Другая сторона сюжета или Я научу тебя чувствовать... раскаяние

Скорбь — странная штука, как и страх. Одного человека она заставит лить слёзы, как водопаду. А другого возбудит к действиям.

Витебск, Беларусь, городская больница, 15:48 по нашему времени

Больница… Это место вызывает смешанные чувства у многих. Для кого-то здесь страшно даже вдох издать, а кто-то рыдает за углом от осознания того, что вскоре потеряет близкого человека на операционном столе. Таковыми были и Виктория с Вероникой. Пятнадцатилетняя девушка всеми силами старалась настроить младшую сестрёнку, что все с мамой будет хорошо. Но не получалось. Буквально вчера, пока девочки пытались дозвониться и дописаться до Каролины, Марчук-старшей стало нехорошо. После того, как старшая дочка покинула родной город, мать девочек сильно сдавала. Она итак после развода с мужем неплохо потрепала себе здоровье и нервы из-за переживаний. Затем, познакомившись с мужчиной, что подарил ей Ники, женщина ненадолго успокоилась, нашла утешение в третьей дочке. Но и оно потом исчезло, когда отец Вероники умер из-за того, что во время работы у него оторвался тромб. Тогда малышке Ники не было и года. У матери пропало молоко, здоровье ухудшилось, зрение упало и пришлось носить очки, по-женски также всё стало непоправимо… Но Марчук-старшая боролась ради своих дочерей. Вся её жизнь была в них. Для этой женщины не было никого и ничего важнее трёх её маленьких солнышек, которыми она дорожила и готова была даже жизнь отдать, лишь бы они были живы и здоровы. Виктория, пусть и была девушкой крайне капризной и вредной, любила мать ничуть не меньше Ники и Лины. И когда они с младшей услышали грохот в спальне матери, то ринулись к ней в ту же минуту. Вот это ноги у детей развиты! Я даже на четырёх своих так быстро не летаю! Марчук-старшая не смогла дотянуться до стакана с водой, упала с кровати с грохотом, а затем разбился и стеклянный стакан в котором была вода… Про таблетки обезболивающего я промолчу. Сейчас они явно бесполезны. Скорая приехала только спустя пятнадцать минут. За это время Ви пришлось самой на себе тащить мать до прихожей и уложить на диван. Да ещё и Ники пришлось наливать в стаканчики капли от сердца, чтобы несчастный ребёнок тоже не слёг. Эта весть точно убила бы Марчук-старшую также, как и кончина Каролины по которой она скучала и очень переживала. Белые стены больницы давили на психику, а плачущая под боком Вероника заставляла сердце биться в страхе через раз. Сейчас Виктория очень боялась. Боялась как за мать, так и за младшую сестрёнку. Если с мамой что-то случится, то малютка Ники этого не перенесёт. Она ведь такая… Я мог бы сказать, что эта сцена вызывает у меня жалость… Но абсолютно всё равно! — Вик, а с мамой всё хорошо? Она уже третий час у врачей спит, — Вероника очень боялась остаться без мамочки. Она потеряла папу, пусть и никогда не видела его, но женщину, что в ужасных для её возраста муках рожала, которая кормила и заботилась… Маленькая Марчук не хотела, чтобы у них забрали маму. А Виктория, чего там, сейчас сидела, как на иголках. Ей не хотелось врать Ники, что всё будет нормально и скоро мама встанет на ноги. Но и негатив толкать было бы большой ошибкой. «Лина, была бы ты рядом. Ты бы нашла, что сказать, чтобы успокоить Рони», — даже всплакнула девушка, вытерев карие глаза рукавом своей кремовой ветровки. Несмотря на то, что первая и вторая дочери много и часто ссорились, они друг друга любили и друг за друга были готовы любому нос разбить. Ви скучала по Лине. По её шуткам, по её строгим контролям, по её матам, да даже по её нелепому взгляду на жизнь скучала. А старшая сестра так и молчала, не отвечала на звонки и сообщения в Вайбере. Виктория в течении этих двух недель исчезновения сестры делала всё, что могла вместе с матерью: они обзвонили все больницы и полицейские участки в Витебске, также и в Минске. Вторая по старшинству дочь уже не знала, что делать. К кому обратиться?! — Рони, сейчас, подожди. Попробуем дозвониться по-другому. Если эти гребаные менты не хотят жопу поднять, то мы поступим по-другому! — на нервах и шмыгая от слёз носом произнесла Виктория, на что также плачущая Ники пихнула её в бок: — Ви, не выражайся! Маме бы это не понравилось! — Сейчас позвоню владельцу квартиры в которой живёт Лина. Он должен знать, что с ней. Марчук не была уверена на сто процентов. Но считала