***
Мягкой волной Люмин словно вытолкнуло на берег. Встрепенувшись в постели, она дернулась, испуганно распахнула глаза и, рывком сев, протянула к кому-то невидимому руку. — Итэр!.. — хриплый, слабый после сна голос вырвался из глотки. Не узнав его, Люмин неосознанно вздрогнула. Сердце стучало в бешеном ритме, дыхание сбилось. Немного погодя ведьма медленно опустила руку — осознание, что тот, кого девушка зовет, больше не существует, ударило ее словно обух топора. Две шершавые соленые дорожки пролегли на ее щеках, мокрые ресницы затрепетали. Вздохнув, Люмин утерла лицо тыльной стороной руки и опустилась обратно в постель. Серый дневной свет проникал сквозь окно, две полосы падали на простецкое одеяло. Люмин перевернулась на подушке набок, натянула край одеяла по самые уши и шумно вздохнула через нос. Она пролежала еще какое-то время, сомкнув веки, но сон больше не шел. Люмин вновь села, потирая основаниями ладоней припухшие от слез глаза. Волна взъерошенных волос неаккуратно расплескалась по плечам, небольшое перышко плавно опустилось с прядей на девичьи колени. Зевнув, ведьма сдернула с себя угол одеяла и свесила ноги. Босые ступни коснулись холодного пола, и, зябко поежившись, Люмин себе под нос фыркнула. Взгляд девичий в неосознанном порыве сместился ко второй кровати, ведьма едва не назвала чужое имя вслух — и вовремя осеклась, как только обнаружила, что постель пуста. Дайнслейф вернулся в столицу чуть больше двух недель назад. Внутри перевернулось едва осязаемое чувство необъяснимой тоски; нахмурившись, Люмин приложила руку к левой части груди, в которой беспомощно трепыхалось сердце, и постаралась отмести внезапно заполонившие голову мысли о Сумеречном Клинке. Небо снаружи хмурилось тучами, ссохшиеся верхушки сосен со скрипом раскачивались на ветру. Поток свежего воздуха ворвался в комнату из распахнутого окна, нырнул в ведьмины локоны и скрылся внутри домика, затихая. Люмин потянула грудью воздух и высунулась в окно. От леса пахло мокрыми листьями и хвоей, густой запах влажной земли дурманил голову. Сосны, подпирающие макушками небо, встревоженно перешептывались между собой под настилом из туч, издалека на лесную чащу сползало грозовое темное облако. Лето, как и всегда, выдалось дождливым, однако к полудню — ведьма могла сказать это наверняка — небо должно прояснеть. Так случалось из года в год, когда наступала пора фестиваля, посвященного середине лета, и этот, полагала Люмин, не был исключением. Несколько минут Люмин любовалась чащей, окутанной синей тьмой: две пичужки, заигрывая друг с другом, перелетали с места на место; цепляясь коготками за сухую кору, белка ловко взбиралась по стволу вверх; свежие листья старого дуба, неизвестно как попавшего в эту часть леса, шевелились на ветру, а капли пролившегося ночью дождя серебрились в тусклом свете дня и напоминали девушке самые настоящие монетки. Правда, с каждым мгновением, проведенным у окна, Люмин становилась грустнее. Сердце захлестывала щемящая тоска, мысли о недавнем кошмаре не давали покоя. Люмин все думала и думала о том дне, когда у нее отняли Итэра, мрачнела, ощущая надвигающуюся волну удушающих слез, и, едва это стало невыносимым, ведьма зажмурилась и звонко шлепнула себя ладонями по щекам. Кожа вспыхнула жгучим румянцем, а внезапная боль отрезвила голову. Вздохнув, волшебница сделала шаг от окна и прикрыла ставни. Всю первую половину дня Люмин пыталась чем-то себя занять. Одиночество впивалось ей в душу, словно проволока в кожу, но, пытаясь не думать об Итэре, девушка с удивлением обнаруживала, что те несколько дней, проведенных с Дайнслейфом, почему-то никак не шли из головы прочь. Люмин несколько раз бралась за книгу, которую, честное слово, уже успела прочитать десяток раз, и пыталась сфокусироваться на чтении. Но мыслями снова возвращалась в тот солнечный день, когда рыцарь учил ее стойкам с мечом. При воспоминаниях о сильных руках Сумеречного Клинка, направляющих девичьи руки, грудную клетку стискивало смущением и перехватывало дыхание; Люмин, вспоминая его размеренное дыхание над своим ухом, чувствовала, как формируется на щеках теплый румянец, прятала от кого-то лицо за книгой и сосредоточенно сопела. А едва ведьма поняла, что чтение, в общем-то, не очень-то ей и помогает, то переключилась на уборку. Люмин с педантичным старанием выдраила каждый уголок в своем опрятном жилище. Аромат белизны и мыла перемешался с запахом хвойных деревьев, и от него в носу пощипывало при каждом вдохе. Ненадолго это занятие отвлекло волшебницу от мыслей — от мрачных мыслей о брате и от более неловких о Дайнслейфе, — а потом, к полудню, как и ожидалось, небо очистилось от туч. Первой из-за угрюмых облаков показалась яркая голубая полоса. Солнечные лучи, пронизав серый саван дождевых туч, пролились сквозь прорехи, как будто через сито, и устлали собою землю. Лесная чаща тоже оживилась, сделалась многоголосой, и к тому времени, как от пасмурной погоды совсем не осталось никакого следа, Люмин наконец сдалась. — Черт бы побрал этого Дайнслейфа, — вздохнула Люмин, поднимаясь из-за стола и направляясь к заставленным всевозможными мазями и травами полке. Ежегодно в столице Каэнри'ах проводили большой праздник, посвященный середине лета. В самый длинный день в году гости, торговцы и прочие богачи стекались в столицу из других регионов, чтобы принять участие в праздновании и взглянуть на фейерверки, изобретение которых принадлежало дворцовому алхимику — наверное, самому искусному мастеру алхимии во всем Тейвате. Люмин ни разу не встречалась с Голд, но слухи о нем заставляли сердце благоговейно трепетать в уважении к подобному мастерству. С тех пор, как погиб ее брат, девушка взяла за привычку посещать фестиваль из года в год; так ей становилось менее одиноко и клеймо скорби жгло не так сильно. Люмин, будучи сведущей в целительных мазях и травах заклинательницей, пользовалась этим случаем также для того, чтобы продать свои лекарства по цене чуть выше обычной. И хотя в этот раз ее желание посетить столицу подстрекалось, в основном, поводом вновь увидеться с Дайном, девушка никак не хотела себе в этом чистосердечно признаваться. Она устлала мягкой тканью дно корзинки, чтобы при ходьбе склянки не так громко стучали друг о друга, и аккуратным рядком сложила туда около десяти баночек. Немного подумав, сверху Люмин положила пучок высушенных цветов розмарина, перевязанных