«Мы были противоположностями. Совершенно разные, но при этом до невозможности близкие.» ©Эльчин Сафарли
Утро. Самое что ни на есть обыкновенное. Пасмурная погода известного всем города даёт о себе знать, позволяя расслышать тихое стучание капель дождя о стёкла окон. Холод одиночества слегка сковывал тело, но всё разом проходило лишь от одних воспоминаний о вчерашнем вечере, который был наполнен не только душевностью, но и любовью, окутывавшей с ног до головы нежностью и заботой. Казалось бы, что такие чувства давно уже покинули разум Оливии, и уже вовсе не собирались возвращаться к нему снова. Чёрствые слова матери каждый раз звучали в голове. Ей нет оправдания, она сделала всё возможное для того, чтобы её дочь страдала от ядовитой опеки, выброшенной на самотёк: «— Моя ненависть не мешает любить тебя по-своему, — звучали слова Бритч над ухом маленькой девочки, вытиравшей слезы из-за неудачного выступления. Капли скатывались на белую блузку, впитываясь в неё и оставляя тёмные мокрые пятна. И снова её ждал очередной проигрыш. Будто бы черноволосая была навечно проклята страданиями о первом месте, которое получить ей было не суждено.» Яркий солнечный свет заставлял вернуться к реальности, пока девушка, моргнув несколько раз, осмотрелась, замечая знакомую шелковую простыню на кровати. Постельное белье было начисто выстиранным, а белоснежные стены пугали ощущением того, что ты находишься взаперти. Но, к сожалению, счастье никогда не может длиться долго. Стоит уезжать обратно в родной дом, который нельзя было назвать таковым. Его стены не вызывали чувства закрытости, они лишь опустошали, заставляя смотреть в одну точку, пока ты трясешься от слёз и истерик. Девушка присела на кровать, выгибая спину и потягиваясь всем телом. Если бы была возможность целую вечность пролежать в постели, то она определённо бы ей воспользовалась. На стуле брюнетку уже ждала новая одежда, взятая из гардероба Марины Тарасенко. Интересно, как бы она отреагировала на такую щедрость сына по отношению к ней? Через пару минут черноволосая уже смотрела на своё отражение в зеркале. Девушка расправила пальцами края короткого фиолетового платья, сильнее затянув чёрный корсет на талии. Образ выглядел слишком вольно, но при этом довольно изящно: подчеркивал исхудалую фигуру девушки, её тонкие талию и бёдра, а также аккуратную грудь. Её вид мигом поменялся, приобретая тёмные оттенки и, наконец, опрятность, которой так не хватало до этого. Расчесав чёрные кудри, девушка пригладила свои волосы ладонью, в попытке улыбнуться самой себе. Совсем на короткий срок удалось почувствовать себя красивой. А разве должно было быть иначе, когда поблизости есть деньги? Позади послышался скрип двери, а в отражении показалось лицо парня. Он с интересом наблюдал за будущей соперницей, расплываясь в своей привычной улыбке. — Оливия, вот как ты думаешь, кто сможет полюбить тебя, если ты сама себя стыдишься? — прозвучали слова парня, будто читавшего мысли временной сожительницы. Тарасенко подошёл к Стар и не спеша положил холодные руки на её исхудалые плечи. Косточки выпирали, а чрезмерная бледность иногда заставляла впадать в ужас. — Если бы ты знал, что меня всю жизнь ненавидят, то не говорил бы так. Иногда мне кажется, что у меня и вовсе нет права быть любимой, — брюнетка постаралась издать смешок, с грустью посмотрев в глаза шатена сквозь отражение, наблюдая за его длинными пальцами. — Вместо того, чтобы думать о том, кто любит тебя, лучше подумай о том, кого любишь ты, Оливия, — Макс расплылся в улыбке, убирая за спину брюнетки чёрные кудри. Волосы были всё ещё слегка запутаны, но эта черта предавала её виду хотя бы небольшое ощущение того, что она ещё жива. Интересно, в тот день её волосы будут выглядеть также, как сейчас, или же в ней не останется и капли живого? — Ты не понимаешь, всё слишком трудно. Я… — девушка потёрла пальцами переносицу, зажмурившись так сильно, будто вот-вот расплачется от натиска, исходящего со всех сторон. — Ты сама можешь любить, не ожидая любви от других. В конце концов, ты же не одна, — Макс взял ладонь девушки в свою, крепко сжимая её и поглаживая большим пальцем. — Я с тобой. Все профессионалы своего дела сомневаются в себе. И ты не исключение. Это помогает тебе предотвращать ошибки, слышишь? На такие слова парня черноволосая лишь кивнула, отводя взгляд в сторону. Как же он не может понять, что всё не решается так просто? Никакие ободряющие слова не смогут больше помочь ей, а время, проведённое с ней, является лишь мимолетной заплаткой всех проблем. — Ты не должна ставить себя ниже других. Никогда, поняла? — Брайн повернул девушку к себе лицом, поднимаясь руками выше и сжимая её плечи. — Ты не должна позволять