последний приют

В деревне шептались, мол, пираты, татуировки у обоих, и не миновать беды, когда нагрянут солдаты, но ни в первую неделю, ни в последующие никто не пришел. Да и какая разница, если джентльмены богатые, платили щедро, а дом выкупили сразу. И проблем от них никогда не было. Дом-то на краю самом стоял, почти у песка, никому не нужный и уже немного покосившийся. Господа от чая не отказались, но манер, несмотря на богатые одежды, явно не знали. Правда, настойчивые оказались, и пастор после долгих уговоров сдался, махнул рукой, мол делайте что хотите. Молодой мистер тогда улыбнулся радостно так, завозился, доставая туго набитый деньгами кошелек. Мистер Хэндс собственноручно дом этот чинил, строгал доски под палящим солнцем и ругался не переставая, но успокаивался, стоило ему взглянуть на мистера Сприггса, несущего ему воду и влажное полотенце. Лишь в самые промозглые дни вызывал плотника и платил щедро. А сам, примостившись на кривом табурете, наблюдал, но мыслями был где-то далеко. К осени обжились, прикупили мебели, и все чаще молодой мистер посещал лекаря, приобретал лекарства и примочки. Деревня маленькая ведь, за пинтой эля все секреты поведают. А пожилой мистер хоть и крепкий, жилистый, но явно с боевыми ранами, весь изрезанный как будто, и глаза... страшные у него глаза, как у убийцы. Многочисленные раны мистера Хэндса болели в непогоду, нога почти не двигалась, а из-за отрубленного пальца он иногда ловил приступы фантомной боли, вскакивая по ночам с хрипом и колотящимся сердцем. Ворчал, когда мистер Сприггс, наплевав на поздний час, зажигал свечи, заваривал крепкий чай и доставал припасенное с ужина печенье, чтобы ночь такой ужасной не казалась, не вилась вокруг щупальцами, заползая на постель. Свеча догорала, пока оба грели ладони о кружки, думая о своем, и печенье честно делилось пополам, в постели снова мешались крошки, и мистер Сприггс начинал ворочаться недовольно пыхча, но это такие мелочи по сравнению с тем, что они были друг у друга. Со временем пообвыклись. Пожилой джентльмен и в паб наведывался, и к оружейнику. Часами фехтовал во дворе, пока не начинал припадать на больную ногу. Отмахивался от мистера Сприггса, спешащего на помощь, видели даже, как несколько раз ударил его саблей плашмя по бедру, но тот вовсе не обижался. Помогал дойти до скамейки и приносил полотенце. Мистер Хэндс, утерев лицо, ловил нежную белую руку, прижимал к губам. Мистер Хэндс никому не нравился, он постоянно грубил и ругался почем зря. А вот юный джентльмен при нем вовсе как хозяюшка был, сам молоденький, а держался словно лендлорд: статный, высокий, с добрым светлым лицом и чудесной улыбкой. Одевался в шелка и кашемир, и походил на распустившийся бутон розы, такой же пышный и яркий. Молодые девицы на него заглядывались поначалу, да потом кто-то подсмотрел, как мистер Сприггс, смущенно улыбаясь, осторожно вкладывал сорванную с куста розу в петлицу мистера Хэндса, и успокоились все разом. Только шептались, что же этот юноша забыл рядом с таким вредным стариком. Розы у них были в саду – как с картинки, привезенные далеко из-за моря. Аромат исходил волшебный, особенно после дождя, и когда оба прогуливались по саду, мистер Сприггс неизменно срывал самый красивый бутон, чтобы украсить им своего спутника. Мистер Хэндс фыркал, но незаметно, как он думал, касался нежных лепестков самыми кончиками пальцев и на мгновение позволял улыбке коснуться крепко сжатых губ. Всех желающих умыкнуть цветок мистер Хэндс грозно отчитывал, но юным леди всегда позволял срезать