***
Как объясняет мадам Помфри, все знали или, по крайней мере, думали, что знают, где находится Гарри, и вместо того, чтобы попытаться спасти его, они надеялись на то, что он сможет сбежать сам. Мадам Помфри потрясена количеством и глубиной его ран, гордится его стойкостью и удивляется его невезучести. Она снова пытается стать психотерапевтом, но её пациент такой же молчаливый и замкнутый, каким он был после попытки самоубийства. Он тихо задаётся вопросом, как кто-то может довериться человеку, который признался, что не собирался помогать человеку, которого пытали, потому что доверял кому-то другому, пообещавшему, что всё будет хорошо. Он видит, что его первому посетителю, Сириусу Блэку, на самом деле всё равно, что Гарри вернулся и что он искренне сожалеет о том, что Гарри пришлось пережить, но ему всё ещё недостаточно жаль, чтобы как-то изменить своё отношение к крестнику. Он видит, что его второй посетитель, Ремус Люпин, действительно убит горем из-за состояния Гарри, но он слишком занят и напряжен, чтобы часто навещать его. Он видит, как его третья гостья, Молли Уизли, переживает из-за травм Гарри, но только в общем, как кто-то переживает из-за жертвы убийства в последней газетной статье, а не с той искренней, душераздирающей скорбью, которую Невилл выказал, когда впервые увидел Гарри после его попытки самоубийства. Он видит, что его четвёртый и пятая посетители, Рон и Гермиона, колеблются между сочувствием к Гарри, радостью от его боли и чувством вины за эту эмоцию. Он видит, что его шестому посетителю, директору, наплевать на благополучие Гарри, но он думает, что теперь, после пыток и боли, у него будет больше шансов достучаться до Гарри. Он видит, что его седьмая посетительница, профессор МакГонагалл, считает, что сам Гарри виноват в том, что всё так получилось. Он видит, что его восьмой посетитель — полная неожиданность. Это Вальбурга Блэк. Диапазон действия её картины достаёт до лесного пейзажа, который висит напротив кровати, к которой Гарри прикован, пока мадам Помфри не будет удовлетворена заживлением его ран. Кровать Гарри — гигантский предмет мебели, скорее всего, рассчитанный на четверых, а не на одного человека. Кровать такая большая, что Гарри чувствует себя маленьким, незначительным и таким незащищённым, что он тоскует по безопасности своего чулана. Однажды он просыпается и видит, как Вальбурга Блэк смотрит на него ястребиными глазами. — Добрый день, наследник Поттер. — говорит она. В её тоне есть что-то резкое и испытывающее. — Добрый день, мадам… леди Блэк? — Гарри не совсем уверен в том, как правильно обращаться к портрету мёртвой Леди Блэк. Чтобы компенсировать своё невежество, он старается поклониться в меру своих сил и возможностей. Вальбурга Блэк одобрительно мычит. — Кричер не соврал, — заявляет она, — Ты настоящий Блэк. — Прошу прощения, — бормочет Гарри, — но как это возможно? Я должен признаться, что вырос, не зная о волшебном мире и его обычаях. — Как бы то ни было, у тебя манеры и поведение настоящего чистокровного наследника. — Я знаю едва ли достаточно, чтобы не вести себя оскорбительно, — не соглашается Гарри, — Я многому научился за этот учебный год и лето, но этого всё ещё недостаточно, чтобы компенсировать моё полное невежество. Вальбурга Блэк пристально наблюдает за ним. — Бывшая леди Блэк, — говорит она, — Это была бы правильная форма обращения к портрету умершей Леди. Но ты можешь называть меня по имени. — Спасибо, бывшая леди Вальбурга. Меня зовут Гарри Джеймс Поттер, наследник Дома Поттеров — он снова имитирует поклон. После историй Сириуса Блэка о его матери такой звук кажется невозможным, но Вальбурга Блэк хихикает. — Разве ты не очарователен, маленький наследник? Ты можешь называть меня по имени, и только так. — Для меня это большая честь, спасибо, — заикается Гарри. — Пожалуйста, окажите мне честь и называйте меня просто Гарри, Вальбурга. Она снова смеется. — Ты прелесть. Думаю, я буду заходить к тебе почаще. Она так и поступает. В конце концов, Вальбурга чаще всего приходит на пейзаж в его комнате, разговаривая с Гарри. Она учит его правильным манерам после того, как хорошенько смеётся над смесью архаичных формулировок и приветствий, не использующихся уже сто лет, вперемешку с маггловскими фразами и манерами, которые он демонстрировал прежде. Она нежно рассказывает о своей семье, а также о родственниках Гарри. Судя по всему, его дед женился на любимой тётушке Вальбурги. Это, в свою очередь, ставит его достаточно высоко в иерархии Семьи Блэк, поскольку все остальные члены семьи либо умерли, либо были женщинами, вышедшими замуж, тем самым потеряв фамилию и своё право на наследство. Они также говорят и о более серьёзных вещах, таких как Регулус или Сириус Блэк, или о своих противоречивых взглядах на чистокровных, полукровок и магглорождённых. Последнее легко исправить; Вальбурга твёрдо верит, что те, кто не придерживается правил, традиций и культуры Волшебного Мира, должны потерять в нём своё место, и Гарри без сомнений может с этим согласиться. Касательно первой темы — это рассказ о вере в свою правоту, смешанную с грустью и сожалением. Вальбурга до сих пор считает, что была права, посоветовав своему сыну стать Пожирателем Смерти, даже если в конце концов он предал Тёмного Лорда Волдеморта и заплатил за это своей жизнью. В тот момент она приняла наилучшее возможное решение, учитывая ту информацию и знания, которые у неё были. В конце концов, она ходила в школу с Томом Марволо Реддлом; она знала, какой он. Но затем Том заблудился на своём пути и был поглощён Тёмным Лордом Волдемортом. — Волдеморт, в конце концов, был худшей чертой Тома Реддла, — делится своими размышлениями Вальбурга с Гарри, — Такое ощущение, что лучшие его черты, те, которые заставляли людей хотеть следовать за ним, исчезли. Гарри, в свою очередь, рассказывает ей о поведении Тёмного Лорда Волдеморта до и после его воскрешения и о возвращении его внешней красоты, о которой ходили слухи, или, по крайней мере, о его человечности, а также об улучшении его — как правильно сказать? Интеллекта? Дальновидности? У него не было ни того, ни другого до этого странного