знать бы хотя бы где ты и с кем ты

знать бы хотя бы где ты, с кем ты тепло ли там на твоей планете слать бы тебе конверты, как Кай Герде кубики изо льда прямиком в никуда

Антон просыпается от ноющей боли в пояснице. Где-то за дверью гремит посуда, слышится низкий голос певицы и высокий самого Арса, и Антон устало гудит в подушку, зарывшись лицом. На дисплее мелькает половина девятого утра — для субботы непозволительно рано, но с активным соседом Антон уже привык к ранним пробуждениям. Тело ломит после сна, будто накануне пробежал марафон, но на деле просто загнался за ночь, ворочаясь в кровати быстрее собственных мыслей, что то и дело возвращались своими корнями к Арсению. Сейчас ещё нужно выйти и пожелать доброго утра, пытаясь не проблеваться от запаха альфы на нём. Антон вымученно стонет — тихо, скорее в себя, трёт заплывшее лицо, надеясь вдавить глазные яблоки внутрь, но только белые пятна прыгают перед глазами. Поднявшись с кровати, Антон чувствует лёгкое головокружение, но спустя секунду неприятное ощущение проходит, оставаясь только тупой болью в висках. Он щёлкает шеей, хрустит ноющим позвоночником, хмыкает, вспомнив арсову шутку о щелкунчике — и цепляется взглядом за открытый шкаф. Странно большой для такого «не модника», коим его окрестил Арсений, но когда Антон заселялся в ипотечную квартиру, то вопрос мебели не волновал совсем. Кровать по скидке, личный диван из старой съемной квартиры и шкаф, который ему отдал старый друг — Антону было важнее сохранить хоть какие-то деньги, но зато теперь пустующая половина шкафа вмещала арсовы шмотки, идеально сложенные красивыми стопочками. Видимо утром Арсений заходил за одеждой, раз шкаф открыт, а на стопке футболок небрежно лежит одна скомканная. Антон оглядывает себя в зеркале шкафа-купе — подстреленные пижамные штаны, что сели после нескольких стирок, и огромная футболка, которая кочевала с его плеч на арсовы, когда тому хотелось чего-то «оверсайзного». Если подумать, то Арсений видел Антона спящим каждое утро — заходил за одеждой или будил, когда будильник не справлялся, но спящего Арсения Антон не знает. Тот может быть сонным или заспанным, даже скучные фильмы досматривает до конца — «из уважения» — но спящим Арсений не бывает. Возможно, Арсений вампир и спит, пока он на работе, повиснув вверх ногами на карнизе. Антон хмыкает от глупых мыслей — лучше такие — тянет руку к футболке Арсения, намереваясь красиво сложить. Ткань мягкая, приятно ощущается в руках, но главное пахнет Арсением — кисло-сладко, что скулы сводит, и Антон шумно вдыхает этот запах, жмурится, прислоняя кусок несчастной ткани к лицу. Запах возбуждает, перед глазами мелькают эмоции вчерашней спонтанной дрочки на арсовом диване, и живот простреливает мыслью, что там спокойно мог остаться его запах. Задница зудит, и бельё кажется жутко лишним, но страх, что Арсений в любой момент может войти, пересиливает, и Антон жадно вдыхает побольше перед тем, как отстранить от себя футболку. Сложить так же красиво не получается, но Антон честно старается, укладывая её на стопку, и выходит из комнаты. В дýше Антон с сомнением намыливается, морщится, когда случайно задевает грудь, которая за неделю до течки становится излишне чувствительной, выделяется сильнее, особенно крупные и мягкие соски — Антон горбится даже в душе, рассеянно намыливая плечи и руки. Задница всё ещё зудит, а член едва подрагивает, стоит снова и снова вспоминить запах, улыбку и тепло арсовой ладони. Антону больше всего хочется выскочить из ванной прямо так, зайти на кухню и поцеловать Арсения — чуть грубо, с оттяжкой, нежно провести по бокам, стиснуть бёдра, лизнуть кожу за ухом, чтобы задрожал в его руках и забылся. Был с ним — эгоистично до жути, Антон знает, что так нельзя, но ничего поделать не может, поддаётся собственной слабости, скользя намыленной ладонью к члену, а второй рукой к анусу, едва надавливая на вход. Дрочит с оттяжкой, пережимая у основания, трёт уздечку, а двумя пальцами мягко входит во влажный анус. Ноги дрожат, не держат, и, предостерегаясь