кому-то насмехаться над тобой. Тем более собственной матери. — Надо мной никто и не насмехался, — Оливия слегка нахмурила брови, услышав такие слова в свою сторону и гордо приподняла подбородок. Неужели по его мнению она не может постоять за себя? Неужели он считает её такой слабой? — Твоя мать буквально управляет тобой. Она всегда готова наказать тебя, заточив обратно в комнате. И это ты не считаешь унижением? Ты должна быть выше этого, слышишь? Давай отпор, каким бы больным не был результат. — Даже если это грозит мне тысячами шрамами в дальнейшем? — девушка горько улыбнулась, смотря в карие глаза Тарасенко, уверенно смотрящие ей в ответ. — Да. Несмотря ни на что ты должна стоять выше. Несмотря на бедность, ты должна лучше одеваться, показывая свое превосходство, понимаешь? Ты талантлива, а это нельзя оставить бесследно. — Ты хочешь, чтобы я стала такой, как ты, да? — спросила Оливия, прервав затянувшееся секундное молчание. В её глазах впервые загорелся огонёк, метавшийся с Макса на стену. В нём таилась крошечная надежда на исправление прошлых оплошностей, которые были совершены не только самой Стар, но и её матерью. — А разве я тебе не нравлюсь? — на лице парня расплылась улыбка, пока он поглаживал пылающие щеки девушки большим пальцем. — Разве тебе не хотелось бы, чтобы мы стали ещё ближе? — Я постараюсь, правда. Я попробую, — хотелось глотать слёзы от таких лживых слов, которые она произносила ему. Сколько ещё обмана она скажет человеку, которому готова отдать своё сердце целиком и полностью? Хочется быть максимально честной, но как это можно исполнить, когда на кону стоят твоя победа и задетая гордость? — Я знаю, Лив. Прекрасно знаю, — Макс щёлкнул пальцем девушку по носу и улыбнулся ей, наблюдая за сменившими своё положение бровями. — Не хмурься, нам уже пора ехать, а то Тамара совсем тебя потеряет. Шатен повёл Стар к выходу, крепко удерживая её за руку, словно она могла сбежать от его новой, окружавшей повсюду опеки. На втором этаже было гораздо темнее, чем внизу. Наверное это из-за маленького количества окон, которые еле пропускали свет в коридор. Очень странно, что в таком большом доме нет горничных или кого-то, кто занимался бы этой работой помимо самих хозяев. Неужто Максу хватает времени на то, чтобы начисто убрать все помещения? От мыслей черноволосую отвлекла соседняя дверь, которая по-прежнему была не до конца закрыта. Если заглянуть в щель, то трудно рассмотреть что-либо, ведь окна прикрывали массивные и прочные шторы, загораживающие проход любому лучику света. Интерес брал верх над страхом перед матерью, поджидавшей её дома с распростертыми объятиями в нетрезвом виде. — Твоя мама всё ещё спит, да? — Оливия подтолкнула дверь рукой, на что ей открылся вид на пустую комнату. Кровать была идеально заправлена, а неподалёку стоял журнальный столик с наполненными лекарствами. Из комнаты веяло странным запахом, поэтому нос девушки немного сморщился, а глаза прищурились. Дрожь пробежала по телу, а к горлу подкатил ком, обрушивший хороший настрой на благополучный разговор. — Она с утра уехала в больницу, а о твоём приходе в курсе, не переживай, — ответил Тарасенко, замечая лицо Оливии, выдающее полное отвращение или же, скорее всего, брезгливость. — Не обращай особого внимания, здесь от лекарств ужасный запах. Мама уже к ним привыкла, да и я боле менее, а вот все остальные не особо. Проветривать комнату некогда, поэтому имеем то, что есть, — парень хотел закрыть дверь обратно, но Оливия успела проскользнуть внутрь, подходя к столу и с сияющими глазами осматривая его, будто бы никакой неприязни она до этого не испытывала. — Обалдеть… У вас есть виниловый проигрыватель? — брюнетка удивлённо осмотрела его, проводя пальцами по пыльной поверхности, после чего оттряхивая свои ладони. — Давно не слушали? — Обычно его включала мама, — шатен поплёлся за подругой, закатив глаза от её ярого любопытства. — Ну а сейчас почему она его не включает? Всё равно же дома. Ей наверное скучно здесь одной, ты ведь постоянно где-то пропадаешь… — черноволосая продолжала с интересом осматривать ящик, проводя пальцами и изучая всё, что когда-либо было тронуто. — Ей не до этого, — сухо ответил парень, поджимая свои обветренные губы. Девушка взглянула на большое количество пластинок и достала одну из них, вытаскивая её из чехла, — Симфония номер пять в сочинении Бетховена! Да я её обожаю, — брюнетка расплылась в улыбке и перевела свой радостный взгляд на Тарасенко, будто бы ожидая его разрешения. Тот лишь слабо кивнул и уже через минуту из проигрывателя послышался тяжёлый бас. Ноты быстро сменялись на высокие, а музыка перерастала в более тревожный мотив. Появлялось чувство, будто бы случалось что-то