***
Было бы приятно сказать, что в Хогвартсе ничего не изменилось, что три четверти замка открыто пренебрегают Гарри, а остальные тайно, большинство учителей хмурится и смотрят на него грустными глазами, директор подозрительно наблюдает, а его глава дома сердито смотрит на Гарри, но что несмотря на всё это он нашёл своих друзей в домовых эльфах, портретах и призраках, в своей секретной комнате. Но это было бы ложью. Поскольку король Слизерина покинул школу, его место занял новый. Этот мальчик не был таким добрым, мудрым и даже способным, как предыдущий, поэтому, чтобы показать, что он главный, он подкрепляет некоторые четкие приказы. Одно из них заключается в том, что никто — он посмотрел на Гарри — не должен ночевать вне общежития. Это действительно одно из правил, которому следует вся школа, и его обычно соблюдают, но иногда, особенно старшие ученики, ускользают и ложатся спать в другом доме. При новом короле такого больше не будет. Некоторые ворчат и жалуются, но ученики подчиняются. Гарри почти уверен, что решение усилить это правило было принято из-за него, но он не осмеливается возражать. С тяжелым сердцем он входит в общежитие вместе со всеми. Не обращая внимания на надутого Малфоя — у которого все еще есть его плюшевый дракон и он все так же изворотлив, как и в прошлом году, если не больше, — он идет к кровати, в которой спал в прошлом году несколько недель. Он не знает и не заботится, действительно ли это та же самая кровать, отремонтированная или замененная — в любом случае воспоминание о произошедшем остаются. Он задергивает занавеску, почти неестественно радуясь возможности снова использовать свою палочку. Он накладывает Заглушающие чары и устанавливает Сигнальные чары, которые зазвонят, если кто-нибудь попытается разрушить одно из заклинаний, достаточно громко, чтобы разбудить весь дом. Если кто-то попытается добраться до него и разбудит всех, этот человек будет виноват и упадет в социальном положении — потому что только идиот позволит поймать себя, когда он делает что-то не очень правильно — и будет иметь дело с насмешками — потому что что кому-то нужно от Поттера, пока тот спит? — или даже подозрение — кто знает, что еще хотел сделать этот человек, может, он педофил, может, он любит пялиться на спящих детей или ещё куча нелицеприятных вариантов. Если чары будут сломаны без срабатывания будильника, остаётся надеяться, что Гарри проснется, и у него появится хотя бы шанс защитить себя. Если в этом случае ему удастся использовать заклинание, чтобы разбудить других, нападавший также будет виноват, поскольку он должен был всё предусмотреть, чтобы этого не произошло. Если бы он мог причинить вред нападающему, он также остался бы невиновным, поскольку только защищался. В любом случае, Гарри ни в чём не виноват, поскольку он сам вообще ничего не сделал. Это его полное право охранять свою кровать, особенно после того, что случилось в прошлом году. Гарри знает, как играть в эту игру. Он просто не хочет этого делать. Так что, кроме потери его безопасного пространства — и всё же-почему-кровать-сожгли-Хогвартс-презрительный-чулан-открыл-но-почему — ничего не меняется. Если не принимать во внимание смену учителей. Профессор Квиррелл — или лучше сказать Реддл? Темный Лорд Волдеморт? — уволился, или, возможно, умер, или просто ушел. Что делать после того, как в тебя вселился разочарованный Темный Лорд? Просто встать, стряхнуть грязь с одежды, спрятать слезы и уйти — не вариант. Или, может быть, жжение не прекратилось, когда он перестал касаться Гарри? Может быть, там, рядом с Зеркалом Снов, лежит обгоревшее тело, а его лицо навсегда искажено агонией. От этой мысли что-то в сердце Гарри холодеет. Летом он много раз просыпался с криком, замершим в горле, представляя себе именно эту сцену. Он не мог выкинуть из головы эту картину — обожженная тень человека, который просто лежал, забытый, как будто его и не было вовсе. При первом же удобном случае он ускользнул от остальных за несколько минут до праздничного пира и вернулся прежде, чем кто-либо заметил его отсутствие. В той маленькой комнате не было тела. Все остальные препятствия тоже исчезли, даже Зеркало Желаний. Означает ли это, что профессор Квиррелл жив, или это означает, что кто-то нашел его тело и забрал его? Были ли похороны? Как выглядят похороны волшебника? Почему никто не упоминает об исчезновении профессора Квиррелла? Директор даже не рассказывает об этом в своей ежегодной речи. Все лето — когда он не был слишком занят, тайком выполняя домашнюю работу, убираясь, работая, когда на него кричали, избивали, морили голодом, поеданием еды, подаренной домовыми эльфами или паникой, — Гарри много думал о директоре Дамблдоре с его фальшивыми улыбками, фальшивой добротой, фальшивой мудростью и поддельным философским камнем. Он размышляет о полосе препятствий, которая защитила камень. Он думает о Хагриде, который как раз должен был взять что-то из хранилища в банке по приказу директора в тот самый день, когда отвел Гарри на Косую Аллею, и который сказал что-то странное во время своего визита в его хижину, что-то о «Пушке», «собаке» и «музыка усыпляет его, как младенца», которые Гарри едва слышал, так как был занят тем, что боялся Клыка. Он думает о Гермионе, самой умной ведьме на своем курсе. Он думает о Роне, который, по-видимому, является лучшим шахматистом, который есть на Гриффиндоре. Он думает о себе, который, кажется, унаследовал талант своего отца к полётам и случайно наткнулся на Зеркало Желаний задолго до того, как узнал о полосе препятствий. Все это приводит к одному выводу. Директор школы хотел, чтобы Гарри прошел полосу препятствий вместе с двумя своими друзьями, Гермионой и Роном, вероятно, ожидая, что Гарри будет таким же упрямым и безрассудным гриффиндорцем, какими, по-видимому, были его родители. Вместо этого он получил напуганного, покрытого шрамами Гарри, для которого важно только его собственное выживание и благополучие. Если кто-то скажет ему, что коридор запрещен для всех, «кто не хочет умереть самой ужасной смертью», он не подумает: «Боже мой, какая замечательная идея провести вечер вторника, исследуя этот коридор, используя чудесную мантию — невидимку, которую я таинственным образом получил!», нет, Гарри думает: «Какой идиот туда пойдет? Пожалуйста, что бы это ни было, пожалуйста, не позволяйте этому ускользнуть! И что оно вообще делает в школе, полной детей?» Вместо Гриффиндора Гарри попал в Слизерин. Но к тому времени директору Дамблдору, по-видимому, было уже слишком поздно менять план. Наживка была брошена, голодная рыба кружила вокруг нее — ибо как мог такой опытный волшебник, как говорят о директоре, не заметить, что его профессор Защиты был одержим, не говоря уже о том, что одержим он был печально известным Темным Лордом Волдемортом, с которым, по слухам, директор является заклятым врагом? — и не хватало только рыбака, чтобы вытащить кровожадную акулу после того, как добыча клюнула. И директор не получил этого рыбака. Вероятно, он