бечевкой. Самого лучшего платья у Люмин не было — да и откуда бы ему взяться? — поэтому, переодев чистые одежды и взяв с собою корзинку, ведьма вскоре покинула дом. Сделав от домика несколько шагов, девушка вдруг остановилась. С шумным вздохом через нос она взглянула на тропинку под ногами, затем — на свой дом и, словно что-то решив, направилась в противоположную сторону. Дорога заняла у нее немного больше двадцати минут. Постепенно лес густел, кроны деревьев смыкались над головою и заслоняли небо. Тьма клубилась изо всех уголков, от сырости и стоявшей тишины под лопаткой сворачивался какой-то неприятный холодок, однако Люмин не боялась. Она шагала по ковру из гниющих листьев и опавших веток, сторонилась узкой ленты солнечного света, змеящейся по левую сторону от тропинки, пока наконец не вышла из чащи к выжженной, почерневшей поляне. Птицы здесь не пели, да и деревья не росли. Кое-где из черной земли, вылизанной пламенем, пробивалась хилая трава. Словно угрюмые призраки, еще виднелись темные от копоти останки домов. Они неприветливо щерились, торчали из земли, как полусгнившие зубы какого-то безумца. Смрад смерти давно выветрился из деревни, оставив после себя лишь мрачное одиночество и шлейф грусти, однако Люмин, даже зная об этом, все равно ненавидела это место. Потому что, в конце концов, в этой деревне они с Итэром родились и выросли. Девушка остановилась на входе в деревню. Взяла глубокий вдох, крепче сжала в руках корзинку и медленно шагнула вперед. Люмин шла, разглядывая то, что еще оставалось от домов среди золы, и чем дольше она смотрела, тем сильнее крепла необъяснимая скорбь по смерти чего-то неизмеримо важного. Перед единственным уцелевшим домиком, стоявшим на краю деревни, ведьма наконец остановилась. Это было грустное зрелище: от дождей и ветров стены покосились, крыша прогнила и провалилась внутрь. Наспех сколоченная из нескольких досок дверь висела на проржавевшей петле и с пронзительным, полным тоски скрипом раскачивалась от любого порыва ветра. Люмин вдруг обнаружила, что не знает, зачем посетила эту деревню именно сегодня — лицо девичье приобрело озадаченное выражение, брови, чуть изогнувшись, сдвинулись к переносице. Постояв немного, она приблизилась к домику, проверила на прочность нижнюю ступеньку крыльца и, удостоверившись, что доски пока еще не достаточно прогнили, опустила на них корзинку. — Прости, что так долго не приходила с тобой увидеться, — со вздохом оправдалась Люмин, отрывая от метелки розмарина несколько сиреневых веточек. — Не могла заставить себя вернуться в эту проклятую деревню. Ведьма, выпрямившись, окинула взглядом домик, а потом грустная улыбка коснулась ее губ. — Ты знаешь, — продолжила Люмин, разглядывая соцветия розмарина на своей ладони, — когда-то давно я прочитала в книге, что запах розмарина обладает успокаивающим эффектом. А если собрать и засушить цветы, то потом их можно завязать в саше и повесить у изголовья кровати — так запах розмарина поможет прогнать кошмары и облегчит боль. Ее пальцы вздрогнули в легкой судороге, губы Люмин поджала в бескровную ленту, чтобы не расплакаться. Она нахмурилась снова, сдерживая слезы, поставила ногу на первую ступеньку — доски скрипнули и опасно прогнулись вниз, но вес, все-таки, выдержали — и опустила веточку розмарина на крыльцо. — Этот для тебя, — дрожащим голосом медленно произнесла волшебница. — Чтобы отвадить плохие сны. Спи хорошо, Асмодей. Больше никто и никогда не сможет тебе навредить. Порыв маленького ветра налетел неожиданно, протяжно скрипнула дверца. Люмин разогнулась, подхватила корзинку и, взглянув в последний раз на печально взирающий на деревню дом, без оглядки отправилась прочь.***
К тому времени, как она добралась до главной дороги из леса, солнце сделало оборот по небу и стало медленно опускаться к горизонту. Влажная духота леса сменилась свежим ветром, запахами солнца, сухой травы и сладких полевых цветов. Люмин, зашагав по дороге, с наслаждением вдыхала в себя пропитанный теплом воздух и с живым интересом разглядывала окрестности. И по правую, и по левую стороны раскидывалось поле, разделенное только широкой дорожной лентой. Налившиеся гроздья посевов качали на ветру головами, устланый зеленью и пестрыми цветами луг волновался, словно море. Вдалеке, на пригорке, девушка заметила деревеньку и с улыбкой отметила, что за прошедший год она значительно разрослась. Толпы людей стягивались к столице, крытые повозки и кареты подъезжали к городским стенам со всех сторон. Люмин была не в силах отвести взгляда от разноцветных флагов, развешанных по длинной каменной стене столицы и хлопающих по ветру, и, свернув на ведущую к городу дорогу, она припустила шагу. Вместе с небольшой группой людей Люмин ступила под тень столицы. Два рыцаря, стоящие на карауле у ворот, бросили девушке недовольные взгляды, но ведьма не придала этому никакого значения — Люмин кокетливо пошевелила в воздухе пальчиками, посылая юношам лукавую улыбку. Один из них неожиданно смутился, вытянулся по струнке и отвернулся. Внутри было невероятно шумно. Море людей всех мастей бродило по улицам, дети, звонко хохоча, оббегали все вокруг. Ряды купцов, с раннего утра подготавливающие свой товар к продаже, зазывали покупателей выкриками, а стук молота, опускающегося на наковальню, разносился вверх по улице. Люмин брела, не зная, за что зацепиться взглядом — так много всего и сразу ее окружало. Украшенная к празднику столица пестрела цветами и флагами, элегантный цветочный аромат окутывал легкие. Ведьма замедлила шаг, проходя мимо торговых лавок. Девичьи глаза заблестели при виде всевозможных сладостей и украшений, по-женски правильная жажда прихорошиться, о существовании которой Люмин даже и не подозревала, зажглась внутри. Невольно повинуясь ей, волшебница остановилась рядом с одним купцом и принялась разглядывать украшения. Чего там только не было! Золотые браслеты, отлитые в форме колец, драгоценные камни, ожерелья, подвески, тиары и кольца со вставками бриллиантов. Изумившись, девушка приложила к груди руку и восхищенно ахнула, а затем сместила взгляд. Чуть поодаль на витрине, отдельно от остальных золотых украшений, лежала подвеска из кошачьего глаза. Драгоценный камень в оправе, налившийся вишневым цветом, переливался на солнце несколькими цветами, и казалось, будто внутри него клубится красный туман. — Понравилась? Низкий мужской