***
После урока зелий Гарри остается, потому что у него есть вопрос. В исправленной книге по зельеварению, которую он получил от Рона, есть некоторые исправления, которые он не понимает, поэтому он решил спросить о них профессора Слизнорта. Но тогда ему нужно признаться в том, что у него есть такая книга — кто знает, может ли это навлечь на него неприятности? Отработку за мошенничество? Наказание за записи во взятой книге? Может быть, стоит обвинить во всем Рона? Может, его оставят на отработку, или заставят пересдать год, или исключат, или… Глубокий вдох. Ничего не случится. Обмен книгами не является незаконным. Верно? Гарри снова начинает нервничать. Лучше не раскрывать существование этой книги. Никаких шансов на наказание в таком случае нет. Итак, когда профессор Слизнорт спрашивает его, почему он остался, Гарри, набравшись смелости отвечает: — Я был в библиотеке прошлой ночью. В закрытой секции, — добавляет он, придумывая ложь о том, почему никто другой — вроде вечно умной и читающей всё подряд Гермионы — не задал этот вопрос раньше — И я прочитал кое-что довольно странное о некоторых древних зельях. Профессор ужасно побледнел. — Что… Поттер… почему… почему Вы спрашиваете об этом меня? — Профессор Снейп никогда особо меня не любил. Вот почему я пришел к вам. — И… и о чем Ваш вопрос? — Профессор сейчас выглядит гораздо более спокойно, но он все еще слишком бледен. Гарри беспокоится о его здоровье. — Ну… Называется, насколько я понимаю, Кри… Профессор тяжело опускается на стул, закрыв лицо руками. — Ради Мерлина, Поттер! Ты должен был быть похож на него ещё и в этом? — Кто-то еще спрашивал Вас о Кристаллизующем Зелье? — Что? Профессор поднимает взгляд, ужас и отчаяние все еще горят в его глазах, но их сменяет растерянность. — Кристаллизующее Зелье. Я хотел узнать, правда ли, что вместо того, чтобы разрезать каждый лист мяты пополам, было бы лучше делить их на семь частей. К удивлению Гарри, профессор снова бледнеет. — Прямо как он, совсем как он…! — заикается он. Профессор почти кричит на Гарри — Ты такой же, как он! — Как кто, профессор? Что Вы имеете в виду? Взгляд профессора опускается на его колени и смотрит куда-то вдаль. — Я думал об этом в ночь, когда собирался Клуб Слизней. Это было похоже на взгляд в прошлое — он сглатывает, подбирая слова. Наконец, поток его мыслей прерывается, и слова вылетают из его рта, почти неконтролируемые, едва ли достаточно медленные, чтобы их можно было разобрать — Он всегда носил черную мантию не слишком хорошего качества и школьный галстук, но чего можно ожидать от кого-то его происхождения и положения? Во всяком случае, он одевался так хорошо, как мог. Начищенные туфли — это он хорошо умел делать — и отутюженные брюки, совершенно ничем не примечательные. Черная мантия, абсолютно ничего особенного, но он пришил к ней несколько серебряных пуговиц, чтобы они отвлекали внимание от её качества. У его школьного галстука всегда был какой-то идеальный редкий узел. Я думал, что заглянул в прошлое, мой мальчик, когда увидел, как ты вошёл в зал. Но, подумал я про себя, Гораций, старый ты пес, твои глаза обманывают тебя. Ты сам себя обманываешь. Он всегда был в центре событий, разговаривая со всеми. О, на что он их уговорил! — после этого восклицания, наполненного ужасом, профессор на мгновение замолкает, трясясь, как лист, прежде чем собраться с духом и продолжить. Теперь его голос был тихий, что резко контрастировало с предыдущей эмоциональной и громкой речью — Я втянул тебя в общество, и ты болтал и очаровывал их так же, как и он — голос снова стал громче — У тебя даже улыбка такая же! — снова короткое молчание — А теперь те же самые вопросы, как будто в издевку! О, Мерлин, что же я наделал? Что я наделал? Следует еще одно долгое молчание. Гарри не знает, что сказать, и даже не уверен, хочет ли теперь хоть что-то говорить. Профессор погружен в свои мысли о прошлом, уставившись на полную бутылку огневиски. Спустя вечность профессор прерывает неловкое молчание. Он смотрит на Гарри и, наконец, говорит: — Ты точно такой же, как Том Реддл. И о. Гарри знает это имя, знает, кем является Том Реддл сейчас. Профессор отворачивается, устало шагая в свои комнаты, бутылка алкоголя парит позади него, пока Гарри обдумывает его последние слова и бледнеет.***