с кустов по несколько роз, и девицы обступали его, смеясь и совершенно не смущаясь пристального взгляда. Мистер Хэндс улыбался даже иногда самым краешком губ, будто в их девичьем гомоне слышал что-то знакомое. Жили они спокойно, в церковь по воскресеньям, правда, не ходили, но пожертвования делали щедрые, грех жаловаться. Их мирное существование на краю света ни одним посторонним не нарушалось кроме маленькой Мэгги, дочери пастора. Мэгги ходила на уроки мистера Сприггса три раза в неделю, усердно выводя буквы в тетради. После занятий ей всегда доставался большой кусок сладкого пирога, и она довольно уплетала его, пока мистер Сприггс рассказывал веселые сказки о пиратах. Мистер Хэндс недовольно хмурился, изредка поправляя, и отчего-то очень злился. – Не морочь девчонке голову сказками, Люциус! – Пусть. Ей ведь интересно. Мистер Хэндс, оказывается, безумно сладкое любил, поэтому их доме даже отдельная полка появилась для сладостей и пирогов. Да и мистер Сприггс всегда подсовывал ему самые лучшие кусочки торта, с большой шапкой крема и розочками. Мэгги, хоть и смеялась над его любовью к булочкам, едва уклоняясь от хлестких ударов полотенцем, но и сама приносила вкусности к чаю, задабривая вредного старика. Мистер Хэндс щурил светлые зеленые глаза и, довольный, утирал крошки с бороды. А потом, когда Мэгги стала постарше и расцвела, именно мистер Хэндс учил ее тайком в сарае обращаться с ножом. Приемы показывал, кивал удовлетворенно, когда у нее получалось повторить, а потом выхватывал вдруг саблю и легкими смертоносными движениями лишал соломенный манекен конечностей. И что-то в нем было такое темное и страшное, но Мэгги все равно никогда не боялась. Прижималась к боку и обхватывала со всех своих сил, успокаивая и жалея. Мистер Хэндс замирал в такие моменты, а потом гладил ее по голове рукой, всегда затянутой в перчатку. Мягко и осторожно, будто боялся ее сломать. По правде сказать, даже спустя десять лет, когда Мэгги выросла в прелестную девушку, за которой настойчиво ухаживал сын пекаря, мистер Хэндс остался все таким же невыносимым, а с возрастом характер его стал совершенно отвратительным, но мистер Сприггс давно научился с этим справляться. Где словами, а где – крепкими удушающими объятьями. Мистер Хэндс ворчал: – Оставь меня, – но не вырывался. Кривая ухмылка пересекала лицо подобно шраму, делающему его и без того морщинистое лицо особенно некрасивым. И всякий раз мистер Сприггс смотрел на него влюбленным взглядом и тянулся погладить по щеке. Мистер Хэндс, конечно же, был совершенно этим недоволен, но кончики его ушей алели. И дни бы продолжили течь так же медленно и тягуче, если бы в маленький дом на краю моря не пришла беда. Мэгги услышала быстрый и яростный стук в дверь, и, накинув халат, поторопилась вниз. Так стучали только в одном случае. Но ее опередили: пастор в ночном колпаке подслеповато щурился, держа у груди фонарь, обернулся к ней, скорбно изламывая брови, и она поняла без слов. Врезалась в мистера Сприггса, обнимала его и взахлеб рыдала, будто потеряла не дорогого сердцу друга, а родного отца. Они цеплялись друг за друга – бледный до синевы мистер Сприггс и его молодая воспитанница. Говорили, мистер Сприггс тогда чуть с ума не сошел. Метался в утренней дымке по деревне, лекаря искал. Любые деньги сулил, лишь бы помогли, но где тут найти лекарство от смерти. Да и мистер Хэндс во сне отошел, не мучаясь. Тогда мистер Сприггс упал на колени рядом с кроватью, щекой в холодную ладонь вжался и так стоял до самого вечера, вся постель промокла от