голос, раздавшийся совсем рядом, заставил ведьму испуганно вздрогнуть. Девушка сжала ладонь, лежавшую на груди, в кулак и резко подняла голову. За прилавком, мягко глядя на нее выцветшими слезящимися глазами, стоял старичок в купеческом наряде. — Ах, ну… — Люмин неожиданно замялась, но потом, встряхнув головой, кротко улыбнулась: — Мне просто было интересно, почему она лежит отдельно. Мужчина кивнул, поднял подвеску с прилавка и протянул Люмин: — Я перекупил это украшение в другом городе, у него раньше был владелец. Одно из звеньев на цепочке сломано, такие товары у купцов обычно не в ходу, поэтому, раскладывая товар, я отложил эту подвеску в сторону, чтобы не забыть ее потом убрать. Девушка, слушая старика, задумчиво хмыкнула, взяла в руки подвеску и принялась рассматривать. Поломка нашлась сразу: рядом с застежкой одно из звеньев топорщилось и выглядело так, будто его кто-то по неосторожности сломал, а потом пытался починить и не преуспел. И хотя подвеска была сломана, драгоценный камень притягивал своей необычайной красотой. Подняв голову, Люмин поинтересовалась: — Сколько вы хотите? Мужчина уставился на нее недоуменным взглядом, вскинул кустистые седые брови, но потом добродушно расхохотался. — Отдам за сто пятьдесят моры, — пожал плечами старик, беря у Люмин подвеску и откладывая обратно на прилавок. — Это в два раза меньше, чем ее изначальная цена, но вам, барышня, я готов сделать скидку. Люмин просияла. — Я вернусь за ней через пару часов, — бодро произнесла волшебница и похлопала ладонью по боку корзинки. — Сперва мне нужно кое-что продать и разжиться деньгами. Купец кивнул и помахал ладонью. Ведьма, помахав в ответ, направилась дальше. Две девочки неподалеку затеяли игру, перепрыгивая с солнечных пятен, разлитых на булыжной мостовой, незнакомый мужчина громко торговался с торговкой. Запах свежей выпечки и фруктов заполнил собою торговую улицу, чарующая музыка медленно полилась в толпы людей. Люмин с жадностью прислушивалась и принюхивалась ко всему, поднимаясь по ступеням на другую улицу. Высокую тень, на миг застывшую в каменной арке, а затем исчезнувшую в дневном свете, девушка даже не заметила. — Добро пожаловать! Люмин посторонилась на входе, пропуская женщину, приветственно кивнула ей в ответ и подняла взгляд. За прилавком аптеки, улыбаясь во все лицо, стоял парнишка — совсем еще мальчик — с блестящими черными глазами и копной жестких волос. Ведьма поправила корзинку, которая, если честно, за долгий путь сюда стала казаться ей тяжелей, и только после этого приблизилась к прилавку. — Чем могу быть полезен такой очаровательной барышне? — тем временем продолжал мальчишка. Волшебница же, внимательно оглядевшись по сторонам, наклонила голову и заключила: — Господина Хьюберта здесь нет. Вероятно, я забрела не на ту аптеку. — Ах, отец? — встрепенулся юноша за прилавком. — Он скоро вернется. До тех пор я могу вам помочь. — Отец… — задумчиво повторила Люмин, а потом, намного уверенней поравнявшись с прилавком, с доброжелательной улыбкой продолжила: — Ты, должно быть, Ганс. Господин Хьюберт многое о тебе рассказывал. Глаза у Ганса вспыхнули, улыбка на лице стала еще шире — подумать только, быть известным юной леди, да еще и такой красивой! Он словно попал в сказку. — Правда? И что он вам рассказывал? Люмин, рассмеявшись, водрузила корзинку на стол, смахнула со лба испарину и, подбоченясь, ответила: — Господин Хьюберт говорил, что его мальчишка, Ганс, абсолютно бестолковый и никудышный. Что он охотней продолжит играть с друзьями в рыцарей до самой старости, нежели возьмется за ум. — И вовсе это неправда! — обиженно выкрикнул Ганс, схватившись руками за прилавок. Затем, потупив взгляд в пол, он весь стушевался и буркнул: — Вернее, не все из сказанного им — правда. Дверь внутрь распахнулась. На пороге, пятясь с ящиком в руках, показался худой высокий мужчина. Он пригнулся, чтобы не задеть головой балку на входе, придержал ногой дверь и развернулся. — Ох, мисс Люмин! — морщинистое загорелое лицо и голубые глаза Хьюберта озарила улыбка. Поставив ящик в углу, он отряхнул ладони и широкими шагами направился к девушке. Волшебница улыбнулась и решила было присесть в реверанс в качестве приветствия, как тут приблизившийся Хьюберт заключил ее в крепкие объятия и прижал к себе. Ресницы у Люмин от удивления взмыли вверх, руки, поднявшись для ответных объятий, застыли в воздухе. Аптекарь продолжал: — Много времени уже прошло. Я соскучился. Люмин, застывшая в нерешительности, вдруг вся расслабилась, спрятала грустную улыбку в узком мужском плече и сомкнула руки вокруг его спины. — Я тоже, дядя Хьюберт, — мягко пробормотала ведьма, когда мозолистые жесткие пальцы нежно погладили ее по волосам. — Дядя? — Ганс, смотрящий на двоих людей с недоумением, озадаченно наклонил вбок голову. Хьюберт отстранил Люмин от себя за плечи, с нежностью заглянул ей в лицо и ответил: — Ее и брата после смерти родных родителей приютила моя сестра, с тех пор мы друг другу как настоящая семья. Ганс протянул задумчивое «о», не слишком желая вникать в тонкости взаимоотношений между отцом и молодой девушкой, а потом, просияв, выбрался из-за прилавка. — Значит, теперь я свободен? Мужчина обреченно вздохнул и потрепал сына по голове. — Хорошо проведи время на фестивале, — сказал Хьюберт Гансу, но мальчишка, уже не слушая отца, стремглав выбежал за дверь. Он взглянул пареньку вслед и снова возвратился к Люмин. — Ты выросла в настоящую красавицу, — сказал Хьюберт. Люмин, смутившись, мягко возразила: — Ну что ты, дядя. Уверена, в столице есть девушки гораздо красивее, чем я. На ум неожиданно пришли те слова, в которых Дайнслейф назвал волшебницу «самой красивой из девушек, которых ему довелось встретить». Теплая кровь хлынула к лицу, на щеках расцвел румянец. Люмин вся дернулась, торопливо отвернулась от аптекаря и принялась выкладывать из корзины склянки. Мужчина, понимающе промолчав, подтянул пояс, занял место за прилавком и, облокотившись локтем на витрину, принялся изучать товар. — Тебе необязательно торговать со мною, — сказал Хьюберт, беря одну из баночек с темной мазью. — Из уважения к моей сестре я мог бы давать тебе немного денег просто так. — Нет нужды, — покачала головой Люмин и выставила последнюю банку. — Я хотела бы продать их тебе, по триста моры за каждую. Аптекарь задумчиво потер подбородок и развел руками. — Это неприемлемо