Ride with Me, Get High with Me

— Так что там насчет этого пекаря? — спросил Минхо Джисона, когда оба уже приступили к работе. Была пятница, и лёгкость ощущалась в воздухе. Наступили выходные, а вместе с ними и приглашение на гала-концерт воскресным вечером, на который их пригласил Чан. Концерт был чем-то вроде сбора средств на содержание Национального музея современной истории — в самом деле довольно классное мероприятие. Джисон краснеет. — Слушай, я рад, что у вас с Чаном любовь-морковь и всё такое, но мог бы он не распространяться о моих неловких моментах, пожалуйста? — взвывает он. — Дружище, неловко было, когда Чан вошёл, пока я скакал на дилдо. Ты, говорящий случайному парню о том, что наблюдал за ним с другой стороны улицы — это не неловко, это по-сталкерски, — он корчит гримасу отвращения, — Я даже не знаю, следует ли мне продолжать жить с тобой. Джисон прищуривается, смотря на него. — Подожди... Чан что?! Глаза Минхо широко раскрываются. Глаза Джисона раскрываются ещё шире. — Ох блять. — Чан вошёл, пока ты скакал на ебучем дилдо?! — Что ж, видимо, он не рассказал тебе. — Где, блять, ты там скакал на дилдо?! — он замолкает, — Чан просто ворвался в твою комнату?! Минхо моргает. — Я был на кухне. — На кухне?! Именно так Джисон узнал о столь романтичном начале отношений Минхо и Чана, и остаток утра он провёл, завывая от смеха над неловким положением Минхо. Как же всё перевернулось. И чёрт возьми, Джисон не собирался просто так оставлять Минхо в покое. Если он не знал, значит, и ребята не знали. Но они недолго оставались в неведении. Они вдвоём встретились с Чаном, Чонином и Феликсом после работы в маленьком пабе неподалёку. Феликс взял на себя смелость заказать по кружке пива каждому, так как неделя подошла к концу, и они были счастливы оставить давление капитализма позади и больше сосредоточиться на своих планах на выходные. В разгар обсуждения того, что они наденут в воскресенье на гала-концерт, Минхо отлучился в туалет, но далеко уйти не успел. — Возьмёшь Чана с собой? Или ты прихватил дилдо вместо него? Минхо застывает, оборачиваясь на Джисона, пока остальные сбиты с толку. — Как же хорошо, что это всего лишь уборная. Мы знаем, каким афродизиаком могут быть кухни для тебя. Только Чан понял шутку и не мог удержаться от смеха, на что Минхо бросает ему оскорбленный взгляд. Предатель. — Погодите, о чём это вы? — спрашивает Чонин. На что Джисон с радостью рассказывает о том, как Чан и Минхо обнаружили свою страсть друг к другу. — Ну почему из всех мест именно на кухне? — стонет Феликс, из-за чего у Чонина проскальзывают вьетнамские флешбэки касательно того, как эти двое перепихнулись на кухне. — Блядский «Nescafe», — сетует он шёпотом. — Я не знал, что Чан был дома! — Минхо скулит, плюхаясь обратно на своё место и сворачиваясь калачиком в объятиях Чана, пока тот успокаивающе целует его в макушку. — На самом деле, я бы не нашёл его, если бы не тот факт, что он был очень громким. Минхо уставился на Чана, который одарил его злобной ухмылкой. — Ага, мы знаем, — напоминает Чонин, — Мы тоже слышали, как он кричал в ту первую ночь. Минхо ещё больше зарывается в куртку своего парня, и теперь настаёт очередь Чана вести огонь. — Слушай, Джисон, — начинает он, — Я как раз в настроении съесть чизкейк. О? Минхо понимает, к чему всё клонится, и переводит взгляд на Джисона как раз в тот момент, когда его лицо замирает. — Эм, Чан, мы в баре? Я не думаю, что у них есть чизкейк. Может быть, ещё по пиву? — Не-а, я хочу чизкейк, — он оглядывает остальных, — Может, эклеров? Эй, Ликс, как насчёт добротного кусочка «Красного бархата»? Феликс оживляется, потеряв всякий интерес к алкоголю. — О, на самом деле, я давно мечтаю о кусочке «Чёрного леса»! Чан бросает на Джисона ещё один хитрый взгляд. — Знаете, ребята, — заговорщически произносит он, — Недалёко отсюда есть действительно хорошая маленькая кондитерская. Джисон обожает сладости оттуда. Глаза Минхо искрятся озорством, пока Чан искусно заводит остальную часть их группы, а Джисон становится всё краснее и всё больше впадает в панику. — Ребята, эй, это вечер пятницы! Нам что, двенадцать лет? — Джисон заикается, в самом деле хватаясь за соломинку в этот момент, — Давайте выпьем по рюмочке текилы, я плачу́! — Малыш, — Минхо посыпает прозвище толстым слоем сахара и поворачивается к Чану, подыгрывая, — Давай возьмём тот торт, что мы ели вчера вечером? Напоследок ухмыльнувшись Джисону, Чан встаёт, направляясь к выходу. Остальные следуют за ним, быстро оплатив счёт у стойки, и Джисону ничего не остается, кроме как последовать за ними. На протяжении всей поездки до кондитерской Чан продолжал восхищаться вкусностями, которые там продавались, просто чтобы подкрепить всеобщий ажиотаж. Джисон был угрюмым, но когда они добрались до кафе, выражение его лица изменилось до охваченного паникой страуса. Чонин первый уловил скрытый мотив этого маленького визита в кафе и, когда они входили, наклонился к Чану. — Так в чём дело? Чан лишь усмехается. — Сам посмотри. Вся группа отступает назад, когда Джисон неохотно направляется к стойке: его ноги были напряжёнными и негнущимися, словно его суставы нуждались в смазке. Он продолжает оборачиваться на ребят, которые не предпринимали никаких усилий, чтобы спасти его. Чан, хитроумный сукин сын, лишь прислоняется к стене с самодовольным выражением лица, обернув руку вокруг плеч Минхо, и жестом показывает «кыш», призывая продолжать. Джисон сглатывает густое, как сироп, чувство волнения в горле, просматривая ассортимент тортов и прочей выпечки, что красиво располагались за стеклянной витриной. Только затем послышался скрип двери (возможно, ведущей на кухню или что-то в этом роде), и вышел парень, вытирая руки о полотенце по пути к стойке. Он был красивым, типа действительно красивым, настолько красивым, что вся компания позади была ошеломлена. Они вытаращились, когда увидели этот абсолютный образец человеческой особи. Он одаривает их лёгкой, скромной улыбкой, хоть и немного растерянной. Его взгляд переходит на парня у стойки, и его лицо озаряет лёгкая насмешка. — Ну привет, — щебечет он, — Давненько я тебя здесь не видел! Остальные четверо стоят сзади, прикованные к происходящему, словно смотрят дораму, разворачивающуюся прямо у них на глазах. Как и было обещано, Джисон произносит: — Я... Гм, да, эм, — он нервно посмеивается, — Я... Эм, я забыл. Парень хмурится, остальных передёрнуло. — Забыл... Что именно? — Прийти. Сюда, я имею в виду, — очередной нервный смешок, Джисон потирает заднюю сторону шеи, — У тебя тут много тортиков, ха? Ты, должно быть, любишь печь. Количество испанского стыда, которое парни прочувствовали, было практически невыносимым. Минхо ловит себя на том, что жуёт край своего рукава. Хёнджин одаривает Джисона очень растерянной, очень «что ты, блять, курил?» улыбкой, прежде чем ответить: — Ну да, в конце концов у меня есть собственная пекарня. Было бы немного странным, если бы я не любил заниматься выпечкой, не? Джисон лишь хохочет. Во всё горло. Воет так, словно парень придумал шутку века. Чан зажимает рот ладонью, чтобы сдержать смех, но, очевидно, не над комментарием, а над нелепой реакцией Джисона. Хёнджин, в свою очередь, выглядит напуганным и переключает своё внимание на других четверых, будто бы спрашивая, в здравом ли Джисон уме. Полностью игнорируя Джисона, он спрашивает: — Вы хотели бы что-нибудь заказать? Осознав, что просто стоять там, на