – Есть.       Леопольд хитро сощурился – а затем достал из кармана передатчик:       – Вот эта штучка, значит?       – Иди, – сухо произнёс Эрвин, почти обиженный тем, что Леопольд не стал перебирать варианты с прицеплёнными к одежде датчиками, а сразу предположил один из простейших. И угадал.       Улыбнувшись, тот уронил передатчик обратно в карман и направился к выходу.       Эрвин проводил Леопольда взглядом. Иногда ему казалось, что тот был довольно-таки простым созданием, однако в иные моменты он задавался вопросом о содержимом этой черепной коробки. Даже для него иной раз было загадкой то, о чём и как Леопольд думал.       Вернулся Леопольд к восьми, не став задерживаться до неприемлемо позднего времени; Эрвин встретил его коротким общим вопросом «ну как?».       – Приятно, – ответил тот без раздумий.       – Что именно?       – Ну... всё? Штаб, местность вокруг, природа... Я будто... – Леопольд неопределённо покачал головой. – Будто в гостях на другой планете. И люди вежливые, приветливые...       – Так ты и на другой планете, – напомнил Эрвин. – Просто теперь эта – твой дом. Привыкай.       – Буду, что ещё остаётся... просто, знаешь, ощущение такое, что это всё ненадолго. Не могу от него избавиться.       – Ну, кто знает... сейчас сложно делать какие-либо предсказания.       Судя по виду, Леопольд хотел бы уточнить, шла речь о себе или же о планете. Или вовсе о всём осколке человеческой цивилизации в этом уголке космоса. И всё же задал вопрос.       – Кто знает, опять же, – Эрвин неопределённо пожал плечами. – Видишь ли, через какое-то время мне придётся уложить тебя спать, и нам обоим неизвестно, когда и в каком месте ты проснёшься в следующий раз.       – Главное, что проснусь, – отмахнулся немного повеселевший Леопольд. – Где именно – это уже второстепенный вопрос. Кстати о птичках... у тебя есть какой-нибудь аварийный сценарий на случай, если меня некому будет разбудить? Или если ты обо мне забудешь?       – Уверен, что готов будешь что-то делать сразу после пробуждения?       – Я сказал «аварийный сценарий», – повторил Леопольд, внимательно глядя ему в глаза и исключительно в глаза, словно больше не хотел замечать перемен в его лице. – Там никто спрашивать не будет, что я готов и что я могу.       – Логично. Хорошо, я об этом позабочусь. Ещё замечания будут?       – Мне... мне нужна парочка учебников, – вынужденно признался тот. Эрвин вежливо наклонил голову, показывая, что слушал и ни в коем случае не собирался язвить – он-то уважал желание учиться, даже продиктованное необходимостью. – Я в общих чертах понял, что там в этих ваших симуляциях происходит, знаешь, чисто интуитивно, но я хочу понимать целиком, если я собираюсь вносить какие-то правки.       – То есть, сегодня ты всё только пощупал?       – Зато вдумчиво, – Леопольд оскалился, довольный тем, что удалось хорошенько поразмяться. Эрвин мог бы собственное кресло поставить на то, что тому хотелось бы повторить – а ещё больше именно порезвиться. – Но править надо, и править серьёзно. Я глянул ваши видеозаписи, где хоть что-то толком видно, и должен тебе сказать, что твои технически подкованные спецы плохо улавливают разницу в движениях.       – Стоп! – Эрвин подобрался. – Какие видеозаписи? С кораблей? Где ты их видел?       – С кораблей? – невинно переспросил Леопольд, словно впервые услышал. – Я попросил, и ребята мне показали.       Попросил, подумал Эрвин под издевательски беспечным взглядом человека, прекрасно осознававшего, что эти видеозаписи, пока что не являвшиеся общедоступными, не должны были показывать без вопросов, особенно офицеру, которого в штабе ещё не видели – пусть и высокого ранга. И виноват в этом был Леопольд, а не его ребята: тот просто нажал на них и воспользовался исходившим от себя ощущением авторитета. Сознательно.       – Ты мог попросить эти записи у меня. Или попросить у этих же офицеров учебники, – заметил Эрвин. – Твоё поведение становится нерациональным.       – А твоё становится похожим на машинное, – парировал Леопольд, усмехаясь так, словно не хотел ничего больше кроме как озадачить его и взвинтить. – Брось, Эрвин. Не к лицу и не к месту было у мальков учебники просить, вот и всё.       Его чуточку дёрнуло от звука собственного имени из уст этого человека. Он от этого отвык.       – Может быть, попробуешь пойти и познакомиться с библиотекой? – предложил он. – У нас новые типы носителей, устойчивые к сотрясениям и электромагнитным воздействиям, полюбуешься.       – Видел уже. Лень искать было. У тебя все эти вещи всегда под рукой, я знаю... – Леопольд немного помедлил, глядя ему в глаза. – Пожалуйста.       – Ах ты... – Эрвин прервался, сообразив, что начал говорить вслух. Придётся теперь договаривать, раз начал, хоть он бы сейчас даже не сцеплялся с этим и просто закончил бы разговор. – Ты думаешь, ты можешь бросить одно вежливое словцо, и этого будет достаточно, чтобы спустить тебе с рук остальные?       – А что такого? Я не сказал тебе ничего оскорбительного. Я пришёл без претензий, спокойно попросил у тебя материалы. Или ты хочешь, чтобы я был более обходителен?       В воздухе повисли невысказанные слова о том, что для этого ему следовало быть полюбезнее. Или капельку посговорчивее.       – Я, между прочим, весь день занимался тем, о чём ты меня и просил, – добавил Леопольд. – Я работал.       – Во-первых, это было распоряжение, – сухо поправил его Эрвин. – Приказ, если угодно. Может, я выразился менее нейтрально, нежели следовало? Во-вторых, получить свою долю свежего чистого воздуха, чем ты и занимался последние пару часов, – не работа.       – В последнем ты прав, – согласился поднявшийся со стула Леопольд, зачем-то собравшийся приблизиться к нему, а затем наклонился, заглядывая ему в глаза. Эрвин заставил себя сидеть ровно, не отклоняясь. – Это услуга. Ты хочешь, чтобы я сделал тебе услугу – пошёл, отвлёкся на что-нибудь и, может быть, даже отвлёкся настолько, чтобы увлечься чем-нибудь другим. Но я не буду. Я уже в достаточной мере увлечён, чтобы меня можно было как ребёнка отвлечь какой-нибудь пёстрой финтифлюшкой. Не сработает.       – Ну-ка полегче. В криосон захотел?       – Я нужен тебе, чтобы довести эту вашу симуляцию до ума, а потом и до идеала, – Леопольд ухмыльнулся. – И если бы я так уж тебе мешал, ты бы уже нашёл способ меня утихомирить. Или и вовсе избавился бы. Что, всё-таки щекочет самолюбие сложившаяся ситуация? Нравится?       Леопольд чуточку склонил голову набок, пристально глядя ему в глаза, словно пытался прочесть какие-либо мелькавшие у него мысли.       – Ну? Вот хотя бы мне в лицо признай, что нравится.       – Обычно сперва признаются в этом себе, а потом уже кому-то другому, – Эрвин без экивоков отодвинулся вместе с креслом.       – С этим у тебя проблемы, так что можешь попробовать начать с малого.       – Ты низкопробной литературы начитался? – холодно осведомился Эрвин. – Такое там работает, в жизни – нет.       Леопольд попытался было заметить, что в жизни всякое порой работало, однако Эрвин, решив, что с него достаточно, перебил:       – Леопольд! Ты остаёшься живым, потому что я тебе пообещал, и потому, что у тебя есть полезные мне качества. И, будь добр, не заговаривай больше об этом; это правители, к которым ты привык, использовали инструменты и просто выбрасывали, и проецирование их образа действий на меня является оскорбительным.       Выпрямившийся Леопольд сложил руки на груди, глядя на него сверху вниз с отчётливым недовольством; Эрвин, только что пресёкший последующие предположения подобного толка – это если Леопольду не было всё равно, разумеется, – приподнял голову, уверенно глядя в ответ.       – Хорошо. Прости.       Ответ прозвучал вынужденно, однако другой выбор для Леопольда выразил бы целиком наплевательское отношение к его персоне, чего тому не нужно было.       – Но вопрос, тем не менее остаётся открытым, – упорно продолжил Леопольд. – Мне не нравится болтаться в нынешнем состоянии. Либо подпускай меня ближе, либо...       – Либо что? Будешь устраивать саботаж? – Эрвин привычно попытался иронически изогнуть бровь, но лицо едва послушалось. Ему стало от этого неприятно. Не было бы тут Леопольда – ему бы не то что на это никто не указывал, у него бы не возникло надобности использовать мимику. – Поверь мне, тебе не понравятся последствия. И я не буду тебя от них защищать. Либо вынудишь меня нарушить одно из обещаний? Ты ещё не дорос.       – О, правда? – у Леопольда нехорошо сузился прищур. – А где бы ты дал мне шанс куда-то дорасти, если я сплю, пока для тебя время идёт?       – Жизнь когда-то была честной? – наигранно удивился Эрвин, следуя свежей идее о том, чтобы просто отвратить от себя Леопольда.       – Ах вот как ты теперь заговорил? Значит, я всё-таки дорос, а?       – С чего ты взял, что ты к этому причастен?       Леопольд с таким видом опёрся об стол, словно сейчас будет устраивать ему выговор.       – А зачем ты разрешал ещё кому-то себя доставать?       Эрвин буквально потерял дар речи. Он не понимал, что себе возомнило существо перед ним, как и чем оно на данный момент было. От Леопольда несло странным настроем, как и обычно, только гораздо интенсивнее обычного. Он крайне чётко ощущал фрустрацию оттуда. И, ярче всего – упорство, доходившее до степени волчьего интереса. Раньше этого не было. Нервишки сдавали?       – Ты если сам о себе не хочешь позаботиться – позволь другим, – Леопольд, снова наклонившийся к нему, коснулся его скулы. – А то...       Осёкшись, тот уставился на собственную руку, самовольно отведшуюся в сторону.       – Не смей, – просто произнёс Эрвин, не став даже утруждаться напоминанием о том, что он мог провернуть с человеком, имей он желание.       Взгляд у Леопольда, прежде загадочно блестевший, неприятно потемнел... и Эрвин ощутил давление. Сугубо психологическое.       – Я не так много прошу, – тон у того понизился тоже неприятно. – И я не понимаю, почему ты не хочешь просто позволить о себе позаботиться. Я даже не требую от тебя ничего делать.       – Тогда зачем тебе это, если ты не планируешь ничего получить? Альтруист? Ты?       – Я-то себе знаю, что получу.       – Ты понимаешь слово «нет»? Я не хочу ровно так же, как ты хочешь, и ты не имеешь права настаивать.       – Если бы ты не хотел в той же мере, в какой хочу я, я бы давно уже спал. Или был бы мёртв, – ровно произнёс Леопольд, и у него похолодело что-то внутри. Следом это ощущение укололо его, и он вдохнул глубже, разгоняя адреналин. Последний, однако, переносился иначе – слишком малая инъекция, слишком мягкая... если он правильно помнил это ощущение.       Зачем Леопольд так настаивал?       – Что, уже забыл? – осведомился тот. – Всё уже забыл за прошедшее время? А ведь прекрасно все понимал. Напомнить нужно, или сам догадаешься?       – Не надо, – медленно выговорил Эрвин, догадавшийся, что именно сейчас происходило. – Делать вид, что между нами что-то подобное было. Я прекрасно помню, что не было. Это очень низкий поступок с твоей стороны.       Леопольд усмехнулся, и в его мысли закралось желание насильно вмешаться в работу чужого мозга. На этот раз – особенно сильное. Однако загвоздка состояла в том, что он не мог просто немного подкорректировать Леопольда – в этом случае через короткий промежуток времени всё начнётся сначала. Выдрать же полностью что-то из чужой личности выглядело довольно заманчивым вариантом, но сулило серьёзные сбои как в поведении, так и в психике, если не крах личности в целом. Последнее, разумеется, вряд ли, Леопольд был жутко сильным и цельным в этом плане, но вот сбои будут серьёзные.       – И ты не пресекаешь львиную долю из того, что я делаю. Значит, тебе это нужно. Значит, тебе это не противно.       Затем Эрвин сообразил, что у него вызвали это желание. Вынудили всерьёз желать действий, нарушавших его слово. Леопольд всё-таки это сделал.       – Взгляни-ка на свои погоны, – предложил он сквозь зубы. – Ты – мой подчинённый. Я приказываю – ты подчиняешься. И не спрашиваешь, что и почему. Ясно?       Леопольд так глянул на погоны, словно сейчас сорвёт их.       – Я не твой подчинённый, – процедил он. – Я – твой подданный. Ты – мой правитель. Ясно? А вот эти вот цацки – это чтобы мне не мешали работать, и чтобы я никому не мешал работать; вот и всё. Мы же с тобой оба это прекрасно понимаем.       – Ты себе возомнил, что ты будешь рядом со мной стоять? – пренебрежительно бросил Эрвин, решивший придерживаться попытки разочаровать Леопольда ещё какое-то время: определённые плоды-то это уже принесло; взять хотя бы то, что он только что услышал. Это же ничего себе! – Нет. У нас с тобой разное положение. Мы с тобой принципиально разные существа, Леопольд.       – Ах, мы теперь разные существа! – тот выпрямился, теперь угрожающе возвышаясь около него. – И что же ты тогда построил, раз мы с тобой разные существа? У нас с тобой одни права.       – Да ну? А можешь ты сделать вот так? – Эрвин заставил Леопольда шагнуть назад и одёрнуть пиджак. – Придёт время, и ты поймёшь, что мы с тобой на разных ступенях.       – Придёт время – и ты поймёшь, что ты такой же, как и я, – изрёк Леопольд столь уверенно, что у него слабо откликнулось внутри что-то, что отвечало за предвидение будущего.       – Всё сказал? А теперь иди. Разговор окончен, у тебя идёт личное время. Потрать его с пользой.       – А если я хочу здесь посидеть?       – Нет. Разговор окончен.       – Я сказал «посидеть». Молча. Обещаю.       Эрвин снова попался на голосок вроде бы отошедшей от дел мимики, на этот раз более отчётливо изогнув бровь. Это что это Леопольд пытался провернуть теперь? Просто упрямство? Или тот посредством маленьких побед намеревался вызвать у него немного большую склонность с чем-либо соглашаться?       – Будешь мешать – пойдёшь к себе. Сразу же. Без пререканий.       Был ещё вариант просто не разговаривать с Леопольдом. Вообще. На это уйдёт больше сил, потому что он не мог на это всё не реагировать, но это тоже был вариант.       Или, в конце концов, применять радикальные меры.       К некоторому его удивлению, Леопольд уселся на стул под стеночкой, куда он иногда уходил, чтобы попить чего-нибудь горячего и пораздумать над интерактивной картой своей Империи, облокотился на столик и просто уткнулся в передатчик, изредка поднимая глаза. Немного... странно. Теперь Леопольд собирался заново приучить его к собственному присутствию?       Затем время снова побежало, и он просто забыл о том, что тут ещё кто-то находился, а когда опомнился – время уже часа три как перевалило за полночь. Ему уже давно полагалось спать, как и...       Оглянувшись, он обнаружил Леопольда на прежнем месте, навалившегося на столик и спавшего. Вот почему не пойти по-человечески спать? В криокамере, предложенной в качестве временной постели, конечно, могло быть жестковато, но у того был большой опыт спанья и на более жёстких матрацах.       – Леопольд! – без экивоков повысил он тон; Леопольд только зашевелился, да и то ненадолго. – Леопольд! Ну-ка марш спать нормально! Тебе после первого дня хорошо выспаться нужно было, а ты себе что устроил?       – Я тебе мешаю? – сонно, неохотно заворчал Леопольд, первым делом потирая пальцами загривок, прежде чем поднимать голову: в первые сутки после криосна организм мог выкидывать фортели, если не ввести его в нормальный режим дня. И в особенности – в нормальное положение для сна.       – Ты сам себе мешаешь. Ты не проснёшься завтра под будильник.       Леопольд не спеша выпрямился, разминая плечо.       – Заботишься? – негромко осведомился тот.       – Я обо всех забочусь. А теперь марш есть и нормально спать.       – Нормально – это в криокамеру?       – Другого нет, – отрезал Эрвин.       – Опять усыпишь?       Эрвин сперва не поверил собственным ушам, а затем тихому голосу Леопольда. В последнем будто бы прозвучала виноватая нотка... давил на жалость. Леопольд перешагнул некий порог внутри себя (уже не первый, если строить предположения в этом ключе), чтобы это сделать, или просто его прощупывал? Против последнего у него была парочка наблюдений: он знал, что Леопольд не опустился бы до этого без очень веской причины, Леопольд же знал, что этого не стоило бы делать, дабы не напороться на ответную реакцию. Значит, первое...       Значит, Леопольд снова отодвинул внутри себя черту дозволенного самому себе. В какой-то раз. И ради чего? Ради риска быть наказанным? А это ведь далеко не выговор предполагало.       – Что, да? – переспросил Леопольд, а затем... отвернулся к стенке, опять устроившись на столе.       – Это ещё что такое? А ну спать пошёл!       – Не пойду, – глухо отозвался Леопольд.       Опешив, Эрвин заглянул в прежде заблокированный канал передачи внешнего эмоционального спектра, и обнаружил, что от существа перед ним веяло глубокой обидой. И на что это? На то, что он не повёлся и не пообещал не усыплять? Или на то, что в целом не поддавался?       – Так, ну-ка хватить ломать комедию, – велел он. – Встал и пошёл спать нормально. Поесть, попить – в холодильнике; бери, что приглянётся. Марш.       Леопольд даже не шелохнулся. Вздохнув, Эрвин заставил его подняться, и они оказались лицом к лицу. В глазах у Леопольда застряла всё та же обида, только более тщательно скрытая: гордый Леопольд держал себя в руках касательно всего того, что мог.       – И вот зачем? – спросил он, и впрямь не понимая, для чего всё это было. Ну что с него, давно позабывшего, как это всё делалось, было взять? – Себя мучишь, меня раздражаешь. Зачем? Полно людей, более доступных в плане времени и энергии, а я их не могу тратить на излишества вроде тебя. Иди, знакомься, найдёшь кого-нибудь, кто приглянётся тебе гораздо больше меня. Творец, в какой раз я это уже говорю?       – Я не говорил, что мне нравятся люди.       – А эсперы, значит, нравятся?       – Этого я тоже не говорил. Ты и не эспер.       Дёрнувшись, Эрвин отступил на шаг (он это прекрасно знал, но услышать это со стороны!), и во взгляде у Леопольда появилось что-то пугающе мягкое.       – Спокойнее, Эрвин. Спокойнее. Ты же прекрасно знаешь, что я на твоей стороне.       Его будто готовы были простить. Однако он в этом крупно сомневался: обидчики Леопольда вряд ли жили долго, а он того обидел.       Леопольд только шелохнулся протянуть к нему руку, и он уже отступил, более чем красноречиво указав на холодильник:       – Есть и спать! Всё. Я не приемлю эти разговоры, уже пора было понять. Вперёд. Учебники выдам завтра, сейчас придумаю что-нибудь с кроватью, раз криокамера тебя столь не устраивает.       – Значит, не в этот раз, – негромко проронил Леопольд, и у Эрвина, обработавшего эту фразу, закололо в задней части шеи от поднявшихся дыбом мелких волосков. Леопольд прекрасно знал, что делал! Это не он подзабыл, как тот обычно себя вёл, это тот сделал вид, что так оно и было, почти до того, что у него всего лишь возникли сомнения!       Его просчитали и обвели вокруг пальца. Он никогда не думал, что так выйдет. Тем более... просто человек.       Вот за это Леопольд у него поплатится.       – Отнимаешь время у обоих, – лязгнул он. – Под квоту с нынешнего момента. Я больше играться не могу в нынешних условиях.       – А в дру...       Челюсти у Леопольда сомкнулись – не совсем сами по себе.       – Выход за квоту – принимаются меры, – известил его Эрвин, не размениваясь на более мягкие выражения. – Поздравляю, ты этого добился, можешь гордиться собой. А теперь иди.       Кое-какой план у него уже нарисовался, так что он отправил все необходимые распоряжения, пока Леопольд ел и укладывался спать. А затем отвлекся на парочку мелких единичных дел, чтобы дождаться, пока тот крепко уснет, и, приблизившись к криокамере, включил подачу питания. Ему, впрочем, нужна была не вся конструкция, а только определённый баллончик с определенной трубкой. Вот Леопольд удивится, когда проснётся...       