Итак, он похож на Темного Лорда Волдеморта, размышляет Гарри в одиночестве, которое предлагает ему подоконник, довольный тем, что его родственная душа и он — хорошая пара, и чувствуя отвращение из-за того, что он так похож на массового убийцу и террориста, и очарованный тем, что он теперь знает, какой была его родственная душа в детстве, и боясь, что превратится в другого Темного Лорда в будущем. Или не превратится, думает он. Он похож на Тома Реддла, который, должно быть, очень не похож на Темного Лорда Волдеморта. Каким он был, тот мальчик, который превратился в монстра? Была ли его жестокость скрыта за доброй улыбкой? Было ли его острозубое удовольствие скрыто за скорбными глазами? Был ли за белозубой улыбкой спрятан безумный кровожадный оскал? Он родился чудовищем или стал им? Превратил ли он сам себя в чудовище или мир превратил его в чудовище? Гарри видел статистику; он перечитал все, что смог найти по этой теме. Дети, подвергшиеся насилию, часто сами вырастают в ещё более жестоких чудовищ. Они не знают, что объятия и добрые слова могут означать любовь. Они выросли на оскорблениях и кулаках. В итоге, чтобы показать свою привязанность, они используют то, что их научили использовать. Или, может быть, они не могут чувствовать привязанность? Гарри размышляет, что, если бы он сам не был родственной душой Темного Лорда Волдеморта, он, вероятно, также поверил бы слухам о том, что Темный Лорд не может любить, не может обожать кого-то, и может только ненавидеть и испытывать отвращение. У Темного Лорда Волдеморта нет родственной души, потому что он ее не заслуживает, не способен испытывать к ней чувства. Но он — родственная душа Темного Лорда Волдеморта, поэтому он знает, что Темный Лорд Волдеморт может любить его. Но может ли когда-нибудь стать достаточно одной только этой возможности?***
Гарри слушает, как Малфой разговаривает сам с собой, думает вслух, полагая, что он один. Но Гарри здесь, спрятанный на заднем плане, игнорируемый, как всегда, когда над ним не насмехаются, не наблюдают внимательно и не перешептываются за ладонями, скрывающими движения рта, как будто это заставит звук исчезнуть. С задумчивым мычанием он прислоняется спиной к стене. Итак, Малфой обнаружил Выручай Комнату, не так ли? И он нашел сломанный Исчезающий Шкаф, вторая половина которого принадлежит его семье и находится вне замка? И он отчаивается, потому что поломки шкафа оказываются устойчивым почти ко всем заклинаниям, которые он на них накладывает? Ночью, вооружившись знаниями портрета из библиотеки, Гарри пробирается на седьмой этаж и ищет Выручай Комнату. Ему не нужно много времени, чтобы найти её, а затем огромный шкаф в ней. Некоторые доски раздавлены и расщеплены, одна ножка потерялась, но он видел и жил в гораздо худшем. Внимательно осмотрев его, он фыркнул. У Малфоя проблемы с такой лёгкой поломкой? На нём почти нет заклинаний, чтобы защитить его от заклинаний, сглазов, порчи или, самое главное, ремонта! На мгновение Гарри вспоминает бледное испуганное лицо, которое бормотало о наказании и возможной неудаче, о трудностях и страхах. Затем он вспоминает -сожжение-кровати-насмешки-оскорбления-озерную-воду-почему-ты-просто-не-сделаешь-нам-всем-одолжение-и-не-убьешь-себя-профессор-Снейп-смех-насмешки-ненависть-гнусные-слова и думает, что его месть оправдана. Он направляет свою палочку на Исчезающий Шкаф и делает работу Малфоя чуть-чуть более невыполнимой. Когда он возвращается в более посещаемые коридоры, Арвилл и Роуэн набрасываются на Гарри, гордо рассказывая ему о своем последнем использовании заклинания щита, которому он их научил. — А потом проклятье вернулось в третьекурсника! — говорит Арвилл, с энтузиазмом размахивая руками, Роуэн кивает рядом с ней так сильно, что Гарри беспокоится за его шею. Он добавляет: «Это было потрясающе!» Как это чаще всего бывает, Арвилл вспоминает свои уроки этикета и чистокровную выправку и высокомерно заканчивает: — В любом случае, нам не нужна была твоя помощь! Мы все равно справились бы и без тебя! — затем кротко добавляет — Как-нибудь. Гарри, который теперь лучше знаком с Арвилл, больше не беспокоят подобные заявления. Он улыбается ей и говорит — Я рад. Всегда хорошо быть способным помочь самому себе. Арвилл расправляет плечи. — Да, точно! А теперь пойдем, мы