самом деле никак не участвуя в бизнесе этого парня, было немного грубо, Чан быстро шагает вперёд вместе с остальными, кивая Хёнджину в знак извинения. — Он будет, эм, «Двойной шоколадный сюрприз»? — Чан заказывает для Минхо, — А мне кусочек «Черничного чизкейка», пожалуйста. Хёнджин кивает, честно говоря, немного неуверенно, так как Джисон всё ещё стоит перед витриной и дёргается так, будто принял слишком много наркотиков. — А, эм, — Хёнджин тыкает пальцем в направлении Джисона, — Ему что? — Ты выглядишь божественно, — бросает Джисон, заставляя всех пятерых обернуться на него и уставиться в шоке, — Я имею в виду! — он наполовину кричит, — Твои торты! Твои торты выглядят божественно! — он безумно жестикулирует в сторону тортов так, что напоминает мем с Уиллом Смитом, на котором тот показывал свою жену, — То есть, тот ванильный бисквит, ну! Я готов поклясться, что он на вкус лучше, чем секс! Брови Феликса ломятся в ужасе, Чонин шлёпает себя по лбу, у Минхо отвисает челюсть, а Чан просто глядит на него со страдальческим выражением лица. Хёнджин выглядит потерянным. — Это не то, что я имел в виду! — Джисон воет, размахивая перед собой руками так быстро, что они попросту размывались в воздухе. Глаза Хёнджина переключаются с Джисона на парней, затем снова на Джисона и снова на парней. Наконец, он обращается к Чану: — Я думаю, вашему другу нужна передышка, так почему бы вам всем не присесть, а я принесу вам ваши заказы? Чан натянуто улыбается ему, извиняясь, и ведёт всех в маленькую кабинку, выкрашенную в белый и розовый, что напоминало милую мятную конфету. Джисон плюхается за стол, обхватив голову руками. — Почему я вечно веду себя настолько ущербно перед ним? — скулит он, его слова выходили непонятными из-за того, что его рот почти зажат ладонями, — Почему он так чертовски хорошо выглядит? — Обижаешь, Джисон, — вмешивается Чан, — Ты никогда мне такой странной херни не заливал. Разве я не выгляжу хорошо? Что мне нужно сделать, чтобы заставить тебя поступать так, будто бы у тебя функционирует только одна клетка мозга? — Ох, заткнись. — Не, правда. Разве мы не достаточно милые, чтобы заставить тебя тупить? Джисон пристально смотрит на него. — Запомни мои слова, Бан Чан, — он тыкает в него пальцем, — Я приглашу его на свидание рано или поздно. Просто жди! — И ты серьёзно думаешь, что он согласится? — Чонин вскидывает бровь. — Почему нет? — Джисон вопит, — Я необычный! — Почти уверен, что именно так предпочитает описывать себя Джокер. Именно в этот момент Хёнджин подходит к их столу, балансируя тарелками с десертами на своих руках. Он аккуратно и бережно расставляет их напротив каждого, затем разворачивается, чтобы взять кое-что со стойки. — Держи, — он ставит массивную бутылку воды перед Джисоном, — Я думаю, она тебе нужна. Позарез. Чан чуть не давится тортом, Феликс, не скрывая, фыркает, а Джисон снова становится свекольно-красным. — О да, — Чонин саркастично шутит, — Теперь я понимаю «Как я встретила вашего папу». Джисон лишь прячет голову в руках, совершенно подавленный. Такими темпами ему вообще запретят приходить в это кафе, либо это окажется одной колоссальной шуткой Хёнджина. В любом случае, это не добавляло ему привлекательности. А потом всё стало хуже. Джисон не смог достаточно быстро добраться до двери, как только они закончили со своими десертами. В этот момент он хотел сбежать и, может быть, начать избегать пекарню «Sugarflake» в обозримом будущем — будь проклят его краш на милого владельца. Но Чонину нужно было взять с собой коробку мятно-шоколадного брауни. Ему просто нужно было встать у стойки, своим обворожительным голосом сделать заказ и ослепить Хёнджина той самой очаровательной улыбкой. А Хёнджин? О, Хёнджин