Тот только дёрнул носом, нахмурившись, когда под последний поднесли едва слышно шипевшую трубку, распространявшую снотворное.       Утро встретило его приятной тишиной и не менее приятным чувством одиночества. Ощущения, правда были так себе: он проспал всего три часа, что для него сейчас было критически мало, но всё же было приятно спокойно проснуться, не ожидая подвоха.       Существо, нынче обеспечивавшее ощущение последнего, всё ещё спало в криокамере. В этом он не особенно сомневался (со снотворным не поспоришь), однако он хорошо знал, что организм Леопольда мог переработать медикаменты раньше ожидаемого, так что следовало закончить всё побыстрее.       К тому моменту, как Леопольд проснулся (ему об этом просигнализировала криокамера, вырвавшая его из ещё одного короткого сна), он сделал запланированное только частично. На большее ему не хватило ни сил, ни времени, и он предпочёл оставить всё, что возможно было, уже на попечение Леопольда.       Последний, проснувшись, не торопился подниматься. Только, немного полежав на боку, подтянул к себе колени, почти уязвимым жестом устроил руки на груди, словно пытался сохранить там капельку тепла или уюта, и Эрвина, сообразившего, что он не выдал Леопольду хоть какое-нибудь одеяло, укоризненно царапнула совесть. Что это я? Сам себе заработал, подумал он. Вон, Леопольда никто не просил руки к нему тянуть, и ему это не понравилось. Его тоже никто не просил о благосостоянии того слишком уж печься, вот он и не станет. И посмотрит, как Леопольду это понравится.       Будить он того не стал: чем дольше спит, тем больше у него времени на свои дела, от которых он вчера слегка отстал. Но ещё парочку мелких вещичек занёс, включая одеяло: ему не нужно было, чтобы некоторые взялись болеть и ныть.       На второе пробуждение Леопольд изволил-таки подняться и уселся, непонимающе оглядывая помещение. Его растерянный вид доставил Эрвину, поглядывавшему краем глаза на окошко трансляции видеокамеры, некоторое удовольствие: части его хотелось, чтобы изматывавший его человек чувствовал себя виноватым. А если и не виноватым – то хотя бы ощущавшим последствия своих действий.       Его позвали, и в тоне Леопольда засквозила та же неуверенность. Того толка, когда человек начинает подозревать, что его оставили одного.       – Слышу тебя, – отозвался он через несколько долгих секунд. – У тебя вокруг сейчас лежат...       – Где ты?       Его возможно вообще отучить перебивать, задался вопросом Эрвин.       – Не столь далеко, – кратко ответил он. – Я появлюсь там, если мне понадобится, но большую часть времени я буду проводить в другом месте. Ты, конечно, можешь попробовать поискать ко мне путь, – добавил он, видя, что Леопольд пошёл вдоль стен, присматриваясь к абсолютно ровной поверхности. – Но ты его не найдёшь, если я того не захочу.       – Мне не следовало тебя трогать, пока мы о чём-то не столковались? – спросил вдруг Леопольд, поднявший голову и попытавшийся найти взглядом видеокамеру: сообразил, что где-то она была. – Если дело в этом, то я больше не буду. Слышишь меня? Я пообещаю тебе, что не буду. Верни всё как было.       То есть, сначала вернуть, а потом пообещает... кто бы сомневался.       – У меня сейчас нет времени на эти обсуждения; я к этому моменту должен был рассказать тебе всё, что нужно было, и уже занимался бы своими делами. А теперь изволь послушать, или будешь гадать сам.       Леопольд, кажется, что-то быстро соображавший, кивнул.       – Хорошо. Итак... Там возле тебя был термос с чаем и завтрак, поешь. Санузел остался на прежнем месте, холодильник я тебе подключил, внутри есть еда. Всё остальное тебе придётся собирать самому. Инструкции прилагаются, в сером кейсе – инструменты, которые могут тебе понадобиться. Учебники, которые ты просил, я тебе прислал в личные сообщения, так что ты можешь ими заняться, когда обустроишься.       – Значит, вот так? – спросил Леопольд тихо. Эрвин едва его расслышал.       – Всё остальное мы обсудим потом. Вечером. Сейчас у меня дела. Если будут срочные важные вопросы – пиши.       – Но...       Эрвин отключил микрофон; на стороне Леопольда прозвучал негромкий щелчок, о наличии которого он тоже позаботился.       Леопольд застыл у стены. На мгновение весь его вид выразил сначала тщательно сдерживаемый гнев, затем то, что он зря дал тому время на обдумывание, а потом тот, выпрямив спину, развернулся и направился обратно к криокамере; Эрвину сперва показалось, что сейчас тот упрямо плюхнется обратно, однако Леопольд только взялся искать обещанный завтрак.       Целый день Леопольда не было ни видно, ни слышно (кроме как на трансляции камеры видеонаблюдения, на которую Эрвин бездумно поглядывал краем глаза), и это почему-то совсем его не успокоило. Это было странно. Это значило, что часть его была не совсем согласна с тем, как он поступил, но он не понять, какая. Вроде бы всё было правильно. Он даже отстранил от дела своё предвиденье, ехидно сообщавшее ему, что вечером что-то будет (о чём он догадывался и без того), но чувство неправильности всё ещё оставалось, и источник его он определить не смог.       Он поднялся (теперь он базировался глубоко внизу, под штабом) на лифте к Леопольду, пока тот ушёл мыться, оставив на электроплитке пожарившуюся картошку, теперь тихонько тушившуюся, и чуточку подождал, прикидывая, не решит ли Леопольд в один прекрасный момент сломать или заклинить ему его лифт, выяснив, где находился вход в последний.       – Это ещё что? – хором произнесли они, едва завидев друг друга: Леопольд – по поводу его наличия здесь, Эрвин – по поводу наличия кое на ком только небрежно наброшенной рубашки. Ниже он взгляд опустить не рискнул.       Несмотря на довольно забавное совпадение, улыбка не тронула ни лица помрачневшего Леопольда, ни глаз.       – А что такого? – огрызнулся тот. – Ты всё равно на меня забил, могу выглядеть как хочу.       Несмотря на сказанное, Эрвин заметил, что спину с плечами тот расправил, горделиво приподняв голову. То ли от обиды, то ли неосознанно, просто от его присутствия. Это вызвало у него странное, неуместное чувство – он не мог выполнить того, что от него требовали, не мог ощущать того, чего от него ожидали, и, соответственно, у него вызывало отторжение сопутствующее чувство непонимания и бессилия, да ещё раздражающего. Наверняка Леопольд со своей стороны чувствовал нечто похожее. И как невдомёк было, что нечего было требовать невозможного?       – Ты прекрасно знаешь, что у тебя здесь камера. Тебе не стыдно?       – С чего бы мне должно быть? – бросив на него острый взгляд, Леопольд взялся натягивать брюки (что, вероятно, означало, что даже он не был столь небрежен, чтобы выйти под любопытный глазок видеокамеры без белья). – Это тебе должно быть стыдно. Оставил меня без сменной одежды вообще, мне завтра придётся вставать мятым. Спасибо, конечно, что тебе хватило совести хотя бы бросить на меня одеяло.       – Спасибо, конечно, что тебе хватило совести не устраивать из этого сцену, – в той же манере откликнулся Эрвин; Леопольд сам себе решит, что именно устраивал, но он помимо этого собирался ввернуть разъяснительно-воспитательный момент. – Это последствия того, что кое-кто старательно пытается выбить меня из душевного равновесия.       – Кто? – столь невинно и искренне вопросил Леопольд, что до Эрвина наконец дошло: кое-кто искренне желал ему добра и столь же искренне не считал себя отягощающим.       Это ненадолго выбило его из колеи.       Но ведь касательно последнего у них уже был разговор. Если Леопольд просто пропустил его слова мимо ушей тогда, это было наказуемо. Особенно для того, кто вроде как желал ему лучшего.       – Ты, – прямо очертил личность этого недобросовестного человека Эрвин. Он мог позволить себе прямую конфронтацию: он заранее выделил на Леопольда некоторое количество сил, и сейчас только от того зависело, сколько времени он здесь проведёт.       – Я? – застёгивавший ремень Леопольд, ненадолго замерев, глянул на него исподлобья, и он вдруг почувствовал себя в чужом логове – хотя весь штаб принадлежал ему. – Поверь мне, я бы с большим удовольствием тебя утомлял, если бы ты меня к себе подпускал. Причем в хорошем ключе. Но так-то – с меня взятки гладки, – Леопольд развёл ладони. – Картошечки будешь?       – Прекрати дурака валять. Ты прекрасно меня понял.       – А что ты сделаешь? – дружелюбно поинтересовался Леопольд, и Эрвин ненадолго испытал ощущение иллюзии, давно позабытое и чужеродное; он ощутил себя одновременно в двух состояниях.       То, которое сообщало ему, что штабом и, соответственно, этим местом владел он, пересилило, уверенно подкрепленное рассудком.       – А что ты сделаешь? – повторил он прямо вслед за Леопольдом, и лёгкая усмешка на лице того исчезла, сменившись жёстким, упрямым выражением. – Между нами с тобой, как между двумя достойными человеческими существами, существует негласный договор о взаимоуважении, который ты на удивление регулярно нарушаешь. Как ты сам относишься к людям, нарушающим договорённости, м-м?       – Это я с тобой неуважительно? – Леопольд сощурился, окончательно утратив непринуждённый вид. – Я с тобой? Может, тебе показать, что такое неуважительно? Или просто...       Слово «напомнить» повисло в воздухе, даже будучи невысказанным. Удивительно, что Леопольд изволил закрыть рот. Хотя, по-хорошему, эту фразу не следовало даже начинать.       Следом к нему шагнули, и ему в первый миг показалось, что ему намеревались просто показать вместо договаривания, отчего он отступил на шаг, готовый развернуться и покинуть это место. Задержало его только то, что его поймали за манжет рукава. За самый краешек.       – Постой-ка, Эрвин. Давай сядем и поговорим. Без провокаций, без попыток друг друга взбесить. Нам есть о чём.       – Да ну? – сардонически изрёк Эрвин, всегда и в любое время настроенный на разговор, а не на то, чтобы терпеть... откровенно говоря (давно пора было называть вещи своими именами), приставания. – О чём же?       – Во-первых, тебе пора сменить рубашку. Эта уже обветшала так, что страшно тронуть. Потяни чуть сильнее – расползётся.       – Вот и не тяни. Что там во-вторых?       – И не собирался, – Леопольд вопреки собственным словам осторожно, но намекающе натянул ткань, пытаясь вынудить его не отстраняться. – Я присмотрю тебе завтра одежду, если пообещаешь принять. Заодно и пижаму себе прихвачу.       – Одежда в подарок здесь приобрела другое значение, – предупреждающе уведомил его Эрвин.       – Просто куплю. Без мудрежа. Годится?       Эрвин удивленно приподнял брови. Леопольд шёл на уступки, даже не расспрашивая более подробно... Это временное? Или что-то дошло?       – Годится, – согласился он, будучи совсем не против того, чтобы этим кто-то занялся: он-то всё время откладывал на потом да забывал.       – Хорошо. Давай-ка... давай-ка сядем, – Леопольд выдал ему табурет, а сам просто привалился к кухонной тумбе. – Садись. Поговорим.       Несмотря на то, что они оба собрались беседовать, разговор не спешил клеиться. Может, Леопольд время засекал, квоту свою определить?       – Насчет пижамы... – всё-таки начал тот, и Эрвин решил подхватить – тема вполне себе была точкой входа в необходимое обсуждение.       – Да, насчёт пижамы. Видишь ли, у меня не было намерения тебя уязвить или обидеть. Я просто забыл.       – Ну... ничего? – Леопольд не слишком уверенно пожал плечами. Эрвин подождал немного, прикидывая, до чего Леопольд мог додуматься самостоятельно. – Но ты... редко что-то забываешь. Насколько я помню, конечно.       Процесс пошёл, с некоторым облегчением подумал Эрвин.       – Насколько ты помнишь, я практически никогда ничего не забываю. Но я могу начать, если у меня не хватает энергии.       Леопольд коротко глянул на передатчик. Считал-таки, говнюк...       – У тебя есть какое-то решение проблемы?       – Я могу уложить проблему спать дальше, – огрызнулся Эрвин.       – Эрвин, пожалуйста, – слегка наклонившийся вперёд Леопольд даже сложил вместе ладони в жесте, немного похожим на просительный. – Я понимаю, что я могу тебя чем-то раздражать, но не мной ведь единым, верно? Значит, дело между нами с тобой и другое дело в чём-то ещё. У нас есть время поговорить об обоих, или мы выберем что-то одно?       Эрвин сперва не поверил собственным ушам, а затем испытал ещё большее облегчение. Главное, чтобы это и впрямь не было временным...       Стоп. Если Леопольд переступал через какие-то внутренние личные пороги, то от него потом потребуют это возместить.       – Зависит от того, сколько сил я на это потрачу. Если ты будешь целенаправленно меня злить, мы не закончим даже одну тему.       Леопольд, получивший инициативу выбирать, остро глянул на него, что-то обдумывая, и это тоже немного его удивило: он полагал, что тот сразу же заведёт разговор о них. Почему Леопольд медлил? Прощупывал его или наконец обеспокоился его истощавшимися резервами?       – Давай сперва поговорим о том, почему беседа, пусть и... – Леопольд слегка приподнял верхнюю губу, словно собирался, фигурально выражаясь, показать клыки, но передумал. – ...