проводим тебя в наш класс. Гарри фыркает от удовольствия, но позволяет Роуэну держать себя за руку, пока Арвилл ведет их к классу. Там его окружают первокурсники, которые тоже хотят с ним поболтать, жалуясь, как несправедливо, что он пришел с Арвилл и даже держал Роуэна за руку. Озадаченный, он качает головой и позволяет детям суетиться вокруг него, уходя только тогда, когда это абсолютно необходимо, если он не хочет опоздать на урок. — Привет, Гарри Поттер, Одинокий король Слизерина. — Гарри моргает, глядя на блондинку, стоящую перед ним, с висящими на шее крышечками из сливочного пива и редисом в ушах. Похоже, что он наконец-то заработал себе титул, когда выступил против короля Слизерина от имени первокурсников, видя, что теперь все они сбиваются в стаю вокруг него, как маленькие заблудшие овечки. Вполне вероятно, что никто на самом деле не знает причину, и все только заметили, что он больше не игнорируется всем Слизерином, но он так или иначе заработал себе немного дурной славы. Откуда эта девушка знает об этом, он не понимал. Присмотревшись, он узнает ее. Это Луна Лавгуд, девушка с Придирой, которую он встретил в поезде в прошлом году. — Здравствуйте, мисс Лавгуд, — отвечает он, кивая в чистокровном приветствии. Девушка хихикает и садится в неглубокий реверанс. — О, ты прелесть. Эта фраза ужасно похожа на одно из любимых высказываний Вальбурги, вплоть до интонации и произношения. — Спасибо, — немного неуверенно отвечает Гарри. — Не бойся, когда тебя заставят уйти, Гарри, — говорит она, ее взгляд, направленный на него, внезапно проясняется, прежде чем снова потускнеть. — Они теперь окружают тебя, не так ли? Но ты знаешь, как о них позаботиться, Одинокий король Слизерина. С этими загадочными словами она поворачивается и танцуя удаляется. Гарри в замешательстве моргает ей вслед.***
В общей комнате проходит очередное собрание. Явка обязательна. Все правители годов и самые старшие слизеринцы сидят на диванах, младшие годы или студенты более низкого ранга сидят на полу. Все смотрят на короля Слизерина, задаваясь вопросом, чему посвящена эта встреча. Обычно такие встречи проводятся только в начале каждого семестра. Первая — представить нового правителя Слизерина, а вторая — чтобы решить текущие проблемы. Гарри помнит, что третья встреча состоялась только на втором курсе, когда король Слизерина сказал им никуда не уходить в одиночку. Обычно, если нет крайней необходимости, дополнительное собрание проводится только тогда, когда правитель Слизерина меняется в течение года. — До меня дошли сведения, — говорит Джекли, пытаясь подражать профессору Снейпу, но проваливаясь в своей попытке, — что у нас появился новый игрок в нашей маленькой партии. Некоторые из вас называют его Одиноким Королем, не принадлежащим ни к одному году, но имеющим последователей. — он делает паузу, чтобы слова дошли до сознания остальных студентов. Это ужасный момент, чтобы сделать паузу, потому что, что это факультет Слизерин, и большинство, если не все, слизеринцы понимают, о ком он говорит с того момента, как он упомянул, что этот «Одинокий Король» не был частью иерархии, и самое позднее, когда он сказал им, что он не принадлежит ни к одному из годов. Единственный, кто соответствует этим критериям — Гарри. Джекли продолжает: — В этом году, так и не приняв участия в битве за своё место, этот… — незначительное колебание в выборе слова, которое не было запланировано — ученик теперь участвует в нашей игре. Вместо того, чтобы участвовать в битве за свой год, заработать там место в первый раз и бороться за свой путь к правителю года, как все мы, этот человек выбрал другой путь! — еще одна пауза, такая же ненужная, как и первая. Не было дано никакой новой информации, которую нужно было бы обдумать, не было намека на тайну, над которой нужно было бы поразмышлять. Большинство людей точно знают, о ком и о чем говорит Джекли. — Гарри Поттер, мои друзья-слизеринцы, отказался от всех традиций и правил и убедил первокурсников и второкурсников следовать за ним! Когда это драматическое разоблачение не вызывает желаемой реакции, Джекли останавливается в замешательстве. Он понимает, что уже показал слабость. — Итак, Поттер, почему ты так поступил? Все взгляды устремлены на Гарри, чего он и ожидал, как только Король намекнул на