Ирка с Птицей

       Ирка замечает странные шевеления в отделе в среду, но к пятнице это всё становится странней некуда. Нет, Дима и до этого активно отбирает у нее тяжести и доказывает, что может найти свой подход к той шелупони, с которой она сама привычно справлялась добрым словом и кулаком. Но вот остальные ее сослуживцы до этого дня в любви к ближнему замечены не были. — Вот только кофе у меня почему-то пролили, а он, — Ирка вздыхает и чуть повышает голос, — без кофеина был, между прочим. — Она смотрит в упор на покрасневшего Диму и кивает: — В общем, Димочка, колись. Кому ты и чего наболтал. — Я не болтал, — чуть смущенно поправляет очки Дима, — я намекнул, а так как большинство отдела почему-то в твоем случае чаще всего предполагают онкологию… хотя я говорил по бритву Оккама… и при мне ее трижды погуглили… но… в общем… — Для всех я безнадежно больна, — вздыхает Гром. — Прям смертельно. Никаких шансов выжить. — Совсем, — кивает Дима. — И… ты не обижайся, но тут народ ставит на то, чем ты болеешь… и только Ксюша предположила… ну… сама понимаешь. — И Ксюша же разлила мой кофе, — кивает Ирка. — Ладно. До шефа слухи уже дошли? — Думаю, дойдут в течении недели или двух, — пожимает плечами Дима. — Тогда я пошла сдаваться, — вздыхает Ирка. — Ну… рано или поздно пришлось бы. Она встает, обводит грозным взглядом отдел и решительно направляется к Прокопенко в кабинет. Федор Иванович встречает ее серьезным взглядом и говорит: — Ну, что делать будешь? И кто ее сдал, все же? Димка? Или сам догадался? По ней, вроде, уже догадаться можно, что это не просто полнота внезапная, но как-то неожиданно уж. Ирка закрывает за собой дверь поплотнее и уточняет: — А у меня есть варианты? Вроде, тут один выход. Да, он не сильно-то понравится нам обоим, потому что без меня в отделе раскрываемость, конечно, упадет, но иного варианта я просто не вижу. Прокопенко смотрит на нее пристально, потом смаргивает и уточняет: — То есть всё. Ты уже всё решила. А как же твои принципы? А как же то, что герои не убивают? А ты герой, Ирка! Самый настоящий герой! И ты ведь пыталась ему помочь! Вон врача какого нашла! — Так! — вскидывает руки Ирка. — Стоп! Мне кажется, мы говорим о разном. Вы о чем, Федор Иванович? — О Разумовском, конечно! — выдает почти возмущенно Прокопенко. — Его три дня назад из психушки выписали! И… — Он осекается, когда Ирка нашаривает стул рукой и чуть тяжеловато садится. — Ты не знала. — Не-а, — качает головой Ирка. — А тогда ты о чем говорила? — хмурится Прокопенко. — О моем декрете, — кладет на живот руку Ирка. — Скором и неизбежном. Прокопенко смотрит на ее живот, сводит брови к переносице на миг, а потом говорит осторожно: — То есть ты пришла не сообщить мне о том, что собираешься убить Разумовского, а о том, что ты… беременна. Ирка кивает: — Ну-у. Да. — Беременна, — повторяет Прокопенко. — Ирка… Ты… Ты это чего удумала? А… — Вот я и говорю, — кивает Ирка, — раскрываемость в отделе, конечно, упадет, но я Диму натаскиваю, думаю, из него нормальный следак выйдет. И… чего вы, Федор Иванович? Дядь Федя?.. Вы чего?.. Всё ж хорошо?.. Ну. — Ирка, — мотает головой Прокопенко, — сгинь с глаз моих, дуреха. Вечером придешь, нормально поздравлю. А то я себя три дня накручивал, думая, что ты Разумовского прибьешь… — И хмурится: — А Разумовский-то… тебя не тронет? Ты ж сейчас… — Ну, не будет же он убивать собственного ребенка? — хмыкает Ирка. Прокопенко смотрит на нее. Ирка встает со стула и начинает пятиться. Прокопенко выдыхает и говорит как-то тихо: — Ир, он тебя… обидел? — Обидел он меня позже, когда отделение взорвал, — вздыхает Ирка, — а тогда всё было… по согласию. Я пойду? — Иди, — кивает Прокопенко. — Вечером жду. Ирка кивает, выходит из кабинета и замирает под пристальными взглядами коллег. — Ну, — говорит она, — скоро я от вас уйду. И идет к своему столу. Дима отчего-то старается не ухмыляться, и это выглядит настолько забавно, что Ирка улыбается ему в ответ. Ей очень интересно, что сейчас народ удумает, на что поставит и сколько выиграет Ксюша.