невообразимое. То ли погоня, то ли наоборот, спасение собственной жизни из рук свирепого и безжалостного человека. Может быть им и вовсе являлся никому не известный художник? Или же великий пианист, который безжалостно нажимал на педаль, вдавливая жизни людей в беспросветную пучину? Мелодия снова и снова издавала лихорадочный мотив: ноты игрались с каждым разом всё тише и быстрее, пока по коже пробегали мурашки, заставляя вздрогнуть и с удовлетворением вдохнуть свежий воздух в лёгкие. — Это восхитительно… Твои родители, наверное, часто прослушивали это пластинки. Да и ты с ними тоже, — Оливия с нежностью посмотрела на парня, улыбаясь ему так искренне, насколько это было возможно. — Знаешь, когда я общался с родителями по отдельности, то очень даже с ними ладил. С отцом мы чаще ездили в театры или на показы, а вот с мамой любили сидеть дома и воспроизводить собственные выступления… Я мог поговорить с обоими по душам, но в результате всегда приходилось выслушивать жалобы о том, как же им плохо живётся вместе. Но ты никогда не поймёшь каково это. Мне это и не нужно. — Мне жаль, Брайн, — губы черноволосой сжались, а ее ладонь опустилась на плечо шатена, ободряюще поглаживая. — Но я так и не понимаю, что ты испытываешь к ним? Вроде бы ты так любишь свою мать, но твои чувства и слова… Они так противоречивы. — В моей голове до сих пор сохранился момент, когда мать тащила меня на выход из квартиры и велела собирать вещи. Я помню, как закладывал ноты и волновался лишь о том, что теперь не смогу учиться музыке, представляешь? — парень горько улыбнулся и тяжело вздохнул, взглянув на небольшой шкафчик неподалёку. — Она только и делала, что кричала и добивалась моего ответа на поставленный ею вопрос: с кем же из родителей я останусь в итоге? И знаешь что? Лет так через восемь, она рассказала мне, что делала это лишь для того, чтобы припугнуть моего отца. Припугнуть. Всё это было сделано ради ничтожной попытки манипулировать им, — Макс порывисто выдохнул и захлопнул виниловый проигрыватель. — Идём, нам уже пора уходить отсюда. — Уже? Я думала, что ты дашь мне немного времени побыть здесь, — Оливия перевела удивленный взгляд на своего друга и не успела осознать что-либо, как тот уже вёл её к лестнице, спускаясь на первый этаж. — Ты уж извини, но я сейчас не в том настроении, когда хочу говорить с кем-то. Я чувствую себя плохо, поэтому лучше скорее отвезти тебя домой, чтобы не впутывать в свои проблемы, — Тарасенко провёл черноволосую в коридор, накидывая на себя кожаную куртку и хватая с полки ключи. — А ты точно уверен, что сейчас ты в том настроении, чтобы ещё и возить меня куда-то? — фыркнула девушка, немного скривившись и подняв сумку со своими поношенными вещами. На её лице читалась глубокая обида, щеки пылали уже не от смущения, а от недовольства. Всегда умеешь всё испортить, Тарасенко. — Ты обижаешься? Бога ради, Оливия, ну не сейчас, — парень потёр переносицу и тяжело вздохнул, устало посмотрев в глаза Стар. — Ты же не хочешь, чтобы я ещё и наговорил всяких глупостей? Когда я всё смогу решить, то будем встречаться с тобой гораздо чаще, это уж я тебе гарантирую. Уверен, что в скором времени кое-кому даже надоест моё присутствие, — на лице у шатена появилась лёгкая усмешка и он открыл дверь, первой пропуская брюнетку. — Так уж и быть, но ты должен пообещать, что такое происходит в первый и последний раз, понял? Иначе никакого прощения потом можешь не ждать, а совместных выступлений тем более, — после ответа девушки, Макс рассмеялся и учтиво ей поклонился, знаком обещая, что больше он не посмеет рушить её хорошее настроение. Спустя некоторое время Оливия снова могла обнять Брайна, прижимаясь ближе к его спине. Вся неловкость, которая атаковала девушку ранее, уже прошла. Остались лишь трепетные чувства, бравшие управление над разумом брюнетки на себя. Они часто заставляли попадать её в неловкое положение, но без всех этих смущений, она бы так и не смогла осознать, насколько же сильна её любовь к сопернику, сидевшему к ней непростительно близко. Улыбка не спадала с лица черноволосой, её глаза следили за дорогой и проезжавшими машинами, чьи хозяева мчались на работу, где, скорее всего, проведут большую часть своей скучной жизни. Окрестности Санкт-Петербурга днём выглядели не менее прекрасно, чем поздним вечером, усыпанным ярким светом от фонарей. За поворотом уже показался маленький деревянный дом с повалившимся на землю забором. Черноволосая испытывала огромный стыд перед Тарасенко за такие нелепые случайности. Кто бы мог подумать, что ей придётся прощаться с ним среди всех этих развалин, которые она уже семнадцать лет зовёт домом? Девушка спустилась на землю, сжимая рукой плечо своего друга, чтобы