падения, Антон опускается на колени, разводя ноги чуть в стороны, надрачивает быстрее, одновременно трахая себя двумя пальцами. Липкие от смазки они выскальзывают, заставляя скулить от недовольства, тогда Антон ведёт ладонью по промежности, заводя руку за спину до боли в лопатках, надавливает на нужное местечко под мошонкой и сгибается сильнее, часто дыша от ярких ощущений в паху и животе. Пальцы без усилия скользят внутрь, а бёдра мелко дрожат, стоит Антону резче задвигать ладонью на члене. Антон кусает губы и щёки изнутри, чтобы не издавать лишних звуков, вгоняет пальцы по самые костяшки и сдавленно шипит сквозь зубы, излившись на бортик ванной. Поток воды смывает семя за собой в слив — Антону хочется за ними. Но на деле идёт на кухню, вытирая голову полотенцем, надеясь, что Арсений никак не узнает, что второй день подряд Антон дрочит на его светлый образ. Перед Арсением стыдно — он чокнутый извращенец, что достоин только старого дивана, пропахшего яблоками, вот только Арсению стыдно не бывает, и с порога Антона бьёт под дых сильный запах хвои, что повис на омеге крепкой хваткой. — Доброе утро, — весело отзывается Арсений. У Арсения на лбу выведено «хорошо оттрахан», и это бесит Антона до колик в пустом желудке. Арсений с утра не помятый как Антон — довольный, кожа румяная, даже мешки менее заметны, помешивает несколько яиц в сковородке в массу комочков. Этот Арсений для него незнакомец — экзотический гость в его жилище, будто комнатный цветок, покрытый липкой коркой чего-то сладко пахнущего, чтобы привлечь самцов, а потом откусить голову тем, кто попытается залезть дальше. Венерина мухоловка, в которую Антон без страха суёт голову. — Выглядишь... Сонно, — тянет Арсений, окидывая Антона коротким взглядом, и возвращается к сковородке, выключая огонь. — Не выспался? — интересуется, опуская тарелки на стол. — А ты, судя по всему, очень хорошо, — хмыкает Антон, утыкаясь в предложенную тарелку. — М-м, неплохо, — расплывается в улыбке Арсений, распуская аромат ненавистной хвои — у Антона комок рвоты зарывается в горле. — Чего не ешь? — Тошнит от альфьего душка на тебе, — роняет Антон, не поднимая глаз от тарелки. — Тебе бы в душ не мешало сходить, — бормочет уже тише, а потом и вовсе затухает, костеря себя за несдержанность. На кухне слышится только стук приборов, Арсений его выпад никак не комментирует, наверное даже не смотрит — но Антону слишком стыдно поднять глаза и посмотреть. Густое раздражение разливается по телу, оседает в конечностях, и ноги кажутся невозможно тяжелыми-свинцовыми. — Хороший секс это всегда приятно, Антон, — неожиданно усмехается Арсений. — И настроение будет лучше, — Антон всё рассматривает тарелку, слыша только довольно-сытый голос с нотками раздражения. — От того, что от меня будет нести каким-то альфой, радости будет мало, — фырчит Антон, вызывая у Арсения только искренний смех — красивый, фальцетный смех, который пробирает до щекотки внутри. — Зато от члена в заднице столько радости, одуванчик, — проговаривает Арсений с долей язвительности. — Я тебя не укладываю к кому-то в постель, так и ты не лезь в мою, — просит-приказывает елейным голосом. Антон не понимает — как Арсений смог за столь короткое время засесть так прочно, расшатать его изнутри, заставить чувствовать весь спектр забытых эмоций. Почему Антон вляпался по самые уши именно в него — самую настоящую блядь — вот этого Арсения, который даже не знает, что можно чувствовать подобное к другому человеку. — Ты когда-то любил? Вопрос назревает сам собой, и Антон наконец отрывает взгляд от тарелки, в которой рассмотрел все крохотные трещинки, поднимает взгляд на Арсения — его лицо тоже покрывается трещинками. Антон снова видит мешки под глазами, морщинки у глаз. Арсений тускнеет, будто яркость в нём выкрутили на минимум, и Антону стыдно за свои слова. — Да, — Арсений этим тихим согласием режет последние канаты, что хоть как-то держат Антона в узде. — Ты любил, а тебя любили? По-настоящему, а не так… — Антон недоговаривает, проглатывая слова, но в горле всё тот