Возвращение

      Комната освещалась несколькими тусклыми свечками ярко-красного цвета. Чу Ваньнин погасил большинство, но какую-то часть решил оставить гореть, чтобы можно было хоть немного видеть друг друга.              Пока что тело Ваньнина было молодым, подкачанным и привлекательным — он хотел, чтобы хотя бы сейчас Мо Жань мог насладиться этим видом, ведь когда-нибудь в будущем он совершенно точно будет всячески закрываться в попытке скрыть подбирающуюся старость.              К тому же на решение Ваньнина повлияли пылкие слова Мо Жаня: тот, кажется, искренне обожал его всего и это не могло не внушать шаткую, но все-таки уверенность в себе. Как минимум, Мо Жань совершенно точно его хотел: до одури хотел, раз уж у него каждый раз так крепко стоял и не падал даже после оргазма.              Мо Жань снова порывался приласкать Учителя сзади. Тот злился, пытался вырваться и уйти от нежеланных прикосновений, хотя в нем говорил только один лишь стыд. Полное непринятие этой ласки заключалась в том, что он считал подобное слишком смущающим действом и, должно быть, достаточно неприятным для самого Мо Жаня — кому вообще будет нравиться вылизывать другому человеку зад?              Вот только Мо Жань наседал на Чу Ваньнина с этой лаской чуть ли не каждый раз: он, похоже, искренне хотел этого, и Ваньнин действительно не знал, что ему с этим напором делать.              — Золотце, не уползай. Ну давай, а? Позволь мне. Я хочу любить тебя вот так. Это совершенно естественно для возлюбленных.              Чу Ваньнин нервно облизал губу. И хочется, и колется, как говорится. Он смущенно обернулся к императору и громко сглотнул слюну, глядя в горящие огнем глаза мужа.              — Совершенно естественно? — мило повторил Чу Ваньнин, отчего в груди Мо Жаня разлилось раскаленное тепло. Как же, черт возьми, он любил этого прекрасного человека, распластавшегося в его постели. Учитель мог быть до абсурдного доверчивым, но Тасянь-Цзюнь не хотел развенчивать миф, который придумал в попытке убедить Ваньнина: вообще-то такими ласками промышляли как раз-таки в различных борделях особенно извращенные натуры.              — Да, золотце. Между супругами не должно быть запретов, — Тасянь-Цзюнь чувствовал поднимающуюся где-то внутри вину за то, что врал Учителю из-за своего похабного желания, однако отступать, видя сомнения Ваньнина, он был не намерен.              Однако Тасянь-Цзюнь был уверен в том, что Учителю это очень понравится! Его Ваньнин был крайне чувствительной и страстной натурой, в какой-то мере совсем не уступающей извращенности Тасянь-Цзюня.              — Ясно… — тихо пробормотал Чу Ваньнин, сдаваясь. Он отвернулся от мужа и, опустившись грудью на подушки, встал на колени и развел ноги в стороны, открывая Мо Жаню вид на свои самые интимные стороны.              Ваньнин прикрыл смущенно глаза и нервно сглотнул, отчего его кадык соблазнительно дернулся; черные пушистые ресницы дрожали от волнения, но этого всего Мо Жань не мог увидеть, потому что перед глазами были молочные округлые ягодицы Учителя, аккуратная нежно-розовая дырочка и светло-персиковая промежность с висящими яичками и бордовым возбужденным членом, из которого медленно выделялся предъэякулят, который капал на постель, оставляя после себя темнеющие на красном шелке капли.              Мо Вэйюя бросило в дрожь; дыхание перехватило, как если бы его кто-то ударил в солнечное сплетение, выбив разом весь воздух.              — Блядь, Учитель, почему ты так прекрасен? — хрипло и немного надменно проговорил Мо Жань, быстро разрывая на себе нижний халат — развязывать пояс никакого желания не было.              