ожидал какой-то смертельной схватки между Гарри и Темным Лордом, напуганным и неопытным одиннадцатилетним мальчиком и безумно могущественным Темным Лордом, обладающим упрямством и умением цепляться за жизнь, даже будучи изгнанным из собственного тела. Вместо этого он получил, хотя и несколько вынужденный, мирный разговор, смешанный с несколькими угрозами. Он, вероятно, не знал о том, что произошло, так как планировал прийти на помощь, когда Гарри будет либо на грани поражения, либо победит своего врага, но когда ни один из оберегов не зазвонил, он, наверное, решил, что ничего не произошло. Это была бы хорошая причина для того, чтобы объявить всем об отсутствии директора за две недели до произошедших событий, и это также объяснило бы его ещё более, чем обычно, разочарованные взгляды во время Прощального Пира и внезапную потерю очков, которая стоила Слизерину кубка школы в последнюю минуту, оставив первое место Ревенкло. Смотря под таким углом, все события обретали смысл. Когда Гарри ложится спать ночью, в том общежитии, в котором с ним впервые жестоко обошлись, его вещи были разбросаны и уничтожены, а его кровать сожжена, он пытается расслабиться, вспоминая свой визит на Косую Аллею. Сова из Хогвартса принесла список книг для его второго года обучения, к счастью, Гарри был на улице, занимаясь садом, и смог взять письмо и отослать птицу, пока дядя Вернон ничего не понял. Не прошло и дня, и ему уже не так повезло, когда во время ужина в окно постучала неизвестная птица. Гарри готовил, семья Дурслей собралась вокруг стола, ожидая еды. Дядя Вернон смотрел на него с недоверием, а затем сердился все больше и больше, а его лицо становилось все более и более красным. Сова, не подозревая об опасности, в которой она находилась, даже не выглядела взволнованной, когда ее заметили. Тяжелыми шагами дядя Вернон направился к ней и открыл окно. Птица благодарно заворковала и начала кружить вокруг застывшего Гарри, который стоял там, бледный и дрожащий. Он протянул руку, чтобы взять письмо, неопытные и дрожащие пальцы возились с верёвкой, привязывавшей письмо к лапке совы. Сова уселась на спинку стула тети Петунии, ожидая, вероятно, его ответа. Гарри со страхом наблюдал, как дядя Вернон подошел ближе. Он потянулся к птице — она, наконец, почувствовала опасность, в которой оказалась. Определенно, только быстрый полет спас ей шею от скручивания. Дядя Вернон схватил Гарри за шею и, не говоря ни слова, швырнул в чулан. Он оставался там следующие полторы недели, даже не получая еды. Он съел последний подарок домовых эльфов и надеялся, что переживет лето. И все это из-за некой миссис Уизли — совершенно незнакомой ему женщины — решившей, что было бы просто «прелестно» познакомиться с таким «взрослым молодым джентльменом», как Гарри, а также познакомить его со своей «прелестной» дочерью Джинни и ее «действительно очень мило, если бы ты дал ему шанс, Гарри!» сыном Роном, поэтому она решила пригласить Гарри на Косую Аллею, чтобы вместе купить учебники для предстоящего учебного года. Когда Гарри все-таки удалось улизнуть, он позаботился о том, чтобы пойти за покупками в другой день, а не в тот, в который миссис Уизли сказала, что она и ее дети будут там. В любом случае, почему они пошли так поздно в августе? Как дети могут просмотреть учебники перед началом школы? Впрочем, это объясняло общее невежество Рона. Сначала он пошел в банк Гринготтс. Гоблин-кассир попросил у него ключ. У него никогда его не было, он даже не видел его. Этот ответ был встречен поднятыми бровями, затем пожатием плеч. Гарри было приказано принять зелье, которое «очень болезненно разорвет ваше тело на мельчайшие части, если вы не тот, за кого себя выдаете». Гоблин наблюдал зоркими глазами и был разочарован, когда Гарри не взорвался. Гарри, вздохнув с облегчением и в итоге получил ключ со строгими инструкциями «никогда не терять его, никогда никому не отдавать, даже никогда не выпускать из виду». Гарри решил отныне так и делать. После этого, совершив поездку на американских горках в свое хранилище, которая была, возможно, даже хуже, чем в прошлом году, хотя и короче, поскольку для Хагрида не было дополнительной остановки, Гарри получил мешочек монет — также со страшными предупреждениями «никогда даже не думайте о том, чтобы забыть его или позволить украсть его, или любые другие оправдания, которые вы, волшебники, можете придумать, потому что у вас нет мозгов, чтобы предотвратить его потерю», — который, очевидно, будет пополняться, когда в этом будет возникать потребность, а в хранилище все еще есть монеты. Он задавался вопросом, почему он не получил его в прошлом году. Делать покупки было легче, чем в прошлом году. Никто не знал, что в тот день Гарри Поттера не было дома, поэтому никто не следил за ним. Ему не пришлось покупать сундук, так что ему не пришлось иметь дело с жадным продавцом, с которым он столкнулся в прошлом году. В этом году он пошёл к другому портному, той, что была в ужасающем Лютом Переулке. Она была в восторге, потому что у нее, по-видимому, не часто появляются новые клиенты, а необходимость иметь дело с одними и теми же старыми капризными людьми сводит ее с ума. Гарри думает, что она милая — она не тыкала его иголками, как швея на Косой Аллее, и не заставляла его поддерживать с ней разговор. Казалось, она была полностью удовлетворена тем, что измеряла его, болтая с ним в быстром темпе. Гарри слушал, как она жаловалась на «возмутительный» вкус леди Лонгботтом в одежде и сокрушалась из-за того, что она вынуждена это шить. Она упомянула довольно много имен семей Света, которые, судя по тому, что Гарри подслушал в Хогвартсе, ни за что не хотели бы быть пойманным здесь. Интересно, что их мораль и их желания не совпадают, но они все еще делают вид, что это не так. Гарри задается вопросом, что значит для волшебного мира то, что высокие посты занимают именно те люди, которые публично осуждают то, чем все втайне наслаждаются. После того успокаивающего похода в Лютный Переулок Гарри вернулся на Косую Аллею за книгами. Подойдя к магазину, он еще больше поблагодарил себя за то, что сознательно выбрал другой день вместо того, в который его пригласила миссис Уизли. В выбранный день у известного автора будет автограф-сессия. Гарри мог себе представить, насколько ужасно переполненным будет этот маленький магазинчик. Сейчас обстановка и заполненность магазина была намного спокойнее и меньше. Он даже не хотел представлять, сколько людей соберется, чтобы встретиться с этим явно известным парнем, о котором он никогда раньше не слышал. Его достижением, о котором было напечатано в рекламе больше всего, была двукратная победа в еженедельном конкурсе ведьм на самую красивую улыбку. Гарри отстраненно подумал, что это звучит не столько как достижение, сколько как показатель больших денег, вложенных в пластическую хирургию или её магический эквивалент, но что знает мальчик, воспитанный магглами? В книжном магазине Гарри провел гораздо больше времени, чем рассчитывал, поскольку