Red Rabbits // Красные Кролики

Эндрю летел на самолете. На этот раз он не возражал. Его мысли неслись вскачь, и когда самолет поднимался в воздух, он почувствовал, как предвкушение теснится в груди, а сокрушительная надежда сопровождает давление в ушах. Он был отвлечен — слишком отвлечен, чтобы чувствовать страх полета и возможность падения, потому что вот оно. Здесь, сейчас. Наконец-то настал этот момент — момент, когда он прилетит в Нью-Йорк, момент, когда он приедет к Нилу. Словно отдых на аризонском горизонте, тянущемся к Манхэттену, был его собственным спасением, покаянием, раскаянием. И он делал это в одиночку. Это было тем, что он должен был сделать сам, без Рене в качестве надежного проводника или кого-то, на кого можно опереться. Нет. Он должен был встретиться с тем, что встретит его в конце терминала Кеннеди, один. Поэтому он отправил Рене обратно домой, в Южную Каролину. Она все поняла, потому что всегда понимала. Если бы он не попросил ее не ехать, она бы, наверное, сама предложила. Самолет выровнялся, и напряжение, которое он все еще чувствовал, рассеялось. Его плечи расслабились, и он наконец-то вставил наушники. Закрыв глаза, он нажал кнопку «play» на плейлисте Сета.

−

Солнце опускалось в небе, температура падала, а синева над головой темнела, превращаясь в нечто более глубокое, яркое и светлое. Каньон начал исчезать в тени.

В этот момент он понял, что иногда, когда человек очень маленький, все кажется очень большим. Но, когда мы растем и узнаем больше о мире, мы начинаем видеть, что вещи, которые когда-то были такими большими и страшными — уже не такие большие и страшные. Детские спальни и детские тайники, детские монстры и детские кошмары кажутся такими маленькими на фоне взрослого мира.

Это было странно — вернуться сюда, где все вокруг было таким же большим, таким же огромным, широким, открытым и прекрасно пугающим, как и в детстве. Но те, кто был здесь с ним тогда, больше не были настоящими Бугименами, затаившимися на заднем плане и готовыми наброситься.

Нет.

Теперь ему было 26, а не 13. Он был один, без Кэсс и остальных членов семьи Спир, которые таскали его из одного места в другое. Не было никакой маскировки веселого похода! Это не было похоже на веселый поход, который привел его тогда в движение — и до сих пор заставляет двигаться, вращаться, танцевать на ветрах расстояния, воспоминаний и, как ни странно, завершения.

Его телефон завибрировал в кармане, и Пчела зажужжала вместе с ним.

Бззз, бззз, бззз

Медленно вытащив его, он посмотрел на экран и показал Рене заблокированный номер. Не ответив, она кивнула, подняла руку, чтобы он мог видеть, и легонько сжала его плечо. Она ушла, растворившись в толпе.

Увлажнив губы, он сделал один глубокий вдох и медленно ответил.

Ты можешь это сделать.

«Привет, Натаниэль, — ответил Эндрю. — Или, наверное, я должен сказать "Алекс"?»

Ответный смех, раздавшийся у него над ухом, был мягким и тихим.

Он проигнорировал свой сердечный приступ.

«Сейчас Нил, вообще-то.»

−

Сентябрь, 2006 Эндрю стоял у смотрового поручня и смотрел на каньон. Спуск казался очень долгим… Возможно, он не переживет его. Его взгляд остановился на верхней части перил, и он встал на носки, чтобы подойти ближе к краю, наклонившись так далеко, как только мог. В его животе сжался страх, и он использовал его, чтобы подтолкнуть себя вперед. Он хотел почувствовать это — хотел почувствовать ужас, который он заставлял себя запирать наглухо столько долбаных раз. Может быть, это поможет, может быть, это изменит ситуацию. Он сидел неподвижно, внизу живота, но он хотел, чтобы он поднялся до горла — хотя бы на мгновение. Нет, Эндрю. Не чувствуй ничего. Выключи все. Но я хочу. Обычно это срабатывало. Теперь у него это получалось очень хорошо. Особенно, когда ночь сгущалась, и единственное, что, по мнению его маленького разума, могло его спасти — это тонкое одеяло и простое слово. Они никогда не спасали. Скрип шагов и эхо по коридору… Эндрю закрыл глаза и наклонился еще больше. — Эй Джей! — Эндрю сделал испуганный шаг назад. Подняв глаза, он увидел, что к нему направляется Кэсс Спир, мягкие каштановые волосы сверкали в солнечном свете. — Что ты делаешь, глупый мальчик? — улыбнулась она ему. — Отойди от края, пока не свалился! Она обхватила рукой его предплечье, и Эндрю попытался скрыть вздрагивание от ее прикосновения и шипение от боли, когда ее рука сжала свежие порезы на его руке под рукавом рубашки. — Давай, пошли найдем Дрейка и Ричарда. Скоро начнется тур. Нет… Эндрю вырвал свою руку из ее хватки и воздержался от того, чтобы прижать ее к груди. Он знал, что она не хотела тянуть так сильно или держать так крепко. Кэсс заботилась о нем. Она была доброй и ласковой, и она хотела оставить его. Это… это значило больше, чем Эндрю, возможно, когда-либо признал бы. А он? Он тоже хотел остаться с ней. Даже несмотря на столь высокую цену и реальную возможность того, что он не выдержит этой цены. Но он шел позади, потому что любил ее, и смотрел, как ее ярко-белые теннисные туфли становятся еще ярче под прямыми солнечными лучами. Он старался не испытывать удовольствия от предстоящего ожога. — Вот они! — сказала она, и Эндрю чуть приподнял голову, чтобы увидеть Ричарда Спира, высокого долговязого мужчину со слишком широкой улыбкой и слишком хитрыми глазами. Это был человек, который всю жизнь улыбался — вероятно, достижениям своего идеального сына. Он и сейчас улыбался, держа в руках фотоаппарат и пытаясь уговорить сына сделать снимок. Вместо этого Дрейк стоял, разговаривая с… кем-то. Эндрю нахмурил брови и пошел быстрее, чтобы посмотреть, кто это, потому что этот человек не был ни высоким, ни взрослым. — О, смотри, Эй Джей! Похоже, Дрейк нашел для тебя друга! Он выглядит примерно на твой возраст, — она снисходительно улыбнулась ему, и Эндрю изо всех сил постарался улыбнуться в ответ. Возможно, ему это удалось, возможно, нет. Все, что он чувствовал, — это холодное чувство ужаса, быстро пульсирующее в его венах, когда он полностью переключил свое внимание на Дрейка. Какого черта он разговаривает с ребенком? Эндрю сузил глаза и внимательно наблюдал за происходящим. Он попытался не бежать, когда Дрейк откинул волосы со лба ребенка, попытался не броситься бежать, когда увидел, что ребенок заметно вздрогнул. Возможно, он недостаточно старался, прежде чем встать перед как-бы-его-ни-звали и встретиться с взглядом с Дрейком. — Нет, — зашипел он. Брови Дрейка быстро поднялись, и на его лице расплылась улыбка, широкая и приветливая, но глаза сузились, совсем чуть-чуть. Они были устремлены на Эндрю — хищник, оценивающий свою добычу. Всегда добыча. — Эй Джей, — сказал Дрейк, как будто удивившись, что обнаружил его здесь. — Привет, — он жестом указал на мальчика, стоящего за Эндрю. — Это Алекс. Скажи ему, что он должен пойти с нами. Мы втроем можем провести день вместе. Может, пройдемся по каким-нибудь тропам? Не блевать, не блевать, не блевать. Он тяжело сглотнул и крепко сжал челюсти, не давая себе сказать ничего такого, о чем потом наверняка пожалеет. Повернувшись, он схватил Алекса за рукав рубашки и потащил его прочь. Куда? Он не знал. Но куда угодно, только не туда. Дрейк звал его, но Эндрю проигнорировал это. Дыши, просто попытайся дышать, Эндрю… Тряхнув головой, он вытеснил Дрейка из головы и вместо этого попытался сосредоточиться на ударах своего новенького полароида i-Zone о грудь. Он положил на него свободную руку, чтобы он перестал болтаться, и снова настроился на болтовню и волнение туристов и семей. — Куда ты идешь? — услышал он голос Кэсс. Он должен был ответить — просто обязан. Повернув голову через плечо, он ответил: — Потусоваться с моим новым другом. Я буду здесь в конце дня, — и ускорил шаг, пока кто-нибудь не попытался последовать за ним.