же комок рвоты от альфьего запаха. — Прости, я… Но Арсений прерывает его блеяние скрипом стульчика, выбегает из кухни — Антон бы посмеялся, что слишком драматично, но на деле противно и мерзко, будто бы залез в чужое бельё в поисках личных секретов. Антон не знает, стоит ли идти за ним и извиниться или дать время остыть, успокоиться, надеясь, что эта ситуация замнётся сама собой. Но мнётся только Антон, теряется перед Арсением, что гордо игнорирует его все выходные. В сотый раз прокручивая состоявшийся диалог, Антон приходит к одному и тому же выводу — не должно его ебать, кто ебёт Арсения. Антон ему никто — владелец квартиры или максимум приятель, с которым хорошо посмотреть кино или посмеяться со смешного тиктока, но Антон лезет дальше, хочет быть ближе. Нужно ли это ближе Арсению? Антон думает, что нет, придя в понедельник в пустую квартиру после работы. Пустую не до конца — то тут, то там Антон натыкается на чужие вещи: забытая маска для волос с ванной, футболки в корзине для белья, драные джинсы на спинке дивана, еда в холодильнике и рисунок Антона на нём. Мелочи заставляют Антона верить, что прошедшие три недели не были сном, даже история поиска на нетфликсе напоминает, что Арсений сидел рядом с ним на диване и смотрел ходячих мертвецов, хлопая по бедру на самых интересных моментах. В тишине квартиры хорошо слышно себя — ведь больше нет смеха Арсения или его недовольного бубнежа, когда феи для рекламы получаются не такими «фееричными». И в тишине Антон отчётливо слышит арсово признание — он любил. Когда-то, наверняка давно, возможно настолько сильно, что не смог забыть за столько лет, или забыл, но пообещал себе не повторять своих ошибок. Может, Арсению кто-то разбил сердце, и теперь он пытается заколотить разбитые окна в душе — своим телом, и секс для него самый простой способ. А все вокруг заняты своими проблемами — Серёжа никак не комментирует переезд Арсения, даже не спрашивает, и Антон молчит в ответ, боясь, что Арсений другу ничего не сказал. В надежде напиться Антон пишет старым друзьям, но те находят оправдания, просят перенести встречи, отговариваясь работой, детьми и отношениями. Антон невольно думает, что он, несмотря на всю свою дружелюбность, почти всю жизнь пробыл один — с ним общались, дружили, но не прикипели к нему. Антона легко заменить, и, если бы не сущее чудо, Антон бы наверняка уже сошел с ума от одиночества — если уже не сошел, придумав себе Арсения. И все же вполне логичная в таких ситуациях мысль — найти пару, забыть страхи, отдать себя альфе, смирившись с тем, что с омегами у него не получится, и забыть об одиночестве — до безобразия редко посещает его голову. Антону претит сам факт навязанных непонятными гормонами отношений, привязанность к альфе в странном желании найти защиту — а кто защитит его от альфы? Переубедить Антона никто не может — ни мама, закрывшая глаза на собственные синяки; ни друзья, которые мягко (и не совсем) указывают, что «пора». Возможно, время, проведенное с кем-то в паре, исправит образ его мыслей, но Антон банально боится рисковать ещё раз — а ещё больше боится, что лишний раз докажет себе, что попросту родился конченым любителем омежьих задниц, хотя его чувства к Арсению уж точно что-то больше любви к его заднице. — Не хочешь поиграть в приставку? Антон не сразу соображает, что Серёжа обращается к нему, с сомнением отрывается от экрана, где текст о собачьем приюте никак не пишется (почему оно само не пишется?), и смотрит на альфу. Кажется, сегодня вторник — Антон мельком смотрит, в каком галстуке сегодня Виталик, — и переспрашивает. — В приставку играешь? У меня не вариант — Саша сейчас… Немного не в настроении, но если к тебе можно завалиться, — пожимает плечами Серёжа, покачиваясь в офисном кресле. Знает ли он, что Арсения в его квартире уже нет, и где он сейчас, а главное с кем? Антон не уверен, что имеет право спрашивать, ведь повёл себя как эгоист — попытался заполнить пустоту присутствием другого человека, не спросив, а надо ли это ему. Арсению был нужен диван и крыша над