преображения. Планирование? Предвидение? Проницательность? Эти слова подойдут лучше всего. Определённо, стоило пережить несколько худших моментов в короткой жизни Гарри, чтобы увидеть, как надежда расцветает в нарисованных глазах его друга-наставника-наперсницы. Ситуация с Сириусом Блэком оказывается ещё сложнее, чем с Регулусом. Вальбурге нравится размышлять о том, что именно она сделала не так, чтобы её сын в итоге оказался таким. Это правда, она обучала своих детей Тёмной Магии, но начинала она с лёгких заклинаний для начинающих, которые выучили в том же возрасте и её отец, и его отец. Они не видели в этом проблемы. В любом случае, эти заклинания просто были тёмными копиями тех, которые они изучали в школе. Так что они не могли привести к… отвращению к своей семье. Возможно, она стала относиться к нему по-другому после того, как он поступил на Гриффиндор, а не на Слизерин, но Сириус всегда был трудным ребёнком, и она почти ожидала такого его распределения. Когда Сириус продолжил отрываться, ей, возможно, следовало отреагировать без холодных и язвительных комментариев в его адрес. Когда он начал близко общаться с мальчиком Поттеров и начал свою карьеру шутника, ей, наверное, следовало объяснить ему, почему такое поведение плохо, а не просто наказывать его. Вместо того, чтобы отталкивать его, когда он подружился с оборотнем, она должна была защитить его. Вместо того, чтобы надеяться, что любовь Сириуса к семье победит, она должна была вернуть его сразу после того, как он сбежал жить к Поттерам. Она должна была быть скорее буфером между хладнокровным и строгим Орионом Блэком и их пылким и жизнерадостным Сириусом, и воспротивиться откровенной неприязни, которую Орион проявлял к Сириусу после распределения последнего. Но теперь уже было слишком поздно для таких сожалений. Она потрясена, когда узнает, как Сириус вёл себя в последние годы. Узнав о том, что Сириус начал преследование Питера Петтигрю вместо того, чтобы позаботиться о своём недавно осиротевшем крестнике, она поражается такому поведению, но может понять его. Сириус всегда был вспыльчивым и скорым на действия, но медленно соображал. Но то, что он поступил с Гарри так же, как с ним обошёлся его отец после распределения, она никогда не считала возможным. Возможным она считает то, что директор каким-то образом смог подавить связь Крёстного Отца. Почти все Тёмные семьи ненавидят ненавидящего Тьму директора, и большинство делает это по уважительной причине, столкнувшись с его дискриминацией и покровительством. Вальбурга продолжает долгие и исчерпывающие разглагольствования о «худшем событии, которое когда-либо случалось с Хогвартсом — и это не считая нападение на него Гриндевальда». Короче говоря, их разговоры очень поучительны для Гарри. На самом деле настолько поучительны, что он может остановить Сириуса Блэка с помощью нескольких хорошо подобранных слов, когда они стоят рядом, пока Уизли и Гермиона нервно собирают свои вещи и укладывают их в сундуки. Гарри ждёт у двери, готовый идти, а Сириус Блэк стоит рядом, хотя ему явно неловко, и наблюдает за ним краем глаза. Он начинает разговор: — Вы знаете, что Вальбурга Блэк иногда навещает меня в моей комнате? Сириус Блэк, кажется, искренне озадачен тем, что Гарри сам начинает разговор, тем более на такую тему. — Ахм, нет, я этого не знал. Прости за это, соха… — он неловко обрывает себя, как будто инстинктивно хотел что-то добавить. Гарри игнорирует это. — Мы довольно много разговаривали в последнее время. Нет никого, кроме неё, с кем я мог бы нормально поговорить. Теперь Сириус Блэк то колеблется, то выглядит решительно. — Я знаю, что ты не ладишь с Роном и Гермионой, Гарри, хоть и не понимаю почему. Если ты сказал это, чтобы вызвать у меня чувство вины за то, что я не часто заходил к тебе, то… — Сначала она в основном ругала меня за мои манеры или смеялась надо мной. Знали ли Вы, что джентльмен не обязан кланяться даме, даже в Волшебном Мире? Или что простое рукопожатие считается чем-то маггловским? Вместо этого мы должны кивать друг другу — он не ждёт подтверждения своим словам от Сириуса Блэка, продолжая, — А потом мы начали говорить о более серьёзных вещах. Сириус Блэк стонет. — Она рассказывала тебе о чистоте крови? Клянусь, эта женщина… — На самом деле она этого не делала, — он делает небольшую паузу. — Она рассказала мне о твоём детстве, о Регулусе, об Орионе, — он делает ударение на именах и смотрит, как его крёстный вздрагивает, как если бы он сейчас был Гарри. Гарри приступает к самой жестокой части — Видимо, когда ты впервые вернулся домой из Хогвартса, твой отец сказал тебе, что ты больше не его сын. Ты был для него просто ещё одним безмозглым гриффиндорцем, — Гарри безжалостно улыбается, когда Сириус Блэк вздрагивает во второй раз. — Я сказал ей, что могу понять твои чувства. В конце концов, когда я впервые прибыл сюда после попадания в Хогвартс, мой крёстный сказал мне, что я больше не его крестник. Я был для него просто скользкой змеёй. Сириус Блэк бледнеет и выглядит готовым упасть в обморок. Удовлетворённый, но не полностью, Гарри оборачивается и смотрит на лестницу, где, наконец, видит, как Уизли спускаются длинной вереницей рыжеволосых во главе с Гермионой Грейнджер, за которой следует женщина, выглядящая так, будто она на грани нервного срыва. Гарри мог бы пожалеть Молли Уизли, но она слишком раздражает его своим постоянным нытьём, суя свой нос в вещи, которые её совершенно не касаются, делая это прямо как тётя Петуния, и решая, что она знает всё на свете лучше, чем он — например, тот факт, что он и Рон «самые лучшие друзья, я знаю, не будь таким застенчивым, Гарри, просто признай это!» Гарри изо всех сил старается не проводить параллелей между ней и тётей Петунией, но когда её жалобный голос начинает звучать на таких высоких нотах… К счастью, наконец-то, лето подходит к концу. Как только Гарри выходит на улицу, на него тут же налетает сова. Он сразу узнает Хедвиг. — Привет, дорогая, — шепчет он, когда она занимает своё законное место на его руке, — У тебя есть письмо для меня, красавица, или ты просто соскучилась? Хедвиг прижимается к щеке Гарри, но вытягивает ногу с привязанным