не повалиться на сырую траву раньше времени. Казалось, что следующие секунды длились вечность. Пара смотрела друг на друга, после чего брюнетке пришлось отвести взгляд от резко нахлынувшего смятения. Парень лишь улыбнулся и немного склонил голову, касаясь мягких губ Стар и завлекая их в поцелуй. Оливии было вовсе не обязательно отвечать на него, ведь всё, что хотел знать Макс, было понятно по одному лишь мимолётному взгляду брюнетки. Да даже если бы она и захотела пошевелиться, то у неё это вряд ли бы получилось. Несмотря на мороз, стоявший на улице, по телу разливалось тепло, которое нельзя было получить даже от самого яркого и большого пламени в мире. Макс неловко отстранился от своей попутчицы и провёл пальцем по её губе, с улыбкой наблюдая за реакцией Оливии, которая уже готова была провалиться под землю, лишь бы не видеть этих карих глаз, манящих её в свой ядовитый омут. — Ты и правда прекрасна, Лив. Тёплые слова заставили черноволосую смущённо улыбнуться. Она поймала руки парня в свои и крепко сжала их, — Обещай, что вернёшься за мной. — Вернусь? — Макс удивлённо поднял брови вверх, замечая в глазах Оливии грусть, смешанную с надеждой. — Пообещай, что заберёшь меня к себе снова, — девушка готова была повторять эти слова сотню раз, пока парень не ответит ей. Чувства вырывались наружу, пока за окном виднелся тёмный силуэт, крепко удерживающий что-то в своей мёртвой хватке. — Пойми, я не могу думать головой твоей матери, Оливия, — парень поджал губы, стараясь избегать печального взгляда, которым его пронизывала Стар, в то время как в гостиной послышался звук разбитого стекла: Тамара швырнула стакан с алкоголем в сторону, прошептав лишь краткое — Сволочь… — А я вернусь, Брайн. Правда вернусь, это я тебя обещаю точно, — черноволосая крепко сжала ладонь парня в своей, через пару секунд отпустив её и начиная отдаляться в сторону дома. Такая недосягаемая, но в то же время такая близкая. Оливия ещё раз оглянулась назад, одарив парня своим сияющим взглядом и широкой улыбкой. Девушка перешагнула порог и тяжело вздохнув, скрывшись за дверью, ведущей её в тёмный коридор. — Будет больно… Мысли о том, что Тамара опять пьяна, не выходили из головы. Неужели зрелый человек порой и правда бывает настолько безответственным? Её не волнует самочувствие дочери, ей не важны проблемы Оливии или же её тяга к причинению себе вреда, ей плевать на окружающих и весь мир в целом. Бритч достигала таких огромных вершин в музыке, прыгая по чужим головам, что теперь сама вязнет в болоте, созданном из пролитой ни в чем не повинной крови. Красная тягучая жидкость столько раз касалась её пальцев, что рёвы и мольбы о помощи её больше ни капли не волновали, даже если бы они исходили из уст родной дочери. Тело покрылось мурашками, когда худые ноги, обтянутые капроновыми колготками, коснулись деревянной поверхности пола. Девушка трясущимися пальцами поставила поношенные кроссовки в угол прихожей, немного задевая туфли своей матери и отодвигая их в сторону. Обувь с дырявой подошвой совсем не сочеталась с новой утончённой одеждой Стар и смотрелась ещё более глупо на фоне отлично выглаженного платья, но это было последней деталью, на которую сейчас обратила бы своё внимание брюнетка. Черноволосая тихими шагами направилась в комнату, удерживая в узде волнение, пытавшееся в любой момент вырваться наружу. Осталось всего лишь пересечь порог и она будет в безопасности. Послышится скрежет замка и крики матери останутся позади, пока не наступит новый день, после которого всё забудется и пропадёт как кошмарный сон. По крайней мере, хотелось верить, что сегодняшний день пройдет без дополнительных увечий на бледном, и без того исхудалом теле. — Я уж подумала, что ты решила спрыгнуть в речку по дороге домой, — из гостиной послышался голос Бритч, такой же стальной, каким и был ранее. Женщина пыталась выдавить смешок, пнув ногой осколок стекла, оставшийся после саморучно разбитого стакана. — Чего встала как не родная? Расскажи уж, как погуляла с Тарасенко, и где же на самом деле всё это время пропадала? Оливия встала в ступор, но уже через мгновение развернулась, перешагивая порог холла. Несмотря на секундное желание забиться под кровать, чтобы ни мать, ни кто-либо ещё не смогли добраться до нее, девушка молча подошла к роялю, который удерживал на себе несколько бутылок алкоголя. Слова Макса до сих пор теплились в мыслях, поэтому одна и та же фраза каждый раз звучала в её голове, заполняя собой всё пространство: «Ты должна быть выше всего этого, слышишь?» — Я была у Алёны, а Макс встретился мне на обратном пути — решил довезти до дома, чтобы я не замёрзла в этом, — Оливия опустила свой взгляд на платье, подаренное, если так можно