маленькая цена. — Но такая, чтобы ты мог позволить себе мое лекарство. Хьюберт ухмыльнулся, а немного погодя от души рассмеялся. — Ты ни капли не изменилась, Люмин, — с улыбкой произнес мужчина, вынимая из-под прилавка мешочек с деньгами. — Я куплю их по четыре сотни моры за каждый пузырек. Твое лекарство удивительным образом помогает людям, у тебя настоящий талант к фармацевтике. Почему бы не перебраться в город и не поступить на учебу? Я мог бы отдать тебе свой бизнес. Люмин скривилась, без возражений взяла мешочек с морой и вложила его в корзинку. — Не хочу, — кисло ответила волшебница и заглянула в лицо аптекаря. — Мне вполне по душе тихая жизнь в лесу. Аптекарь смиренно развел руками и подпер голову кулаком. — Розмарин, — произнес Хьюберт, кивком указывая на корзину, перекочевавшую ведьме в руки, — тоже для продажи? — Ох? Нет, он для… — Люмин сделала паузу, чтобы подобрать наиболее подходящее слово. — …для моего знакомого из столицы. Не так давно он получил серьезное ранение, из той книги, что ты когда-то мне подарил, я узнала об успокаивающем эффекте розмарина и подумала, что будет неплохо сделать для него саше. Видишь ли, дядя, этот дурак совершенно не может о себе позаботиться. Со вздохом девушка покачала головой, а мужчина понимающе хмыкнул. — Как его имя? — Полагаю, что в столице его знают как Сумеречного Клинка. Хьюберт, едва услышав этот титул, вдруг помрачнел. Он немного подался вперед, подзывая к себе Люмин, и когда ведьма, недоумевающе моргнув, склонилась над прилавком, заговорил шепотом: — Будь осторожнее с Дайнслейфом, девочка. В последние дни во дворце неспокойно, я слышал, что Его Величество Асак собирается ужесточить охоту на ведьм. Люмин же в ответ улыбнулась: — Не переживай, дядя, я знаю парочку трюков, чтобы постоять за себя. С Хьюбертом они распрощались спустя тридцать минут. Люмин покинула маленькую аптеку, внутри которой стоял густой запах лекарств и трав, и, немного постояв на улице в раздумьях, отправилась гулять по городу. Здесь людей было меньше, чем в торговом переулке, но впереди раздавались взрывы громкого смеха, аплодисментов и музыки. Ведьма решила, что там находится главная площадь, а еще через пару поворотов и улиц ее предположения подтвердились. Площадь была огромной, вымощенной белым камнем. В центре ее стоял мраморный фонтан с изображением Змея — повелителя Бесконечности, который, как верили в каждом уголке Каэнри'ах, жил на обратной стороне Тейвата и повелевал водами Темного моря. Вода шумными потоками извергалась из его угрожающе распахнутой пасти, капли падали на мостовую и маленькая радуга поблескивала в воздухе тусклым миражом. Кого здесь только не было: уличные артисты показывали немыслимые фокусы, акробаты демонстрировали трюки, даже группа музыкантов вдохновенно играла самые известные танцевальные мелодии. В киоске, сколоченном здесь специально по поводу праздника, улыбчивая полная женщина с добрым лицом продавала сладости, а чуть поодаль от нее цветочница собирала для парочек букеты. Молодые люди и их девушки, смущенно хихикая и заливаясь краской, уходили от нее со счастливыми выражениями лиц. Еще дальше в силе соревновались самые взбалмошные и мускулистые мужчины, прямо за ними циркачи развлекали детей и их родителей. Люмин, взглянув на эту огромную толпу людей, охнула и решила первым делом наведаться к киоску со сладостями. — Здравствуйте, мисс! — дружелюбно проворковала ей полная женщина. Волшебница кивнула, ее глаза при виде огромного разнообразия сладостей разбежались. С удивленным лицом Люмин моргнула и приложилв ладонь к щеке. Торговка, немного помолчав, мягко обратилась к девушке: — Тяжело определиться? Тогда… Женщина окинула взглядом прилавок, принялась что-то выбирать и в конце концов, по-прежнему улыбаясь, протянула Люмин яблоко в карамели. — Десять моры, — сообщила торговка. Люмин, выложив на ладонь женщине монеты, взяла у нее сладость, робко поблагодарила и, пожелав торговке в ответ приятного праздника, отправилась дальше. Но не успела ведьма пройти и десять шагов, как дорогу ей преградили рыцари. Остановившись, девушка непонимающе задрала голову и принялась поочередно разглядывать лица. — Что? — удивленно вырвалось у Люмин, когда тишина между ними слишком затянулась, а сосредоточенные взгляды рыцарей стали невыносимыми. Однако ни один из них не успел ни слова произнести: из-за спины послышались торопливые шаги, юноши, подняв глаза, вытянулись по стойке «смирно» и отдали честь, приложив кулак к груди. — Вольно, — послышался знакомый голос, и сердце девичье забилось чуть быстрее. — Можете быть свободны. Оба рыцаря в унисон развернулись, мечи на их поясах негромко брякнули, и нога в ногу отправились прочь. — Здравствуй, Люмин, — продолжил все тот же голос, но теперь гораздо мягче. Девушка обернулась, только чтобы обнаружить стоявшего у себя за спиной Дайнслейфа. Он глядел на волшебницу с радостной улыбкой, его глаза — его несправедливо красивые глаза— блестели. — Дайнслейф, — вырвалось у ведьмы изумленным голосом, но, не желая показаться застигнутой врасплох, она незамедлительно добавила: — Давно не виделись. Кажется, минуло две недели? — На самом деле, — скромно опустив глаза на землю и почесав в затылке, поправил ее Сумеречный Клинок, — немного больше двух недель. Ответ заставил Люмин расплыться в ухмылке, чувство превосходства вспыхнуло в груди одновременно с какой-то радостью. Она приставила левую руку к бедру, окинула Дайнслейфа взглядом, обнаружив на нем не привычные рыцарю доспехи, а простой наряд. Смутившись от пристального девичьего взгляда, Дайн тихо кашлянул в кулак и сказал: — Я никогда не видел тебя здесь, в столице. — Видел, — возразила ему Люмин. — Просто мы никогда не были знакомы. До сих пор, разумеется. Взрыв веселого смеха валом прокатился по толпе, кто-то принялся хлопать и кричать одобрительные речи. Оба — и Люмин, и Дайнслейф — с любопытством обернулись к сборищу людей, однако ничего за спинами увидеть не сумели. Люмин, выпрямившись и вздохнув, откусила от карамельного яблока и выжидающе уставилась на Дайнслейфа. Юноша понял намек не сразу же; какое-то время Сумеречный Клинок просто стоял, беззастенчиво разглядывая Люмин, а потом волшебница пнула его по лодыжке. Ахнув не от боли, но от неожиданности, Дайн все-таки поинтересовался: — Не хочешь вместе прогуляться на фестивале? И, подумав, чуть неуверенно добавил: — Я искал