к ней письмом. Гарри улыбается, уступая требованию совы и поглаживая её. Только после этого он тянется к письму. — О боже, Гарри, чья это сова? Она великолепна! Это противный голос Рона. Он продолжает охать, восхищаясь Хедвиг ещё две секунды, прежде чем повернуться к матери и пожаловаться, что у него вообще нет совы, Стрелка не в счёт, заявляя, что он тоже хочет сову. Гермиона начинает читать лекции о важности каждой отдельной жизни и о том, что Стрелка ничем не уступает Хедвиг, что держать домашних животных — это варварство — игнорируя тот факт, что у неё у самой есть кошка — и что использование сов в качестве почтальонов — система настолько древняя, что это удивительно, как она ещё работает. Гарри игнорирует их, прижимаясь к Хедвиг. Наконец, он благодарит её и просит её вернуться в Хогвартс, в котором он сам будет уже завтра, обещая зайти в совятню. Неохотно она снова взлетает. Молли Уизли стоит перед машиной в тревоге и нетерпении. — Быстрее, быстрее! Нам ещё нужно купить ваши книги! О, Гарри, если бы ты только быстрее поправился! Нет, это не твоя вина, Гарри, я это знаю, но это всё равно сделало бы наш день менее напряжённым. О, давай, Рон, в машину! Гермиона, ты покормила свою кошку перед тем, как мы ушли? Джинни! Джинни, где твоя шляпа? Проходит ещё десять минут, прежде чем они готовы ехать. На самом деле, Гарри понятия не имеет, почему они не купили всё заранее. В прошлом году у Уизли не было проблем с придирками к каждому его решению, когда он выбирал свои школьные принадлежности. Они, вероятно, были бы рады пойти и сделать за него покупки, чтобы всё купленное было точно одобрено ими. И в этом году они должны успеть купить всё необходимое именно в тот самый день, когда им нужно отправляться в Хогвартс? И если у них так мало времени, зачем они едут на машине? Не было бы быстрее воспользоваться камином или аппарировать? Но он не жалуется, садится в машину и ждёт, пока они приедут. Пройдёт совсем немного времени, прежде чем они прибудут на поезд, и Гарри сможет легко потерять Рона и Гермиону в толпе. Он отсчитывает каждую секунду. В машине он смотрит на письмо, пытаясь решить, открыть его сейчас или в поезде. Гермиона, севшая рядом с ним, решает этот вопрос за него, продолжая беспокоить Гарри по этому поводу. — О, письмо! Его сова принесла? От кого оно? Ах, это тот же человек, который однажды написал то письмо во время ужина? Гарри, ты действительно должен отнести это письмо профессору Дамблдору! Что ты тогда ему сказал! Как ты мог? Так продолжается даже после того, как остальные садятся и машина трогается с места. Джинни хочет знать, от любовника ли это письмо, пытаясь замаскировать свою ревность удивительно фальшивым весельем. Рон завидует, что Гарри получил письмо, тогда как он не получил ни одного. Молли Уизли спрашивает, о чём речь. Гарри прячет письмо в карман и смотрит в окно, размышляя о пробках и последних нескольких неделях, всё ещё несколько потрясённый дружбой с Вальбургой, изо всех сил пытаясь не думать о начале лета и обдумывая письмо. Гарри радуется, что Хедвиг принесла письмо ему лично, а не в дом. В противном случае письмо, вероятно, было бы прочитано несколько раз, прежде чем Гарри хотя бы узнал бы о нём. Машина подъезжает к Косой Аллее быстрее, чем ожидает Гарри, несмотря на это поездка всё же кажется ему бесконечной. Он скептически относится к тому, что такая неорганизованная семья, как Уизли, сможет купить всё необходимое для школы за два часа. Когда Гарри замечает количество случайных покупателей и рассеянность Уизли, которые больше сосредоточены на том, чтобы получить то, что им нужно, чем на том, чтобы удержать Гарри рядом с собой, он разрабатывает план побега. Он что-то бормочет Молли Уизли о деньгах в банке, и та рассеянно велит ему сходить за ними. Прежде чем она заметит, что с ней заговорил не один из её сыновей, а Гарри, он исчез. Тогда жаль, что у него есть хвост. Джинни Уизли, молодая девушка с жадностью в сердце и похотью в глазах, преследует его, но делает это так явно, что Гарри сразу же замечает её. Не имея другого выбора, кроме как пойти в банк, он входит в Гринготтс. В ожидании кассира его голова методично придумывает причины, по которым он мог прийти в банк, чтобы затем озвучить самую удачную гоблинам. Они знают, что ему не могли понадобиться деньги, ведь у него есть самопополняющийся мешок. Пока он обдумывает варианты, его взгляд цеплялся за блестящее кольцо с безвкусным камнем на нём. Верно. Кольцо наследника. — Что Гринготтс может сделать для вас? — спрашивает кассир, в каждом слове которого сквозит отвращение. — Я хотел бы узнать о кольце наследника. Недавно я обнаружил, что оно должно быть у меня, но я так и не получил его — Гарри пытается вежливо улыбнуться. Он надеется, что это не выглядит так натянуто и фальшиво, как ему кажется. — Имя? — хмыкает гоблин. Гарри немного наклоняется вперёд и шепчет так, чтобы никто другой не услышал. — Поттер, да? Мы ждали вас. Почему вы не отвечали на наши письма? — гоблин жестом предлагает Гарри следовать за ним. Смущённый, он подчиняется. Несмотря на то, что у гоблинов короткие ноги, они быстро ходят. — Извините, я не получал от вас писем. — Фу! — фыркает гоблин, распахивая огромные металлические двери, которые Гарри не смог бы сдвинуть со своими слабыми человеческими мышцами — Не лги, волшебник. — Я и не лгу, — возражает Гарри. Гоблин останавливается так резко, что Гарри чуть не врезается в него. Он с любопытством смотрит на Гарри. — Никогда не получали ни одного нашего письма? Даже несмотря на то, что мы послали их так много? Гарри кивает, сбитый с толку тем, что гоблин вдруг ему поверил. — Я никогда не получал никаких писем. Ну, кроме школьных писем и двух других. — Поподробнее об этом, — медленно гоблин снова начинает идти. — После первого года обучения в моей… резиденции в маггловском мире появилась сова. У неё было письмо от матери мальчика, который возомнил себя моим другом, хотя мы никогда не поддерживали никаких контактов. Второе письмо я получил меньше часа назад. Его принесла мне моя сова. Кроме них я получал только школьные письма. О, и в течение нескольких недель на втором курсе я был