ответил смущённой улыбкой, потихоньку подбираясь к возможности узнать Чонина чуточку ближе. — Я раньше тебя здесь не видел, — произносит он, слегка наклоняясь, чтобы выложить несколько пирожных на тарелку, — Я уже знаю Чана и, эм, того парня. Что ж, всё идёт как по маслу. Чонин добродушно смеётся. — Я здесь редко бываю, — объясняет он, — Вообще, я стажируюсь в PR-агенстве в паре миль отсюда. Хёнджин отвечает тихим и довольным «о!», прежде чем закинуть в микроволновку брауни, чтобы немного разогреть их перед упаковкой. Он не любит холодные брауни, тогда почему его клиенты должны есть их холодными? — Что ж, надеюсь, что буду видеть тебя чаще, — он краснеет, пока упаковывает брауни для Чонина, — Кстати, я Хёнджин. Чонин понимающе кивает. — Чонин, — отвечает он перед тем, как поблагодарить его и встретить остальных у выхода, полностью игнорируя взгляд полного разочарования и возмущения, который Джисон бросил на него. — Что, блять, это было? — возмущается он, когда они подходят к машине Чана. — Что, блять, было «что»? Джисон встаёт как вкопанный, потрясённый до глубины своей души. Как Чонин вообще мог спрашивать такое? — Флирт! — вопит он. — Какой флирт? Джисон бешено машет руками в сторону кондитерской. — Ты приставал к моему парню! Я его первым нашёл, чувак, тебе сюда проход закрыт. — Окей, во-первых, он далёк от того, чтобы быть «твоим парнем», за исключением твоего воображения, может быть. Во-вторых, я не приставал к нему, я был вежлив. В-третьих, какого чёрта? Ты пытаешься застолбить себе целого человека?! — Ты флиртовал! — Чел, как? — Справедливости ради, — вмешивается Чан, открывая дверь машины и проскальзывая на водительское сидение, — Чонин действительно ничего не делал. А вот Хёнджин, кажется, был очень увлечён им. — Видишь! — Джисон кричит снова, заставляя Феликса сморщиться из-за того, что он сидел рядом с ним на заднем сидении, — Ты украл моего парня! — Ты крадёшь мою ебаную возможность слышать, — жалуется Феликс, массажируя своё ухо, — Угомонись, господи. — И не твой он мужчина! — он и Чонин кричат в унисон. Джисон хмурится, откидываясь на спинку своего сидения как капризный ребёнок, складывая руки на груди. Это больше не было простым увлечением, теперь ему было что доказать ребятам. Чан развозит каждого по домам, подвозя последними Джисона и Минхо исключительно потому, что он хотел провести больше времени с Минхо. Понятное дело, никто действительно не торопился, поэтому Минхо пригласил Чана зайти, и двое из них растянулись на диване, щёлкая телеканалами, пока Джисон жаловался на то, что они занимали всё место (а ещё угрожал вышвырнуть Минхо из его аккаунта на Нетфликсе, если он сейчас же не подвинется). Поэтому вместо этого они проходят в спальню Минхо, и Чан останавливается в дверном проёме, осматривая всё вокруг. Во-первых, Минхо неряха. В его комнате в корзине лежали стопки чистого белья, которое ещё не было прибрано, гора грязного белья на полу, стул, который служил, скорее, местом для сваливания всякого дерьма, и... — Ты всё ещё не разобрал вещи с поездки?! — восклицает Чан, замечая знакомую сумку на полу — все вещи Минхо всё ещё в ней. — Ну я полотенце вытащил. Чан смотрит на Стул Для Всякого Дерьма. — Это полотенце? — О, ага, его надо бы закинуть в стирку. Чан просто стоит на пороге и моргает. Он был относительно чистоплотным человеком и гордился тем, что поддерживал чистоту и красоту у себя дома. Минхо же, напротив, жил так, будто в его комнате ежедневно проходился ураган. — Пожалуйста, позволь мне убраться в твоей комнате, — ляпает он без задней мысли. — Ты как Моника в одном из эпизодов «Друзей», когда она пришла, чтобы прибраться в квартире той девушки. — И я уважаю её за это. Минхо лишь