просто со мной, отнимает у тебя так много сил. Если ты не болен чем-то, то что это тогда? Если у тебя есть проблемы, требующие решения, отклоняющегося от обычных методов, ты можешь передать их мне. Я разберусь.       – Я уже говорил, – со вздохом напомнил Эрвин. – Вокруг больше нет того количества энергии, которое поддерживало меня в прекрасно бодром здравии. Нет его. Сейчас мой организм вырабатывает эту энергию сам, и её хватает... почти. Понимаешь? Почти. Почти хватает на меня. И это если я загружен в обычном режиме и не нервничаю. А всё это время мне нужно было подновлять Алексея и Алистера. Кстати, ты говорил с ним?       Леопольд кивнул.       – Ты экономишь, чтобы хватило как можно дольше, потому что потенциальный запас истекает в нынешнем режиме работы, – подвёл он итог сказанному, и теперь пришла очередь кивать Эрвину. – Облегчи себе работу. Перекладывай на других.       – Чтобы я имел роскошь траты энергии на тебя?       – Чтобы ты жил, – Леопольд блеснул глазами, бессловесно напоминая о хрупком соглашении ненадолго обойтись без яда. – Я в этом заинтересован.       – Чтобы жить самому?       – Я могу спать большую часть времени, – Леопольд пожал плечами. – Я всё равно не чувствую, сколько прошло. Я просто надеюсь, что мы увидим время, в котором ты сможешь синтезировать себе эту свою энергию вне собственного организма.       – Я боюсь, нет способа, – Эрвин покачал головой. – Либо продолжать так, либо снова загаживать планету. И я категорически против последнего.       – Планету можно сменить, – заметил Леопольд и, получив в ответ на это тот же жест, предложил другую идею: – Ты думал о клонировании?       – Табу. Этически недопустимо. Никаких ферм.       – Дурак, – негромко произнёс Леопольд. Эрвин тут же поднялся на ноги, чтобы уйти, и Леопольд повысил тон: – Знаешь, медленное обессиливание тоже этически недопустимо! Ты начнёшь ошибаться!       Эрвин бросил взгляд через плечо, пока ожидал лифта. Пристальный взгляд Леопольда ему не понравился. Однако последний не приближался, и у него только после этого полностью исчезло ощущение того, что он на чужой территории.       Возможно, кое-кто просто прощупывал его на предмет дозволенного ныне. Он ведь наверняка изменился с течением времени, и теперь Леопольду приходилось знакомиться с ним заново.       Спал он долго и тяжело. Всю ночь за ним следовало тёмное чудовище с пугающе мягкой поступью, поблескивая в сумраке на удивление чистыми зелёными глазищами, почему-то ничего помимо выслеживания не предпринимая, и он проснулся с полным ощущением того, что всю ночь буквально только и занимался тем, что куда-то шёл.       Предчувствуя, что день пройдёт впустую, большую его часть Эрвин отвёл на отдых. Отдыхать тоже получалось скверно: давили несделанные дела, отложенные на потом.       К вечеру Леопольд написал ему, вопрошая, придёт ли он сегодня хотя бы на пару минуток, вдогонку напомнив об одежде, уже купленной ему, и он поднялся к тому, действительно намереваясь забрать вещи, пока Леопольду не пришло в голову что-нибудь с ними сотворить.       – Чаю? – сходу настойчиво предложили ему. – Я уже сделал. Садись.       Врученная ему новенькая зелёная кружка напомнила ему его сон, и он поднял взгляд на точно такие же глаза Леопольда. Тот вздохнул.       – Ну? Там ничего нет. Я не идиот, в конце концов. Мне же самому боком вылезет.       С сомнением покачав головой, Эрвин отпил – и не нашел во вкусе ровно ничего подозрительного. Немного слаще, чем он пил обычно, но это ничего.       – Прости за вчерашнее, – внезапно заявил Леопольд. – Я... – он неопределённо встряхнул ладонью. – Ещё не переключился. Не успеваю я за здешними порядками.       Хочет намекнуть на то, что нужно оставлять его бодрствовать подольше, без труда расшифровал Эрвин, снова отпивая из кружки. Сладкий чай ему нравился. Не то чтобы он мог позволить себе большой расход сахара, но иногда можно было попить такое в гостях... Поймал, подумал он, хмурясь. Леопольд его на этом поймал. Пусть даже он сам себя успел поймать ещё на стадии мысли, но это уже можно было засчитать. Вот о чём, наверное, предупреждал его сон.       – Но ты становишься мягче, – поведал ему Леопольд. – На ковчеге ты бы ещё задумался об этой идее.       – К счастью, мы не на ковчеге.       – Ты становишься мягче, – с нажимом повторил Леопольд. – Ты не сможешь удерживать собственную Империю, если размякнешь. При постоянной опасности нападения гриссов твои собственные офицеры начинают становиться жёстче тебя. И составлять опасность. А я поддерживать тебя в тонусе больше не могу. Во-первых, у тебя нет на это сил, а во-вторых... я не могу.       – Почему? – недоуменно спросил Эрвин, не видевший никаких препятствий конкретно для Леопольда.       Последний уставился на него, как обычно смотрят на человека прежде чем назвать козлом, и взгляд этот был столь долгим, что ему стало немного не по себе. Что-то поменялось?       – Потому, – ответил Леопольд, старательно выдерживая тон ровным. – Что мы будем делать с ситуацией? Могу предложить вздрючить твою расслабившуюся контрразведку. Моё отсутствие плохо на неё повлияло, как я погляжу...       – Это ты с чего взял?       – Я смотрел всё, что только могло мне в голову взбрести, и тебе никто ничего не доложил. Иначе ты бы мне уже выговаривал.       Эрвину захотелось запустить наполовину опустевшей чашкой в стоявшего напротив человека. Этот самый человек только что пенял ему на то, что у него офицеры сделались слишком жёсткими, и тут же жаловался, что у него никто даже не дёргался против оказываемого тем давления.       – Так что, заняться ими? – повторил предложение Леопольд. – Но учти: это сиюминутное решение. Временное. Тебе же нужны люди, на которых ты мог бы опереться, причём это должны быть постоянные должности. Отдельная ветка в составе твоей армии.       – Ты решил быть конструктивно полезным? – поинтересовался Эрвин, допивая чай. Последний и впрямь был кристально чистым в плане посторонних добавок, и это давало ему знать, что образ мыслей у Леопольда не изменился. Хоть это было хорошо... – Учти, если один раз впряжёшься – потом придётся все время этим заниматься.       – У нас поменялись правила? – Леопольд вскинул брови. – Я всегда выходил из игры после того как отыгрывал нужную роль. Меня устраивает спокойное существование, если возле тебя.       – Врёшь, – моментально отозвался Эрвин. – У тебя вечные проблемы со скукой.       – Которые я могу решать на работе. Эрвин, мне очень и очень невыгодно тебя свергать.       – А если станет выгодно?       – Какой смысл? Я живу благодаря тебе.       