подписан на «Ежедневный Пророк». Гарри вспоминает последнее письмо и ошеломлённое выражение лица Гермионы, когда она вырвала у него из рук его результаты СОВ и просмотрела их, уже на полпути к успокаивающей речи о том, чтобы он не чувствовал себя плохо из-за того, что не получает исключительных оценок, и ругая его за это, прося учиться больше. Она останавливается на полуслове, когда понимает, что Гарри получил Превосходно по всем предметам. Этот момент почти компенсировал ревнивые разглагольствования Рона, моргающие совиные глаза Джинни и снисходительные размышления Гермионы о том, как Гарри, скорее всего, просто сжульничал. — Вы — Гарри Поттер, — медленно произносит гоблин. Он подводит Гарри к стулу напротив массивного стола в боковой комнате, больше похожей на оружейную, чем на кабинет. — Да, — отвечает Гарри вопросительно. — Люди пишут Вам письма с тех пор, как Вы «победили» Тёмного Лорда. Гарри по-совиному моргает. — Как это? Я не получил ни одного. — Неудивительно. Ваш Магический Опекун, вероятно, установил вокруг Вашего маггловского дома защиту от сов. Гарри скрипит зубами при мысли, что дом Дурслей — его дом, но понимающе кивает. Гоблин продолжает: — Ваш Магический Опекун также должен был отдать Вам все письма и убрать защиту, когда вы начали своё магическое образование, или, по крайней мере, настроить её так, чтобы она пропускала одобренные письма. И я уверяю вас, — он сурово смотрит на Гарри, — что Гринготтс был бы одобрен отправителем. — Поскольку мой Магический Опекун, — говорит Гарри, возможно, слишком резко, — вряд ли заслуживает этого звания, потому как потратил больше времени, пытаясь манипулировать мной, а не делиться информацией, я думаю, что защита от сов никогда не снималась и не модифицировалась. Улыбка гоблинов крайне не характерная для них вещь, состоящая на четверть из убийственности и на шестую часть из кровожадности, но Гарри всё же демонстрирует её. — Ваш Магический Опекун — Альбус Дамблдор? Гарри даже не удивляет, что «слава» директора школы распространилась так далеко, и мнение о нём одинаково у Тёмных семей и существ вроде гоблинов. Он кивает. — Можем заверить Вас, наследник Поттер, что мы в Гринготтсе чертовски разъярены этим происшествием и разберёмся в этом. Вы также можете быть уверены, что теперь вы получите письма от Гринготтс и что мы не будем обвинять вас в нарушении сроков. Мы возместим вам штрафы, которые мы сняли с ваших Хранилищ, когда вы не явились на несколько встреч, и вместо этого взыщем их с вашего… опекуна. В оцепенении Гарри благодарит гоблина, который приказывает принести Кольцо Наследника. Это маленькое, почти незаметное золотое колечко, созданное, чтобы не мешаться. Оно исписано защитными рунами и содержит герб семьи Поттер. Гарри надевает его на подобающее ему место на среднем пальце левой руки и смотрит, как он меняет размер. — Спасибо за визит в Гринготтс, наследник Поттер, — говорит гоблин. — Мы разберёмся со всем остальным. Ещё одна из тех самых тревожных улыбок гоблинов, и Гарри выводят наружу. Он машинально идёт за своими школьными принадлежностями, с трудом вспоминая, что его сундук и все вещи внутри остались в поместье, в котором его держали, его мысли возвращаются к тому, что произошло в банке. Перенаправление почты. Сколько же он всего пропустил?***
Поездка на поезде проходит незаметно. Гарри удаётся отделаться от громко жалующегося Рона, ещё более громко ворчащей Гермионы и кокетливо подмигивающей Джинни, и он садится в своё обычное купе. К нему никто не присоединяется, и он проводит время за чтением своих школьных учебников, не имея возможности сделать это раньше, поскольку он получил их всего час назад. Если даже он часто вспоминает твёрдый пол подземелья, жгучую боль во всём теле и нелепые фразы в книгах по этикету, то делает вид, что этого не происходит. Нет ничего хуже, чем кошмары о том, что я-могу-прикоснуться-к-тебе-Круцио-сны-где-меня-убивают-пытают-. Они раздирают его на части, от них он страдал и в прошлом году, но теперь он притворяется, что в этом году этого не повторится. Всё в порядке. Обмани себя и обмани мир. Ничего плохого не происходит, ничего плохого с Гарри не происходит. Он не видит крови, когда закрывает глаза, не слышит криков, когда ложится спать, и не чувствует фантомной боли, когда расслабляется. Всё в порядке. Всё идеально. Если бы только он мог также игнорировать эти чёртовы чувства, которые его чёртова умная-жестокая-удивительная-убийственная родственная душа продолжает случайно посылать ему… Всё началось вскоре после освобождения Гарри. Он злился, когда был настолько счастлив, насколько это было возможно, общаясь с Вальбургой, и радовался, когда всё, что он хотел сделать, это проклясть Рона и Гермиону. Не понадобилось и дня с книгами из библиотеки Блэков, чтобы узнать, что теперь, когда они видели друг друга несколько раз, односторонняя душевная связь делает всё возможное, чтобы сблизить Тёмного Лорда Волдеморта и Гарри, чтобы стать завершённой. Гарри испытывает чувство неловкости из-за того, что получает информацию о своей родственной душе вне сна. Он понял, как держать свои чувства при себе после того, как Тёмный Лорд становится подозрительным и осторожным, почувствовав раздражённые эмоции Гарри после визита директора, когда он только что с радостью запытал нескольких маггловских подонков до грязных маленьких молекул. Чувствуя себя виноватым за то, что побеспокоил свою вторую половинку, Гарри забрал все свои чувства. То, что Тёмный Лорд Волдеморт не понял их связи и не перекрыл её со своей стороны, является лишь последствием его решения. Тем не менее, если бы он начал испытывать подобные чувства в то же самое время, когда их испытывает Гарри, это было бы очень полезно. Но спокойствие родственной души важнее всех неудобств, независимо от того, какие аргументы против этого может придумать мозг Гарри. Логика не всегда побеждает чувства. Прежде чем прибыть в Хогвартс, Гарри вспоминает про письмо, которое принесла ему дорогая Хедвиг. Он нащупывает его, мгновение раздумывая, прежде чем решает открыть. Уверенный почерк кажется ему смутно знакомым, и на мгновение он раздражает Гарри, прежде чем он замечает подписи внизу. Конечно, это были они! Почему он не подумал о них с самого начала? Это от профессоров Брэндов, говорящих ему, что их работа завершилась и что они нашли точки соприкосновения между арифмантикой и древними рунами. Они опубликовали свою работу — вложим в письмо журнал с пометкой на нужной странице — и назвали её. Это новаторское исследование, высоко оценённое профессионалами и облегчающее большой объём работы. Слёзы наворачиваются на глаза Гарри, когда он читает «Брэнд-Поттер-Симбиоз-Рун-и-Арифмантики».***