−

«Нил», — сказал Эндрю, пробуя имя на вкус.

Нил

«Я сейчас в Большом Каньоне.» − Он постучал рукой по перилам и посмотрел вниз. Он все еще чувствовал страх, который так хотел унять, и солнце, все еще согревающее его кожу. Раздвинув пальцы, он повернулся и прижался спиной к теплому металлу, чтобы посмотреть на то место, где они впервые встретились.

«Чушь», — ответил Нил.

Эндрю постарался не улыбнуться.

«Это правда. Ты же знаешь, я никогда не лгу».

«Хм, ну, прошло много времени. Я тебя совсем не знаю.»

Ты, вероятно, знаешь меня лучше, чем большинство.

−

— Эй, — сказал Алекс, пытаясь вывернуться из цепкой хватки Эндрю. — ЭЙ! Эндрю остановился и повернулся, тут же отпустив рубашку Алекса. Именно тогда он, наконец, смог рассмотреть этого… ребенка. Он был маленьким. Эндрю не знал, сколько ему лет, но Алекс был ниже, а Эндрю был очень маленьким тринадцатилетним подростком. Волосы были черными и… Эндрю не мог посмотреть в его глаза. Алекс опустил их, рассматривая тротуар, и Эндрю немного наклонился, чтобы попытаться заставить его посмотреть ему в лицо. — Да? Глаза Алекса коротко стрельнули в его сторону, и Эндрю сделал шаг назад. Они были очень, очень голубыми. Как у Хаула из «Ходячего замка Хаула». Солнечный свет, бьющий ему в затылок, вдруг стал еще горячее. — Зачем ты таскаешь меня за собой? — спросил Алекс, явно раздраженный. Он скрестил руки на узкой груди и оглянулся через плечо, а затем посмотрел на Эндрю. Доу даже не попытался спрятать свой ответный взгляд. Алекс продолжал смотреть, качаясь на носках в течение минуты, и перевел взгляд на окружающих. Он сказал сквозь зубы: — Я должен ждать свою маму… Маму. Ты говоришь не по-английски… — Я должен вернуться. Ты не можешь вернуться. Не тогда, когда Дрейк… Эндрю посмотрел через плечо Алекса. Люди толпились между тем местом, где они были тогда, и тем, где они сейчас, и он все еще мог видеть Дрейка, возвышающегося над головами. Сжав руки в кулаки, он сделал глубокий вдох и снова перевел взгляд на склонившегося Алекса. Разочарованный, он спросил: — Когда она придет сюда? Алекс вдруг выглядел очень неуверенным. Его взгляд вернулся к земле, и он схватился за подол рубашки. — Я… Она сказала, что вернется незадолго до темноты. До темноты? Он ребенок. Сейчас только полдень. Выбор был только один. — Хорошо, — согласился Эндрю. Решительно кивнув мыслям в своей голове, он сказал: — Тогда ты пока пойдешь со мной. Просто… доверься мне, хорошо? — Он жестом указал за спину. — Мы просто пойдем куда-нибудь и побудем там, пока она не вернется. Лицо Алекса исказилось, темно-каштановые брови сошлись вместе. — Почему я должен тебе доверять? Я даже не знаю тебя — только то, что тебя зовут Эй Джей… Нет — Эндрю, — оборвал он его. Покачав головой, он еще раз взглянул через плечо Алекса и почувствовал, как тревожное чувство, которое зарождалось там всего несколько мгновений назад, начинает ослабевать. — Не называй меня Эй Джей. Я ненавижу это имя. Он пожал плечами, когда Алекс повертел край рубашки в руках. — Эй, думаю, тебе просто придется довериться мне. Пойдем, — он повернулся и надеялся, что Алекс последует за ним.

−

Между ними воцарилась тишина. Хотя они ничего не говорили, Эндрю наслаждался этим. Быстрое, но ровное дыхание, доносившееся через трубку, и знание того, что где-то Натаниэль стоит так же, как и он — с телефоном у уха и чем-то недосказанным, повисшим между ними.