его слез. Мэгги гладила его по вздрагивающей спине, не знала, чем утешить. Наплакавшись всласть и немного придя в себя, мистер Сприггс погладил мертвеца по впавшей щеке и прошептал тихонько: – Даже сейчас сделал все по-своему, ты, упрямый дурак. И только потом позволил отнести тело в повозку. Хоронили мистера Хэндса на самом высоком месте острова, куда и забраться то тяжело, но мистер Сприггс сам расчистил путь, камешками тропинку выложил, никто ему не помогал. За пару ночей справился, пока тело на леднике было. А уж потом, пока пастор читал Библию над могилой, и вовсе в себя погрузился. Только горсть земли бросил и ушел, не оглядываясь. А потом и розы исчезли, и он сам выходить перестал. Как будто злость мистера Хэндса ему сил жить давала. Мэгги его встретила однажды да не узнала, так осунулся и похудел, будто не ел месяцы, а, может так оно и было. И вместо ярких одежд черное, как мистер Хэндс носил. Пригляделась – и впрямь его вещи, жилетка кожаная да галстук под самое горло. Жалко было мистера Сприггса, такого хорошенького и грустного. Мэгги его позвала на чай, угощала пирогом, как в детстве, а мистер Сприггс смотрел в стену пустым взглядом и изредка невпопад что-то отвечал. А кусты он срезал, не выкопал. Мэгги сама пришла прямо в сад, без спроса, и голыми руками принялась ворошить землю, всю комьями пошедшую, сухую от солнца. – Что вы делаете, молодая леди? – Розы ищу. Не до раскланиваний было уже, в Мэгги такая злость взыграла за бедные, ни в чем неповинные цветы. Мистер Сприггс потоптался рядом, спросил вдруг: – Зачем они Вам? – Раз Вы не хотите, так я заставлю их цвести. Чтобы мистер Хэндс на том свете порадовался! Что хандрите, помогайте лучше! Придумали тоже, такую красоту уничтожить, столько трудов насмарку. – Не могу смотреть на них, – грустно улыбнулся мистер Сприггс. Но не останавливал. Стоял рядом и смотрел будто изучая. Мэгги подняла на него взгляд, злобно сверкнула глазами. – А мистеру Хэндсу они нравились! И вы нравились, как будто непонятно. Так что копайте вокруг, нужно землю взрыхлить и полить, вы их совсем засушили! – Мэгги... Вы так незаметно выросли... И правда, упал на колени в своих траурных одеждах прямо в землю, рукава подвернул и вдруг расплакался, да так горько, что сердце сжалось от боли. Мэгги его по спине похлопала и сама вдруг плакать начала, такой мистер Сприггс был несчастный и маленький в этот момент, ужасно некрасивый в своем горе, весь залитый слезами, в потертой одежде не по размеру. Стояли в саду на коленях и рыдали, а сколько – непонятно. Но мистеру Сприггсу будто полегчало. Лицо даже посветлело. Розы все-таки спасли. Мэгги всю библиотеку раскопала, но нашла какой-то древний справочник, и принялась колдовать над удобрениями. И мистеру Сприггсу строго-настрого наказала поливать бедные кусты. Там и ростки первые появились, и трогательные, нежно-салатовые листики проклюнулись. Мистер Сприггс все еще ходил в черном, но на труп перестал походить. Даже щечки появились, порозовели. Мэгги его на прогулки в сад водила, держала чинно под локоть. Только ей мистер Сприггс бутонов не срывал, вздыхал лишь тяжело и от пышных кустов отворачивался. Мэгги его понимала. Когда распустились первые розы, мистер Сприггс срезал их все до единой. Тщательно каждый цветок избавил от шипов и обернул букет черной лентой. Принес на могилу мистера Хэндса и сидел долго у камня, даже солнце зайти успело. Так его и нашли, с нежной улыбкой на лице, глядящего куда-то вдаль, на море. Мэгги, вытирая бегущие слезы, надеялась, что теперь он был счастлив.