Этот год начинается не так, как другие. Это не тягостно и не неприятно, просто… странно. Рон и Гермиона, похоже, наконец-то поняли, что подходить к нему нет никакого смысла. Конечно, при этом они вынуждены поддерживать иллюзию, выступая на публике среди своих друзей-гриффиндоров и хвастаясь своим статусом членов Золотого Трио, но Гарри может достаточно легко игнорировать их. Единственные, кто верит им, оказываются невежественными первокурсниками; все остальные достаточно часто видели их взаимодействие, чтобы знать, что если Гарри так дружит с Роном и Гермионой, то они не хотят знать, на что похоже его общение с врагами. Ученики с нетерпением наблюдают за Гарри. Малфой угрюм и замкнут. Он даже не повторяет трюк, который начал с прошлого пира в честь начала года и периодически повторял в течение года: садиться рядом с Гарри и ронять еду и напитки ему в тарелку. Вместо этого он почти падает на своё место, тяжело опираясь на руки, передвигая еду по тарелке вместо того, чтобы есть её. Гарри чувствует на себе ожидающие взгляды. Что касается профессора Амбридж… ну, этот год будет для неё не таким приятным, как прошлый. По крайней мере, теперь она будет рядом со своим любимым бывшим министром Фаджем, который сидит в камере напротив неё. Гарри делает мысленную пометку узнать, кто будет следующим министром. В него впивается взгляд. Быстро оглядевшись, не наблюдает ли кто, Невилл застенчиво машет Гарри со своего места в конце гриффиндорского стола. Гарри улыбается и кивает в ответ, правильное чистокровное движение, которое, как он знает, Невилл распознаёт — он достаточно часто жаловался на уроки этикета — и получает в ответ удивлённый взгляд. Довольный, когда Невилл разражается необъяснимым смехом, вызывая странные взгляды окружающих учеников, Гарри снова смотрит на свою тарелку. Студенты вместо того, чтобы смеяться-сплетничать-показывать-пальцы-ненавидеть, смотрят на него с глубоким восхищением, предвкушением и пугающей надеждой. Гарри готов поспорить на всё, что у него есть, что все думают, что он победит Тёмного Лорда Волдеморта ради них, не обращая внимания на дюжину более способных и опытных ведьм и волшебников только в этом Большом Зале. Только в прошлом году все они желали ему смерти или, по крайней мере, надеялись, что его посадят в тюрьму за ту роль, которую он, очевидно, сыграл в исчезновении Седрика Диггори. В этом же году они, похоже, забыли об этом, надеясь, что он будет сражаться за них так же яростно, как если бы они были его родственной душой. Только не потому, что его родственная душа хочет убить его, а они хотят, чтобы он убил свою вторую половинку. Не то чтобы кто-то знал об этой маленькой детали… Гарри стряхивает с себя этот поток мыслей и вместо этого концентрируется на профессоре Снейпе. Этот человек просматривает массы перед собой ястребиными глазами, удерживая себя от причинения вреда, стараясь только смотреть на них. Вместо того, чтобы бросать на Гарри ненавистные взгляды, он кажется почти… извиняющимся? Гарри надеется, он не заболел. Директор, как всегда, раздражает. Он произносит длинную и красивую речь о том, как они все должны объединиться в эти тёмные — или Тёмные? — времена, и вместе противостоять Тьме, держаться вместе, и… Гарри, возможно, забыл точное содержание речи в своём ужасе, увидев нетерпеливый энтузиазм и безмозглую преданность на лицах своих однокурсников из-за этих манипулятивных слов. Гарри чувствует облегчение, что, по крайней мере, его товарищам по факультету всё равно на слова директора, и они проявляют лишь еле заметное отвращение к оратору. Очевидно, везение Гарри длится недолго. На собрании в общей комнате король Слизерина снова выделяет Гарри, как и в прошлом году. Он продолжает и продолжает говорить о «невоспитанности», «грязных полукровках» и «испорченном возвращении нашего Господина». Гарри просто безучастно смотрит в стену и позволяет этим словам пролететь мимо него, вместо этого пересматривая, какие заклинания и зелья он сможет теперь наложить на браслет. О некоторых всё ещё не может быть и речи; ему понадобится его полная магическая сила и совершеннолетие, и то, и другое он получит только в свой семнадцатый день рождения. Но сейчас он намного сильнее, чем был в первый год, и арсенал его заклинаний показывает это. Может быть, он даже попробует это заклинание тёмного щита… — Поттер! Ты вообще слушаешь? Гарри сонно моргает, возвращаясь мыслями к гостиной и ухмыляющемуся лицу в пяти сантиметрах от него. Привыкнув на тренировках к такой близости, чтобы меньше бояться, он не вздрагивает. Он заметил, что ему достаточно вспомнить ту ночь -я-могу-прикоснуться-к-тебе-боль-Боль-БОЛЬ или тот день -надежда-ответ-угроза-растраченный-потенциал-Авада-Кедавра-, чтобы вынести то, что он считал невозможным ещё несколько лет назад. Например, людей, стоящих рядом, нависающих над ним или даже прикасающихся к нему. Так что теперь, когда перед ним стоит угрожающий король Слизерина, Гарри это даже не смущает. Или не смущало, пока король Слизерина не решил, что с него хватит, и дерзость Гарри должна быть искоренена в нём. Он решает сделать самое худшее из возможного. Он пытается узнать слова Гарри. — Что это? — говорит он, хватая Гарри за левое запястье и поднимая его в воздух, — Что ты делаешь с этим причудливым браслетом, Поттер? Ты можешь себе его позволить? У кого ты его украл? Гарри отказывается поддаваться на подначивания и в ответ лишь приподнимает одну бровь, молча спрашивая короля Слизерина, того, кто должен знать всё о Слизерине, как он мог пропустить, что Гарри носил этот браслет годами, даже не пытаясь скрыть это. Видя, что эти