головой, но никак не обсуждения его личной жизни — а Антон снова всё испортил. — Кхм, хорошо, — всё же кивает Антон, постукивая пальцами по тачпаду. — Ты же знаешь, что Арсений съехал? — всё же спрашивает он, с опаской смотря на Серёжу, но тот только слегка кивает, возвращаясь к своему проекту. — Тогда после работы? Серёжа действительно приезжает после работы, приносит с собой сидр для Антона, безалкогольное пиво для себя и солёную закуску, суёт всё в руки слегка растерянному Антону, что мнётся рядом с ним в коридоре, ногой подталкивая запасные домашние тапочки. Они для Серёжи огромные, он шаркает ими по паркету прямиком на кухню, и Антон идёт следом, вываливая на стол всё, что принёс Серёжа. Антону кажется странным видеть его на своей кухне, он рассеянно отвечает на вопросы — а где тарелка? стакан для пива? — намеренно кашляет, когда Серёжа засматривается на рисунок Арсения на холодильнике, и жестом приглашает в гостиную. Серёжа заводит диалог об играх, интересуется, во что Антон играл в школе, и вспоминает древнюю аркаду «Принц персии» — такими мелочами успокаивает излишне настороженного Антона. Внезапно Антону кажется, что Серёжа вполне может быть его другом. Сам плэйстейшн, обмотанный проводами, Антон берёт в руки очень бережно, заливая слюной — он вместо плойки купил вибратор, думая в тот момент задницей. Подключает к телевизору и консоли, Серёжа даже даёт выбрать между аутластом и какими-то боями, и Антон, припоминая свой страх хорроров, выбирает что-то напоминающее Мортал Комбат. Играть за грудастую девочку с ангельскими крыльями даже прикольно — она эффектно бьёт с левой серёжиного полуволка — и Серёжа смешно злится, когда проигрывает раунд, громко потягивает пиво и заводит разговор о коллегах, не стесняясь по-доброму перемывать косточки. Антон впервые за последние дни отдыхает, не думая об Арсении или собственных словах, поддерживает нелепый разговор и выигрывает уже шестой раунд. — Бля, Шастун, — стонет Серёжа, когда его ангела смерти пронизывает серебряный клинок Мастера-с-именем-которое-Антон-не-смог-прочитать. — Что за натренированные пальцы? — Учись проигрывать, Серёжка, — хмыкает Антон, откладывая консоль на столик перед диваном. — Тебе не будет мешать? — спрашивает, доставая электронку из кармана домашних штанов. — Не-е, — вяло машет рукой, допивая остатки на дне бутылки. — Не думал бросить? — хмурится, стоит Антону пыхнуть сладким дымом. — Травишь себя… — Ой, не ворчи, мама, — фыркает Антон и смеётся, стоит Серёже захохотать тоже. — Тогда ты пить бросаешь, — парирует Антон, легко пихаясь. Серёжа принимает условия, откладывая бутылку на столик, принимается щекотать, вызывая заливистое фырчание, что вот-вот грозит стать смехом — Антон пытается увернуться, пихается, надеясь уйти от вездесущих рук, но сдаётся, сползая ниже. — Хватит-хватит! — жалостливо просит Антон, тяжело дыша. — Хватит, а то я выплюну лёгкие сейчас, — он выдыхает, завалившись на плечо Серёжи, пытается оклематься и внезапно понимает, что рука Серёжи осталась на его предплечье, легко придерживая. Сердце заходится в волнении снова — они одни в квартире, Антон немного выпил и потерял бдительность, пустив Серёжу слишком близко. Станет ли с него что-то сделать — Антон не знает, тихо лежит на плече, боясь пошевелиться, и почему-то думает о серёжиной жене, которая сейчас наверняка сидит дома, пока Серёжа пьёт пиво и играет в плойку с другим омегой. С омегой — насколько бы сильно Антону это не нравилось, но это так. — Не волнуйся, — спокойный Серёжин голос выводит из раздумий — Антон даже не заметил, что перестал шевелиться и едва дышит. — Шаст, я не сделаю ничего плохого, — сердце сдавливает сильнее, а к горлу подступает комок — будто снова Арсений рядом, окутанный запахом альфы. — Я просто тебя обнимаю — как друг, окей? — Серёжа действительно не делает ничего — его рука осторожно держит за предплечье, а шастова голова покоится выше груди. Пахнет солёной выпечкой — как в детстве, и обнимают приятно, будто ребёнка, за «просто так». Тело не выдерживает напряжения, рвёт