−

— Куда мы идем? Его голос не был неуверенным или испуганным, но в нем чувствовалась требовательность. Тем не менее, услышав этот вопрос, у Эндрю зародилась надежда. Он идет следом. Я могу увести его. Обеспечить его безопасность. Эндрю поднял бровь. Алекс по-прежнему смотрел в землю, но его глаза то и дело поднимались, когда он спешил за Эндрю на таких же коротких ногах. — Что-то не так с твоими глазами? Например, от солнца болят? У тебя есть эта фото-болезнь? Когда ты не можешь находиться на солнце? Алекс поднял на него изумленный взгляд. Эндрю почти испугался, увидев ледяные голубые глаза, смотрящие на него. — Что? Нет! Я даже не знаю, о чем ты говоришь. Это просто… пыль, наверное… — пробормотал он. Эндрю перестал идти, и Алекс чуть не столкнулся с ним. Блондин снял солнцезащитные очки с головы и протянул их мальчику. — Вот. Алекс на мгновение уставился на него — зрачки стали маленькими, как точечки. Его подбородок дернулся, но рука нерешительно поднялась, прежде чем он взял очки и минуту смотрел на них, как бы смущаясь. Солнцезащитные очки Ray Bans были черными с фиолетовыми дужками, и Эндрю думал, что они чертовски крутые. Кэсс подарила их ему несколько месяцев назад, когда началось лето. Он сохранил их в идеальном состоянии, без единой царапины. Он надеялся, что Алекс это ценит. И, похоже, так оно и было. Потому что когда Алекс надел их и посмотрел на Эндрю через них, он увидел, как его плечи сразу же расслабились. — Спасибо, — сказал он, и Эндрю почувствовал, что ему почти жаль, что он больше не видит его глаз. Странно. Покачав головой, Эндрю пробормотал: «Неважно», и указал на место назначения. — Там наверху есть закусочная, которая закрыта. Пошли. Закусочная «Отдых отшельника» была маленькой хижиной с запертой дверью и табличкой на окне, гласившей: «Закрыто на ремонт». Эндрю заметил ее примерно за час или два до этого, когда его желудок затребовал внимания, а Дрейк был занят фотографированием с Кэсс у вывески, на которой было написано что-то, на что Эндрю было наплевать. — Почему мы здесь, если она закрыта? — спросил Алекс. Эндрю решил не отвечать. Вместо этого он огляделся, чтобы убедиться, что никто не смотрит в их сторону, и опустился на колени. Вытащив из кармана скрепку и заколку, он принялся за работу. — Боже мой, — прошептал Алекс. — Какого черта ты делаешь?! Ты не можешь просто… А? Эндрю вопросительно посмотрел на него, но Алекс только застонал и покачал головой. Эндрю закатил глаза и вернулся к работе, прижав ухо к замку и ожидая щелчка. Когда он раздался, он встал и толкнул дверь. Подняв бровь, он сказал: — Похоже, я могу. — Он вошел внутрь. — Мы можем спрятаться здесь на некоторое время. Солнце, блядь, убивает меня… Алекс изучал его мгновение или два, полные губы были плотно сжаты, прежде чем он вздохнул и покачал головой. Войдя внутрь, Эндрю пошëл следом за ним. У него сложилось четкое впечатление, что Алекс просто хотел посмотреть, к чему все это приведет. Внутри комната казалась еще меньше, чем снаружи. Вдоль стен тянулись тонкие полки, в углу гудел кулер, а небольшой прилавок с множеством закусок был прижат к стене с раздвижным окном над ним. Эндрю хмыкнул про себя: «Джекпот», затем опустился на пол. Прижавшись спиной к холодильнику, он показал Алексу следовать за ним. — Мы должны оставаться внизу, — сказал он. — Люди увидят нас, если мы будем стоять. — Кто-нибудь все равно увидит, идиот, — пробормотал Алекс, прижав руку к двери, чтобы убедиться, что она закрыта. — Боже, если меня поймают, мама меня убьет, — бормотание перешло почти в скулеж, но он все равно сел и отодвинулся назад так, что оказался прижатым к тумбе. Подтянув колени, он снял очки Эндрю и закрыл глаза, чтобы глубоко вдохнуть. И тут Эндрю понял, что его рука дрожит — сначала немного, но по мере того, как плечи вздрагивали и напряжение в них возвращалось, оно усиливалось. Нет, нет, нет Он паникует, подумал Эндрю. Чему-то внутри него было нехорошо от этого, но это нехорошее чувство затмевало то, что могло случиться, если бы он остался в присутствии Дрейка. Поэтому вместо этого он присел рядом с Алексом и тихо спросил: — Можно до тебя дотронуться? Алекс поднял голову и настороженно посмотрел на Эндрю. Его нижняя губа дрогнула на полсекунды, затем брови вызывающе опустились, и он спросил: — Что? Эндрю пришлось бороться за то, чтобы не выдать своего отношения, которое обычно означало готовность к удару. Сделав глубокий вдох, он пожал плечами. — Потому что ты сходишь с ума, что, типа, нормально… Наверное. Но, — он посмотрел на дрожащие руки Алекса. — Поверь мне, оставить тебя там было бы в сто миллионов раз хуже. Он прикусил губу, раздумывая, стоит ли продолжать. Перестань так много думать. Это поможет. Поможет ему. — Есть такая штука… — он указал на свою шею. — Это поможет. Обещаю. Можно? Алекс уже практически задыхался. Его грудь быстро поднималась и опускалась, и Эндрю мог видеть, как пульс под его ухом бьется в удвоенном ритме. Алекс плотно закрыл глаза и сделал один глубокий вдох, но он перехватил дыхание и открыл глаза, чтобы еще мгновение внимательно изучать Эндрю. Затем он кивнул, почти незаметно. Тяжело сглотнув, Эндрю поднял руку, чтобы Алекс мог ее видеть, затем положил ее на его шею и слегка подтолкнул его вперед. Под его рукой Алекс напрягся лишь на мгновение. Затем, медленно, он начал расслабляться, склонив голову и опустив глаза, пытаясь перевести дыхание. В конце концов, прошло несколько секунд, пульс начал выравниваться, дыхание стало более ровным, гладким, глубоким, и Эндрю кивнул сам себе. Медленно отпустив его, он хотел только одного — остаться сидеть рядом с тем, кем был этот мальчик. Вместо этого он переместился на свое место с другой стороны крошечной хижины, чтобы они сидели друг напротив друга. Оттуда он наблюдал — правда, всего лишь мгновение… Он наблюдал, пока Алекс сидел с закрытыми глазами. Его кожа была темнее, чем у Эндрю — загар, которого он никогда не мог даже надеяться достичь, с его бледной кожей и светлыми волосами. Веснушки были по всему лицу и на руках. Были ли это солнечные пятна или нет, он не знал. Особенно темное пятно было на ухе, которое Эндрю отметил с некоторым легким восхищением. Его черные волосы вились прямо над ним, что в совокупности казалось неуместным. Они не были кудрявыми, но волнистыми и… неправильными? Алекс открыл глаза, и Эндрю отвел взгляд, чувствуя, как странное тепло ползет по шее к лицу. К счастью, отвлекающие маневры были тем, в чем Эндрю был особенно хорош. — Спасибо, — тихо прошептал Алекс, потирая затылок. Скажи «не за что». Эндрю пробормотал что-то нечленораздельное и устремил свой взгляд на холодильник позади него. Повернувшись на коленях, он все же сумел кивнуть и, откинув крышку холодильника, обнаружил там спрятанное мороженое. — Что ты делаешь? — спросил Алекс. Ты в порядке. Холод приятный. Холодный воздух из холодильника поднимался вверх и делал его лицо менее горячим. Он мог бы быть немного добрее, но он сказал: «Что, похоже, я делаю?» через плечо, прежде чем зашипеть: — О, блядь, да… Он достал мороженое и протянул его Алексу. Когда он посмотрел на него, Алекс выглядел совершенно не впечатленным. — Мороженое! — Эндрю объяснил без необходимости, но Алекс просто медленно кивнул. Ворча про себя, он закрыл холодильник, затем сполз обратно, разорвал обертку и отбросил ее в сторону. — Что? Ты не любишь мороженое? — Эндрю откусил кусочек и проигнорировал резкую боль в зубах. Это того стоило. Отличный способ отвлечься, Эндрю. Алекс медленно покачал головой: — Я не очень люблю сладкое… ЧТ… — Что? — Эндрю нахмурил брови. — Какой ребенок не любит сладкое? Ты еще и щенков пинаешь в свободное время? Алекс медленно пожал плечами. — Ну… Полагаю, если они пинают меня первыми. Эндрю не смог сдержаться. Он громко рассмеялся и быстро прикрыл рот холодной рукой из-за удивления. Когда я в последний раз смеялся? Это было странно и неправильно, и он быстро перестал смеяться. Откусив еще кусочек, он почувствовал, как в его плечах нарастает напряжение, надеясь, что Алекс не считает его сумасшедшим. — Итак, — проглотив кусочек, он продолжил, — никаких сладостей? Алекс пожал одним плечом, затем другим. — Я имею в виду… — начал он. — Я люблю фрукты. Фрукты — сладкие. — Алекс повертел головой, оглядываясь по сторонам. О, бедный несчастный ребенок… Эндрю прожил ужасную, короткую гребаную жизнь, но он не находил счастья во фруктах… — Боже, какой ты печальный… — пробормотал Эндрю, положив мороженое в рот, чтобы подержать его так, пока он сидел и рылся в