просматривал каждую книгу. Многие из них звучали интересно, даже если большую часть продаваемых книг составляли сухие книги по юриспруденции, фэнтези или детские рассказы и трактаты о том, почему законы Министерства должны были привести к светлому будущему — внушение и пропаганда в чистом виде. У Гарри возникло искушение купить больше книг, чем ему действительно было нужно в этом учебном году, но он вспомнил о библиотеке Хогвартса. Наверное, большинство книг магазина есть и в библиотеке Хогвартса, в которой он мог прочитать их бесплатно. В конце концов, он устоял перед искушением и ушел только с теми книгами, которые ему были действительно нужны. Он записал несколько названий, чтобы найти их в Хогвартсе, но даже если конкретно этих книг не окажется во впечатляющих залах библиотеки Хогвартса, тома на ту же тему наверняка найдутся. Затем он вернулся в Лютный Переулок. Гарри вздохнул с облегчением, когда он сделал нескольких шагов вниз по улице, и весь шум и суматоха Косой Аллеи, казалось, утихли, оставив после себя жуткую тишину, которой может наслаждаться только тот, кто любит темноту. Или любит Тьму, наверное. Так или иначе, теперь Гарри перешел к своей любимой части этого похода по магазинам: к Сильвии. Гарри осторожно открыл дверь в аптеку, заглядывая внутрь, проверяя нет ли там кого-нибудь. Пухлая фигура за прилавком подтвердила, что Сильвия сегодня работает. В остальном он никого и ничего не замечал. С тех пор, как профессор МакГонагалл превратилась из кошки, он продолжает задаваться вопросом, являются ли животные, с которыми он сталкивается, животными или они на самом деле замаскированные волшебники. Как защититься, скажем, от шпионящего за вами жука? Но в магазине не были никакой живности, так что он расслабился. — Парень! — воскликнула Сильвия, узнав его — Ты вернулся! Молодец! — говоря это, она уже начала упаковывать набор зелий для второго курса. — Расскажи мне истории и развлеки меня! Гарри так и поступил. Он рассказал о своем распределении в Слизерин, о том, как все, кажется, в ужасе от этого, потому что оба его родителя были гриффиндорцами, о том, как недоверчиво смотрят на него однокурсники, как подозрительно смотрят на него другие факультеты, как грустно и недоверчиво смотрят на него учителя, рассказал о разочарованных и добродушно подмигивающих глазах директора школы, как расстроенный дедушка, ругающий шахматную фигуру за плохую игру. Сильвия сильно смеялась над таким описанием. — Я всех узнаю! — воскликнула она — Мерлин и семь крон, как здорово! Он продолжал рассказывать ей о том, как подружился с призраками, портретами и домашними эльфами, о множестве секретов, которые они ему раскрыли, и о том, как они защищали его и требовали возмездия за него. Эта история принесла ему почетный титул «Ты мстительный мерзавец!». Он продолжал подробно рассказывать о своих приключениях — о Зеркале Снов и видении, которое оно показывало ему, о полосе препятствий. Первое было прокомментировано словами: «Я знаю, чего ты хочешь». Последнее — «Так ты Гарри Поттер, бедняга!» и несколько красочных ругательств, но Сильвия, казалось, была так же зла на директора и Темного Лорда, как и библиотечный портрет, так что все было в порядке. Чувствуя беспрецедентное по отношению к другому человеку доверие, Гарри настороженно огляделся, наклонился ближе и рассказал ей свои теории произошедшего. Она согласилась с ними, добавив для них некоторый контекст. Директор никогда не верил, что Темный Лорд Волдеморт умер. В прошлом он испробовал всевозможные безрассудные схемы, например, предлагал должность Защиты от темных искусств всем, кто мог наложить простое заклинание щита, зная, что Том Марволо Риддл, прежде чем тот стал Темным Лордом Волдемортом, пытался получить эту должность, но директор отклонял его заявления. Конечно, Сильвия не назвала настоящее имя Темного Лорда. Вместо этого она просто сказала: «Человек, который стал Темным Лордом». Гарри не уверен, знает ли она его настоящее имя — кажется, это секрет — или она не хотела говорить ему. В любом случае, ему было все равно, его больше интересовало то, что она ему сказала. Через год, когда подали заявки только «нормальные» люди, директор ушел в годовой отпуск, но все равно проверял школу, пока не заметил, что отсутствие «величайшего врага Темного Лорда» — это прозвище было произнесено с таким не сдерживаемым смехом, что Гарри удивился, как у Сильвии остался хоть какой-то воздух, чтобы продолжить говорить, — никак не привлекло внимание Темного Лорда. Он вернулся на Новый Год, а не в сентябре, как планировал изначально. В следующем году он летом открыл ворота Хогвартса, чтобы пригласить всех выпускников на один день, чего никогда раньше не делал. Затем были года, когда ничего особенного не происходило, и вот наступил первый год Гарри. Какое-то время оба собеседника оставались в задумчивой тишине. Сильвия спросила, кивнув на его браслет: — Скажи мне, парень, у тебя на руке столько оберегов, что по сравнению с ними министерство кажется беззащитным. Что ты за ними прячешь? Покраснев от комплимента, облегченный заверением в силе и немного смущённый, Гарри рассказал ей о нападении — хотя он и не решается назвать это так — и о магическом выбросе, которое произошло после. Сильвия, услышав эту историю, снова много ругалась по этому поводу, прежде чем Гарри продолжил говорить и описал подарок короля Слизерина — когда она не попросила его рассказать больше о политике Слизерина, Гарри кивнул сам себе, поняв, что она либо сама слизеринка, либо была очень близкая с кем-то из этого дома, либо один из самых наблюдательных людей в замке — помощь библиотечного портрета и бесконечные часы, потраченные на исследования, защиту, практику заклинаний. Он даже рассказал ей о своих планах привязать проклятия к защите, что она решительно одобрила. Она предложила полить браслет ещё и зельем, чтобы защитить его сильнее, после того, как долго с восхищением смотрела на него. — Я не собираюсь просить тебя показать мне или рассказать мне о метке — сказала она. — Я знаю, насколько это ужасно. Знаешь, все жалеют меня за мою, понимаешь? Я расскажу тебе историю, — она выпрямилась, приняла воинственную позу и сказала низким голосом, — Мадам, вы должны немедленно покинуть этот район, потому что бомба может упасть и взорваться в любую минуту. — Гарри был шокирован не только правильным, аристократическим произношением или ужасными словами, но и намеком на то, что либо Сильвия жила в зоне военных действий в чужой стране в уже достаточно взрослом возрасте, чтобы пережить войну на британской земле. На вид ей было не больше сорока, а раз пятьдесят лет назад ее называли мадам, значит, тогда она выглядела примерно на тот же возраст. Гарри узнал, что волшебники и ведьмы живут до двухсот лет, почти в два раза дольше, чем магглы. Маги взрослеют в обычном темпе, пока не достигают совершеннолетия в семнадцать лет, когда их магия и тело заканчивают расти. Есть последний всплеск роста, после которого волшебники и ведьмы