канаты, что держат в узде, и Антон чувствует, как мышцы постепенно расслабляются, тепло разливается внутри, отгоняя волнение, и до ужаса хочется тереться щекой о Серёжу. — Ты пиздец сильный парень, Антон. Ты в курсе? — спрашивает Серёжа, щекоча дыханием макушку. — Но если тебе хочется побыть сейчас слабым, то всё хорошо — я понимаю. Антону хочется этого больше всего: просто положить голову на колени и дать себя гладить, не боясь последствий и цены, забиться кому-то под руку хотя бы на несколько секунд, чтобы не думать. Хочется доверять — даже себе. — Спасибо, — тихо проговаривает Антон, пригревшись возле Серёжи. — Ты ведь… Серьёзно про друга? — Не боись, Шастун, — хмыкает он добродушно. — Ты милый, но я больше по девочкам, — шутит, и Антон не чувствует осадка, улыбается от странного спокойствия, что накрыло его пуховым одеялом. — Я не знаю, что у тебя было, наверное и не стоит лезть, но… Дай себе шанс, Антон. Шанс на что — Антон не успевает спросить, как телефон Серёжи вибрирует на столике, разрываясь мелодией входящего. Антон спешно отстраняется, позволяя ему дотянуться до телефона, сонно зевает, но в общем чувствует себя хорошо — немного неловко, но хорошо. — Да, — Серёжа сбавляет громкость на минимум, но даже так Антон слышит, как по ту сторону орёт музыка. — Что с тобой? — сдавленно кричит Серёжа, поднимаясь с дивана. — Где ты, ёбана? — уже громче кричит, и Антон надеется, что это адресовано не супруге. — Хорошо, жди там, я сейчас заберу тебя. — Что случилось? — спрашивает Антон, едва Серёжа бросает трубку. — Что-то с Сашей? — Что? Нет, конечно, Саша дома, — отмахивается Серёжа, устало потирая переносицу. — Это… Это Арс. Просит забрать его, — сознаётся он и спохватывается, собираясь. — Я плойку оставлю, потом как-то заберу, — бормочет, но Антон хватается за руку, что тянется за рюкзаком. — С ним всё хорошо? — переспрашивает Антон, но осекается, отпуская Серёжу — имеет ли он право волноваться? — Что с ним будет? — бурчит Серёжа, нахмурившись. — Нечего бухать посреди недели, — он закидывает рюкзак на плечо, возвращаясь в прихожую, где небрежно скидывает тапочки. Антон стоит чуть поодаль, комкая край домашней футболки вспотевшими пальцами, следит, как Серёжа зашнуровывает свои крохотные кроссовочки, и пытается взвесить «за» и «против». Но врать себе всё сложнее — хочется же. — Можно с тобой? — решается Антон, когда Серёжа уже открывает входную дверь, скомканно простившись. — Я помогу, если что, — он пытается как-то оправдать своё желание перед Серёжей, для убедительности принимается обуваться, чтобы не дать ему шанс отказать, но Серёжа и не говорит ничего, переступая порог квартиры, и ждёт уже на лестничной клетке. Антон приободряется, хватает с вешалки потёртую ветровку, чтобы накинуть на плечи, и берёт связку ключей с тумбочки. Закрыв квартиру, они спускаются вниз, едва не выбегая из подъезда, и садятся в машину. Антон ощущает раздражение, исходящее волнами от Серёжи, хотя тот молчит, выруливая из его двора и подглядывая в телефон, где выстроен маршрут до клуба. Антон не начинает разговора, решив, что сейчас это не к месту, но в серёжином раздражении явно чувствуется волнение — за Арсения есть кому переживать, и это заставляет Антона задуматься, приехал бы кто-то за ним посреди ночи? Антон косит взгляд на серьёзный профиль альфы — нос с горбинкой, кичка на макушке, над которой стебётся весь отдел, и нахмуренные брови — Серёжа может и приехал бы. Антон поворачивает голову к окну и чуть улыбается, улавливая своё отражение сквозь нечёткие очертания пустой улицы. Серёжа паркуется у клуба резко, и Антон уже издалека замечает Арсения — тот стоит у входа, опираясь о стену и вытянув длинные ноги в блядских штанах вперёд, а над ними нависает грузный альфа, легко улыбаясь. Антону внутренности сдавливает в один комок, и только сердце ещё живое, трепещет и рвётся, зная, что сейчас Арсений его заденет — взглядом, словом, дай Бог своим «одуванчиком», Антон готов быть даже «камышом», только пусть Арсений улыбнётся ему. — Арс, — окликает Серёжа, поравнявшись