Это пока у нас не завелись ещё эсперы, подумал Эрвин, не став высказывать эту мысль вслух, хоть и не отрицал возможности: если подобная эволюция произошла единожды, уже существовал шанс того, что это повторится.       – И я хотел бы жить дальше и получать то, чего хочу, – продолжил Леопольд, разглядывая его, словно давно не видел. – Поэтому давай-ка вернёмся к вчерашней теме. Кто конкретно мешает тебе жить?       Эрвин прищурился, взглядом сообщая вполне очевидный ответ.       – Помимо меня, Эрвин. Кого нужно приструнить? Или, может, нужно кого-то убрать? Давай, начинай облегчать себе жизнь. Начинай прямо уже, пока ты не обессилел до игнорирования угроз.       – Я же тебя разбудил. Займись, – невозмутимо ответил Эрвин, которому очевидные советы не очень-то пришлись по душе. Он сам себе всё это мог посоветовать. Проблема, как обычно, крылась в нюансах. – И симуляцией, и контрразведкой, и чем там ещё тебе в голову придёт. Только уведомляй меня о том, что собираешься делать.       Долгий пристальный взгляд в ответ.       – Рад подвижкам, – на удивление мягко проронил Леопольд, в глазах у которого читалась более резкая реакция «ну наконец-то». – А теперь давай, пожалуйста, поговорим конкретно о нас с тобой. Моё присутствие тебе неприятно?       Ну наконец-то, слово в слово подумал Эрвин. Он приветствовал конструктивный диалог.       – Нет, пока ты не выкидываешь фортелей.       – Так... более близкое? Два-три шага?       – Аналогично.       – Та-ак, – протянул Леопольд. – А фортелями у нас нынче называется любое проявление чувств и намерений, я правильно понимаю?       Эрвин моргнул, принудительно выброшенный в новое русло диалога. У Леопольда в речи впервые проскользнуло что-то о чувствах – и при этом тот сразу же поставил вопрос крайне прямо и в некотором роде ошеломительно, если обладать хотя бы зачатками совести.       – Твои проявления почему-то всегда доставляют мне дискомфорт, – сухо ответил он. – Если ты в принципе просто такой человек, то лучше вовсе не приближайся. Если же ты делаешь это специально...       Он не закончил, облекая слова в открытую, но более чем читаемую форму. Между ними сразу же повисло напряжение.       – Я-то как раз таки нормальный, – негромко, но очень отчётливо выговорил Леопольд. – И я нормально к тебе подходил. С открытыми руками, без грубости, без садизма. Не наглым я быть не могу, я по натуре добытчик. Я даже терпелив, что ты зачем-то всё продолжаешь проверять и испытывать. Так что давай будем честны: проблемы на твоей стороне. И ты не делаешь ничего, чтобы потянуться в ответ.       – А мне не нравится твоя натура, – процедил Эрвин, задетый. Почему он обязан был? – Я не хочу ощущать себя добычей. Я вырвал у жизни право так себя не ощущать. Почему я должен испытывать это даже в собственном доме? Почему я, в конце концов, обязан от тебя чего-то хотеть? Почему ты думаешь, что что-то может сложиться, случиться, только если ты захочешь?       Он замолчал, дыша несколько тяжелее обычного. Высказаться хотелось давно, и он мог бы сказать ещё очень и очень многое, но это было бы всё то, что посторонним знать не следовало. И это ещё не говоря о том, что между ними навсегда останется отпечаток их первой встречи. Первое – неизгладимое – впечатление. Уже поэтому для него это было запрещено. Потому что если вложить в руки Леопольду хоть малейшую толику власти над ним...       Леопольд немного наклонил голову, кажется, переваривая всё сказанное.       – Я думаю, – неторопливо начал тот, будто и сам постепенно с чем-то разбираясь. – Что что-то может сложиться, потому что с точки зрения физиологии это обычно так и работает, если, конечно, запрашивающий не урод и не калека. Насколько я могу видеть, я не урод и не калека. И я ничем не болен, чтобы это влияло на сугубо физическую притягательность. Я полагал, тебе не нужно это всё объяснять.       – Ты не рассматривал вариант того, что я асексуален?       – Эрвин, мы с тобой какое-то время почти что жили вместе, – с укоризненным вздохом отозвался Леопольд. – От тебя иногда пахнет.       – Уже нет. У меня нет на это сил.       – Будут.       Леопольд немного помолчал, пока он рассматривал идею уйти прямо сейчас, а затем снова заговорил:       – Ты у себя. Ты никак не можешь ощущать себя добычей. Это ложь? Или это попытка отказать?       – Попытка отказать? – Эрвин поднялся на ноги, возмущённый формой, в которую сказанное было облечено. – Да что ты себе возомнил?       – Кружку только не бей, новая, – встрял Леопольд, чуточку приподняв руки, словно готовый защищаться, и последнее разозлило его ещё немного.       – Захочу и разобью, – процедил Эрвин. – Всё здесь принадлежит мне. И попытки что-то сделать здесь не существует. Я беру и делаю. И твоё давление, сколько бы ты ни жал, здесь бесполезно. Я здесь царь и бог.       – Лексика, Эрвин, – мягко напомнил Леопольд. – Я уже не должен знать таких слов.       – Вот и забудь, – Эрвин ткнул в него кружкой, занимая руки, непроизвольно поймавшие колбу кружки. Однако одной из ладоней Леопольд накрыл его кисть.       – Ты интересен мне, – негромко произнёс Леопольд.       – И это забудь, – Эрвин выдернул руку. – «Нет» значит «нет». Не вынуждай меня быть более доходчивым.       – Это «нет» для меня, или «нет» для любого?       – Для кого угодно, – процедил Эрвин. И, развернувшись, направился к себе; ему вдогонку напомнили забрать вещи, и он, произведя нехитрый расчёт (существовала вероятность, что Леопольд взбрыкнёт и просто выбросит всё, а он был категорически против растраты ресурсов), подхватил пакеты с одеждой, стоявшие точнёхонько у лифта, и удалился к себе.       На коже так и осталось тепло. Неприятное. Кисть саднило, словно он ударился обо что-то шершавое.       Ощущение прошло, когда он вымыл руки, однако с мыслями, пребывавшими приблизительно в том же состоянии, поступить так же не удавалось, и он не мог уснуть. Может, он ответил неправильно. Может, следовало сказать, что Леопольд ему вообще противен, хоть это было бы ложью: пока тот не тянул к нему лапы и разговаривал без намёков, всё было вполне себе нормально.       Утром он занялся новостями. Всё, как обычно, двигалось в одном и том же темпе, успешно им форсируемом, так что он немного отстал от событий. Ничего критического, однако, не случилось: пока был намечен фронт работ, все отлично справлялись и без него. Только нужно было заняться дальнейшими распоряжениями. Может быть, и впрямь что-то мелкое можно было куда-то перепоручить...       