подначивания вызывают усмешку только у него, король Слизерина меняет тактику. — Что тебе скрывать, Поттер? А? Вторая бровь следует за первой. В самом деле, маловероятно, что Гарри пошёл на все эти ухищрения, чтобы сохранить что-то в секрете, только для того, чтобы открыть свои слова сейчас, на глазах у всего Слизерина. И король Слизерина снова слегка меняет тему своего агрессивного допроса. — Это может быть только метка души. Или, может быть, ты хочешь скрыть, что у тебя её нет? — Гарри упоминал, насколько нелепой он считает всю практику издевательств над кем-то за отсутствие метки души, несмотря на то, что как минимум у половины населения её нет, по крайней мере, в течение нескольких лет? — Покажи нам её, — требует король Слизерина, — Как король Слизерина, я требую, чтобы ты показал нам свою метку души. Тем самым король Слизерина нарушил почти все неписаные правила, существующие на Слизерине. Ожидается, что у слизеринцев будут секреты, и ожидается, что другие изо всех сил будут стараться узнать эти секреты, а затем шантажировать сокурсников собранными данными, ожидая, что их будут шантажировать в ответ. Они называют это «политической игрой», название столь же бессмысленное, как и сама игра. Сам Гарри прекрасно осведомлён о многих из тех секретов, которые, как считалось, лучше всего хранить в тайне. Иногда это окупается тем, что его больше игнорируют, чем задирают. «Политическая игра», в которую играют с удовольствием и которая приносит честь или позор участникам. Раскрытие тайны, способной навредить её хранителю, рассматривается, как социальное убийство и самоубийство, убивающее как тебя, так и репутацию противника. Кроме того, хоть раскрытие и сокрытие секретов поощряется, однако не одобряется использование своего влияния, чтобы заставить кого-либо раскрыть свой секрет — социальное самоубийство, равносильное публичному раскрытию секрета о том, что последняя королева Слизерина была полукровкой, пока она ещё училась в школе. К сожалению, для действительно сильных, как и в реальной жизни, делаются исключения. Поэтому королю Слизерина нечего бояться. По большей части. Ему придется иметь дело с недоверием к нему со стороны всех других слизеринцев, которые знают, что он знает один из их разрушительных секретов, или теперь опасаются, что он заставит их раскрыть свои. Как настоящему политику, ему придётся выкручиваться из того неудобного положения, в которое он только что себя поставил. Но всё это не поможет Гарри. Защитить себя кажется нереально. Возможно, если бы у него было больше времени, он смог бы придумать стратегию. Но даже сейчас, спустя несколько секунд, он чувствует предвкушающие взгляды слизеринцев, обращённые на него. В любом случае, нападение — лучшая защита, и Гарри устал прятаться. — Я отказываюсь. Его смелое заявление, озвученное с уверенностью, вызывает недоумение. Король Слизерина сердито повторяет своё требование. Снова. И снова. Затем он пытается снять обновленный первый слой оберегов, но терпит неудачу. Он, окрашенный в агрессивный оранжевый цвет, без волос, проклинает и угрожает Гарри снять браслет с его тела так или иначе! Гарри склоняет голову набок, наблюдая за ним с полуулыбкой на губах. — Вы знаете, у кого есть такой же нездоровый интерес к моей метке души? — он намеренно делает паузу. Как раз в тот момент, когда Король Слизерина открывает рот, чтобы ответить, Гарри проделывает этот грязный трюк, который он сам ненавидит, когда проворачивают с ним, чтобы установить своё доминирование в разговоре, и продолжает, обрывая Короля Слизерина, прежде чем тот успевает произнести хоть что-то, — В прошлом году, в больничном крыле была предпринята попытка сделать то же самое, что ты пытался сделать прямо сейчас, — небольшая пауза, только для того, чтобы предвкушение наросло ещё сильнее, мысли в их головах приходили к выводу… Гарри краем глаза видит, как на их лицах расцветает испуганное понимание, — профессором Дамблдором, — слизеринцы начинают сплетничать, но Гарри смотрит только на короля Слизерина, игнорируя их всех. Одёрнув руку, слабо сжимавшую его запястье, Гарри направляется в спальню, отмечая, что за его спиной зависает гробовая тишина.***
Этой ночью Гарри снится сон. Он стоит в своём тронном зале, наблюдая, как его слуги кланяются ему, преклонив колени перед кем-то, кого они во что бы то ни стало должны ненавидеть. Но кровь Слизерина затмевает ту маггловскую грязь, которая загрязняет его вены. Его глаза скользят по гордым чистокровным, стоящим на коленях, даже не осмеливающимся смотреть на него прямо, пока он этого сам не потребует. Их численность немного уменьшилась после того, как их наказали после побега Поттера и, тем более, после их фиаско той ночью в Министерстве, но это неважно. Ему стоит только ворваться в Азкабан, чтобы исправить эту ситуацию. Смешно, что простодушные дураки из Министерства думают, что он не сможет этого сделать. Но сначала он оставит их там, пусть они страдают за свою неспособность угодить своему Господину, достойное наказание и мотивация стать лучше. Люциус, однако… Он упустил мальчишку Поттера, сделав возможным весь этот хаос, а затем был пойман, допрошен, и почти выдал все тайны своего Господина. Не то чтобы Люциус знал о многих из них, но этим он показал, что ему нельзя доверять. Кроме того, это доказывает ещё и то, как он обращался с его драгоценным дневником. Но хотя Люциус, несомненно, страдает в Азкабане, разве ему не пришлось бы терпеть гораздо больше страданий, если бы он впал в немилость, наблюдая, как его сын беспомощно борется за жизнь? Он почти улыбается, когда вспоминает тот день, надежду в глазах юного Драко, когда он позвал его, горе и агонию, когда он рассказал ему о возложенной на него миссии… Но он всё ещё был полон решимости, о, как он был рад помочь своему Господину! Как будто ему нужна была помощь маленького мальчика, чтобы попасть в Хогвартс, такой открытый и беззащитный, каким он был сейчас! Как будто он не был когда-то учеником, находя тайные проходы в замок и из него! Видеть, как молодой Драко борется со слезами безнадёжности и беспомощности перед неминуемой неудачей, желая, но боясь просить о помощи, восхитительно. Да, он позволит Люциусу разделить отчаяние своего сына. А пока вернёмся к делу. Удовольствие может подождать. Но разве то, чем он занимается, не совмещает удовольствие с делом? Он поднимает палочку, привлекая внимание подчиненных. — Следуйте за мной. И да начнётся удовольствие. Много часов спустя Гарри просыпается и лениво задаётся вопросом, делает ли его таким же чудовищем, как Тёмный Лорд Волдеморт, то, что его мало волнует маггловская деревня, которая была сожжена-опустошена-крики-пламя-проклятия-ранения-смех-радость до тех пор, пока его родственная душа веселилась и чувствовала настоящее счастье. Чувствуя вспышку удовлетворения и блаженства по связи, Гарри решает, что ему всё равно.***