тебя по всему городу, чтобы задать этот вопрос. На ум Люмин пришли двое стражников, ранее преградивших путь, и девушка с обреченным вздохом закатила на Дайна глаза. Отказываться волшебница, впрочем, не стала: от встречи с Сумеречным Клинком тоска под сердцем развеялась, настроение практически мгновенно стало лучше даже после короткого разговора. Вдвоем они отправились гулять по нарядной, оживленной площади. Люмин с благоговейным страхом в глазах наблюдала за трюкачами, за тем, как они глотают мечи и извергают пламя; почти в детском восторге хлопала в ладоши и подпрыгивала на месте. Дайнслейф смущенно стоял рядом. Один раз ему даже пришлось оттаскивать девушку от трюкачей: прибывший из Фонтейна фокусник, вместо голубей и кроликов, вынутых из своего роскошного цилиндра, предложил какому-нибудь смельчаку фокус с распиливанием, и волшебница была более чем рада предложить себя в качестве ассистентки. Под свист и воодушевленные выкрики Дайн сгреб сопротивляющуюся Люмин на руки и тащил ее как можно дальше, пока волшебница сопротивлялась и колотила его по рукам. Только когда они поравнялись с цветочной лавкой Люмин присмирела и попросила ее отпустить. Дайнслейф повиновался, а после они отправились дальше. Люмин веселилась, искренне и от души. С лица не сходила улыбка, глаза блестели от азарта в совокупности с радостью. Она без зазрения совести подшучивала над Дайнслейфом и тащила его принять участие в каждом маленьком соревновании, развернувшемся на празднике. Однако, как бы ни стремилась ведьма подшутить над юношей, все было тщетно: Сумеречный Клинок победил в турнире по стрельбе из лука, одержал верх в битве на мечах и вышел победителем в состязании по армрестлингу. С каждой победой девичье лицо становилось все кислее, и когда Дайн, преисполненный гордости, с самодовольной ухмылкой спросил ее в чем дело, Люмин отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Вскоре они наконец поравнялись с труппой уличных музыкантов. Несколько молодых юношей увлеченно играли малознакомую ведьме мелодию, собравшиеся вокруг люди хлопали точно в ритм. В центре окружившей уличных музыкантов толпы две пары юношей и девушек отплясывали бодрую польку. Подошвы обуви звонко стучали по камням, руки и девичьи волосы взметались вверх. Подолы платьев хлопали по воздуху, а танцующие искренне смеялись. Нежный румянец тронул их молодые лица и сделал в сто раз красивее, чем они уже были, девичьи ресницы трепетали, мягкие влюбленные взгляды не отрывались от своего партнера ни на секунду. Затаив дыхание, Люмин в безмолвном восхищении наблюдала за их плавными, но выверенными движениями, за тем, как умело танцоры переставляют ноги и кружат друг друга под струящуюся мелодию. — Мне никогда не приходилось танцевать так же, посреди улицы, — тихо произнесла девушка, и Дайнслейф на мгновение сместил взгляд с девушек и юношей к Люмин. Когда музыка закончилась, танцоры, запыхавшиеся, однако абсолютно счастливые, разошлись, поклонились друг другу и, громко хохоча, присоединились к толпе. О чем-то посовещавшись друг с другом, чуть погодя музыканты завели другую мелодию — не такую же зажигательную, как прежняя, и более медленную. Еще несколько молодых пар беззастенчиво отделились от толпы, заработав взрыв бурных аплодисментов. Дайнслейф ласково коснулся маленького девичьего плеча и позвал: — Люмин. Ведьма вся дернулась и в нерешительности подняла взгляд. Сумеречный Клинок, убрав за спину руку и чуть склонившись вперед, протягивал к ней раскрытую ладонь. — Могу я позволить себе один танец с тобой? Смущение вспыхнуло в груди и разлилось на щеках амарантовым румянцем. Волшебница, стушевавшись, забегала глазами от Дайнслейфа к танцующим парочкам и обратно. — Я… я… — принялась бормотать девушка, но тут кто-то мягко толкнул ее в спину и восторженно зашептал в ухо: — Ну же, соглашайся, это ведь сам капитан Дайнслейф Сумеречный Клинок! Каждая девушка в столице мечтает станцевать с этим красавчиком хоть раз в жизни! Подняв взгляд, Люмин увидела рядом с собой добродушное лицо незнакомой девушки. — Давай, не тушуйся! Я постерегу твою корзинку, — предложила незнакомка. Ведьма, по-прежнему находясь в недоумении, медленно протянула ей пустую корзину, неловким жестом поправила юбку и неуверенно вложила ладонь в руку Дайна. Рыцарь, улыбнувшись, мягким рывком потянул ее из толпы. Сердце у Люмин вновь заколотилось быстрее, необъяснимая дрожь захлестнула спину. Дайнслейф вывел ее на середину широкого круга, нежно стиснул в своей ладони девичью пятерню и наклонился ближе, чтобы, убрав прядь волос за ухо волшебницы, ободряюще прошептать ей над ухом: — Не волнуйся. Побереги дыхание для танца. Люмин моргнула, горячий воздух захлестнул легкие и вытолкнул наружу только судорожное ох. Отпустив девушку, рыцарь отдалился на пару шагов, поклонился, не вынимая руку из-за спины, и выжидающе уставился на ведьму из полупоклона. Рассеянно оглядевшись, Люмин обнаружила, что все улыбчивые лица и взгляды повернуты к ним одним, а люди, кажется, затаили дыхание, ожидая девичьей реакции, — лишь музыканты продолжали играть свою музыку. Несколько мгновений она боролась со смущением, но, едва ведьме это удалось, она издала беззвучный вздох, поджала губы, запрятав вспыхнувшее чувство необъяснимого страха, и присела перед Дайнслейфом в реверанс. В следующую секунду Сумеречный Клинок вытянул к девушке руку и повторил: — Могу я пригласить вас на танец, мисс Люмин? Кажется, даже толпа замерла в ожидании вместе с Дайном, и, долго не думая над ответом, Люмин снова доверительно вложила в ладонь Дайнслейфа свою. Волна одобрения прокатилась среди людей, площадь взорвалась аплодисментами. Отпустив друг друга, ведьма и рыцарь склонились в вежливых поклонах, словно будучи на балу, снова взялись за руки и сошлись ближе. Люмин с изяществом обернулась вокруг своей оси, останавливаясь напротив Дайнслейфа, Дайнслейф — осторожно обнял другой рукою девичью талию. Вдвоем они двинулись вперед, в танцевальных па переставляя ноги: как по указке, через каждые несколько шагов Люмин делала повороты вокруг себя, снова льнула к Дайну; элегантно выставляла ногу назад, прогибалась дугою в надежно поддерживающих ее под талию руках. Юноша, в свою очередь, уверенно вел Люмин в танце, в нужный момент мелодии то кружил ее, то, взяв за поясницу, заставлял прогнуться вниз. Постепенно ведьмина уверенность крепла, танец становился