коробках, пока не нашел пачку «Скиттлз». Откусив мороженое, он бросил ее Алексу и снова прислонился к холодильнику. Алекс испуганно посмотрел на упаковку, когда она упало ему на колени, и осторожно поднял, словно она могло взорваться. Разгладив ее большим пальцем, он поднял бровь на Эндрю. — Скиттлз? Эндрю жестом указал мороженым на него. Палочка наконец-то высунулась из верхушки. — Да, это фрукты. Видишь? — Он кивнул в сторону упаковки, а Алекс просто смотрел на нее, не веря своим глазам. — Это просто конфеты, Господи Иисусе, малыш. Поживи немного. Что-то в этих словах заставило Алекса вздрогнуть. Эндрю подумал, что, возможно, он сказал что-то не то, но Алекс поднял упаковку, посмотрел Эндрю прямо в глаза и разорвал ее. Доу поднял бровь, затем кивнул в знак одобрения, когда Алекс взял несколько штук и отправил их в рот. — Ммммм, — хмыкнул он. — Я чувствую, как мои зубы гниют в моей гребаной голове. Ах, вот оно. На этот раз Эндрю не пытался скрыть улыбку, когда кивнул. — Вот откуда ты узнаешь, что вкусно. — Он наклонил голову, чтобы откусить кусочек мороженого, но еще немного задержал взгляд на Алексе. — Сколько тебе лет? — спросил он, наконец, любопытство взяло верх, мороженое таяло во рту. Алекс мрачно посмотрел на Скиттлз, как будто собирался взять еще, затем покачал головой и издал какой-то звук. — Двенадцать, — сказал он, складывая уголки упаковки. — Хотя в январе мне будет тринадцать. А тебе? Ты маленький для двенадцатилетнего. — Тринадцать. Мне будет четырнадцать в ноябре. — Что, как подумал Эндрю, звучало очень старо. Перевернув мороженое, он надкусил другую сторону и сказал, возможно… игриво? — Ты ниже меня ростом. Алекс поднял бровь. — Поздравляю? — затем достал Скиттлз и бросил его в Эндрю. Он отскочила от кулера рядом с его головой. — Я ниже большинства. Ты не особенный. Ты забавный… Эндрю сдержал улыбку и вместо этого пожал плечами. — Я просто не часто встречаю детей моего возраста ниже меня ростом. Вот и все, — забава звучала в его словах, и он с удивлением обнаружил, что не совсем против этого. Он чувствовал себя… хорошо. Он чувствовал себя свободно. — Ну, — начал Алекс. — Вот он я, — сказал он, широко раскинув руки, все еще сжимая пакет со Скиттлз. — Это судьба. Мы встретились только для того, чтобы поднять твое эго. Мне это нравится. Эндрю фыркнул. — Нет такой вещи, как судьба. Алекс опустил руки и вытянул ноги перед собой. Что-то в этом заставило Эндрю почувствовать себя… может быть, совершенным? Он распрямился, между ними возникло что-то уютное, и Эндрю почувствовал, что делает что-то правильное. От размышлений его оторвал вопрос Алекса. — Ты не веришь в судьбу? — Конечно, нет, — да? — А ты веришь? — спросил он, доедая мороженое и отбрасывая палочку в сторону. — Как странно. А в фей ты тоже веришь? — Нет, но я думаю, что все происходит не просто так. Даже плохие вещи. — Он пожал плечами, и его колено дернулось. Алекс посмотрел вниз, как будто хотел свернуться калачиком, но уговаривал себя не делать этого. — Это облегчает жизнь, когда тебе приходится с ними сталкиваться. Эндрю это не понравилось. Ему не нравилась мысль о том, что дерьмо, которое с ним сделали, было сделано из-за какой-то всемогущей гребаной цели. На самом деле, темный гнев сгустился, и он сжал руки в кулаки. Какой-то части его это нравилось, другая часть… — Это чушь собачья, — пробормотал Эндрю и опустился на колени. — Ничего не происходит не просто так, Алекс. Все случайно, и дерьмо случается потому, что мир и люди в нем — дерьмо. — Он наклонился вперед и протянул руку близко к голове Алекса, чтобы взять упаковку Reese’s. Алекс резким движением схватил его за руку, но Эндрю быстро отпрянул, отступив на свою сторону комнаты и прижав ее к груди. Алекс посмотрел на него, потом на его руку, затем перевел взгляд обратно на его лицо. — Что случилось с твоей рукой?.. — тихо спросил он. Эндрю стиснул зубы и слегка заскрипел ими. Это прозвучало громко в маленьком пространстве. Медленно вздохнув, он опустил руку на колени и посмотрел на нее. Рукав задрался, и было видно несколько порезов — красных и раздраженных, там, где Кэсс раньше сжимала руку. Солги. Эндрю медленно поднял глаза на Алекса и увидел момент, когда дыхание Алекса перехватило в горле — увидел, когда эти голубые глаза чуть расширились. Я не смогу солгать. — Дерьмовые вещи случаются, Алекс. Иногда все, что мы можем сделать, это держаться и делать все, что в наших силах, — он пожал плечами и пробормотал: — Или хотя бы что-то… Алекс молчал, оставаясь спокойным. Пачка Скиттлз лежала забытой у него на коленях, несколько штук оказались на невысокой складке и выкатились наружу. Алекс прикусил внутреннюю сторону губы, небольшая вмятина была видна, когда он слегка закусил ее. Когда он наконец заговорил, то спросил очень тихо: — Ты хочешь умереть? Поэтому ты это делаешь? Нет… Эндрю покачал головой и закрыл глаза. Это было тем, о чем он никогда ни с кем не говорил… Кэсс не знала, хотя иногда Эндрю чуть-чуть подтягивал свои длинные рукава — чуть выше запястья, где была видна их нижняя часть. Он догадывался, что в какой-то степени хотел, чтобы она увидела. Но она никогда не видела. Она многого не видела… Придумать ответ было трудно, он никому ничего не должен. Но какая-то часть его хотела попытаться выразить словами чувства, порывы и потребности. Облизнув губы, он услышал, как говорит: — Я делаю это, потому что хочу жить. Тихо, просто шепот — возможно, даже тише. Двигаться дальше. Глубоко вздохнув, он поднял голову и заставил голос звучать твердо. — Я не хочу говорить об этом. Алекс выглядел так, будто понял. Его кивок закончился тем, что он опустил глаза на колени. Его палец ткнул в одну из сбежавших Скиттлз, и неожиданно он ответил: — У меня тоже есть шрамы. — Шепот, такой же, как у Эндрю. Тон тот же, смысл… похожий? Общий. — Я не делал их себе сам, но они у меня есть. — Когда он поднял голову, их глаза встретились, и Эндрю медленно вытянул собственные ноги. Их ступни соприкоснулись. — Да? — спросил он, звуча гораздо более уверенно, чем он чувствовал, гораздо более безразлично, чем он чувствовал. Возможно, часть его злилась на то, что Алекс видит то, что Кэсс никогда, блять, не видела. Найдя в себе силы, о которых он и не подозревал, он подтолкнул ногу Алекса своей. — Ты видел мои, покажи мне свои? Казалось, Алекс уже принял решение. В его глазах светилась решимость, когда он поднял руку и потянул за воротник рубашки. — Святое дерьмо… — прошептал Эндрю. В небольшом углублении между плечом и ключицей был круглый шрам. Он зажил, но все еще был красным и морщинистым. Эндрю почувствовал, как его глаза расширились, а тело наклонилось вперед. Он поднял пальцы и прижал их к тому же месту на своем плече. — В тебя стреляли…? — спросил он. Алекс кивнул и посмотрел вниз, прежде чем отпустить рубашку. — Ничего важного не задело, к счастью… — пробормотал он, затем переместил руки на подол рубашки. Он приостановился на мгновение, затем повертел ее в руках, как раньше, и откинулся на полки после того, как в его голове было принято какое-то решение. Эндрю почесал место на своем плече и покачал головой. — Вау, ладно… ты выиграл, — пробормотал он. Алекс, на удивление, рассмеялся, хотя и грустно, и покачал головой. — Это не соревнование. Алекс бросил ему пачку Скиттлз. Несколько штук выпали, стуча об пол и подпрыгивая во все стороны. Когда Эндрю поймал пачку, большинство осталось в ней, и он пожал плечами, рассасывая апельсиновую конфету, пока мысли кружились в его голове. — Так ты думаешь, что это случилось с тобой не просто так? — наконец спросил он. Пока Алекс думал над ответом, Эндрю вернулся к холодильнику и нашел две бутылки с водой. Бросив одну из них Алексу, услышал, как тот поймал ее. Эндрю поставил свою рядом с собой, наблюдая за тем, как маленькие руки Алекса открывают бутылку, но пить он не стал. — Наверное, — сказал он в конце концов, переведя взгляд с бутылки на Эндрю. — По крайней мере, это не убило меня. Это послужило мне уроком, я думаю… О людях и о том, что они могут сделать, — наконец он сделал маленький глоток. Эндрю старался не смотреть. Он отвел глаза и насыпал себе в руку еще несколько Скиттлз. — И что же это? На что способны люди? — Он откусил половину красной конфеты и раздавил вторую половину между большим и указательным пальцами. Он знал ответ на этот вопрос. Он просто хотел услышать, как кто-то другой скажет его… — На разрушение самых незначительных вещей, — ответил Алекс слишком быстро, слишком тихо — как будто он думал об этом пару раз…