Профессору Снейпу в этом году удалось получить столь желанную должность преподавателя Защиты. Гарри с большим облегчением замечает, что агрессивно-розовые стены прошлого года были заменены на приятные бежевые. Он мог бы обойтись и без плакатов, изображающих различные методы пыток и волшебных зверей, разрывающих на куски неосторожных путников, но эти сцены не являются для него чем-то незнакомым. Он видел и гораздо худшие. Кажется, он такой единственный. Ученики Гриффиндора бросают осторожные взгляды на плакаты, затем бледнеют и отводят глаза, у некоторых зеленеют лица. Невилл особенно долго задерживает взгляд на выгнутой фигуре под проклятием Круциатус, в ужасе разглядывая её несколько минут. Гарри вздрагивает, когда вспоминает, что Невилл рассказал ему о своих родителях, и делает себе мысленную заметку разыскать его после урока и посмотреть, хочет ли он поговорить или отвлечься от несомненно тревожных мыслей, которые должны были крутиться в его голове прямо сейчас. Гарри уже знает, что на протяжении всего урока он будет бросать обеспокоенные взгляды на своего друга и надеется, что не раздражает ими Невилла. Слизеринцы делают вид, будто картинки их не волнуют, что они не смотрят на ужасные картинки и не бледнеют. Даже Малфой, новый Пожиратель Смерти, не может с этим справиться. На самом деле, он выглядит так, будто готов упасть в обморок прямо сейчас. Гарри задаётся вопросом, думает ли он о своём наказании, которое, несомненно, получит, если провалит возложенную на него миссию, и сравнивает ли это с этими картинами. Он дурак, если делает это; в случае провала Тёмный Лорд Волдеморт накажет его ещё более жестоко и изощрённо. Наконец, в класс входит профессор Снейп. Кажется, он в гораздо лучшем настроении, чем обычно. Гарри предполагает, что это связано с тем, что он не видит, как его любимое искусство уничтожают неопытные дети, которые неоднократно подвергают себя и всех присутствующих серьёзной опасности, не следуя его инструкциям, в которых он расписывает каждое действие. Теперь всё, с чем ему приходится иметь дело — это неудачные заклинания. Он начинает свой урок с того, что уверяет их всех, что грядёт война, которая принесёт с собой насилие и зверства в таком количестве, что их будет достаточно, чтобы в них утонуть. Он сделает всё возможное, чтобы дать им возможность выжить, но если они не будут работать и делать всё возможное, они останутся даже без этого спасательного круга. Гарри впечатлён метафорой, хотя многие гриффиндорцы насмехаются и закатывают глаза. Это делает их ещё более ортодоксальным, потому что они так любят директора, речь которого вся пронизана метафорами и условностями. Когда, наконец, доходит до основной части урока, профессор вызывает Малфоя и Гермиону вперёд, чтобы устроить тренировочную дуэль. Устанавливая условия, он бросает предупреждающий взгляд на Малфоя, подчёркивая, что «Тёмная магия незаконна, как в этом классе, так и за его пределами». Вскоре после этого начинается дуэль. Только это не столько дуэль, сколько одностороннее избиение. Гермиона не может сотворить заклинание достаточно быстро, её разум явно перебирает все заклинания, которые она знает, чтобы найти то, которое лучше всего подходит в данной ситуации. Когда она его находит, заклинание её противника уже настигает её. Это заклинание Света, заставляющее её передние зубы расти. Слизеринцы начинают хихикать, даже некоторые гриффиндорцы отворачиваются, чтобы скрыть свои улыбки. Рон в праведном гневе встаёт со своего места. Профессор Снейп тут же требует: — Сядьте на место, Уизли. Дуэль ещё не окончена, и вмешательство в неё будет сурово наказано. — Как это не окончена? Посмотрите на Миону! Она не может продолжать! Пробегая мимо профессора, глядя и на него, и на Малфоя, он нежно кладёт руку на плечо Гермионы. Она действительно плохо выглядит, дрожит и бледнеет, в её глазах стоят слёзы. Гарри задается вопросом, как она собирается пережить войну, если эта небольшая боль уже заставляет её плакать. Профессор холодно отвечает: — Я не вижу, чтобы с ней действительно произошло что-то плохое. Всхлипнув, Гермиона выбегает из класса, направляясь, вероятно, в больничное крыло. Рон бросает грозный взгляд на профессора Снейпа, с открытым ртом из-за недоверия и гнева. Тёмная бровь поднимается. Рон разворачивается и бежит за Гермионой. — Очень хорошо, — говорит профессор после долгой паузы — Это пример того, как дуэль не должна проходить. Возможно, в следующий раз кто-нибудь продемонстрирует нам… немного мастерства. — он обводит взглядом студентов. Гриффиндорцы наклоняют головы, пытаясь ускользнуть от его взгляда, как будто это снизит вероятность того, что их выберут. Слизеринцы, конечно, не показывают этой слабости. Вместо этого они встречаются взглядом с профессором, но тоже не хотят, чтобы их выбрали. Идти против Малфоя, Правителя Года, и побеждать, не имея возможности подкрепить своё восхождение к Правителю Года, было бы катастрофой. Проигрыш, с другой стороны, может стоить им чести их статуса. В случае необходимости, неписаные правила Слизерина диктуют, что они будут сражаться изо всех сил, но каким-то образом проиграют в самом конце, не показывая этого явно. Несомненно, профессор Снейп, как глава Факультета, знает об этом и попытается уменьшить давление на своих слизеринцев. — Как насчёт Вас, Поттер? Или выберет Гарри, который не станет спорить и вряд ли пострадает на своём факультете ещё сильнее. Гриффиндорец, вероятно, дал