Мо Вэйюй сжал пальцами ягодицы Учителя и сильно развел их в стороны, открывая себе еще более соблазнительный вид на немного растянувшийся от натяжения кольцевых мышц вход. Чу Ваньнин судорожно вздохнул и крупно вздрогнул, когда ощутил горячее дыхание мужа прямо там — в самом чувствительном своем месте.              — Мо Жань… И все-таки дава… — Чу Ваньнин, краснея пуще прежнего, хотел было все отменить, потому что происходящее слишком его смущало, да не успел — Старейшина Юйхэн оборвался на полуслове, когда его широко и влажно облизали прямо там, сзади.              Учитель замер и распахнул глаза феникса, не веря, что это и правда происходит именно с ним. Он настолько привык к типичной животной грубости и страсти Мо Жаня, а также боли и всех вытекающих из этого последствий, что сейчас ему просто-напросто хотелось сбежать. Вот только было слишком поздно.              Мо Жань водил ненапряженным языком по кругу, выписывал иероглифы имя Ваньнина кончиком, а иногда отстранялся, сменяя воздействие, чтобы поцеловать бедра Учителя или, например, ягодицы. Тихие стоны направляли его, давая понимание, что он делает все правильно.              Мо Жань раскрывал Учителя внутри словно засохший бутон, который, напитывался такой необходимой для цветка влагой. Твердые и напряженные внутренние мышцы становились с каждым движением языка все более и более податливыми, мягкими и раскрытыми, а в какой-то момент Мо Жань с легкостью протолкнул язык в горячую глубину, вырывая из груди Ваньнина достаточно громкий вздох.              — Учитель, блядь, как же там, внутри тебя, хорошо.              Мо Жань немного болезненно прикусил правую ягодицу и, приподнявшись, облизал три пальца слюной и подставил их ко входу, ощутимо надавливая. Ваньнин, вздрогнув, разом принял все пальцы и, тихонько застонав, закатил глаза.              — Недостаточно смазки, — констатировал факт Мо Жань, чувствуя, как Учитель поглотил его пальцы, но они были слишком туго обхвачены и, кажется, даже выйти безболезненно не выйдет — Ваньнин из-за удовольствия сжался внутри и слишком крепко удерживал Мо Жаня в себе.              Тасянь-Цзюнь взглянул вниз, замечая не просто рассеянные по постели капли, как до этого, а целую небольшую лужицу натекшей смазки из члена Ваньнина — кажется, Учитель и правда все это время наслаждался лаской по полной.              Чу Ваньнин много раз порывался коснуться себя, чтобы дойти до финала, но одергивал руки, понимая, что это будет слишком смущающе — он всегда старался сдерживать себя от любых порывистых действий, а если срывался, то потом очень долго корил себя.              Чу Ваньнин прикусил нижнюю губу, когда Мо Жань, наконец, прервал эту заминку — какое-то время он искал смазку в мешочке Цянькунь. Тасянь-Цзюнь коварно улыбнулся. Сегодня его так и тянуло на хулиганства и какие-либо преступления, пусть и происходящие исключительно в постели и исключительно с Ваньнином.              Вытащив пальцы, он подставил ко входу Учителя продолговатый кончик смазки и, надавив на бутылочку, опять влил больше, чем нужно прохладной жидкости. Ваньнин поджал пальцы на ногах и тихонько заскулил, тычась носом в подушку.              — На этот раз я взял попробовать особый вид смазки. Учителю должно понравится.              Чу Ваньнин широко раскрыл глаза и прислушался к ощущениям.              «Неужели все-таки афродизиак?» — подумал он, но быстро отринул эти размышления — Мо Жань ведь обещал, что этого больше не будет.              — Мо Жань… — Ваньнин запнулся, но быстро продолжил: — Что это за особый вид смазки?              Мо Вэйюй подставил член ко входу и, двинув бедрами, достаточно легко погрузился в Учителя, чувствуя, как горячие тугие стеночки облепляют его член как нельзя лучше — Ваньнин и правда подходил ему, словно был замочной скважиной, в которую погружался ключ.              