было сказать, самим Тарасенко. Даже если его мать будет против таких пожертвований, то вряд ли она примет поношенную одежду обратно. — Где ты только нашла это тряпьё? — Бритч скривилась и подошла к дочери, строго оценивая её наряд взглядом. — Разве я так учила тебя одеваться? Выглядишь как новоиспеченная проститутка, — губы женщины ещё больше скривились, пока она сама взяла в руки телефон Оливии, вводя на нём давно запомнившийся пароль. Сердце норовилось вот-вот вылететь из грудной клетки, но серьёзное лицо Стар никак не менялось. — Алёна подарила мне это платье. А ещё она сказала, что оно мне очень идёт, — Оливия продолжала нагло врать, сглатывая ком, застрявший в горле. Кончик носа слегка задёргался, выдавая её волнение с потрохами. — Кто бы сомневался. Нахватаешься от неё глупостей, а мне потом придётся всё расхлёбывать, — Бритч достала смартфон из сумки дочери и включила его, вводя уже знакомый пароль. — Не ожидала, что Тарасенко так заботит твоя персона. Хотелось бы услышать поподробнее о его диком желании звонить тебе посреди ночи, — взгляд матери, хмурый и не предвещающий ничего хорошего, был направлен на девушку, сминающую в кулаках края своего платья. Оливия опустила взгляд в пол, прикусывая губу, чтобы снова не показать своей слабости. Почему она не додумалась удалить его звонки? Дура, дура, дура! Кто бы мог подумать, что люди бывают настолько глупыми, а тут уж она и сама попалась в эту ловушку, последствия которой ей придётся улаживать на протяжении нескольких недель. — Он спрашивал, добралась ли я до дома… — голос резко осип, а осознание всё больше приводило к мысли, что враньё вот-вот будет раскрыто. Паника приближалась, а взволнованное дыхание становилось всё слышнее. Брюнетка тихо всхлипнула и сразу же вытерла тыльной стороной ладони слезу со своей щеки. Как же невовремя эмоции берут верх над разумом. Сколько ещё раз ей придется поплатиться за собственную доверчивость и неумение держать себя в руках, когда это действительно нужно. С появлением Макса она стала слишком сентиментальной. Неужели так пагубно на неё повлияло внимание парня? Или же дело и вовсе заключается в чём-то другом? Тамара скривила своё лицо и стеклянными глазами взглянула на дочь, пронизывая её с ног до головы нескрываемой ненавистью. Она готова была задушить Оливию. Собственными руками бы покончила с ней, если бы та не была её проходом в хорошее будущее. И кому какое дело, кем она ей является? Если бы была хорошим ребёнком, то не стала бы перечить матери и ослушиваться её. — Идиотина. Какого хрена ты вообще с ним связалась?! — Бритч прожигала взглядом пианистку, ударив её ладонью по плечу. Брюнетка жмурилась, немного вздрагивая от каждого нового шлепка и крика. Удары не были больными. По крайней мере, они были не больнее чем те, которые она отхватила пару дней назад. Всего лишь небольшой синяк останется, заживёт через пару дней. А вот моральные силы были уже не пределе. С каждым разом болезненные воспоминания всё больше оставляли свой отпечаток, заставляя становиться слабее, но уж точно не повышали выдержки, которую бы так хотела видеть Тамара в своей дочери. Женщина отошла и бросила телефон Стар на пол, со всей силы проминая ногой экран, разлетевшийся на мелкие кусочки. Теперь у Оливии нет даже возможности поговорить с кем-то, что уж говорить о выходе из дома и прогулках… — Когда ж до тебя дойдёт, что тебя используют?! Используют как доверчивую шавку, которую вот-вот умертвят! Неужели ты не понимаешь, что он делает это всё ради победы в конкурсе? Ты хоть думаешь своей тупой башкой, что люди не меняются, Оливия? Никто не способен так измениться! Да он раньше прибить тебя был готов за нелепые детские обзывательства, а сейчас ты снова лезешь на одни и те же грабли! Тебя жизнь совсем ничему не учит? Да тогда езжай к нему, чего же ты вернулась? — крики стали походить на истерику, женщину трясло от злости, пока она со стиснутыми зубами продолжала твердить. — Тупица. Тупица! Тупица! Хочешь к нему обратно? Хочешь?! Так иди, раз мозгов совсем в голове не осталось! Оливия отрицательно мотала головой, начиная истошно реветь, уже не сдерживая эмоций. Удар за ударом прилетали вновь и вновь. Рука потихоньку немела от большого количества увечий, но девушка продолжала стоять, не совершая ни единого шага назад. Появилось ощущение, будто горло изнутри раздирают тысячи игл, впившихся в слизистую и разъедающих своим ядом горло девушки, стекая внутрь и попадая в слабый организм. — С чего ты взяла, что он меня использует? Он относится ко мне в тысячу раз лучше, чем родная мать! Не моя вина, что родилась тупой. Значит, ты ничем особо и не отличалась! — за последними словами пронеслась звонкая пощечина, заставляющая Оливию