считаются более или менее зрелыми, после этого старение замедляется. На каждые два года старения маггла волшебник становится старше только на один год. Итак, чтобы выглядеть на сорок, Сильвии на самом деле должно было быть девяносто семь, может быть, немного старше. А чтобы совсем не изменилась внешне после войны, когда она должна выглядеть хотя бы лет на двадцать старше… А может быть, это действительно была война в другой стране? Она продолжила, как будто не замечая потрясения Гарри. — Ты никогда не увидишь ее, понимаешь? Милая юная леди, я уверена в этом. Жаль, что бомба разорвала ее, — она вздыхает. Затем она внимательно смотрит на Гарри. — Хороший парень! Знала, что я сделала правильный выбор. Гарри не понимает, как она может улыбаться и веселиться после такой грустной истории, но у нее, вероятно, было пятьдесят лет, чтобы пережить потерю человека, которого она даже не знала. Он знает, что она не может скучать по своей второй половинке, которую никогда не знала — это, видимо, была женщина? Гарри не знал, что во время Второй Мировой Войны были женщины-солдаты — поскольку он испытывает то же самое по отношению к своим родителям. Он не знал их, поэтому не может их оплакивать. Тем не менее, он опечален их смертью. Единственное, что Сильвия действительно потеряла — это образ, созданный в ее голове, который, вероятно, было не очень радостно вспоминать, учитывая то, как трагично обрывается фраза. — Так что да, я знаю, что это такое, никому не желать показывать свою метку души. А теперь иди, милый мальчик, и навести меня снова в следующем году! Когда Гарри потянулся к своей сумке с деньгами, она вместо этого сунула упакованный набор ему в руки и помахала на прощанье. — Ты меня так забавляешь и рассказываешь так много нового, что я могу стать королевой сплетен Лютного Переулка! Ты не будешь здесь платить, парень. Тем не менее, Гарри чувствовал себя неловко, поэтому он украдкой положил несколько галеонов на ближайший стол. Он надеется, что этого будет достаточно; он понятия не имеет, сколько обычно стоит набор для зелий. Он на самом деле не задумывается, было ли это слишком много — за поддержку и признание, которые он нашел здесь, не говоря уже о необъяснимом спокойствии и отсутствии страха, которые он испытывает рядом с Сильвией. За всё это он никогда не сможет переплатить.***
В первый день Гарри отправляется в совятню и здоровается с Хедвиг, которую он оставил в школе на лето из-за оправданного страха перед тем, что дядя Вернон сделает с ней. Она радостно воркует при встрече с ним. Чувствуя, как его губы растягиваются в незнакомую форму — улыбка, как он понимает через несколько мгновений, — Гарри гладит ее мягкие перья на голове, извиняясь за долгое отсутствие, и выражает свою радость от того, что вернулся и снова видит Хедвиг, хвалит ее за то, что она стала еще красивее, если такое вообще возможно, и выражает свое сожаление по поводу того, что не может дать ей больше работы. Она утыкается носом в его шею при этом признании, как будто прощая его. Все еще улыбаясь, Гарри сообщает ей, что у него есть поручение для нее, если она хочет еще раз отнести письмо в зоомагазин. Она почти вырывает его из руки в своем рвении и быстро улетает, еще раз проворковав ему на ухо. Гарри смотрит, как она летит, думая о метле свобода-ветер-легко-тащит-меня-в-безопасность-свобода. Когда он вырывается из своих меланхоличных мыслей, он бродит по замку, знакомясь с жизнью, которая его ждёт в будущем году. Он изучает свое расписание и выучивает его наизусть, он приветствует различные картины, посещает домовых эльфов. Он заглядывает в библиотеку. Он ищет призраков. Он исследует коридор третьего этажа, куда в прошлом году вход был запрещен, — по крайней мере, те его части, которые он еще не успел узнать в тот ужасный-мучительный-обманчиво-удивительный-красный день. Он проводит больше времени с Хедвиг, когда она возвращается. В общем, это лучший день за долгое, долгое время. После слов Добби, Гарри ожидал, что сразу же наткнется на опасность, но ничего не происходит, ни портреты, ни призраки, ни эльфы ничего не знают, хотя все клянутся держать ухо востро, а потому он осторожно расслабляется. Это не значит, что никакой опасности нет — Рон, видимо, принял близко к сердцу то, что Гарри отверг предложение его матери и пытается проклясть Гарри всякий раз, когда тот поворачивается к нему спиной, Гермиона придерживалась его стороны, при этом упрекая его за то, что он пытается проклясть другого ученика… но никогда при этом не пыталась остановить его. Малфой мучает Рона сильнее, чем когда-либо — видимо, у их отцов была неприятная стычка, когда они встретились во время покупки книг для будущего учебного года. Когда Гарри слышит это, он благодарит вселенную за то, что не принял приглашение миссис Уизли и не пошел с рыжим семейством за покупками в тот день. С другой стороны, Малфой мучает ещё и Гарри. По крайней мере складывается ощущение, что это так, потому что теперь Гарри проводит с ним гораздо больше времени, ночуя с ним в одной комнате, и Малфой использует эту возможность в полной мере. Профессор Снейп и это его обычное злодейское «я», задающее Гарри трудные вопросы и отводящее взгляд, когда один из слизеринцев портит зелье. Кроме этого, у Гарри есть только одна вещь, на которую можно пожаловаться: профессор Локхарт, хотя Гарри до сих пор не слишком уверен, что этот человек достоин этой должности. До сих пор он учил их, как быть самыми эгоцентричными и пустоголовыми во всем мире. Он сразу выделил Гарри и теперь на каждом уроке отпускает снисходительные замечания в его адрес. Рассказывая о своих приключениях с троллями Турции, он бросает ехидный комментарий о том, что « это тяжелая работа, не каждому может повезти победить Темного Лорда, не прикладывая особых усилий!» Он продолжает длинную тираду о том, как легко ему было бы выступить против «Сами-Знаете-Кого» и победить его, но он был слишком занят освобождением деревни, как описано в «Вальсировании с оборотнями». Гарри искренне сомневается в этом, поскольку у «профессора» даже не хватает смелости произнести полное имя Темного Лорда Волдеморта. На первом уроке — том, который убедил Гарри в некомпетентности учителя — он заставил учеников пройти бессмысленный тест, сделал несколько колких комментариев о Гарри и открыл клетку, полную пикси, после чего попытался использовать какое-то заклинание, которое звучало больше как считалочка, и сбежал, оставив свой класс в одиночестве бороться с пикси. Серьезно, что не так с Хогвартсом и учителями, которые оставляют учеников одних? На первом курсе это был урок полётов, что привело к двум серьезным травмам. В этом году это урок Защиты, который привёл к разрушению класса, школе, наводнённой пикси, несчастному Невиллу, выброшенному из окна и почти сломавшему шею, нескольким другим раненым и — это событие было, должно быть, самое запоминающееся, обсуждаемое и жалобное — сломался дорогой набор перьев Драко Малфоя. Гарри совершенно не впечатлен тем количеством