быстрей. На устах Люмин расцвела улыбка, волосы растрепались, а в медовых глазах появился веселый блеск. Толпа поддерживала их аплодисментами точно в ритм, свистом и одобрительными возгласами, и к тому времени, как музыка закончилась, впервые за долгое время в груди девичьей принялось клокотать самое настоящее счастье. Растрепанная, но радостная, она остановилась одновременно с Дайнслейфом, отдуваясь, отвесила публике поклон и присоединилась к толпе. Извергая завистливо-восхищенные речи, прежняя незнакомка сунула в руки Люмин корзинку, однако Люмин девицу совершенно не слушала. В ушах у нее стучал пульс и по-прежнему звенела музыка, голова легонько кружилась. Она не сразу осознала, что до сих пор держится с Дайнслейфом за руки, но, выйдя из толпы, ведьма как-то испуганно отдернула от юноши руку. Сумеречный Клинок определенно расстроился, но вслух никаких сожалений не выразил. К тому времени, как закончился их танец, день уже пошел на убыль и небо принялось темнеть. На площади зажглись огни — еще одно полезное изобретение гениального придворного алхимика, — а народу, казалось, прибавилось в два раза. Беспрестанный галдеж стоял над площадью; у Люмин, привыкшей к одиночеству, закружилась голова. Она пожаловалась об этом Дайнслейфу, как только двое отдалились от музыкальной труппы. Сумеречный Клинок, немного подумав, вдруг предложил: — Я мог бы отвести тебя туда, где в это время гораздо тише. Совсем скоро начнутся фейерверки, а вид на них оттуда открывается замечательный. — Куда угодно, Дайнслейф, — в ответ взмолилась Люмин, — только подальше от этого полчища людей. Сумеречный Клинок повел ее незнакомыми переулками. Людей здесь и впрямь было меньше, в приглушенном свете фонарей медленно плясали тени. Музыка, голоса и смех все отдалялись и отдалялись, пока от звуков не остались всего лишь обрывки, а потом Дайнслейф остановил Люмин у белых стен дворца. Богатые кареты и экипажи останавливались перед резными воротами, гости, разодетые в пестрые платья и костюмы, то и дело входили внутрь. Караульные и часовые несли свою стражу и отдавали честь каждому новому гостю, вытягиваясь по струнке. Ведьме тут было не по себе: она, припомнив слова Хьюберта о короле Асаке, вся напряглась и остановилась в нескольких шагах от Дайна, который подвел ее ближе к воротам в том месте, куда не доставал льющийся из окон свет. — Что случилось? — Дайнслейф, держась ближе теней, оглянулся на Люмин. — Не хочешь войти внутрь? — Вдруг ты пытаешься меня обмануть? — беззастенчиво призналась волшебница. — Пытаешься заманить в ловушку, а потом схватить. Дайн вздохнул: — Это правда, что Его Величество Асак приказал нам ужесточить охоту на ведьм. Но ты помогла мне избежать гибели, и я никогда бы не стал… К тому же… Сумеречный Клинок замолчал на полуслове. У юноши лицо вдруг сделалось мрачным, Люмин, вопросительно вскинув брови, в ожидании уставилась на Дайнслейфа. Чуть погодя он все-таки встряхнул головой и произнес: — Нет. Ничего. Я не стал бы предавать твое доверие, Люмин, клянусь в этом пред Великим Змеем. Пролезть сквозь ограду не составило никакого труда. Дайнслейф первым перемахнул в сад на другой стороне, затем помог спуститься Люмин, непрестанно ругающей мешающий подол платья. Он аккуратно подхватил девушку с ограды за талию, взвалив ее на себя, и мягко поставил на землю. Отряхнувшись, ведьма ничего не сказала, а затем они отправились дальше. Дворцовый сад был огромным и благоухающим. Кустовые розы цвели на каждом углу, ковры из разнообразных и экзотических цветов устилали землю. Карликовые деревья были аккуратно подстрижены, не до конца ссохшиеся бутоны цветов выглядывали из-за молодых клейких листочков. У волшебницы разбегались глаза — настолько красив был сад, из глубины которого доносился плеск воды. Дайнслейф, взяв Люмин за руку, медленно и осторожно повел ее по тропинке вдоль стены замка. Из окон вырывался слепящий свет, пьяные голоса смеялись и что-то бурно обсуждали. Гремели арфы, духовые, скрипки и даже рояль — уличные музыканты во многом уступали оркестру, нанятому по случаю бала в замке. Люмин, с любопытством прислушиваясь к каждому звуку, шла за Сумеречным Клинком и считала полосы оранжевого света у себя под ногами, как вдруг Дайн остановился, притянул девушку к себе в руки и прижал к стене спиной. Потрясенная волшебница еще не успела опомниться, а рыцарь уже придвинулся ближе к девичьему уху и тихим шепотом оправдался: — Стража. Ведьма попыталась скосить за угол взгляд, но неподалеку послышались неторопливые шаги. Люмин вся напряглась, вцепилась в Дайнслейфа, обняв его под руками. От испуга — и чувства адреналина — сердце заколотилось быстрее, губы тронула нервная улыбка. Медленно, девушка подняла глаза, только чтобы обнаружить, что Сумеречный Клинок внимательно смотрит на нее в ответ пронзительно синими, как глубокое небо, глазами. В груди при виде ровного лица Дайнслейфа, находящегося непозволительно близко, все замерло на краткий миг, сердце пропустило удар. Люмин затаила дыхание, весь мир вокруг сделался маленьким и сжался до размеров угла дворцовой стены, в котором ведьма прильнула к рыцарю. В наступившей тишине, из-под которой еще пробивались звуки музыки и голосов, Люмин слышала, как бьется в груди у Дайнслейфа сердце, чувствовала, как его дыхание, неровное и прерывистое, ложится ей на локоны. Они стояли вот так, обнявшись, казалось, целую вечность, но потом Сумеречный Клинок, испугавшись своего безотчетного порыва поцеловать девушку, отпрянул первым и тихим голосом произнес, стараясь не глядеть на Люмин: — Прошу прощения… Это было крайне невежливо и опрометчиво с моей стороны. Люмин, сердце у которой все продолжало трепетать в груди, принялась поправлять волосы и рассеянно ответила: — Все в порядке. Ничего страшного. Главное, что стража нас не обнаружила. Несколько минут спустя, наконец успокоившись, они продолжили красться по саду. Мощеная мрамором тропинка вскоре вывела их на небольшой сквер в центре сада. Здесь и впрямь был фонтан — то же каменное изображение Великого Змея, однако уже не такое свирепое, — от воды исходила свежая прохлада. Палисадники были засажены глазурными лилиями и шелковицами, и их сладкий, медовый аромат быстро вскружил ведьме голову. Она поторопилась занять одну из каменных скамеек, с которой открывался вид на лоскут усыпанного звездами неба, вздохнула и позволила себе расслабиться. От