Мо Жань не рассказал правду: ему было интересно, насколько Учитель сможет распалиться, если он немного приукрасит достоинства своей покупки.              — М-м, торговец долго рассказывал мне о чудодейственных эффектах этой смазки… Учитель, она стоила аж в два раза дороже той, что мы используем обычно.              Чу Ваньнин зажмурился от очередного толчка и, задохнувшись в собственном стоне, ощутил, как его потащило вверх по кровати. Начались быстрые, ритмичные и жесткие толчки — пожалуй, слишком интенсивные для самого начала секса, но не для Ваньнина — он успел настолько сильно распалиться, что именно такой темп ему и нужен был. Да что уж там — последние полчаса он только и мечтал о том, что Мо Жань как следует взял его.              Тасянь-Цзюнь свою первоначальную ошибку давным-давно понял, поэтому вел себя в постели так, как Ваньнину было необходимо: он больше не нежничал, если видел, что Учитель немного лучше отвечает и реагирует, если он действует жестче.              «Он с самого начала был таким? Или же это я превратил его в такого любовника? Он слишком идеален для меня, я только недавно вошел, а уже не выдерживаю», — Мо Жань сжал одной рукой талию Старийшины Юйхэн, а другую положил на затылок, придавливая голову Учителя в подушке.              — Блядь, как же ты засасываешь меня… С ума сойти можно. Учитель, я уже хочу тебя заполнить, что же нам делать? Ты сделал из меня совершенно нетерпеливого любовника… Учитель, это и правда твоя вина.              Сегодня Мо Жаню особенно нравилось называть Ваньнина «Учителем» — это было совершенно неуместно и даже как-то пошло, учитывая, что еще совсем недавно другой ученик вот так обращался к Ваньнину.              Чу Ваньнин стонал в голос. Он всегда старался сдержать себя во всем, но сейчас он уже не мог трезво мыслить и контролировать свое тело.              Каждый грубый и неистовый толчок сопровождался чвокающим звуком — из Ваньнина постоянно выливалась смазка, которая стекала по внутренней стороне бедер, переодически пачкая и без того загрязненную постель.              Мо Жань криво улыбнулся и, ощутив, как Учитель задрожал всем телом, начал толкаться еще сильнее, срываясь на по-настоящему бешеный темп, из-за которого кровать ходила ходуном и норовила вот-вот рассыпаться.              Из груди Ваньнина доносились не стоны, а самые настоящие несдержанные крики. Мо Жань ни капли не замедился, когда судорожно сжимающийся вход Ваньнина стал чрезвычайно и даже отчасти болезненно узким, продолжая вдалбливаться в Учителя, как сумасшедший.              Ваньнин под конец просто-напросто скулил и хныкал, всхлипывая и вздрагивая каждый раз, когда Мо Жань входил до самого конца, вбиваясь головкой прямо в простату. Наконец, Мо Жань остановился, войдя до упора и, отпустив затылок Учителя, запрокинул голову назад, отпуская себя.              В горячее нутро Ваньнина, и без того наполненное смазкой, вылилась густая и горячая сперма, заполняя его тело до самых краев — Мо Жань всегда кончал в него обильно, а если у них была небольшая заминка, так и вовсе практически бесконечно.              Чу Ваньнин подрагивал всем телом и блаженно закатывал глаза, чувствуя себя полностью заполненным, униженным и уязвленным. И это были несравненно прекрасные чувства.              Чу Ваньнин не желал разъединяться с Мо Жанем, поэтому был бесконечно счастлив, когда тот, обесиленный, не вышел из него, а навалился сверху, начиная целовать плечи, затылок и лопатки — он целовал везде, до куда мог дотянуться.              — Учитель, можно еще раз?              Ваньнин хриплым, сорванным голосом ответил:              — Д-да…              Мо Жань довольно усмехнулся.              