сделать шаг назад. Ещё один. И ещё. Послышалось тихое завывание и Оливия села на пол, уткнувшись лицом в собственные колени. С каждым вздохом всхлипы становились всё слышнее, пока девушка пыталась перевести дыхание, стараясь успокоиться. — Что ты только что сказала? — женщина стала приближаться к дочери, яростно смотря на «трясущийся комок волнения». — Я сказала, что ты тупая. И я готова повторить это ещё раз, пока ты меня окончательно не прикончишь! Ты же этого хочешь, да? — Стар кричала сквозь слезы, через несколько секунд приподняв голову и взглянув на разбитый экран телефона, разлетевшийся на осколки по небольшому участку пола. Тамара опустила руку и сжала пальцы в кулак, приподняв свой подбородок и с отвращением посмотрев на родную дочь. Её трясло от злости. Трясло от воспоминаний, навалившихся в голове. Всё шло кругом от большого количества алкоголя в организме. Видимо, сегодня его было и правда в избытке. — Проваливай в комнату. Живо, — чётко проговорив слова, женщина отвернулась, лишь бы не видеть, как Оливия на дрожащих ногах вставала с пола, опираясь на стену и исчезая за дверью комнаты, в истерики поваливаясь на кровать. Прошедшее ненароком заполнило голову, заставляя прикрыть лицо руками и устало сесть в кресло, размякнув в объятиях потрепанного пледа. «— Это так ты собираешься провалить экзамен? — Тамара внимательно смотрела на свою дочь, прожигая её стальным, до безумия жестоким, взглядом. — Нет, мам, — брюнетка опустила голову вниз, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не замечать присутствия матери. — Что с твоими пальцами? Их нужно сгибать, а не держать прямыми, Оливия. Сколько раз тебе ещё повторять? — женщина ударила указкой уже покрасневшую руку дочери, — Опять мне их подковывать или же на этот раз ты справишься сама? — Я сама, — голос черноволосой ни капли не дрожал, но казалось, будто присутствующее волнение заполонило всю комнату. — Ты бы знала сколько я последних денег в тебя вложила. Сколько времени я тратила на такую бездарную дочь как ты! Ты единственная моя ученица, я отдаю тебе всё своё внимание, чего тебе не хватает, а? Другие вон корячатся над этим куском дерева самостоятельно, в то время как я проучиваю с тобой каждую деталь. Да ты в своём возрасте должна уже играть как юный Бетховен, а играешь как трехлетний ребенок! — Бритч вжалась пальцами в плечо девочки, впиваясь в её тонкую кожу острыми ногтями. Они никогда не были длинным, пианистам их попросту запрещено отращивать, но, видимо, на женщине это никак не отражалось, ведь каждый раз ей ненароком удавалось оставить ещё одну царапину на теле Оливии. Тамара развернула ногой стул дочери, отворачивая её от музыкального инструмента. Через несколько секунд твёрдые пальцы коснулись клавиш и из фортепиано полилась короткая мелодия, не имеющая какой-либо сюжетности, как в других произведениях. — Прислушайся. Какая это тональность, Оливия? — До мажор, — уверенно проговорила девочка, задирая свой острый подбородок вверх. Мелодия стала меняться, становясь более громогласной и торжествующей. — На какую тональность она сменилась? — женщина перевела свой взгляд на дочь, продолжая пробегаться пальцами по клавишам, лишь слегка нажимая на них. Оливия, немного нахмурилась и прищурила свои глаза, начиная разглядывать пол и улетать в собственные мысли: — Это ре мажор. — Это? — Бритч продолжала играть, будто бы придумывая мелодию на ходу. Как ей удавалось так просто брать новые песни из головы? Видимо, для Оливии это навсегда останется загадкой. Может это великий талант? Или же со временем она станет такой же авторитетной, как мама, и сможет также забирать все первые места прямо перед носом у своих соперников? Но впадать в мысли о будущем было бы ужасной участью для самой себя, поэтому, немного убрав кудри со своей лица, Оливия тихо промолвила: — Это… Ми… Ми бемоль мажор. Послышался ещё один удар указкой. В этот раз он выпал на нижнюю часть спины, заставляя девочку изогнуться от боли и тихо взвыть. Тело ныло от увечий, но черноволосой оставалось лишь закусить свою нижнюю губу, дабы не казаться слабой перед собственной матерью — Это до минор, Оливия. До минор. Сколько тебе еще раз повторять, что ты должна работать больше? Работать без устали, поняла меня? Устала ты, не устала, что-то болит или же ты полностью здорова. Если ты не позанимаешься сегодня, то твой соперник сделает это вместо тебя. Если ты не будешь разминать свои пальцы, то пальцы соперника будут куда гибче твоих. Ты должна знать всё идеально. Если я вдруг подниму тебя посреди ночи, то ты должна мне сыграть все свои произведения, которые ты только могла выучить за свою крохотную жизнь — хочешь ты этого или нет». Женщина потёрла пальцами переносицу, постаравшись выкинуть все воспоминания из головы. Сильнее укутавшись в старый плед, она дотянулась до баночки с таблетками и бутылки с водой, начиная принимать своё обыденное лекарство. Она уверена, что права. Права что тогда, что сейчас. Она ведь делать только лучше для самой Оливии. Пройдет несколько лет и та точно усвоит всё, что ей говорили. Тогда-то она сможет понять, что всё это время мама старалась для неё. Деньги и популярность — вот самое важное в жизни сейчас. Вот то, что поможет Оливии стать счастливой.***