с Антоном. — Арс, блять! Антон не уверен в том, что последняя буква «т», но Арсений, заметив Серёжу, выскальзывает из-под альфы, мазнув того пальчиками по щеке, идёт к ним чуть шатаясь, но улыбается широко, вздёрнув смешной нос. — Пироженка! — блеет Арсений, крича издалека, но его останавливает альфа, не желая, чтобы рыбка так просто ускользнула. Он хватает Арсения за руку, грубо дёргая на себя, и пьяный Арсений тянется послушно, едва держась на ногах. Антон думает всего секунду — даже Серёжа рядом не соображает так быстро — срывается с места, подбегая к массивному альфе, который прижимает к себе Арсения, что вяло сопротивляется, недовольно хныча. — Отьебись от него, — рычит Антон, пихая того в бок. — Слышь, отпусти! — он больно сдавливает альфью руку, сжав запястье, а второй пытается притянуть Арсения к себе — и тот тянется в ответ, услышав запах душащего ментола. — Мужик, иди найди другого, — подключается Серёжа, пытаясь более миролюбиво разрешить конфликт, хлопая незнакомца по плечу. К счастью Серёжи, воинственное настроение Антона альфа не принимает близко к сердцу, отпуская Арсения, что довольно падает в руки Антона, цепляясь за плечи. Серёжа закатывает глаза, услышав что-то вроде «больные», провожает взглядом бугая, который возвращается в клуб, искать другого омегу, и тяжко вздыхает, упирая руки в бока. — Пиздец, Арсений Сергеевич, — проговаривает Серёжа, смотря как Арсений виснет на Антоне — тот белее белого, испуганный от спора с альфой, лишь мягко придерживает Арса поперёк груди. — Идём домой, детки, — хмыкает Серёжа, разворачиваясь к машине. — А где он живёт? — переспрашивает Антон, помогая Арсению идти — тот что-то бормочет об одуванчиках и бабушкиной даче. — Там, где и жил — у нас в детской, — проговаривает Серёжа, открывая заднюю дверцу. Антон с усилием помогает Арсению залезть в машину, сам намеревается сесть впереди на пассажирское, но Арсений требовательно хватает его за руку, утягивая к себе. Из уважения к Серёже Антон не устраивает разборок, послушно усаживаясь рядом с Арсением, который сразу же льнёт к нему, укладываясь под бок. Запах яблок такой сладкий — душистый, свежий — окутывает с головой, и Антон немного млеет, глубоко вдыхая. — Пожалуйста, Антон, — обращается к нему Серёжа, протягивая небольшие бумажные пакеты. — Если этот начнёт блевать, то постарайся ему всунуть пакет, хорошо? — устало просит, и Антон торопливо кивает, забирая пакетики. — Сашу иногда тошнит, поэтому всегда есть несколько в бардачке, — зачем-то добавляет Серёжа, заводя мотор. Антон задумывается, что сейчас Серёже придётся везти пьяного Арсения к себе — к беременной жене, которая в последнюю очередь хочет видеть пьяного омегу в детской комнате. Антон не уверен, как она относится к Арсению в общем, ревнует ли или просто хочет внимание мужа только себе, но Антон решает хотя бы так отблагодарить Серёжу за тот момент на диване — или Антон просто ищет себе другое оправдание. — Поехали ко мне, Серёж, — просит Антон, пока Серёжа ещё не заехал слишком далеко. — Проспится у меня, чтобы Сашу посреди ночи не шокировать, — он старается держать голос, не выдать волнение — а внутри разгорается настоящая борьба. Одна часть хочет Арсения в квартире — его смех, его порядки на полках, зубную щётку в стаканчике и лёгкое одеяло на диване. Вторая же обвиняет, что Антон заигрался, понадеялся забрать Арсения себе — под сердце, усадить на левое ребро, чтобы щекотал и напоминал, что Антон всё ещё живой. Что всё ещё умеет любить. — Ты уверен? — Серёжа смотрит на него с сомнением через зеркало заднего вида. — Я не знаю, почему он вернулся, он так ничего и не сказал, но тебе не обязательно его терпеть и дальше, если что-то было не так. — Всё хорошо, — уверяет Антон, хотя сердце говорит иначе, шевелится в груди, надеясь дотянуться до Арсения. — Это я виноват, да и не буду держать, если он захочет завтра уйти, — проговаривает Антон в тишину — только слышно, как сопит Арсений, уснув на его плече. Серёжа не говорит ничего, сворачивая на перекрёстке в сторону антонового дома.