стонов, слез, жалоб и ругательств, которые были потрачены впустую на эти, по сути, бесполезные вещи, учитывая богатство Малфоя, в то время как угрожающая жизни травма Невилла практически игнорировалась всем Хогвартсом. Единственная хорошая вещь, которая могла бы выйти из всего этого, если бы Малфой-старший, как член школьного совета, принял бы меры, учитывая, что реакция Малфоя на всё, что идёт не так, — рассказать об этом отцу. Но, учитывая, что директор настолько убежден в талантах профессора Локхарта, это маловероятно. Между тем библиотечный портрет соглашается с Гарри, что осталось не так много заклинаний, которые он может использовать на браслете с его нынешней магической силой, даже если он достаточно силён для своего возраста, и сила растет вместе с ним. Вместо этого они обращают свое внимание на руны. Для того, чтобы привязать их к браслету, нужно либо начертить только одну руну, например, чтобы она окрашивала всех, кто к нему прикоснется, в яркий цвет. Эта руна должна была быть привязана к оберегу, защищающему Гарри от той же участи, либо связанный с особым заклинанием, которое позволяло бы каждого, кто попытается превратить браслет в воздух, например, почувствовать сильную боль в глазах. Эти связки должны быть тщательно продуманы, чтобы они не взаимодействовали плохо с заклинанием, к которому они привязаны, или амулетами на браслете, как это было с предыдущими заклинаниями, которые Гарри наложил на него. Именно тогда они сталкиваются с проблемой: чтобы найти решение, было бы проще и быстрее всего создать арифмантическое уравнение. Единственным недостатком этого решения является то, что Гарри не знает арифмантики. Мужчина — портрет также не уверен в своих силах для составления такого сложного уравнения, поэтому они оказываются в тупике. Тогда Гарри упоминает об идее Сильвии о зельях, и они вместо рун обращают внимание на зелья и на время откладывают план заклинаний. Они находят около десяти зелий, которые Гарри может применить — в любом случае, на каждое зелье, вероятно, уйдет не менее одной недели, а одно зелье нужно варить почти два месяца — и у них появляется множество дел на предстоящий год. Зелья также должны быть тщательно исследованы. Портрет признает, что хотя после его смерти было изобретено не так много новых заклинаний — он так думает, по крайней мере, так как знает, что за двести лет его жизни было создано всего пять заклинаний, и это считалось большим количеством — зелья проще придумать. Кроме того, в зельях есть большая потребность, поскольку зелья полезны в лечении болезней. Со временем болезни развиваются, и зелья должны следовать в своём развитии вслед за ними. Заклинание же не теряет своей эффективности с годами. С другой стороны, зелье можно сделать неэффективным. На каждый созданный яд находится противоядие. Для многих атакующих заклинаний есть зелье для восстановления повреждений. Каждой болезни и давнему проклятию, такому как Проклятие Луны, противостоит зелье. Итак, Гарри и библиотечный портрет углубляются в искусство зелий. Гарри читает вслух название книги, и мужчина вызывает книгу из библиотеки на фоне своего портрета. Затем они оба читают тома, Гарри иногда просит разъяснений, мужчина это с удовольствием делает. Гарри многое узнает о варке зелий, поскольку библиотечный портрет, по-видимому, был талантливым зельеваром, когда был жив. Доходит до того, что на уроках зельеварения Гарри иногда даже определяет, что именно Малфой бросил в его котел, и может исправить испорченное зелье, к чистому изумлению профессора Снейпа и сильному раздражению Малфоя. Не то чтобы это улучшало его оценки, но Гарри обретает некоторую уверенность в себе, которой все его сверстники, кажется, обладают в изобилии — за исключением бедняги Невилла, конечно. На занятии по Гербологии профессор Спраут говорит всем, что, хотя обычно она оставляет созданные на первом курсе группы до конца обучения, в этом году она решила изменить это правило. Как правило, члены группы знакомились друг с другом и находили взаимопонимание, но, судя по поведению, которое она наблюдала в прошлом году, будет лучше расформировать уже созданные группы. Говоря это, она бросает тяжелый взгляд на Рона и Малфоя. Рон краснеет от ярости и пялится на свои туфли, а Малфой ухмыляется, радуясь избавиться от Рона и Гарри в своём окружении. Судя по тому, что Гарри узнал из гневных жалоб Малфоя в прошлом году, профессор Спраут оценила Малфоя и Рона хуже, чем Гарри и Невилла. Эта оценка стоила Малфою места в тройке лучших за год. Конечно, вместо того, чтобы признать свои враждебные и детские споры с Роном и опасность, которой он время от времени подвергал себя и всех других учеников, он перекладывает вину на Рона, который отвечает тем же и возлагает вину на Малфоя, оставаясь в своих глазах невиновным. Это, конечно, приводит к еще большей ненависти в отношениях Малфоя и Рона. К счастью, профессор Спраут тоже замечает это, разделяя в разные группы этих двоих. В противном случае это был бы еще один год адских занятий для Невилла и Гарри, оказавшихся на линии огня и вынужденных работать втрое усерднее и быстрее, чем все остальные ученики, достигая при этом меньшего, чем даже самые худшие из них. Профессор ставит Малфоя с Крэббом и Гойлом, которые работают с Ноттом и Забини. Малфой дуется, когда замечает этот факт, хорошо знакомый с неуклюжей и медленной манерой работы и мышления двух своих подчинённых. Рона отправляют в группу девушек гриффиндорок. Большинство из них слишком обеспокоены состоянием своих ногтей, чтобы думать о работе, так что он тоже не выглядит слишком восторженным переменами. Гермиона из другой группы бросает на него сочувствующий взгляд, который, кажется, приводит его в ещё большую ярость. Невилл и Гарри оказываются приятно удивлены, когда профессор сообщает им, что благодаря их хорошей командной работе их группа не получит новых членов, если они этого не пожелают. Им обоим достаточно обменяться взглядами, наполненными ужасом от того, что они терпят Малфоя и Рона, и воспоминанием о том первом славном уроке, когда их товарищи по команде не пришли на урок, чтобы знать, что они будут работать в одиночку, даже если каждое задание будет немного труднее из-за недостатка рук. Это решение делает их жизнь лучше; Невилл теперь знает, что его советы не будут пропущены мимо ушей, и его подсказки будут оценены по достоинству, в то время как Гарри сможет сосредоточиться на выполнении задания и не будет вынужден постоянно обращать внимание на каких-то неуклюжих идиотов прямо рядом с ним. Они лучше узнают друг друга, даже иногда кивают друг другу в знак приветствия, когда встречаются в коридорах во время перерыва. Это самый дружеский контакт Гарри с кем-либо, кроме Сильвии. Он вроде как начинает с нетерпением ждать возможности кивнуть Невиллу при встрече. После нескольких недель обычных оскорблений и нагруженных учёбой недель наступил Самайн. Почти Безголовый Ник, призрак Гриффиндора, пригласил Гарри на вечеринку в честь Дня Смерти. Гарри колеблется, но