***

             Ваньнин сидел на бедрах Мо Жаня и медленно насаживался, все еще чувствуя внизу живота немного тянущую боль, которая с каждой минутой становилась только сильнее — еще один раз с Мо Жанем он точно не выдержит.              Тасянь-Цзюнь ласково гладил возлюбленного по талии и целовал грудь, давая Ваньнину полную свободу действий.              — Почему эта смазка такая дорогая? Что в ней особенного? — решил все-таки спросить Ваньнин, продолжая прислушиваться к ощущениям, но на самом деле ничего особенного он прочувствовать так и не смог — разве что с течением времени ему хотелось все сильнее и сильнее в туалет, из-за чего чувства обострились. Сейчас выдержать бешеный темп, как в самом начале, он точно не смог бы.              — Она лучше скользит и долго не высыхает, потому что в ней много кокосового масла. Из-за этого она также очень приятно пахнет.              Чу Ваньнин резко остановился, насев до самого конца — у него вообще-то порядком ныли мышцы бедер и ног.              — И все? Никаких согревающих эффектов? Никакого добавления и толики афродизиака?              Мо Жань криво улыбнулся и, взяв Учителя за талию, вдруг уложил на спину и навис сверху, закидывая чужие ноги на свои плечи.              — И все.              Чу Ваньнин покраснел и отвел взгляд в сторону, не желая сейчас видеть довольное лицо Мо Жаня, который снова ввел в заблуждение. Но теперь уже осознанно! Сегодня Ваньнин снова немного потерял контроль, хоть и не так, как в первую их ночь по обоюдному желанию.              — Т-ты… Ты невыносим, — недовольно пробомротал Ваньнин, тяжело вздыхая, когда Мо Жань толкнулся особенно глубоко.              — Да, я такой, Учитель.              Чу Ваньнин смутился и накрыл глаза рукой, чувствуя себя все более и более странно.              — Мо Жань, заканчивай скорее, я уже не могу терпеть.              Тасянь-Цзюнь опустил взгляд на полустоящий член Ваньнина.              — Ты не готов сейчас кончить, тогда в чем дело? И убери руку с лица, я хочу видеть тебя.              Мо Жань поцеловал щиколотку Учителя, продолжая достаточно плавно двигаться, специально надавливая головкой члена на самое чувствительное местечко внутри Ваньнина — от этого его член наливался кровью и переодически дергался, а из уретры вытекала склизкая прозрачная смазка, которая образовывала небольшой подтек на животе Ваньнина.              Чу Ваньнин нехотя убрал руку от глаз и посмотрел на Мо Жаня как-то совсем уж измученно: сведенные к переносице брови, заплаканные глаза и соблазнительно-приоткрытый рот с налитыми кровью губами и правда не на шутку возбуждали Тасянь-Цзюня.              — Мо… Мо Жань, я сейчас серьезно… Мне… Мне тяжело. Мне нужно… Остановись, мне надо… угх, потом продолжим, только остановись…              Чу Ваньнин убрал ноги с плеч императора и попытался перевернуться и отползти, но Мо Жань повернул его обратно и удержал на одном месте, вглядываясь в изможденное красное лицо Учителя, который едва слышно хныкал и дергался, выглядя так соблазнительно и вместе с тем беззащитно.              В нем и правда просыпался какой-то зверь, раз Мо Вэйюй, сколько себя не уговаривал отпустить Учителя, не позволил этому случиться.              Чу Ваньнин мелко дрожал всем телом, сжимая пальцами несчастную простынь и едва ли не разрывая ее, бедную, на части. Черт возьми, как же Мо Жаня много; какой же он огромный; и как же сильно он давит на то самое место!              Это было невыносимо, правда невыносимо. Ваньнин почувствовал как в уголках глаз собираются слезы — после очередного толчка он понял, что это его предел.              — Остановись! Прекрати! Сейчас же! Я же… прямо тут!..              Чу Ваньнин зажмурился и, дрожа еще сильнее, чем прежде, прогнулся в спине, бурно изливаясь на живот и грудь горячей струей отнюдь не спермы…              Мо Жань, широко распахнув глаза, остановился, только сейчас понимая, почему Чу Ваньнин так реагировал все это время, почему просил об окончании или хотя бы остановке…