×××

Серёжа помогает дотащить Арсения до квартиры, но не успевает снять кроссовки, как раздаётся телефонный звонок — теперь Саша просит приехать, испугавшись шума на лестничной клетке. Заверив, что справится с одним пьяным телом, Антон отпускает Серёжу домой, оставшись наедине с Арсением. Поспав в машине, Арсений немного оживает, оглядываясь по сторонам, смирно сидит на тумбочке, пока Антон бережно расшнуровывает сначала правый ботинок, стягивает смешной носок с вышитыми стручками гороха и укладывает голую ногу на своё колено. Руки чешутся от желания коснуться — тонкая щиколотка, которую горазд обхватить одними пальцами, белая и гладенькая лодыжка, узкая стопа с едва видными венками и даже пальцы у Арсения идеальные — каждый хочется втянуть в рот, пощекотав языком. Тряхнув головой, Антон пытается сосредоточиться на занятии, спешно стягивая и второй ботинок с носком. Натянув тапочки, Антон помогает Арсению подняться на ноги, пытается заглянуть в лицо, что цветом схожее с зелёной стеной в подъезде. — Ты как, Арс? Блевать тянет? — тихо спрашивает Антон, помогая дойти до ванной. — Давай умоемся чуть, — проговаривает, усаживая его на бортик ванной. — Антон… — голос слабый, уставший — Антону щемит, какой он сейчас трогательно-уязвимый, что грудь скоро разорвёт от переполняющих чувств. — Тошнит, — жалуется, опуская плечи. — Понимаю, — с сочувствием кивает Антон, подходя ближе, так что Арс утыкается лбом о его грудь. Рука Антона сама собой опускается на макушку, легко поглаживая спутанные волосы, гладит затылок, чуть массируя, и Арсений тихо урчит, слабыми пальцами цепляясь за антоновы штаны. — Давай умоемся, хорошо? — повторяет Антон, присев так, чтобы смотреть в глаза. Арсений немного думает, скользя мутным взглядом по лицу Антона, кивает, пытаясь сползти на пол следом за Антоном. Решив, что достаточно будет умыть лицо и немного шею, Антон помогает Арсению повернуться лицом к ванной и опереться грудью о бортик, но от смены позы Арсения мутит сильнее и, схватившись за руку Антона рядом, его выворачивает прямо в ванную. Антон спешно раскручивает кран, чтобы поток воды смывал рвоту, наклоняется к Арсению и рассеянно гладит по сгорбленной спине. — Всё хорошо, зато тебе станет лучше, — бормочет Антон, поправляя челку, что лезет в глаза. Арсения рвёт ещё несколько раз, он мёртвой хваткой держится за Антона, что и не собирается отходить, поглаживая то взмокший затылок, то острые позвонки, обтянутые тонкой футболкой. Арсению наконец становится лучше, он тянется к воде в желании попить, и Антон даже не думает идти за кружкой на кухню, черпая воду большой ладонью и прислоняя к лицу Арсения. — Вот так, хороший, — приговаривает Антон, мягко вытирая губы. — Ты молодец, — хвалит, сам не зная зачем — но Арсений выгибает брови, смотря на него заплывшим взглядом. Челка мокрая, Антон зачёсывает её назад, влажными ладонями проходит по всему лицу — кожа гладкая. Арсений льнёт за руками, трётся-ластится сам, и Антона не отпускает тянущее чувство в груди. Наплевав на гигиену, Антон тянется за своей зубной щеткой, выдавливая горошину пасты, надеется, что Арсений сможет сам, но у того руки слабые, цепляются за Антона или виснут вдоль туловища, поэтому Антон мягко придерживает его за подбородок проходясь щеткой по ровному ряду зубов. Арсений морщится от невкусной пасты, хнычет, но не вырывается из рук, только недовольно смотрит и хмурится, вызывая у Антона нежный смех. — Не смотри так, — он улыбается, помогая тому наклониться в ванную, чтобы сплюнуть ненавистную пасту и прополоскать рот. — Ты молодец, идём в кровать. — Спать? — подаёт голос Арсений, рассеяно шарясь