Следующий отчёт моментально заставил его передумать: он практически потерял корабль. Часть офицеров на нём, конечно, остались живы, но часть погибла, а корабль на ближайшие пару месяцев можно было считать утерянным – слишком большие повреждения. Это, конечно, не была его вина, гриссы нападали всегда совершенно неожиданно, словно вываливаясь просто из ниоткуда... но новость всё равно была ужасной. Теперь... теперь, наверное, всё же следовало дотерпеть Леопольда до того момента, пока тот не доведёт ему учебную симуляцию до ума, чтобы хотя бы внутри корабля офицеры справлялись с как можно меньшим количеством пострадавших. Но как это отразится на самих офицерах? Леопольд ведь составит то, что будет воспитывать таких же чудовищ. Как этого избежать?       Эрвин устало прикрыл глаза. Следить самому... только следить самому. Переложишь тут на других, как же...       Ближе к вечеру из нынешних апартаментов Леопольда донёсся настойчивый зов: его желали лицезреть.       – Пожалуйста. Мне есть что тебе сказать, – добавили оттуда же. Пораскинув мозгами, Эрвин приглашение принял: раз вежливость прорезалась, это мог быть и сугубо рабочий разговор. Да и если нет – он мог уйти в любой момент, а в его интересах было вправить мозги кое-кому постепенно, раз он обещал не делать этого буквально. Леопольд-исполнитель под боком был удобен и крайне продуктивен, так что он мог попытаться.       Взгляд Леопольда снова первым делом встретил его шею. Что ж это такое...       – Каждый раз, как мы с тобой видимся, ты портишь мне настроение, – заговорил он первым, и ему взглянули в глаза. – Давай сегодня ты не будешь этого делать?       – Тогда настроение испортится у меня.       – Ты хотел меня видеть, – напомнил Эрвин. – Я пришёл. Я хочу, чтобы мне не портили остаток дня. Ты?..       Леопольд угрюмо сверкнул глазами, ничего не обещая.       – Я, знаешь ли, не обращаюсь к тебе с мыслью «сейчас испорчу Эрвину день». Этого я не хочу.       – Вот и славно. О чём ты хотел поговорить? Надеюсь, о чём-то хорошем, потому что настроение у меня сегодня не из лучших.       Леопольд немного призадумался, и Эрвин понял, что следующее, что услышит, будет просто небольшим манёвром.       – Спасибо за учебники. Я разобрался, могу уже со знанием дела приступать к работе.       – Так быстро? – недоверчиво переспросил Эрвин, питавший в этом некоторые сомнения.       – Если мне понадобится дополнительная помощь – обращусь к специалистам, – Леопольд пожал плечами. – Тут уже не стыдно.       – Хорошо. Дальше.       – Ты мне интересен, Эрвин. Нет, сиди! – Леопольд повысил голос, увидев, что он собрался подняться с табурета и уйти. – Ты мне по этому поводу вставляешь шпильки периодически, так что слушай. Ты мне интересен, поэтому мне с тобой не скучно. Понимаешь? Не надо надумывать себе проблем, которых я не собираюсь тебе доставлять.       – Это ты сейчас так говоришь. А тебе напомнить, как ты на посту стоял? «Эрвин, мне скучно, ску-учно», – передразнил он Леопольда. Последний насупился, поджав губы, и через несколько долгих секунд признался:       – Я тебя дразнил. Почти как ты меня сейчас. Извини, если тогда я попал тебе на скверное настроение. Я не хотел тебя злить.       Эрвин не понял, ложь ли это (или что именно из этого), но сам факт того, что это вообще прозвучало, указывал на то, что кое-кто здесь поднимал ставки. Леопольду от него что-то очень нужно было, и ему было бы гораздо легче, если бы он знал, что именно это было.       – Меня это ни капли не успокоило, – честно ответил он.       – Настолько? – не совсем понятно в контексте разговора переспросил Леопольд. – Вот настолько, Эрвин? Серьезно?..       Следом тот перевёл взгляд на потолок, что-то переваривая.       – Так, ладно, – снова заговорил Леопольд в тот момент, когда Эрвин уже собирался встать и уйти, и последний пережил не слишком приятное дежавю. Леопольд ведь даже не смотрел на него, чтобы знать, когда у него терпение истечёт. Как же странно у них совпадали интервалы касательно некоторых вещей... – Раз ты всё оцениваешь с точки зрения пользы, буду полезным. Симуляция будет готова через несколько дней, максимум – неделю; есть какие-то срочные дела, которыми следует заняться параллельно?       – Контрразведка.       – Помню. Эти включены в расчёт. Чем ещё я могу тебе помочь?       Эрвин неловко пожал плечами: он не помнил, когда ему в последний раз предлагали помочь, и это немного сбивало его с толку, даже при том, что он помнил о корыстных мотивах, стоявших за этим вопросом.       – Пока всё. Не распыляйся.       – Ага... Сейчас ты от разговора не устал?       Взгляд Леопольда отстранённо уперся куда-то в стену, и Эрвин немного помедлил, прежде чем отвечать, пытаясь предугадать подоплёку вопроса.       – Не слишком. Скорее нет, чем да.       – Хорошо. Спасибо, что почтил визитом...       Кажется, Леопольд был чем-то расстроен. Или же мысленно пребывал в другом месте. Даже яда плеснул слабенько, для проформы...       – Ты одёжку менять не собираешься, да?       А, вот в чём дело.       – Я забыл. Такое легко забывается, – Эрвин поднялся, собираясь уходить.       – Сними с себя часть дел. Пожалуйста. Нам всё ещё есть о чём поговорить.       – Я всегда пытаюсь. Но это плохо заканчивается.       Леопольд только устало фыркнул ему вслед.       Ночью ему снова снилось тёмное чудовище, на этот раз не выпускавшее его из дверного проёма.

...прерывание воспоминания

Настоящее время

      – Так, стоп. Мы... можем мы прерваться? – Клайв потёр ладонями лицо, пытаясь немного уложить в голове всё услышанное. На этот раз на него вывалили слишком много, и он уже перестал поспевать за рассказом. Воображение так точно перестало; чем дальше, тем сложнее ему было представить себе Леопольда визуально. Прежде помогало осознание того, что этот человек, как и он сам, был очень закрытым, но сейчас... так странно было слушать, как Леопольд всё никак не прекращал пытаться дотянуться до Эрвина, даже осознавая, что в последнем что-то потихоньку менялось за периоды криосна, и нужно было не только продолжать подбирать к тому ключики, но и поспевать проверить уже отброшенные – а вдруг...       Он встряхнул головой. Н-да, чтобы упрямо лезть к Императору, нужно было быть специфическим человеком, это точно. На минуточку, чуточку странно было и ощущать себя носителем той же фамилии.       – У меня есть время, если вы хотите продолжать, но мне не помешал бы небольшой перерыв в пять-десять минуток.       – Хорошо, – Император благосклонно кивнул. – Если желаешь, можешь сделать себе чего-нибудь попить. Чайник там, – он указал на обустроенный в покоях более-менее жилой угол в закутке.       Любопытно, для чего это было, если он ещё ни разу не видел собственными глазами, чтобы Эрвин пил что-нибудь помимо питательных смесей...