бы профессору отпор, учитывая то, как он сейчас обошёлся с Гермионой, которая, несмотря ни на что, была одной из своих. Вздохнув, Гарри встаёт и идёт вперёд, поправляя по пути галстук, стараясь казаться скучающим, а не испуганным. Дом Слизерина был хорошим учителем в этом аспекте поведения. Теперь Невилл бросает на него взволнованные взгляды. — Вы когда-нибудь обучались дуэлям, Поттер? — спрашивает профессор. Гарри с усмешкой вспоминает «поклонись мне, дитя». — Кроме того одного занятия на втором курсе, нет, профессор. За исключением того, что он вроде как сам выучил по этому вопросу. Библиотечный портрет научил его стратегиям после того дня, но он ничего не знает о формальностях, связанных с дуэлью. Гарри знает только о том, как остаться в живых, у него нет опыта в преобразовании всех этих теорий в реальные сценарии или даже в том, чтобы достаточно быстро накладывать заклинания. Губы профессора Снейпа скривились от отвращения. — Не упоминай об этом. Я сказал дуэльная тренировка, а не издевательство над ней. Вы знаете основы? Гарри помнит садистские красные глаза, сияющие победой. — Сначала противники кланяются друг другу, — отвечает он. Он не может полностью скрыть горькое веселье в своём тоне, но думает, что в любом случае никто не поймёт его причины. За исключением, по-видимому, профессора Снейпа, который резко бледнеет. Он пытается это скрыть, быстро подтверждая его слова. — Да, ну то есть… Да. Это верно. Во-первых, вы должны соблюдать обговорённую заранее дистанцию. Затем вы должны поклониться друг другу. После этого начинается дуэль. Если до дуэли ничего не обсуждалось, можно предположить, что финалом дуэли должно стать поражение одного из дуэлянтов, может быть, даже смерть. Обычное расстояние выбирается… Профессор продолжает говорить какое-то время. Гарри рад, что однажды заколдовал перо, чтобы оно записывало всё, что он пропустит во время урока, на случай, если он когда-нибудь отлучится или будет рассеян. Это был маленький побочный проект, просто чтобы посмотреть, сможет ли он его осуществить. Он никогда раньше не пропускал уроки, поэтому никогда не нуждался в этом. Но теперь фонтан знаний выходит изо рта профессора, заставляя студентов яростно строчить. Гарри и Малфой всё ещё стоят впереди, слегка неуверенные, но ещё не освобожденные. Они ничего не могут сделать, кроме как терпеливо ждать. Наконец, профессор успокаивается. Цвет его лица приходит в норму, и он снова спрашивает Гарри. — Вы поняли меня? — взгляд, который он бросает на Гарри и Малфоя, даёт понять, что от них ждут ответа, и этот вопрос не является ещё одним из любимых профессором риторических вопросов. Малфой немного усмехается. — Конечно я понял. Меня обучали дуэлям с тех пор… — Да, спасибо, мистер Малфой, — перебивает его профессор. Он смотрит на Гарри. — Каковы наши условия дуэли? — спрашивает он. Профессор Снейп немного мычит, размышляя. — Те же, что и прежде. Расстояние между вами — десять метров, никакой Тёмной магии, продолжайте сражаться, пока я не скажу прекратить или пока один из вас не проиграет. Вы начинаете по моей команде и ни на долю секунды раньше. — он делает паузу, рассматривая двух противников, — И ещё. Никаких серьёзных ран, — добавляет он, многозначительно глядя на Малфоя. Гарри кивает и медленно отступает назад, не сводя глаз с Малфоя. Малфой снова усмехается и остаётся на месте, не сдвигаясь ни на дюйм. Когда Гарри оказывается достаточно далеко, он принимает идеальную дуэльную стойку, отточенную бесчисленными часами частных занятий. Гарри изо всех сил старается скопировать её, концентрируясь исключительно на своём противнике. Словно издалека доносится тихий голос его учителя, накладывающего какие-то защитные заклинания, создавая пространство для движения и жестко приказывающего остальным ученикам держаться подальше, если они не хотят попасть под перекрестный огонь. Затем идёт медленный обратный отсчёт. Пауза между каждым счётом, кажется, увеличивается, складываясь в вечность, и при этом проходит за мгновение. — Ст… — Малфой произносит заклинание, — а, — Гарри воздвигает щит, — рт! — Малфой отправляет заклинание в полёт, заметно потрясённый быстрой реакцией Гарри. Щит Гарри всё ещё держится, и он знает, что он выдержит это маленькое проклятие, поэтому решает контратаковать. Связывание тела заставляет Малфоя упасть. Гарри использует свою палочку, чтобы связать Малфоя тугими верёвками. Что, это всё? Гарри удивлённо моргает. Он так привык к Тёмному Лорду Волдеморту в качестве противника, к тому, как он двигается во время дуэли или, что чаще, во время пыток магглов или своих слуг, и особенно к тому, как быстро он двигается во время дуэли с Гарри, что привыкает к мысли, что все двигаются так же быстро и ловко. Если подумать, это было глупое предположение. Очевидно, Тёмный Лорд Волдеморт должен быть могущественнее всех остальных людей. В противном случае, как бы он стал Тёмным Лордом, если бы вокруг было много людей, таких же сильных, как он, или даже сильнее его? Даже профессор Снейп кажется потрясённым, судя по минуте молчания перед тем, как он объявляет, что дуэль окончена. — Это был хороший пример дуэли, — говорит он, анализируя произошедшее. В классе стоит гробовая тишина, студенты стараются даже не дышать слишком громко. После урока Невилл дрожащим голосом спрашивает, видимо, позабыв о плакате с Проклятием Круциатус или, по крайней мере, не думая о нём больше. — А у тебя никогда не было занятий дуэлинга? Гарри качает головой. — Я только немного почитал теорию. — Вау, — задыхаясь, смеётся Невилл, — значит, у тебя талант в этой области. Гарри так не думает. У него только быстрые рефлексы, опыт дуэлей на смерть и большой набор заклинаний. Он не говорит это вслух, вместо этого он вежливо улыбается, как его научил библиотечный портрет ещё на первом курсе. Взгляды, обращённые на него, снова меняются. Теперь вместо гнева они наполнены отчаянием и мольбой о помощи. Похоже, теперь они думают, что у него достаточно сил, чтобы победить Тёмного Лорда Волдеморта, а, учитывая, что он — Мальчик-Который-Выжил, это считается его прямой обязанностью. Гарри никогда не ненавидел свой титул больше, чем сейчас.