руками по антоновым плечам. — Ага, спать, — кивает Антон, смотря на загаженную футболку. — Давай эту снимем, а я тебе дам свою, хорошо? Арсений машет головой, хватается за края футболки и тянет наверх, пытаясь стянуть, но запутывается — и снова хнычет, отчего Антон спешно тянется к нему, выпутывая пьяную голову из ворота. Грудь у Арсения белая-белая, в крапинку родинок, живот подтянутый, гладкий, и Антон смущённо отводит взгляд, чтобы не смотреть. — Вот так, — угукает Антон, бросая её на корзину для стирки. — Идём в комнату. Он поднимается на ноги первым, берёт арсовы ладони в свои, помогая подняться. Арсений уже соображает лучше, приклеивается к боку Антона, шаркая тапками за ним в спальню. Оставлять его на диване Антон боится, а потому спокойно отдаёт свою кровать, усаживая Арсения на край. В шкафу есть и чистые футболки самого Арсения — Антон их постирал и аккуратно сложил в шкаф, надеясь, что когда-то отдаст — но мысль надеть на Арсения что-то своё смущает и волнует одновременно, и Антон поддаётся своей слабости в который раз. Арсений ведомо поднимает руки вверх, ныряя в безразмерную футболку с черепашками-ниндзя, проводит ладонями на груди, рассматривая рисунок, а потом скользит ниже, дрожащими пальцами расстёгивает пуговицы на штанах, заставляя Антона смутиться. Арс пытается стащить их с крепких бёдер, но штаны липнут к хозяину сильнее Антона. Арсений пыхтит, вовсе падая на спину и поднимая ноги вверх — Антон смущается, не в силах оторвать взгляд от оголённых бёдер, что натягиваются струнами от того, как Арсений задирает ноги. — Помоги, — капризно тянет Арсений, сдавшись, когда джинсы застревают на лодыжках. Антон подходит ближе и охает, стоит Арсению упереть ноги ему в грудь. Тонкие пальцы поддеваются под край штанов, щекочут ступни, стягивая ненужные джинсы, которые Антон бросает на пол. Арсений ноги не убирает, легко надавливая на грудь Антона — в ямке стопы бьётся антоново сердце. Антон чуть поглаживает холодные ступни, пальцами цепляется за косточку, но боится провести рукой выше, чтобы почувствовать гладкую голень и острую коленку. Тяжело. — Ложись спать, Арс, — тихо просит Антон, мягко отпуская ноги Арсения. — Приподнимись, я вытащу из-под тебя одеяло. — Ты такой хороший, — бормочет Арсений, позволяя Антону уложить себя под одеяло. — Такой хороший, — повторяет, хватаясь за руку, что Антону приходится сесть на колени у кровати. — Ты хороший, одуванчик, — блеет полусонно, сжимая ладонь. — Почему ты не альфа, а? — звучит обиженным ребёнком, выдавливая из Антона уставшую улыбку. — Пахнешь жвачкой. Хочется тебя пожевать и натянуть на палец, — выдыхает Арс, утягивая Антона ближе к себе. У Антона задница зудит — на пальцы Арсения натянуться хочется — но только тянется ближе, позволяя Арсению обхватить себя за шею. Поза неудобная, спину тянет и колени побаливают, но отстраняться не хочется совсем. Арсений пахнет алкоголем и зубной пастой, но Антон чувствует только запах яблок — мягкий, не резкий, будто из спелых-спелых плодов приготовили сладкое варенье. — Ложись со мной, пожалуйста, — просит Арсений, двигается подальше, чтобы оставить немного места Антону. Полторашка маленькая для них двоих, приходится вжиматься в друг друга тесно, Арсений лезет холодными руками под его футболку, оплетая торс, и утыкается носом в изгиб шеи. Дышит шумно, отчего Антону слегка щекотно, но он не двигается, вплетает ладонь в волосы, мягко перебирая меж пальцами. Антону просто хорошо — обнимать, чувствовать живое тепло, руки на своей голой коже и запах яблок, накрывший с головой. Антон засыпает легко, оставляя всё на завтра — сегодня только Арсений.