−

Разрушение самых незначительных вещей. В то время это звучало так умно, так глубоко. Теперь, когда голос Нила звучал в его ухе, Эндрю понял, что это было что-то слишком сложное, слишком конкретное, слишком печальное для двенадцатилетнего ребенка, чтобы знать и понимать. Теперь все стало понятно. Тогда он не показал ему все свои шрамы. Эндрю вспомнил размышления, мысленную битву, которая, как он видел, происходила в голове Алекса в то время. Он помнил, как его маленькие кулачки сжимали рубашку, прежде чем в конце концов решил, что Эндрю не должен этого видеть — десятки шрамов, испещряющих его торс. Так утверждал Карл. Я ему верю. А потом…

−

Внутренности Эндрю сжались, и Скиттлз во рту приобрел неправильный вкус. Ему вдруг стало плохо. Медленно опустив их на пол, он уставился на Алекса, который подтянул ноги к груди и положил подбородок на колени. Обхватив себя руками, он вцепился в рукава и попытался крепко зажмуриться. Удержать все вместе. — Кто сделал это с тобой…? — спросил Эндрю, в конце концов, так же мягко, как и тихо. Он словно не хотел нарушать тишину, которая так громко звенела между ними, что ему хотелось закрыть уши и попытаться заглушить ее. Кто-то, кто понимает? Алекс наблюдал за ним, глаза были слишком зоркими, умными и острыми. Прошла почти минута, прежде чем Алекс решил, что Эндрю стоит сказать то, что он хотел сказать. — Мой отец, — в его голосе слышалась… сила? Сила и решимость, которыми Эндрю восхищался. — Моя мама забрала меня и ушла, когда мне было пять лет, но… — он остановился, силы не иссякали, но он раздумывал, стоит ли продолжать. — Но что? — подтолкнул Эндрю. Он не хотел, чтобы Алекс останавливался. Он хотел, чтобы тот продолжал, хотел рассказать, хотел понять и быть понятым. Алекс покачал головой и посмотрел на дверь. — Ничего… Я даже не должен говорить тебе об этом. Не останавливайся… — Я не проболтаюсь, — ответил Эндрю, возможно, в отчаянии, возможно, нет. — Я обещаю, а я никогда не нарушаю своих обещаний. Алекс откинул голову назад. — Откуда я должен это знать? — Потому что я только что сказал тебе, идиот, — скопировал его манеру Эндрю. Алекс сглотнул, снова сжал губы и посмотрел в пол. Последовало несколько ударов сердца громкой тишины. Глубоко вздохнув, Алекс продолжил: — Она взяла меня и убежала, когда мне было пять лет, но мы все еще убегаем. — Он указал рукой на дверь, затем опустил ее на джинсы. Он ковырялся в дырке на колене. — Она сейчас встречается с кем-то… с кем-то, кто может помочь. Но она не хотела, чтобы он видел меня по какой-то причине. Так что, — пожал плечами Алекс. — Она сказала мне оставаться здесь… или там, я думаю… и прятаться, пока она не вернется. Эндрю почувствовал, как глаза сощурились, а брови нахмурились. — Итак, — начал он, качая головой. — Ты убегал все это время? Алекс пожал плечами. — Да. Мы всегда движемся — мы не остаемся долго на одном месте. — Он пожевал губу, потом отпустил ее. — Я даже не знаю, на что бы это… — он снова посмотрел на дверь, — было похоже. Как твоя семья там? Отпуск и все такое? Мне это кажется странным. — Они не моя семья, — быстро сказал Эндрю, а потом отпрянул назад. — Я имею в виду… Кэсс хочет меня усыновить. Но… — он покачал головой. — Я не знаю… — Оу, — сказал Алекс, наклонив голову набок. — Значит, ты типа… сирота или что-то вроде того? Эндрю никогда не думал о себе как о сироте, но он полагал, что это самое подходящее описание. — Наверное, да. Приемный ребенок, — он расслабил руки вокруг ног. — Я имею в виду, что я тоже постоянно переезжаю. От места к месту, от семьи к семье. Пока что я дольше всех живу с этой. — Эндрю наконец опустил колени и позволил своим ногам вытянуться перед ним. Теперь его ноги и ноги Алекса были рядом друг с другом. Они могли бы снова стучать ботинками, если бы правильно двигались. — Ты хочешь, чтобы они тебя усыновили? Да. Нет. Я не знаю. Эндрю просто пожал плечами, не желая говорить дальше, не желая больше думать, не желая останавливаться сейчас — не тогда, когда он чувствовал, что находится на краю пропасти. — Я… — Эндрю сделал глубокий вдох и выдохнул, продолжая, — я не очень хочу переезжать снова. Но я не хочу оставаться, — он мог сказать это. Он мог бы сказать Алексу. Нет. Вместо этого: — Потому что люди — дерьмо и любят разрушать самые незначительные вещи. Он не мог встретиться с Алексом взглядом. Алекс все равно молчал. Он не задавал никаких вопросов, чему Эндрю был рад. Эндрю не думал, что сможет ответить на них — он боялся, что не сможет сдержаться. Наконец, Алекс нарушил молчание. — Мы оба в полной жопе, да? Эндрю снова рассмеялся, прежде чем смог остановить себя. Он от души рассмеялся тем смехом, который начинался в животе и поднимался выше. Он снова почувствовал тепло, и что-то в этом, в Алексе, казалось нормальным. Чувствуя, как улыбка медленно исчезает, он наконец позволил себе поднять глаза и ответить. — Да. Думаю, так и есть. — Затем опустил взгляд на свой палец, постукивающий по ноге. — Мы могли бы сбежать, — предложил Эндрю через пару тактов, как будто спрашивал Алекса, хочет ли он еще Скиттлз или воды, или еще чего-нибудь. — Что? — быстро спросил Алекс. Слова вертелись на кончике языка, и Эндрю не хотел их сдерживать, даже если это была всего лишь глупая мысль. — Мы можем убежать. Прямо сейчас, — кивнул он сам себе. — Здесь