напряжения, копящегося внутри на протяжении последнего часа, девушка казалось была готова взорваться. Дайнслейф нерешительно стоял рядом. Его ладонь продолжала сжимать рукоять подвешенного на поясе меча, глаза бегали от одного куста роз к другому. Люмин разглядывала юношу какое-то время, но вскоре, от легкого укуса раздражения закатив глаза, похлопала ладонью рядом с собой: — С минуты на минуту начнутся фейерверки, — уточнила Люмин, — ты ведь для этого меня сюда пригласил? Сумеречный Клинок при звуке девичьего голоса повел плечами, повернулся в сторону ведьмы и, чуть подумав, кивнул. Он занял место рядом с Люмин, сняв с пояса ножны, ладони Дайнслейф прилежно положил на колени — до такой степени, что от смеха волшебница фыркнула. Они оба замолчали: мир вокруг, встревоженный только шумом воды, пением сверчков и приглушенными звуками оживленного бала, будто бы застыл. Секунды растянулись в часы, часы — в дни, но потом, словно из ниоткуда, послышалось шипение, в небо со свистом взмыла шутиха и разорвалась там на разноцветные, огненные искры. Сперва Люмин испугалась, однако испуг быстро сменился восторгом: забурлил в груди, как река на порогах, застыл улыбкой на фасаде девичьего лица. Волшебница, вскочив на ноги, задрала голову к небу. Постепенно первый фейерверк угасал, осыпаясь на землю, и Люмин хотела было обернуться к Дайнслейфу, как тут из нескольких частей дворцового сада послышались хлопки, одновременно несколько шутих взмыли в небо и взорвались там яркими огнями, заслоняющими звезды. Фейерверк расцветал на темном полотне, подобно цветам, восторженные крики наполняли площадь и доносились из замка. Люди высовывались из окон, чтобы взглянуть на цветные огни, однако Люмин не было до них никакого дела: ее влажный взгляд был прикован к искрам, умирающим, вспыхивающим, снова умирающим и снова вспыхивающим, совсем как в тот день, когда они с Итэром набрали целую банку светлячков. Грудь тяжелела, как будто на нее постепенно подкладывали по камню, глаза защипало от навернувшихся слез. Девушка принялась часто-часто моргать, но лепестки салюта, раскрывающиеся в небе, стали расплываться в дрожащей пелене, вуалью опустившейся на глаза. Рот заполнила полынная горечь; Люмин отвернулась от ночного неба, разукрашенного огнями, заслонила ладонями лицо и только тогда позволила чувствам себя обуздать. Дайнслейф, угрюмо нахмурившись, лишь отвернулся в сторону. По прошествии нескольких минут рыдания ведьмы прекратились — пытаясь до конца успокоиться, Люмин судорожно всхлипывала и терла рукавами мокрые от слез щеки. — Прости, — еще какое-то время спустя наконец произнес Сумеречный Клинок. Люмин, удивленно подняв голову, рассмеялась легко и непринужденно. Теперь, дав все-таки волю прогорклым эмоциям, она почувствовала себя маленькой девочкой, с ногами в воздухе и звездами в волосах. — Ты прости, — ответила Люмин и взглянула на небо. Последние искры салюта догорали в нем, купаясь в холодном звездном в свете, в воздухе пахло дымом. — Наверняка это неловко, когда перед тобою ни с того ни с сего ударяются в слезы. Дайнслейф хотел было возразить: он открыл рот, обернувшись в сторону девушки, и тут же его захлопнул. При виде мокрых ресниц Люмин, блестящих в тусклом свете, делалось неловко, сердце в груди болезненно сжималось. Дайн обнаружил, что нужных слов у него нет. Рыцарь, поднявшись со своего места, потянулся к волшебнице, но раздавшиеся неподалеку шаги вдруг застигли юношу врасплох. Дайнслейф в недоумении обернулся, ощупал пояс, только чтобы обнаружить на месте меча пустоту, и напряженным взглядом уставился на садовую дорожку. — А я ведь говорил вам, господин Альбедо, что слышал отсюда голос нашего Сумеречного Клинка, однако вы никак не хотели мне верить. Из-за пушистого куста, усеянного белыми розами, вышли двое. Один был статный юноша, весь в роскошных белых одеждах и с тиарой на голове. Длинные волосы были закручены в косу, переброшенную через плечо, и покачивались на ходу. Чуть поодаль от него держался второй юноша, разодетый в темную мантию, расшитую золотом. Дайн незамедлительно опустился перед ними на одно колено, склонил в почтении голову и произнес: — Ваше Высочество принц Кэйя. Ваше Святейшество алхимик Голд. Люмин оторопела. Тот, кого назвали Кэйей, с по-кошачьи довольной улыбкой взглянул на Дайнслейфа, а потом перевел пронзительный, внимательный взгляд на девушку. У волшебницы от этого взгляда мурашки пробежали по всему телу, а затем она, спохватившись, торопливо исполнила реверанс. — Нечасто Сумеречного Клинка можно увидеть вместе с дамой, — заметил Альбедо, растягивая губы в ухмылке. — Вы правы, господин Альбедо. Почти никогда, я бы сказал. Так сильно бедняга предан службе, совсем как собака, — Кэйя качнул головой. Драгоценные камни в его тиаре поймали отблеск света, улыбка, обращенная к Дайну, стала лукавей. — Мой принц, — застонал Дайнслейф, — прошу, избавьте меня от этих разговоров. Но Альберих словно бы не слушал. Он приблизился к Люмин, деликатно взял ее маленькую руку в свою ладонь и оставил на бледной коже поцелуй. Стушевавшись, волшебница взглянула на Альбедо, затем на Кэйю и снова на Альбедо. Алхимик вздохнул, опустив веки: — Не придавайте этому значения, мисс. Его Высочество — самый настоящий дамский угодник и сердцеед. — Да, но только потому, что так хотят мои родители! Мои сердце и любовь принадлежат только вам одному, господин Альбедо, — весело ответил Кэйя. Он отпустил Люмин, поглядел на нее сверху вниз искренне мягким взглядом. Улыбка не покидала красивого, изнеженного уходом лица принца, и ведьма готова была поклясться, что фасад ее обороны в любую секунду готов рассыпаться от чужого очарования. — Как ваше имя, юная леди? — Люмин. Очень рада встрече с вами, Ваше Высочество. — Ах, а как рад я, — сладко промурлыкал Кэйя и покосился в сторону Дайнслейфа. — Только вынужден признать, что вкус на мужчин у юной леди крайне скверный. Сумеречный Клинок — последний человек на земле, которого стоило бы выбирать своим женихом. Дайн громко и глубоко, как настоящая собака, вздохнул со своего места. Алхимик подарил рыцарю едва ли не сочувственный взгляд. Люмин же весело захихикала. — Ваша правда, Ваше Высочество, — энергично закивала девушка. — Он глупый, упрямый и твердолобый, а еще совершенно не разбирается в девичьих чувствах. И эти глаза… Вы видели его глаза, Ваше Высочество? Они такие неприлично красивые, словно