— Так скучно знать все её действия наперёд, ты бы знал, — Макс фыркнул и с громким звоном поставил бокал с тёмно-красной жидкостью на стол. — Мне достаточно взглянуть на неё, а я уже знаю её следующий шаг. Я знаю, чем это всё закончится и даже знаю, что она обязательно прибежит ко мне после того, что ты собираешься сделать. — А разве это плохо? Ты знаешь всё о ней, а значит она создаст нам как можно меньше проблем, — Влад отодвинул алкоголь на самый край и вытянул своего брата из-за стола, пытаясь придерживать его за локоть, чтобы тот удержал равновесие в первые несколько секунд. — Ты не понимаешь, это же ску-у-учно, — парень протянул последнее слово, устало взвыв. — Она же уже влюбилась в меня, а я не думал, что всё это произойдёт так быстро. — Не понимаю твоей проблемы, — Влад взял Макса под руку и повел его в сторону лестницы. — Наш план продуман слишком идеально, чтобы сейчас что-то менять в нём. Я сделаю своё дело, и тогда она перестанет быть для нас помехой. «— Останешься лишь ты, » — пронеслась мысль в голове Брайна, пока парень в очках старался дотащить его до лестницы, изредка хватая воздух ртом через стиснутые зубы. — Да я уверен, что она сломается, — устало произнёс Влад, остановившись на первой ступеньке. — Думаю, что нам хватит даже одного вечера. Правда дальше не знаю какой исход нам поможет больше. Оставишь её в слезах или же попытаешься помочь ей? Хотя, тут уже сам решай, всё равно всё это приведёт к одному результату. Она не протянет и недели после таких страданий. А там ведь и её день рождения будет, целых восемнадцать исполнится. Даже как-то жаль, тебе не кажется? — Кажется, не кажется, тебе какое дело? — фыркнул Макс, закатывая глаза и выдёргивая свою руку из слабой хватки брата. — Что, будешь жалеть её? — Чего ты как взбунтовался сразу, я же пошутил просто. Я ведь вообще сначала думал, что у вас там с ней уже роман какой-то намечается, раз ты постоянно вовлекаешь её в разговоры не только со мной, но ещё и с Аней. — Нюту ты вообще не трогай. Что, она тебе уже нажаловаться успела, да? Ну а ты, конечно, сразу поддержал, — Брайн растягивал слова, немного разводя руки в стороны и натягивая свою привычную ухмылку. — Со своими проблемами сначала разберись, а потом суйся в мои. Нечего постоянно лезть в чужие дела, они тебя совершенно не касаются, понял? — Да это же твой единственный шанс, Макс. Заметь, Оливия единственный человек, которому удалось в тебе хоть что-то разглядеть. Странно, что она вообще с тобой старается контакт поддерживать. Я бы на её месте давно уже понял, что ты тот ещё мудак, но, видимо, вместо головы с мозгами у неё и правда кочерыжка, раз она не видит такой явной проблемы под своим носом в виде тебя. — Что ты там вякнул? — Тарасенко скривился и, немного шатаясь, ткнул пальцем в грудь брата, с отвращением смотря в его лицо. — иди нахуй, Влад, ты вообще придурок, которого только поискать надо! Парень в очках лишь горько усмехнулся и без слов развернулся к Брайну спиной, направляясь к входной двери. Губы пьяного Тарасенко подрагивали, а лицо сморщилось, пока глаза наливались слезами. Шатен ткнул несколько раз пальцем в воздух, еле удерживаясь на ногах. Как он вообще может говорить о его проблемах, когда у самого на хвосте их куча? — Влад… А знаешь, я ведь пытался с тобой хоть как-то отношения наладить. Всегда пытался! Но выходит так, что я тебе будто и не брат вовсе. Чем я вообще такое отношение к себе-то заслужил, а? — тело Максима тряслось, пока тот оседал на пол, облокачиваясь на стену. — Сейчас нас связывает только наш договор, Макс, — парень в очках с большим отвращением глянул на брата и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью, от чего казалось, что весь дом сейчас раскрошится на куски от долгого содрогания. — Уходишь, да? Ну и вали нахуй… — Макс провел рукой по лицу, всхлипывая и сжимая челюсти, чтобы звук был не сильно громким. — Зато теперь буду точно уверен, что ты достоин мучиться всю жизнь. И жалости никакой к тебе не будет. Вот ни капли, слышал?! — парень продолжал кричать в пустоту, крепче сжимая пальцами свои растрёпанные волосы. Ещё совсем немного и каждый поплатится за свои нелепые слова в сторону. Абсолютно каждый заслуживает страдания и абсолютно каждый их получит.***
