Ирка с Птицей

       Не, Олег, конечно, умирать не планировал, но не ждал он, что его смерть станет катализатором для таких событий. — Поймите, молодой человек, — мягко говорит Вениамин Самуилович, — вы были некой константой в жизни Сергея. Опорой, если будет так угодно. Он строил свой внутренний мир на этих самых опорах, и… когда вы пропали… — Исчезла одна из опор, — кивает Олег. — Я не… не знал. — Сергей, полагаю, и сам этого не знал, — кивает Вениамин Самуилович. — Когда вы пропали, этим воспользовалась одна из его личностей. И… Взяла верх. Сейчас Сергей в основном себя сознает, хотя эта вторая личность всегда находится рядом. Она зовет себя… — Птица? — ухмыляется Олег. — Вспомнил я кое-что из детских лет. Так вот… Кажется, я подменил его в роли защитника. — О, — поднимает брови Вениамин Самуилович. — Это весьма занимательный факт. В свете его я даже не знаю, стоит ли вам встречаться. — Встретиться, думаю, всегда стоит, — хмыкает Олег. В палату к Сереге его пускают. Там сидит один огроменный санитар на табуреточке — дежурит, видно. Вениамин Самуилович входит спокойно, по-хозяйски как-то, и это отчего-то подсознательно бесит. На уровне “у тебя ничего нет и ничто тебе не принадлежит”. Не было у них ничего тогда, а сейчас у Сереги всё отобрали. И злоба такая от этого внутри поднимается, что хочется всех вытолкать из палаты. Олег головой мотает, отгоняя мысли, садится на пол рядом со спеленутым в смирительную рубашку Серегой. Тот сидит по-турецки, глаза закрыл, качается немного, как раньше — только раньше он так под музыку в наушниках покачивался, а сейчас музыка, видать, в его голове звучит. — Ну, и чего ты утворил, пока меня не было? — вздыхает Олег. Серега лениво глаза открывает, смотрит на него, морщится, жмурится, почти ноет: — Ну, не надо, Птиц, не снова, чего ты к его лицу прицепился… еще и побрил его. — Да я сам побрился, — хмыкает Олег. — Серый, ты чего Питер жечь решил? Он же тебе не Лондон чумной. — А чем отличается? — не открывая глаз, уточняет Серега. — Чем отличается? Всюду эта мерзкая людская болезнь… лень, нищета, смерти, можно откупиться от людской жизни, просто дав взятку нужному человеку… и всё. Всё. Всё. Он выдыхает через нос, начинает снова раскачиваться, но Олег притирается к нему ближе, садится так, чтобы плечо в плечо. И Серега глаза открывает, голову медленно так поворачивает, смотрит внимательно и отчетливо выдыхает: — Живой. — Да вот только вчера в Питер вернулся, — кивает Олег. — А тут такие новости… И с чего ты решил мне поверить? — Птица на тебя орет, — не отрывает взгляда от него Серега. — Злится. И на то, что ты ушел, и на то, что вернулся. Потому что мертвый ты… Он моргает, головой мотает, а потом смотрит уже въедливо и зло как-то, щурится нехорошо пожелтевшими глазами, ухмыляется и говорит: — Твоя смерть дала мне свободу. А Сереже — горе, которое он не хотел чувствовать снова. Но ты вернулся. Ты сможешь его защитить. — И без паузы, переходя почти на шипение: — И если тот санитар попробует приблизиться еще на шаг, я разобью тебе нос своим лбом. — Не своим лбом, — говорит Олег и отвешивает легкий щелбан. Птица садится ровно, моргает недоуменно. Олег вздыхает и запускает руку в длинные волосы друга, массируя голову: — Ну вот и чего мне с тобой делать, а? Птица от Сереги отличается, видно, мало, так что под ласку подставляется, бормоча: — Защищать и спасать. — Это само собой, — вздыхает Олег. И продолжает гладить по голове чуть сомлевшего Птица. Вениамин Самуилович за их спинами отчетливо хмыкает, но ничего не говорит, а санитара, видать, тоже он придержал. Вытащить бы Серегу отсюда… спрятать от всех… да непонятно, не получится ли из этого нового пожара. Олег вздыхает, а Птица наваливается на него всем телом, доверчивый какой, а. Понять бы еще, что со всем этим делать.