говорит Нику, что он должен быть в Большом зале на пиру, а кроме того, ему кажется неправильным, что живой мальчик идет на вечеринку в честь Дня Смерти. Ник кивает на это и признает, что некоторые из иностранных призраков, которые приходят в Хогвартс исключительно для празднования, могут быть немного расстроены. Итак, в канун Самайна Гарри входит в Большой зал, намереваясь перекусить и взять яблоко для ритуала. Он провел ритуалы в прошлом году — столько, сколько смог — и обнаружил, что меньше беспокоился и боялся первые один или два дня после этого, поэтому он, воодушевленный библиотечным портретом, планирует сделать своей привычкой праздновать каждый важный день года. Стоило только Гарри выскользнуть из Большого Зала, как он услышал громкий, леденящий кровь крик. Он вздыхает, отходит в сторону и позволяет учителям пройти мимо, прежде чем он вместе с большей частью школы следует за ними. Судя по всему, Рон нашел окаменевшую кошку, висевшую за хвост под окровавленным сообщением о Тайной Комнате, загадочном месте, которое Салазар Слизерин предположительно построил перед тем, как покинуть Хогвартс. История оказывается такова: смотритель Филч последовал за услышанным испуганным писком, обнаружил своего любимого кота, издал полный печали крик и нашел виновника в Роне, который просто стоял рядом с, казалось бы, мертвым животным. Директор отсылает всех в гостиные, кроме Рона и Гарри. Гарри не понимает, почему он должен остаться; он вообще ничего не делал, даже не был рядом. Но зачем кому-то слушать слизеринца? Директор допрашивает Рона, и тот заикаясь, рассказывает, что подслушал, как Гарри разговаривал с Почти Безголовым Ником и отклонил его приглашение. Решив доставить неприятности и думая, что Гарри был «высокомерным ублюдком», раз отверг предложение призрака, Рон решил просто появиться на вечеринке в честь Дня Смерти Ника. Только когда он там появился, он понял, что именно праздновалось, и ушел, когда его встретили с презрением и насмешками — появившись без приглашения на вечеринке, устроенной призраком для призраков, Рон был человеком, который еще не умер — и ужасными реконструкциями смертей гостей. Итак, храбрый гриффиндорец, каким является Рон, удрал оттуда. По пути в Большой Зал он наткнулся на кошку и издал испуганный пронзительный писк, который и привёл к нему Филча, который после объяснения Рона начал громко плакать и требовать, чтобы Рон был наказан, желательно смертью. Немного напевая, директор присматривается к кошке поближе и объявляет, что она не мертва, а окаменела. Гарри мог бы сказать им, что «мертвый» означает, что мышцы расслабляются, и капля слюны изо рта кошки вот-вот вытечет, вместо того, чтобы давно упасть. Вместо более тщательного допроса Рона — потому что рассказанная гриффиндорцем история действительно подозрительна — директор расспрашивает Гарри о его местонахождении во время происшествия. Гарри тут же вспоминает, что раз он слизеринец, он подозревается по определению. Хотя почему директор выделил именно его из всех слизеринцев, он не знает. — Я…я, — заикается Гарри, остро осознавая, что на него смотрят множество глаз и что в любой момент кто-то может подойти сзади, — я был в Большом Зале. Кажется, директор ему не верит. Он спрашивает профессора МакГонагалл, правда ли это. Выглядя крайне недовольным, профессор Снейп подтверждает алиби Гарри. Директор Дамблдор снова спрашивает профессора МакГонагалл, как будто не получил ответ всего секунду назад. Суровая женщина смотрит на директора и ледяным голосом точно, слово в слово, повторяет то, что сказал профессор Снейп. Директор отступает со странной шуткой о том, что «никогда нельзя быть слишком уверенным» и быстро уходит. Это, наверное, самое мудрое, что он мог сделать. Кто знает, что еще он сказал бы, вызывая ещё большее недовольство обоих профессоров. — Клянусь, — вздыхает профессор МакГонагалл, — с каждым годом Альбус становится все более и более загадочным. Профессор Снейп почти улыбается в ответ, но потом, кажется, вспоминает о присутствующих студентах и резко отправляет их в гостиные. Гарри уходит без возражений, с облегчением избавляясь от пристальных взглядов и внимания, но Рон остается и пытается возразить, что раз он нашел миссис Норрис — так зовут кошку? — то он должен участвовать в расследовании. Гарри не задерживается, чтобы выслушать, без сомнения, резкий ответ профессора Снейпа.***
Проходит несколько дней, прежде чем Малфою достаточно надоедает Гарри, чтобы начать выходить из себя. По какой-то причине терпение его заканчивается прямо сейчас, без явного триггера и без какого-либо предупреждения. Он посылает в Гарри простое заклятие спотыкания, когда тот спускается по лестнице, отправляя его в полет. Гарри в панике дергается, чтобы остановить падение, но не может восстановить равновесие и оказывается на шесть ступенек ниже, неловко приземляясь на руку. Некоторые ученики начинают кричать. Сбитый с толку, Гарри смотрит на них и проводит пальцами другой руки вниз по пострадавшей конечности. Во время обследования он натыкается на сильный отёк, а кость давит на кожу, явно разрывая её. Он смущенно моргает. Это оказывается не так больно, как он думал. Позже он вспомнит статью «Адреналин» и подумает о шоке, который, видимо, у него был, а пока у него перед глазами воспоминание о дяде Верноне, из-за которого он уже видел такие травмы раньше. После той травмы тоже не болело около часа, после чего со страшной силой начало это делать, прежде чем магическим образом исцелилось. С тех пор Гарри пережил много боли и много травм, и его не особенно беспокоит конкретно эта небольшая травма. Он встаёт. Студенты ахают, глядя на него, когда он спокойно использует левую руку, чтобы поднять свою сумку и вывалившиеся книги. Ему придется использовать зачарованное перо, чтобы делать заметки, вместо того, чтобы писать самому, и держать сломанную руку как можно неподвижнее. Ему также следует использовать меньше магии, чтобы большая её часть была доступна для исцеления. — Гарри! Ты упал! О, милый мальчик! — прерывает его драматический голос. Неохотно Гарри поворачивается лицом к профессору Локхарту, который стоит во всей своей самоуверенной красе, с идеально уложенными волосами, одетый в модную одежду возмутительных цветов, которые все ещё более приемлемы, чем у директора школы. — Не волнуйся, юный Гарри! — объявляет он. — Ибо я — я! — вылечу тебя! — Нет, спасибо… — начинает Гарри, но его прерывает заклинание, которого он никогда раньше не слышал. Для Темной Магии оно не было бы странно. Для заклинаний без палочки каждый может использовать любые слова, если они связаны с темой заклинания, но театральные круги, которые палочка Логхарта рисует в воздухе, подразумевают, что это заклинание Света. В какой-то момент Гарри стоит там, делая осторожный шаг назад и надеясь сбежать. В следующий момент его правая рука кажется странной. Что-то с грохотом падает на землю под его предплечьем. Гарри смотрит вниз… прямо на свою локтевую и лучевую кость, которые обе на