смеётся, похлопав по кровати рядом с собой, и Чан подчиняется. Но вместо того, чтобы сесть на кровать как нормальный человек, он подходит к краю, опускает одно колено на матрас и затем медленно взбирается на Минхо, нависая над ним. Тот сглатывает, поражённый запахом одеколона Чана и отвлечённый цепочкой, свисающей с его шеи. Чан усмехается, наклоняя голову в сторону. — Что такое, Мин? — дразнит он, прекрасно зная о том, насколько легко подобраться к Минхо. Минхо отвечает лишь тем, что изучает тело Чана: то, как его белая футболка свободно свисала с него, но плотно облегала его руки; те самые руки, которые были разрисованы замысловатыми чёрными узорами, спускающимися до самых пальцев... А затем тот наклоняет голову ближе, почти к изгибу шеи Минхо, но едва ли; никакого соприкосновения с кожей не было. Чан выдыхает ему в шею, и Минхо ощущает непроизвольную дрожь, бегущую вдоль по позвоночнику, заставляющую его немного выгнуть спину. Он слышит, как Чан издаёт тихий самодовольный смешок, когда наклоняется чуть ниже и наконец прижимается к нему губами. Но там, где Минхо ожидал почувствовать губы, он ощутил тёплый язык, прижимающийся к коже, томно скользящий по шее, ведущий дорожку от его мочки к ключице. Чан не закрыл за собой дверь, поэтому Минхо пришлось сомкнуть губы и вести себя тихо, чтобы не выдать Джисону, чем они тут вдвоём занимаются. Чанова левая рука начала поднимать футболку Минхо, блуждая по его коже так, словно Чан впервые дотронулся до него; нет, забудьте — словно Чан впервые дотронулся до кого-то в принципе. Лишь тогда, когда Минхо начал погружаться в своё наслаждение, Чан игриво укусил его в шею и отпрянул, плюхаясь на подушку рядом с ним. — Ну так что, — весело говорит он, — Что планируешь надеть на гала-концерт? Что. Минхо хлопает глазами. — Извини? — Ну, я только что спросил, что ты думаешь надеть на гала-концерт, — повторяет он, не обращая внимания на недовольство Минхо. — Ты... Ты не... — Минхо заикается, — Ты не можешь просто... — Не могу что, Мин? Минхо беспорядочно машет руками вокруг себя и кровати. — Ты не можешь просто... Он лишь увидел проблеск зубов в лукавой улыбке Чана, прежде чем был грубо притянут за воротник своей футболки. Его лицо врезается в чаново, их губы сталкиваются. Чан целует его жадно, всасывая губы и усаживая Минхо на себя; он оборачивает вокруг него руки, когда Минхо обхватывает его лицо руками. Минхо тихо стонет в губы, отчего Чан укладывает его на спину, без каких-либо усилий поднимая бёдра Минхо и оборачивая их вокруг своего таза. Он чередует грубые, любовные поцелуи и нежные касания губ, которые ощущаются так, будто кисточка для рисования оставляла мазки на губах Минхо. Он погряз в вихре колеблющегося напряжения, держащего его всё время на краю. Чан доводит его до хныканья, а затем возносит до такой высоты, что он почти задыхается у губ Чана. Тот прерывал поцелуй время от времени, иногда ухмылкой, иногда рьяным движением языка по нижней губе Минхо, иногда дерзким комментарием, который заставлял Минхо извиваться от возбуждения. Всё это было опьяняющим в том смысле, который Минхо не мог объяснить полностью. То есть, слово «опьяняющий» могло иметь в виду то, что он чувствовал себя ошеломлённым, или то, что он не имел контроль над собственным телом. Оно могло бы означать то, что он выведен из строя, или оторван от реальности, или это время и пространство искривились вокруг него почти головокружительным образом. Но Минхо опьянён в том смысле, что чувствовал тепло. Он как в тумане и разгорячен, не переставая, гудел от того, что могло быть дальше, что Чан сделает, или скажет дальше, или как заставит чувствовать себя дальше. То, что он чувствовал с Чаном, не было мутным волнением, которое