столько чертовых людей, что никто даже не заметит. — Да, звучит неплохо, Эндрю. — У меня есть немного денег в бумажнике. Мы можем взять такси до ближайшей стоянки и просто путешествовать автостопом, пока не окажемся в тысяче миль отсюда. Когда он снова поднял голову, губы Алекса подергивались. — Куда бы мы поехали за тысячу миль? Во Флориду? — Он уступил, позволяя им двоим хоть на мгновение пожить фантазией. Мне нравится это. Эндрю бросил на него недовольный взгляд. — Аллигаторы и метамфетамин? Нет, спасибо. Может, Пенсильвания? Там находится фабрика Hershey. — Какое мне дело до фабрики Hershey? — спросил Алекс. — Нет, давай поедем в Висконсин. Там много ферм и всего такого, — кивнул он, словно пытаясь убедить Эндрю. — Мы можем работать на ферме, нам будут платить нелегально или что-то в этом роде, так что мы сможем купить еду, снимать жилье и все такое. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. — Что за ферма? — спросил Эндрю. — Молочная ферма, да. Висконсин. Эндрю сморщил нос. — А как насчет Нью-Йорка? — спросил он. — Они, наверное, даже не обратят внимания на пару случайных детей. Мы могли бы пошалить на Таймс-сквер. — Хмммм, — сказал Алекс, потирая подбородок. — Я мог бы заняться Нью-Йорком. У них очень хорошая команда экси. — А еще у них очень вкусные хот-доги, — добавил Эндрю, кивнув сам себе. — Значит, мы поедем автостопом в Нью-Йорк. — И будем смотреть экси. — И есть хот-доги. Они замолчали лишь настолько, чтобы поймать взгляд друг друга и начать смеяться, на этот раз вместе. Это было так чертовски приятно. Смеяться, и общаться, и притворяться, и надеяться, и желать, и Эндрю чертовски не хотел, чтобы это закончилось. Тем не менее, они затихли только тогда, когда услышали голоса за окном. Он оглянулся на Алекса, который печально смотрел на него. — Мы ведь не можем этого сделать, правда? — спросил он. Эндрю посмотрел вниз на свои руки. — Нет. Мы не можем. — Я не хочу оставлять маму одну. — Я не хочу, чтобы в дом пришли другие дети. — Эй, — сказал Алекс и постучал своим ботинком по ботинку Эндрю. — Мне все равно, что ты скажешь. Судьба существует. Может быть, наша встреча — это судьба. Эндрю закатил глаза и с горечью пробормотал: — Это не так. Потому что, возможно, какая-то часть его души очень хотела бы, чтобы это было так. — Может быть, нет. Но может быть и так. — Это не так, — повторил Эндрю, на этот раз почти разочарованно. Не давай мне надежду. Алекс вздохнул, пристально глядя на него. — Как насчет этого. Если мы когда-нибудь будем в состоянии помочь друг другу, мы это сделаем. Хорошо? Даже если это будет через двадцать лет. Если мы сможем снова найти друг друга, мы сделаем это, поможем и убедимся, что с другим все в порядке. Я хочу этого. — Да? — спросил Эндрю. Он не мог представить себя где-нибудь через двадцать лет. Но я хочу этого. — Да, — сказал Алекс. Надеяться — это нормально. Эндрю хотел в это верить. Он так сильно этого хотел… Поэтому он кивнул. — Хорошо. Я обещаю. — Ты никогда не нарушаешь своих обещаний, — напомнил ему Алекс. Нет. — Я никогда не нарушаю. Вот, — начал Эндрю, — мы поклянемся на мизинцах, — он поднял палец. Алекс выглядел озадаченным. Голова наклонилась в сторону, черные волосы упали на лоб. Нос сморщился, веснушки расплылись по лицу. — Поклянемся на мизинцах? Что это, черт возьми, значит? Боже мой, какой же он глупый. Эндрю закатил глаза и похлопал себя по спине за терпение. Согнув ноги, он подался вперед и наклонился. — Просто дай мне свой мизинец, идиот. Алекс посмотрел между рукой Эндрю, его лицом, а затем на свой мизинец. С секундным колебанием он протянул свой, и Эндрю сцепил их вместе. Это… — Вот так, — он потянул Алекса за руку, наклоняясь вперед. Затем Эндрю прижался губами к собственному кулаку. Алекс поднял бровь, но последовал примеру Эндрю… …И на одну короткую секунду их глаза встретились. Это произошло не с обеих сторон хижины, не на открытом пространстве, где люди могли видеть. Нет, они встретились на расстоянии дюйма друг от друга, и Эндрю почувствовал, что они дышат одним и тем же воздухом. Свет проникал через широкое окно вверху и заставал Алекса именно таким. Голубой цвет, он был таким — и… и хотя он был уверен, что никогда раньше не видел этого цвета, было что-то еще, от чего перехватило дыхание. Это что-то было отражением того, что Эндрю не мог объяснить, но понимал глубже, чем мог бы признаться. Глаза Алекса расширились, словно он тоже это чувствовал видел. Секунды остановились. Время остановилось Эндрю чувствовал, что не смог бы отстраниться, даже если бы попытался, а Алекс? Он выглядел так, будто тоже не мог. Но время должно идти вперед, и все хорошее должно заканчиваться, потому что это была жизнь Эндрю, а хорошее пугало его. Поэтому он отступил назад, растерянный, потерянный и нашедший, и ему это не нравилось — не нравилось то, чему он не мог дать названия. Да он и не хотел. Правда? Не сейчас. Оглянувшись на Алекса, он увидел, что пульс снова бьется на его шее, и готов был поклясться, что он бьется в такт с его собственным.

−

Вздох. Тихий, но нарушивший громкую тишину.

Эндрю чувствовал его — чувствовал, как Нил вспоминает тот жаркий день, столько лет назад… Прижавшихся друг к другу и находящихся на грани секретов.

«Что ты делаешь, Эндрю…?» - спросил Нил наконец так тихо — почти отчаянно.