удивление целые. Многие стоящие рядом студенты кричат. Некоторых рвет, а некоторые падают в обморок. Гарри ошеломленно смотрит на свои кости. Он по-прежнему не чувствует боли и странно отстранен от происходящего. — Простите, пожалуйста, меня не будет на занятии, профессор, — говорит он, прерывая заикание профессора Локхарта, который всё это время пытался придумать оправдание, пытаясь сохранить образ совершенства, который, как он воображает, он воплощает, демонстрируя всем вокруг. Гарри взваливает сумку на плечо, наклоняется и хватает свои кости. Это действие звучит странно даже мысленно. Он изучает их, очарованный. Что-то подобное есть в его теле? Он почти не может в это поверить. Затем наступает боль. Это не похоже на приливную волну, постепенно становящуюся все больше и больше. Нет, эта боль подобна удару молнии. Агония пронзает Гарри. Его глаза мутнеют от слез. Он моргает, чтобы отогнать их, но некоторые успевают скатиться по щекам. Он пытается поднять руку, чтобы стереть их, но вместо того, чтобы поднять, его рука как бы… шлепается. Нет другого слова, чтобы описать это. Если это вообще возможно, боль усиливается еще больше. Гарри приходится прикусить язык, чтобы не закричать. Немного крови течёт из уголка его рта. Он вспоминает, когда в последний раз испытывал такую боль, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-нет-пожалуйста-прекратите-пожалуйста, и кусает себя сильнее, чтобы уцепиться за настоящее. Он знает, что сейчас ему нужно безопасное место, где он сможет побыть в одиночестве и попытаться направить всю свою магию в травму, чтобы залечить ее быстрее. Внезапно на его плечо ложится мягкая рука. Гарри вздрагивает и поворачивается лицом к тому, кто его коснулся. Мадам Помфри стоит за его спиной, с беспокойством смотря на него. — Теперь я здесь, — говорит она. — Давай, отведём тебя в больничное крыло. Мы вернем тебя в строй к завтрашнему дню! Гарри в шоке следует за ней под её нежным руководством, пока не оказывается в безопасности на кровати в больничном крыле. Мадам Помфри суетится вокруг него, задавая вопросы о том, что произошло и как сильно ему больно. Он должен оценить боль от одного до десяти, где десять — невыносимо, один — легкая боль. Гарри на какое-то время задумается — пока мадам Помфри начинает беспокоиться все больше и больше, — взвешивая свой ответ и сравнивая эту боль со всей предыдущей, которая была в его жизни. Мадам Помфри не успокаивает то, что он ставит всего четыре, может быть, слабую пятерку. Она говорит ему, что ей придется проверить его еще раз, потому что большинство пациентов при таком уровне боли, которое показало заклинание, катались бы по полу, крича от боли. Не желая признавать, что у него выработалось сопротивление к боли, и тем более не желая объяснять причину того, как это произошло, Гарри бормочет что-то о шоке, на что мадам Помфри сочувственно кивает и оставляет эту тему. Вместо этого она заставляет Гарри пить одно зелье за другим. Он проверяет каждое, прежде чем выпить. Три обезболивающих, легко узнаваемых по цвету и отчетливому запаху. Два легких лечебных зелья для поверхностных ран, вероятно, для его языка. Ругаясь себе под нос на некомпетентность Локонса, мадам Помфри присматривается к руке Гарри и с сожалением сообщает ему, что полость, оставленная костями, тут же была заполнена мышцами, кровью и сухожилиями, а это означает, что кости вернуть так просто будет невозможно. Вместо этого их приходится выращивать заново. Она предупреждает, что это займет всю ночь, и, скорее всего, будет мучительно больно. Гарри прекрасно понимает, что иногда исцеление более болезненно, чем травма, и рад, когда ему сообщают, что такая вещь, как «реабилитация, это что-то маггловское?» будет необходима. Он выпивает «Костерост», отказывается от «Снотворного» и ложится в постель. Мадам Помфри все еще выглядит очень обеспокоенной, но когда Гарри игнорирует ее, она желает ему спокойной ночи, уверяет, что он может позвать ее в любое время, и уходит. Гарри проводит ночь в боли, странно очарованный своей рукой, когда кости отрастают и снова выталкивают всю вросшую наизнанку кожу, пока его рука снова не становится похожей на руку, а не на мешок телесного цвета. Затем он закрывает глаза и мечтает забыть о своих воспоминаниях о дяде Верноне. По какой-то причине директор решает не увольнять профессора Локхарта и не наказывать сурово Малфоя за то, что тот поставил под угрозу жизнь сокурсника, и никакие протесты не могут заставить его передумать. Гарри почти ожидал чего-то подобного. В конце концов, никто из тех, кто причинил ему боль, — дядя-Вернон-тетя-Петуния-Дадли-Рон-Гермиона-Малфой-многие-другие — никогда не был наказан. Так почему сейчас всё должно быть иначе? На следующее утро к Гарри приходит знакомый домовой эльф. Добби плачет слезами размером с теннисный мяч и сокрушается: «Мистер Гарри Поттер, сэр, я предупреждал». Он горько стонет и резко вытирает слезы. Гарри рад, что встречал домовых эльфов раньше, и поэтому знает, что они не все такие. Он пытается успокоить Добби и говорит ему, что травма не так уж серьезна, но вместо ожидаемого результата ему теперь нужно выслушать серенаду о его храбрости. Добби же остается безутешным. Когда Гарри предполагает, что если произошедшее с ним это худшее, на что способен хозяин Добби, то он не может быть таким опасным — игнорируя тот факт, что ни один Малфой, и особенно Драко Малфой, не может делать чью-либо грязную работу, — Добби начинает рыдать еще громче. — Храбрый мастер Гарри Поттер, сэр, хозяин Добби сейчас ничего не сделал! Пока ничего не происходит, Добби знает! Он еще придет! Явно растерянный, Гарри зовет другого домового эльфа, чтобы тот успокоил Добби, полагая, что они, вероятно, лучше знают, что делать в подобных случаях. Это оказывается плохой идеей, поскольку теперь ему приходится успокаивать целую кухню взволнованных и расстроенных домовых эльфов. К полудню его выписала мадам Помфри. Он встает впервые за этот день, с облегчением от того, что снова встал на ноги и избавил себя от мук снова и снова смотреть на одни и те же белые стены или снова, и снова, и снова утешать убитого горем домового эльфа. Рядом с его кроватью покоятся его кости. Пальцы его левой руки ласкают правое предплечье. Он представляет себе новые кости, которые теперь покоятся в толще его руки. Они выглядят одинаково? Они такие же? Или они отличаются? Он никогда не узнает, по крайней мере Гарри надеется на это. Ни удаление костей, ни их отрастание не доставили ему удовольствия. Увидев белые кости, он решает подобрать их и положить в свой сундук. Когда он снова почувствует себя нездоровым, может быть, он достанет их и посмотрит на них, как в тот раз, когда он продолжал смотреть на кость, видную сквозь рану, или в тот год, когда тетя Петуния обожала смотреть больничную мелодраму, сериал, показывающий сломанные руки, разбитые головы, и множество других травм, которые почти не заметны за перипетиями романтических отношений доктора и медсестры, которые он мог наблюдать