он обычно испытывал в постели с другими, даже если они были теми, с кем он встречался. Минхо не чувствовал себя так, будто бы он делал что-то отчаянное или секретное. Он чувствовал себя так, словно делал что-то увлекательное; и несмотря на то, что в тех мерзостях, что Чан бормотал ему на ухо, не было ничего особенно «нежного», в этом всём было нечто благотворное. Если бы он мог свести всё к одному простому утверждению — Минхо чувствовал себя в полной безопасности рядом с Чаном. Секс с ним был грязным в том смысле, что они оба были заинтересованы каким-то кинковым дерьмом, но Минхо не чувствовал себя грязным после этого. Наоборот — он чувствовал себя самым любимым. — Хэй, Минхо, ты не видел мою чёрную водолаз... Святая матерь божья! — Джисон любезно прерывает их, когда подходит к комнате Минхо, тут же закрывает руками глаза, как только обнаруживает то, что попал на жаркий сеанс поцелуев (он сомневается, что вообще сможет когда-нибудь стереть из памяти Чана, зацеловывающего Минхо). — Может быть, дверь ебучую закроете? — упрекает Джисон. — Может быть, не будешь входить в мою комнату, когда мой парень здесь? — Может быть, не будете лапать друг друга хотя бы две секунды? В качестве ответа Чан поднимает свои руки в воздух и держит их так, будто его арестовали. Он громко считает: «Миссисипи раз, Миссисипи два», а затем драматично кладёт руки прямо на грудные мышцы Минхо. — Видишь? Я могу не лапать его две секунды. Минхо хохочет, Джисон шлёпает себя по лбу и не может сдержать усмешки. Он качает головой, предпочитая оставить их заниматься своими делами, и выходит, захлопывая за собой дверь. — А твоя чёрная водолазка? — Минхо кричит ему вдогонку. — Я поищу её тогда, когда мне не придётся лицезреть стояки своих друзей! Что ж, справедливо. Чан усмехается, как только дверь закрывается, и его руки перемещаются на бока Минхо, медленно оглаживая их. — Ты как сегодня, в настроении? — спрашивает он, и Минхо щурится, немного поразмыслив. Он тянется к предплечью Чана и гладит его. — Может быть, не сегодня, Чанни. Чан кивает, одаривая его понимающей улыбкой, и чмокает в щёку; затем он разваливается на кровати, притянув его к себе в объятия. — Я могу приготовить ужин? — Джисон будет дуться и жаловаться, мол, гостям нельзя угождать только одному члену семьи. Чан фыркает. — Я приготовлю ужин на всех троих. Что насчёт спагетти болоньезе? Минхо замолкает, чтобы обдумать предложение. — Я не думаю, что у нас есть мясо. Или помидоры. Или спагетти, если уж на то пошло. — Я сварганю что-нибудь из сосисок и рамена. Очередная пауза. — Не думаю, что у нас есть и это. — Мак энд чиз? — Кажется, сыр просрочился ещё месяц назад. Чан в растерянности. — ...Я могу сделать вам сэндвичи? — У нас нет хлеба. — У вас нет хлеба?! Минхо пожимает плечами напротив груди Чана. — Да просто никто из нас готовить не умеет. Обычно мы заказываем доставку. — Но это вредно для здоровья! — Ты думаешь, что это действительно хорошая идея — пускать нас с Джисоном на кухню? Чан ловит флешбэки от того, как в их поездке Минхо спалил всё, что он пытался приготовить и буквально чуть не поджёг кухню, когда пытался «помочь» Чану готовить. Он также помнит тот раз, когда он болел: Джисон заскочил «позаботиться о нём» и приготовил суп, который на вкус был подозрительно похож на средство для мытья посуды и куриную печень. Он даже не хотел спрашивать, были в нём анчоусы или нет (он мог бы поклясться, что были). — Если так подумать, то вы можете представлять опасность для самих себя и всего общества в целом, если попытаетесь готовить. — Именно! Чан хихикает, уткнувшись носом в затылок Минхо. Его волосы пахнут кокосом и ванилью. — Ну что, Макдональдс хорошо звучит? — Определённо.