«Выполняю свое обещание», — автоматически. Именно это Эндрю и делал, именно это он всегда собирался сделать — выполнить свое обещание… Ведь прошло так много времени, пока он понял, что это обещание можно сдержать.

«Это немного экстремально, тебе так не кажется?»

Да.

«Я не занимаюсь тонкостями», — ответил он вместо этого и почувствовал, как хрустнул мизинцем. Посмотрев вниз, он понял, что его руки дрожат, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Это не помогло. С трудом сглотнув, он вытащил из кармана пачку сигарет. Одной рукой он вытащил одну сигарету и взял ее губами. Щелкнув зажигалкой, глубоко затянулся и закрыл глаза, чтобы не чувствовать жжения, тишины, Алекса, Натаниэля, Нила…

Дым заполнил его грудь — заполнил те места, которые не были заняты вопросами, заявлениями и секретами, хранившимися все эти годы.

−

— Итак, все решено, — сказал Алекс, когда они оба вернулись на свои места, и момент прошел. Прошел, прошел, прошел Эндрю кивнул, потому что должен был кивнуть. Но что-то внутри него дернуло, и он подхватил это чувство и двинулся с ним. Перевернувшись на колени, он прополз небольшое расстояние до киоска с открытками и взял одну из них. Заглянув за прилавок, он взял ручку возле кассы и черкнул на открытке, чтобы немного подсохшие чернила вышли. Сев на свое место, он бегло прочитал надпись «WISH YOU WERE HERE», нацарапанную на лицевой стороне, затем перевернул ее и прижал открытку размером 6×4 к ноге, прежде чем записать свое имя, адрес и номер телефона. Он протянул ее Алексу. — Вот, — сказал он. — Я живу в Калифорнии. Можешь писать мне… если хочешь — или звонить, — он пожал плечами и попытался сделать вид, что все равно, сделает Алекс это или нет. Алекс медленно протянул руку и взял открытку, перевернув ее, чтобы прочитать обратную сторону. — Эндрю Доу, — прочитал он вслух, прежде чем вопросительно посмотреть вверх. Спир Эндрю пожал плечами. — Сирота, — сказал он просто, потому что это было… правильно. Он знал это в глубине души, независимо от того, как сильно он хотел остаться. Алекс просто кивнул, принимая это. — Я, — начал он и нахмурился, прежде чем сделать глубокий вдох и продолжить, покачав головой. — Я не буду писать. Я хочу… — быстро сказал он, прежде чем Эндрю успел сказать ему, чтобы он отвалил. — Но мама ни за что не позволит мне… Она разорвет открытку и выбьет из меня все дерьмо, если увидит. Нет… — Ладно, — заставил себя сказать Эндрю, протягивая руку вперед, чтобы попытаться взять ее обратно. — Забудь об этом. Алекс выхватил ее из его рук и прижал к груди. — Нет! Нет, я хочу оставить ее себе… — Он покачал головой и снова сжал губы. Его плечи и грудь опустилась, когда он сказал: — Просто… прости, если я никогда не позвоню и не напишу. Все в порядке, Алекс. Эндрю пожал плечами и заставил себя казаться невозмутимым. Может быть, я не в порядке. — По крайней мере, у тебя будет возможность сделать это, если узнаешь, что можешь.

−

«Эндрю.» — Не мягко, а с укором.

Эндрю смотрел, как пепел летит по ветру, пока он сбивал его. Чувство вины сидело у него в животе, и он хотел, чтобы оно ушло вместе с пеплом.

«У меня есть кое-что твое», — сказал он, пытаясь отвлечься. Бросив сигарету, которая, как он был уверен, запрещена в парке, он втоптал ее в грязь носком ботинка и достал открытку.

Когда он перевернул ее, его собственный 13-летней почерк уставился на него — адрес и номер телефона Кэсс Спир в Окленде, штат Калифорния, прилагались к ней.

«Ты никогда не писал», — сказал он.

Нил снова вздохнул. Прошла секунда, и Эндрю понял, что он спорит сам с собой.

«Я же говорил тебе, что не напишу.»

«Полагаю, ты писал».

−

Мы близко. Эндрю только тогда понял. Он снова наклонился вперед. Его руки лежали на полу между ними двумя и так, так близко. Эндрю показалось, что они оба попали в плен, всего на секунду. Два мальчика, которые знали, каков мир на самом деле, лицом к лицу, совместное дыхание и сердцебиение, мысли и боль? Их обоих напугало жужжание в кармане Алекса. Эндрю откинулся назад, а Алекс быстро достал телефон Nokia. — Алло? Привет, мам, — его глаза снова встретились с глазами Эндрю или попытались встретиться, потому что Эндрю сел на пятки и стряхнул один Скиттлз на пол. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. — Я сейчас прячусь… Хорошо… Нет, нет. Я приду к тебе. Хорошо. Я буду через секунду. — Он засунул телефон обратно в карман и собирался встать, но остановился. — Я… — Должен идти, я знаю. Я слышал. — Обида отдавала горечью на языке. Эндрю вдруг понял, что очень сильно ненавидит мать Алекса. — Верно… — Алекс медленно, нерешительно кивнул. Он встал и посмотрел на дверь, затем снова на Эндрю. — Ладно, ну… наверное, было приятно познакомиться. Не уходи — Подожди, — быстро сказал Эндрю, тоже вставая. Он прижал руку к груди, вспомнив. — Давай сфотографируемся, — и протянул фотоаппарат. Алекс на мгновение прикусил губу, вероятно, взвешивая все за и против, которых Эндрю почти не понимал. Он посмотрел в сторону окна, затем снова на Эндрю, прежде чем наконец кивнуть. В его груди что-то сильно забилось, но Эндрю отказывался это признавать. Он старался изо всех сил не обращать внимание, снимая камеру со своей шеи и перемещаясь, чтобы встать рядом с Алексом, пока они не оказались плечом к плечу, но не касаясь друг друга. Тем не менее, Эндрю все еще мог чувствовать его тепло через рубашку. Слегка наклонив головы друг к другу в унисон, Эндрю повернул объектив к ним лицом и сделал снимок. Вспышка отпечаталась на глазах Эндрю, когда он быстро моргнул и посмотрел вниз, чтобы вытащить маленький полароид. — Тебе нужна копия? — спросил он, встряхивая его. — Я могу отправить ее тебе по почте, если ты дашь мне свой адрес.

−

У него его не было.

−

— Нет… то есть да, но… мы часто переезжаем, как я уже сказал. Я бы не смог получить копию. — Он прижал кончики пальцев к руке Эндрю и подтолкнул ее к нему. — Сохрани ее для меня, хорошо? Принеси в следующий раз, когда мы встретимся. — Алекс слабо улыбнулся. В следующий раз, когда мы встретимся.

−

В следующий раз, когда мы встретимся.

−

— Конечно, — сказал Эндрю. — Хот-доги в Нью-Йорке. — И экси. Эндрю закатил глаза. Алекс только улыбнулся шире. — Пока, Эндрю. — Пока, Алекс.

−

Эндрю слышал что-то в трубке. Когда он закрыл глаза, то почти понял, что это было — Нил жевал внутреннюю сторону губы.

«Тогда найди меня, — наконец решил он. Мурлыканье, по которому Эндрю мог определить, что это кошка, раздалось неподалеку от телефона Нила. Нил продолжил: — Я в Нью-Йорке…»

Нью-Йорке?