дно океана. Наверняка этот набитый дурак сводит с ума всех девушек в столице только благодаря своим глазам. Кэйя, по-лисьи сощурившись, отпустил в ладонь улыбку и обернулся к Дайну. — Вы абсолютно правы, мисс Люмин, — тягучим, как патока, голосом согласился принц. — Его синие, словно дно океана, глаза действительно сводят девушек с ума. Дайнслейф молчал. Он, пускай и оставался с виду невозмутимым, на самом деле был сбит с толку. Юношеский взгляд смотрел на Люмин, у которой от энтузиазма и азарта горели щеки, в голове, не переставая, звучали девичьи слова. Наконец рыцарь сдвинулся с места, приблизился к скамье и закрепил ножны на поясе. — Ваше Высочество, — обратился к Кэйе Дайн, — пожалуйста, не рассказывайте родителям о том, что здесь произошло. — Что ты, что ты! — Альберих вскинул ладони и сделался серьезным. — Мой отец порою чрезмерно строг, не хочу, чтобы тебя коснулось наказание. Только будьте осторожны на пути назад, матушка решила прогуляться где-то неподалеку. Юноша кивнул: — Покорнейше благодарю. Мы будем осторожны, чтобы не попасться Ее Величеству Сольвейг на глаза. Пойдем, Люмин. Люмин проводила взглядом Дайнслейфа, присела в еще одном реверансе и улыбнулась: — До свидания, Ваше Высочество. До свидания, господин алхимик. — До скорой встречи, мисс Люмин, — с мягким кивком улыбнулся Альбедо. — Удачи, юная мисс, — добродушно махнул ладонью наследный принц. — Не забывай, с каким твердолобым рыцарем ты связалась. Волшебница нагнала рыцаря у начала тропинки, ведущей глубоко в сад. Вдвоем они, не произнося ни звука, выбрались за ворота дворца и также, не говоря друг другу ни слова, отправились вниз по улицам. Дайнслейф шел впереди, эхо его шагов раздавалось по опустевшим переулкам. Люмин не сводила взгляда со статной фигуры рыцаря, с его плеч, сильной спины. По-девичьи неловкое смущение за то, что конкретно она выпалила перед Дайном в саду, догнало ее позднее. Они остановились у ворот. К тому времени щеки девушки перестали пылать огнем, сердце возвратилось к привычному ритму. Ведьма, придерживая пустую корзинку, уже распрощалась с Сумеречным Клинком, махнула ему рукой и готова была шагнуть из города, как вдруг Дайнслейф сделал ей навстречу шаг. — Подожди, Люмин, — сказал он и запустил руку в складки одежды. — Я хотел бы кое-что тебе подарить. Люмин безмолвно обернулась. Вскоре, спустя минуту, Дайн вытащил что-то, зажатое в кулаке. Протянув девушке руку, он медленно разжал ладонь, и ведьма ахнула. На раскрытой ладони Дайнслейфа лежала подвеска из кошачьего глаза. Драгоценный камень налился вишневым цветом, внутри него как будто бы клубилась бестелесная тьма. — Откуда ты… — с восторгом начала волшебница, но в следующую секунду подняла к рыцарю глаза и подбоченилась. — Ты следил за мной с самого начала? — Что? Нет, — юноша решительно покачал головой. — Я встретил тебя абсолютно случайно, пока раздавал караульным указания. Мне не хотелось с тобой разминуться, и поэтому я попросил стражу за тобой проследить, Люмин… Волшебница с обреченностью вздохнула: — Дайнслейф, какой же ты глупый. Она, не торопясь, взяла из его ладони украшение и поднесла к лицу. Камень моргнул в переливах, прищурился, подобно самому настоящему кошачьему глазу; в грудной клетке Люмин расплескалась невнятная радость. — Это в благодарность, — продолжил Дайн. — За то, что ты спасла мою жизнь. Конечно, жизнь королевского рыцаря стоит больше, чем три сотни моры, так что если захочешь что-нибудь еще, то… — Я возьму его, — перебила ведьма. — Вообще-то, у меня для тебя тоже кое-что есть. Люмин спрятала подвеску в корзинку, а вместо нее вынула наружу пучок розмарина. Благоухающий терпкий запах тут же распространился по воздуху, сухие соцветия с шелестом затрепетали от легкого порыва ветра. — Розмарин, — принялась объяснять девушка, — он обладает способностью облегчать боль и улучшать сон. Заверни его в саше и спрячь под подушкой. Восстановление от такой раны займет долгое время. Аккуратно, чтобы не повредить сухие стебли, Дайнслейф взял из рук Люмин пучок розмарина. Он кивнул, спрятал цветы на груди и вновь посмотрел на девушку. — Я мог бы проводить тебя к лесу, — предложил Сумеречный Клинок, на что ведьма только отрицательно покачала головой. — Со мной все будет в порядке, — заверила Люмин, непринужденно пожимая плечами. — Я живу в этих лесах уже всю свою жизнь. На прощание волшебница помахала Дайнслейфу рукой, стоя в нескольких метрах от городских врат. Рыцарь помахал в ответ — и еще долго стоял в воротах даже после того, как силуэт Люмин потерялся в ночной тьме. — Опускайте ворота, — скомандовал Дайн нескольким стражникам, несущим дозор на стене. Стальные тросы со скрипом сдвинулись; Сумеречный Клинок, неосознанно улыбаясь, отправился во дворец. На душе было легко, от радости сердце трепетало, как нежная, влюбленная пичуга. Голос Люмин — вы видели его глаза? они такие красивые, словно дно океана — продолжал звучать в голове даже после того, как юноша ступил в замок.***
Люмин, убедившись, что отошла от столицы достаточно далеко, остановилась. Она подняла к небу лицо, умылась светом безликих звезд и вынула из-за пазухи талисман — в несколько колец свернувшегося змея, хищно распахнувшего пасть. Он волнами испускал магическую энергию, пульсация расталкивала вокруг талисмана воздух. Ведьма погладила змея большим пальцем и скривилась от отвращения — настолько ей было неприятна чужеродная, миазменная магия. По воздуху вокруг волшебницы пошла рябь, тьма зашевелилась и пришла в движение. Мембрана портала, пронизанного потусторонним светом, вспыхнула перед нею и разошлась, словно шов на одежде, а с другой стороны к Люмин вышел Герольд. — Ваше Высочество, — создание учтиво склонило перед девушкой голову, но она взглянула на него ледяным взглядом. — Как продвигается наш план? На краткий миг ведьма замерла. В груди что-то вдруг заныло неприятным напоминанием, в голове возникла улыбка Дайнслейфа, его красивое лицо и объятия. От тоски сердце сжалось; Люмин, сжав змея в ладони так, что он неприятно впился в кожу, с усердием свои чувства обуздала. Она шумно потянула носом воздух, сделала шаг вперед и обернулась, чтобы взглянуть на погрузившуюся в мирные сновидения столицу. — Хорошо, — ответила Люмин, касаясь ладонью живой тьмы внутри портала. — До сих пор все идет хорошо. Осталось лишь немного подождать. Затем, с этими словами, она шагнула в Бездну.