Аня молча рассматривала свои колени в ожидании прихода Тарасенко. Сегодня они должны были до конца исполнить обещания, данные друг другу. Но видимо всё снова пойдёт наперекосяк, но что одна, что другой, давно уже привыкли к такому исходу, поэтому он их ни капли не пугал. В особенности шатенку не пугало и то, что своё обещание она уже давно выполнила, так что дело остаётся за Владом. — Что-то произошло? — девушка перевела взгляд на парня в очках, замечая его отчуждённый взгляд. — Ань, извини. Я хотел поговорить сегодня с Максом, но он невменяемым оказался. Да и вряд ли будет вменяем, если я ещё хоть раз заговорю с ним… — парень немного скривился, осаживаясь на пыльный бордюр и устало потирая свою переносицу. — Так значит ты решил не говорить ему про меня, да? — девушка всплеснула руками, мол отлично, так тому и быть. — Пустил своё общение по ветру? — Да, я наврал. Да, я идиот. Но прости, правда, — Влад с горечью посмотрел на подругу, будто бы показывая ей, что очень жалеет о содеянном. — Да ладно тебе, — девушка грустно улыбнулась, и хлопнула Тарасенко по плечу, немного приобняв его. — Уже испугался, что слиняешь из своей группы? — Из нашей группы, — поправил парень, переводя взгляд на поджатые губы шатенки. — Уже не нашей, Влад, — Аня тяжело вздохнула и ещё сильнее прижалась к парню. — Ну ты посмотри, вылупился он как. Что, и правда не понимаешь? Если не ты, то кто же у нас тогда будет барабанщиком, а? — девушка постаралась изобразить на лице что-то наподобие улыбки, хоть и выходило это у неё ужасно. — Из тебя всегда была отличная барабанщица, раз уж ты решила сказать мне об этом, — на лице Влада показалась слабая улыбка, он повернул голову к подруге, замечая её спокойной взгляд, направленный на тёмное небо. — Я больше не в группе. Сегодня Женя сказал, что прогресса у меня нет, да и мозгов для того, чтобы попадать в ритм тоже, — девушка стиснула зубы и сжала свои ладони в кулак, слегка надавив таким образом на рёбра парня. — Что за дурь он несёт? — Влад сразу же забеспокоился, посмотрев на подругу и закусив губу от безысходности. — Скорее всего он погорячился. Нют, ты же знаешь… Девушка немного вздрогнула, услышав из уст парня имя, которым обычно любил называть её Макс. Так непривычно было слышать это от кого-то ещё… Хотя, разница в последнее время между братьями была практически незаметной. Ведь на то они и близнецы, да? — Вот только не собирайся меня жалеть, ладно? — девушка нахмурилась, хоть и ненадолго. Уже через пару секунд она положила ладонь на плечо парня и потрепала его. — Вот клянусь тебе, уж лучше ты посмейся с такой неудачницы, как я, но жалеть не смей, это последнее, что я тебе позволю сделать сейчас. — Смеяться? Ты серьёзно? — Влад удивлённо взглянул на свою подругу, а от неё послышался лишь смешок. — Ага. Согласись ведь, что так гораздо проще живётся. Если мы переведём всё это в шутку, то жизнь не будет казаться такой уж сукой, какой она является на самом деле. — Да уж… Ты права. Если взглянем на это под другим углом, то всё становится иначе. Возможно не так страстно и весело, но зато в безопасности, так ещё и со спокойной душой… — парень вздохнул и отвёл взгляд в сторону, намекая девушке на всю ситуацию, происходящую в их «дружеском треугольнике». Если бы она знала, что под другим углом стоит посмотреть на Макса, который уже не имеет к ней особого интереса, то за этим идиотом, возможно, она бы смогла разглядеть и Влада?.. — Ну ты загнул конечно, — девушка рассмеялась и коснулась губами щеки парня, положив голову на его плечо. — Значит, с этих пор мы на всё смотрим с тобой под другим углом, согласен? — Ещё как согласен, — парень в очках коснулся щеки Ани, пылающей от стеснения и расплылся в улыбке. — Надеюсь, что хотя бы ты сегодня не пьяна. — Я, вообще-то, никогда в жизни не хлестала алкоголь, балбес, — Аня легонько стукнула друга ладонью по лбу. — За такое ты можешь предъявить только Максу. — Эй! А бить то чего сразу? — Тарасенко ущипнул девушку за бок, сразу же покинув её объятия и издав смешок, замечая злобное лицо подруги. — Да я тебе за такое… — Аня побежала за парнем и наигранно замахнулась, рассмеявшись. По всей улице раздавались громкие весёлые возгласы, вперемешку с визгами и смешками. Из-за здания показалась огромная тень, которая всё больше увеличивалась в своих размерах. Это оказался мужчина средних лет, он тяжело вздохнул и протёр платочком свои прямоугольные очки. Надев их, его взгляд проскользнул по двум бежавшим подростками, все ещё радостно кричавших от недавно выдуманной, возможно до нелепости детской, забавы. — Уж не думал, что от тебя будет больше проблем, чем от Макса и Оливии, Влад.