«Я остановился у… друга. Найди меня, и мы поговорим. Но это должно быть наедине. Ты не можешь рассказать никому другому… Пока нельзя.»

«Ты в Нью-Йорке…?» — спросил Эндрю.

Что за бред…

«Ты все еще думаешь, что судьба — дерьмо?»

Эндрю выдохнул воздух и пожелал, чтобы это было облако дыма. Он уставился на раздавленную сигарету на земле и потер лоб свободной рукой.

Нет.

Он не хотел идти по этому пути прямо сейчас. Поэтому вместо этого он кивнул головой и сказал импульсивно, правдиво, с желанием:

«Хорошо. Я буду там, как только смогу сесть на самолет. Напиши мне подробности, и я отвечу информацией о своем рейсе.»

Это оно?

Да.

Это происходит…?

Да

«Хорошо, — оборвал его Нил. — Я… Увидимся».

Увидимся.

«Пока, Эндрю.»

«Пока, Алекс.»

−

Эндрю смотрел через дверь, как он уходит — смотрел через окно, как он уходит. Когда он уже не мог разглядеть его сквозь толпу, расстояние и, и, и, и, он наконец посмотрел на фотографию в своей руке. Медленно, как в полусне, изображение проявлялось. Эндрю не улыбался, но Алекс… на его губах играла очень маленькая улыбка. Он вытащил бумажник и сунул фотографию внутрь, прежде чем застыл, глядя на нее, пока не решил побежать за ним. Глубоко вздохнув, он поднял голову и приготовился уйти. Подняв руку к голове, он вспомнил, что Алекс забрал с собой солнцезащитные очки. Он понял, что не против, не сильно. В конце концов, Эндрю выбрался из этой маленькой закусочной, и он знал, без сомнения, что больше никогда не увидит Алекса.

−

Эндрю достал бумажник из сумки, лежащей на сиденье рядом с ним. Медленно открыв его, он достал очень маленький, очень старый полароид, который хранил там — который он перекладывал из бумажника в бумажник с тех пор, как ему было 13… который он искал, как только его выпустили из колонии и вернули ему его вещи… На который он смотрел, когда было трудно и жизнь была неопределенной… На который он отказывался смотреть с тех пор, как все это началось. Потому что это вызывало импульсы и чувства, боль и надежду, которые он не мог себе позволить — не тогда, когда он так чертовски старался выяснить, что с ним случилось. Мальчик с голубыми глазами; мальчик, который любил фрукты, а не сладости; у которого были шрамы и который понимал боль, как и Эндрю. Мальчик, которому Эндрю обещал помочь. И нарушал это обещание… столько лет. Нет. Он не смотрел, потому что знал, что если посмотрит, то все вернется назад, и он будет двигаться слишком скоро, слишком стремительно, слишком быстро и начнет делать предположения, когда должен мыслить критически. Поиск Алекса был тем делом, в котором нельзя было допускать ошибок. Эндрю провел большим пальцем по улыбке Алекса, Нила, Натаниэля и почувствовал то же самое, что и тогда, в той маленькой закусочной. Тогда он впервые встретил кого-то, кто мог хоть немного понять, что такое жизнь на самом деле… И хотя Эндрю не осознавал этого в то время, это был первый раз, когда мальчик заставил его что-то почувствовать. Он не был готов, не в 13 лет, чтобы думать об этом. Он смирился бы со своей сексуальностью в колонии для несовершеннолетних, когда наконец-то оказался вдали от своего обидчика и с помощью психотерапевтов. Но он смирился. И когда он это сделал, он смог оглянуться на ту встречу с Алексом и уверенно сказать: «Это была моя первая влюбленность». Но влюбленности были глупыми, и все это не стоило и ломаного гроша, потому что не это было причиной, по которой он оказался здесь. Нет, это не было похоже на то, что после всех этих лет он все еще хранил какую-то странную привязанность, которую не мог отпустить. Не так. Он был здесь, потому что должен был быть здесь. Потому что обещания были важны, они были всем. Все это было потому, что Алекс, Натаниэль, Нил заслуживали правосудия, а он заслуживал свободы. Он заслуживал, чтобы кто-то помнил его — как следует. Он не заслуживал того, чтобы от него отмахнулись и признали только тогда, когда вышел этот гребаный документальный фильм. Когда слушатели спрашивали его, почему он это делает, Эндрю никогда не лгал. Он сказал, что на это есть все причины. Справедливость, правда и помощь забытым. Просто у него была дополнительная мотивация. Потому что именно так и было… не так ли? Эндрю оттолкнул Алекса в сторону. Он сказал себе, что когда он будет в состоянии помочь, он поможет — но как ты можешь помочь, когда ты не знаешь, с чего начать? Но именно это и произошло. Вышел документальный фильм, и все встало на свои места. Все обрело смысл, и боль от этого осознания была… Возможно, это была обида — обида на Морияма, на самого себя. Он ненавидел, что понадобился дурацкий документальный фильм о дурацком гребаном монстре, чтобы понять, кем на самом деле был Алекс. Чтобы увидеть, что ужасы, которые он пережил, были намного хуже, чем Эндрю мог когда-либо ожидать. Потребовалась семейная фотография, чтобы понять по-настоящему, что Натаниэль и Алекс действительно были одним целым. И Эндрю ненавидел это… Ведь прошло столько лет. Столько лет Эндрю налаживал свою собственную жизнь, в то время как жизнь Алекса продолжала рушиться. Все эти годы он бежал, страдал и все, блять, прочее. Я подвел его. Я пытаюсь все исправить.

−

Самолет приземлился в аэропорту Кеннеди еще до того, как Эндрю понял, что происходит. Ему пришлось заставить себя моргнуть, чтобы вернуться к реальности, собрать свои вещи и выйти вместе со всеми. Только когда он оказался в одном из поездов терминала, он понял, что сейчас поздний вечер понедельника, и у Эндрю нет абсолютно никакого плана. Он понятия не имел, где находится, не знал, когда увидит Алекса Нила. Он едва понимал, куда идет — просто следовал за толпой, держа свой рюкзкак на плече и наблюдая, как все вокруг меняется, пока он шел к… куда угодно. В конце концов, он решил, что пришел к концу. Свет снаружи ослабевал, но проникал сквозь широкие двухэтажные окна в голубых, оранжевых и фиолетовых тонах. Сбоку находился NEWS STAND, ворота метро, отделяющие его от… станции Ямайка. Ноги сами понесли его к полке со сладостями, прежде чем он успел сказать себе «нет», и вот он держал купленную пачку Скиттлз в руке с улыбкой, растянувшейся на его губах. Он поймал себя на том, что какое-то объявление прозвучало над головой и вырвало его из размышлений. Эндрю не расслышал, что было сказано, но зато запихнул Скиттлз в сумку и глубоко вздохнул, глядя на ворота и готовясь к тому, что будет за ними. Он двигался небольшими шагами, почувствовал, как металл прижимается к его животу, а затем ускользает, когда он проходил на станцию. Двери распахнулись перед ним, автоматические, открывая хаотичный поток тел, пальто, багажа и… Мед и голубизна, голубой лед. И миллионы миль, и годы, и Судьба.