через щель в дверце своего чулана, прежде чем дядя Вернон заколотил ее гвоздями, и ночи, которые он провел, сравнивая всё, что он помнит о своих ранах, с теми, что были на медицинском шоу. И ведь мадам Помфри ни для чего не нужны его кости, да ведь? Когда он выходит из больничного крыла, его окружает шепот. Портреты, как оказалось, все боялись за него, но картин в больничном крыле нет, а потому они не могли добраться до него. Домашние эльфы уже начали распространять новости, что привело к игре в испорченный телефон. Гарри вздыхает и принимается исправлять ложные слухи. Наконец, он добирается до библиотеки. Портрет ужасно суетится над ним и упрекает его в неосторожности, прежде чем проклясть всю школу до луны и обратно. Он хочет, чтобы он не вставал на ноги, по крайней мере, еще три дня, но Гарри надоело лежать без дела, и он молча хватает первую попавшуюся книгу по зельеварению. Должно быть, домашний эльф рассказал портрету, размышляет он, предательское существо, которое знало, что Гарри никогда не расскажет портрету о падении и последующем исчезновении — или появлении? — его костей в правой руке. На следующей неделе, зарывшись в книги по зельям, библиотечный портрет и Гарри пришли к соглашению, и Гарри отправляет Хедвиг за ингредиентами для некоторых зелий, которые он собирается приготовить. Как и ожидалось, лишь некоторые из них он может сварить самостоятельно, но некоторые зелья всё равно лучше, чем ничего. Сильвия отправляет короткое сообщение о том, что ему лучше ничего не взрывать, и квитанцию, в которой значится ноль. Гарри отправляет обратно несколько галеонов, надеясь, что этого достаточно, чтобы покрыть расходы. Она отправляет в ответ похвалу для Хедвиг, которую Гарри покорно передает, и все деньги, которые он прислал. Гарри решает снова оставить деньги в ее магазине летом, когда он будет покупать набор для зелий на следующий год. День спустя незнакомая сова доставляет ответ Сильвии на его капитуляцию. Портрет в библиотеке не может перестать смеяться, когда Гарри объясняет ему, что означает знак победы. Теперь, когда у Гарри есть все необходимые ингредиенты, ему нужно только место, где он может спокойно варить его. Это должно быть место, в котором больше никого нет, куда никто не пойдет, и которое все еще достаточно посещаемо, чтобы быть проветриваемым и чистым, кроме того, это место должно также легко мыться. Как ни странно, портреты, которых он просит о помощи в поиске подходящей комнаты, советуют ему воспользоваться туалетом. Если подумать, то выбор становится очевиден: там вполне чисто, плитка легко моется, а также там никого нет на постоянной основе. Но люди все равно приходят и уходят из неё. Тогда Гарри спрашивает призраков, смогут ли они ему помочь. Может быть, есть туалет в стороне, куда никто не ходит? Может быть, это туалет для девочек, поскольку Гарри ничего о них не знает, так как это одна из немногих комнат, в которую он не заходил на первом курсе, исследуя замок. Призраки советуют ему поговорить с призраком по имени Плакса Миртл. Гарри никогда не встречал ее раньше, но это неудивительно, учитывая, что она не покидает женского туалета. Подойдя к двери, он слышит громкие рыдания и пронзительные крики. Он осторожно стучит в дверь. — Привет? — зовёт он. — Все хорошо? Плач прекращается на секунду. — А кто спрашивает? — говорит раздраженный голос. — Ты тоже хочешь посмеяться над старой Плаксой Миртл? — Нет, нет, совсем нет! — протестует Гарри. — Я проходил мимо, когда услышал, как кто-то плачет, и забеспокоился. С тобой все в порядке? Гарри не понимает этого, потому что не знает достаточно о поведении и мировоззрении призраков и Плаксы Миртл, но этим вопросом он заслужил вечную преданность и дружбу Миртл, о чем свидетельствует тот факт, что она даже предложила Гарри после смерти жить с ней в её туалете. Будь она живой, она бы сделала ему предложение руки и сердца. Когда Гарри успокоил Миртл и начал с ней общаться, а главное — выслушал ее, было уже поздно. Он возвращается на следующей неделе, снова немного болтая с ней. Когда он спрашивает, не будет ли она возражать, если он сварит зелья в кабинке — не ее, конечно! — она узнает об Инциденте, как Гарри называет происшествие, когда Гермиона и Рон пытались добраться до его метки души. Миртл понимает чувства и мотивы Гарри. — Моей родственной душой была Оливия, ужасно грубая девочка, ну ты знаешь, она всегда дразнила меня из-за моих очков, пока я не начинала плакать, — рассказала она Гарри, предложив ему утешение, если он в нём нуждается, также как он предложил ей его некоторое время назад — А потом я умерла, и я решила отомстить, преследуя ее. Но когда она впервые увидела мой призрак, она не выдержала и начала плакать. Она была моей родственной душой, но она так боялась того, что скажут ее друзья, если она начнет со мной разговаривать, что игнорировала меня. А когда она начала меня игнорировать, я начинала общаться с другим человеком и даже влюбилась в него! Но он был действительно элегантен и так умен! Ты не можешь винить меня! — Она поворачивается к Гарри с большими слезящимися глазами. Он уверяет ее, что понимает её и что находит поведение Оливии незрелым и что реакция Миртл ему понятна. Миртл подплывает к Гарри и обнимает его настолько крепко, насколько бестелесное существо может обнимать живое тело, и начинает рыдать и благодарить его. Когда призрак успокаивается, она рывками отходит назад, словно смущенная своим поведением, и прочищает горло. Только тогда она продолжает — На чём я закончила? О, да! Эта странная вещь! Знаешь, когда у меня были другие друзья, она ревновала меня и начала дразнить. Я никогда этого не понимала, но потом увидела, что мальчишки тоже дразнят своих родственных душ и подруг, если они им нравятся. Я совсем этого не понимаю. Они ведь хотят, чтобы их друзья и родственные души любили их, да ведь? — Да, люди странные, — с готовностью соглашается Гарри. Миртл понимающе кивает. Наступает короткое молчание, пока они оба размышляют о том, какие странные люди. — Я не знаю, что бы я делала, если бы она показала мне свою метку, пока я была еще жива, — размышляет Миртл вслух — Мне никогда не нравилась Оливия, но родственные души всегда нравятся друг другу. Может быть, мы могли бы полюбить друг друга, если бы рассказали о своих чувствах друг другу. Но когда я умерла, ее родители забрали ее из школы. В том году так поступили многие родители. Больше я ее никогда не видела. Итак, Миртл поддержала его план скрывать свои слова, пока он не будет готов их раскрыть. Она задает любопытные вопросы, но Гарри достаточно сказать, что ему неудобно отвечать на них, чтобы заставить ее остановиться. Она та, кто медленно дает ему уверенность, чтобы говорить с другими людьми и постоять за себя, сказать «нет» и признать, что этот ответ нормален и не должен быть встречен наказанием. Но только уверенность появляется с черепашьей скоростью. Гарри потребуется еще несколько лет, прежде чем он достигнет того уровня уверенности, чтобы спокойно жить.