своим долгом добиться до сути. К тому же, Виктория была уверена, что Онищенко ухлестывает за её сестрёнкой. Что поделаешь — на Лину больше заглядываются почти седые, зрелые мужчины, чем молодые парни. Хотя ни до кого из них Каролине не было дела. — Алло? Да, здравствуйте, соедините с Минском, пожалуйста, — Ви было насрать, что она за этот разговор потратит все свои средства на мобильном. Но ей нужно было знать, где Лина и что с ней. Когда же оператор переключила девушку и соединила с нужным номером, Виктория засомневалась. Стоит ли чужому человеку об этом рассказывать?.. Ну, знаешь ли… Я был тоже чужим малышке. А мы с ней так мило беседовали. В своё время была чудесная девочка — играть с ней было интереснее, чем времяпровождение с… НИМ. — Алло? Геннадий Леонидович, здравствуйте! Пожалуйста, не спрашивайте сейчас ни о чём! Это Виктория, сестра Каролины, что снимает у Вас квартиру! Вы случайно не знаете, что с ней случилось? Мы все очень переживаем за неё, она уже вторую неделю не берёт трубку… Ви тараторила от волнения, и слушающий её на другой стороне сотового мужчина это слышал. Судя по сбитому дыханию и нервным выдохам из раза в раз, она действительно беспокоилась. Как, впрочем, и сам Онищенко. Не так давно, дня три назад, Геннадий хотел попробовать снова. В том смысле, что девушка не покидала его голову. Да, молодая, младше его на не один десяток лет, хозяйка из неё никудышная да и быт вести Марчук ненавидит… Но вот её синие глаза… Онищенко они просто не оставляли в покое. Даже у матери его Лёхи не было таких глаз и мужчина не раз ловил себя на мысли, что просто утонул в этих глазах. Дядька, ты далеко не первый! На неё куча самцов смотрела, но она их боится. Так что, закатай губу! Геннадий был очень встревожен тем, что три дня назад Каролина не открыла ему дверь. Обычно, она всегда в течении пяти минут отвечает на сообщения и звонки, а дверь открывает чуть ли не через секунду. «Может, заболела? Всякое бывает», — подумал Онищенко тогда, и девушку не стал беспокоить. Но вот когда он на следующее утро вышел и увидел принесённый им букет для Марчук всё ещё под её дверью, то стал переживать. Геннадий и сам хотел позвонить кому-то из близких девушки, ведь Каролина также была недоступна. — Вика, я и сам не знаю, что с ней. Только что вызвал взломщиков дверей, потом позвонили Вы. Ваша сестра не отвечает уже не первый день, — мужчина с сединой также переживал за Каролину. И очень надеялся, что всё обойдётся… — Нам тоже! Она никогда так долго не молчала! Я так боюсь за неё, — Геннадий сразу же услышал всхлипывания, а после Виктория не стала скрывать своих слёз. Она не понимала, почему именно на них снова обрушились такие несчастья. — Пожалуйста… Пожалуйста, звоните, если что-то найдете и узнаете… — Хорошо-хорошо, конечно. Главное держитесь! — …спасибо. До свидания, Геннадий Леонидович. Ви прекратила этот разговор и быстро спрятала сотовый в карман джинсов. Бледные тонкие руки залезли в длинные волосы и стали теребить их от того, что хозяйка была на грани. Вторая дочь Марчук была готова сама рвануть с места, искать Лину. Девушка была готова даже в ад спуститься, если понадобится. Но её останавливало только одно: а если мама не поправится, то куда им с Рони идти? Что с ними будет? К своему отцу или его родителям Виктория идти не желала, её крёстная живёт далеко не в Беларуси, а на неё опекунство над сестрой не оформят. Виктория ж сама ещё несовершеннолетняя, ей даже удостоверение личности не выдавали! Какое к черту удостоверение в подростковом возрасте?! — Доктор, что с мамой? Можно к ней? Она проснулась? Виктория замерла, когда услышала дрожащий голос Вероники и поспешила выйти из-за угла где стояла и говорила с владельцем квартиры сестры. Она видела, что мужчина в белых шапке и халате мялся на месте, а малышка ждала ответа, готовая разрыдаться. Девушка, также не желая оставаться в стороне, подошла быстрым шагом и обняла малютку Ники за плечи. Хоть какая-то поддержка. А врач всё не решался дать ответа. Ему было так жалко девочку, что сейчас спрашивала у него про маму. Вот так сказать ребёнку напрямую? А что будет потом? Но профессия принудила быть трезво мыслящим и ответить лишь: — …мои соболезнования. Мне рассказать, что было найдено в квартире того идиота? Что осталось от Человека? Нет. Лучше не буду. Не хочу потом нести ответственность за твою сломанную психику.