эту тему. Он сидит на толстом ковре перед диваном. Позади и вокруг него студенты первого и второго курсов. Взглянув на эту сцену всего один раз, становится трудно спорить с тем, что рассказал Джекли. Теперь его оценивают несколько сотен взглядов. Все они слышали, как Джекли барахтался, вняли его ужасной речи и теперь готовы сравнить Гарри с ним. Гарри встает. — Я предложил тебе то, что ты должен был получить, и ты отказался. Тогда я превратил твою ошибку в свое преимущество, твое пренебрежение — в мой интерес, — начинает он, затем делает паузу. Он смотрит прямо на Джекли, но очень быстро бросает взгляд на слизеринцев. Они заинтригованы, задаваясь вопросом, на что он намекает. Вот зачем нужно делать паузы. — Ты будешь отрицать это, если я скажу, что ты причинил вред тем, кого должен был защищать? Тут раздались вздохи шока и ужаса, которых Джекли, вероятно, ждал раньше. — Что… о чем ты говоришь, Поттер? — пытается усмехнуться Джекли, но его тон расходится с его намерением на милю. Он звучит испуганно и неуверенно, две вещи, которыми правитель Слизерина никогда не должен обладать или которые он хотя бы не должен демонстрировать. — Когда я впервые наткнулся на Арвилл, Роуэна, Этель и Мод, они залечивали свои раны. Ты отрицаешь, что нанес им эти раны? Джекли возмущается. — Конечно! Король Слизерина никогда не причинит вреда тем, кто находится под его опекой! — Понятно, — уклончиво говорит Гарри. Арвилл открывает рот, чтобы возразить, но Гарри более чем осознает ее характер и на мгновение смотрит на нее с предостережением в глазах. Она замолкает, так и не открыв рот — И когда они пришли ко мне, снова все израненные, это не ты причинил им эту боль? — Конечно же нет, Поттер! Чего ты собираешься добиться, выдвигая такие безумные и жестокие обвинения? Игнорируя его, Гарри продолжает: — И когда я наткнулся на Арвилл и Роуэна с некоторыми из их друзей, которые тоже были обижены и утверждали, что издевательства продолжаются с прошлого года, они солгали? — Поттер, перестань говорить чушь! — И когда Арвилл и Роуэн позвали меня к себе, прося помочь их двоюродным братьям из Хаффлпаффа, которые тоже пострадали от тебя, разве я не остановил тебя и не заставил бежать, поджав хвост? — Я бы никогда так не поступил, Поттер! Ты, должно быть, ошибаешься! — Это так? Тогда, конечно, ты согласишься, когда я предложу доказать твою невиновность? — Конечно! Я не делал того, в чем ты меня обвиняешь! Гарри мычит с притворным безразличием, немного останавливаясь, как будто Джекли не попал в его ловушку. Король Слизерина сильно потеет, его глаза ищут выход, все его тело доказывает его ложь. — Тогда ты точно не будешь возражать, если я наложу на тебя Кошмарное Проклятие? Джекли бледнеет, его рот распахнут. «Что?» — Кошмарное проклятие. Разве ты его не знаешь? — Гарри с вызовом смотрит на него, затем цокает языком в явном разочаровании. Он продолжает говорить — Раньше, всего триста лет назад, оно было очень известно. Оно действует только на тех, кто намеренно причиняет вред ребенку, кто нацелился на тех, кто еще не достиг зрелости, и только тогда, когда ребенок находится поблизости как от заклинателя, так и от цели. Раньше его использовали в суде, понимаете? Но потом кто-то решил, что Темная Магия — это плохо и зло, и его запретили. К счастью, мы, слизеринцы, не придерживаемся этих правил, не так ли? Джекли бледнеет еще больше. Видимо, теперь он вспоминает это проклятие. Оно вызывает у цели, если она виновна, ужасные кошмары за каждую рану, которую ребенок когда-либо получил от них. Гарри подозревает, что Джекли еще долго будет страдать. Поставленный на место, Джекли не может придумать никакого оправдания, чтобы не попасть под удар, как и планировал Гарри. Он не может возразить, что это Темное проклятие, потому что Гарри с готовностью это признал. Он не может протестовать против того, что Темная магия незаконна, потому что Гарри напомнил всем, что почти все слизеринцы используют Темную магию. Он не может возразить, что не позволит себя проклясть, потому что Гарри обманом заставил его дать разрешение. Тем не менее, он пытается. — В этом совершенно нет необходимости! Я король Слизерина! Я вне подозрений! Этими словами в Слизерине он как будто уже признал свою вину. Краем глаза Гарри видит, как меняются лица зрителей. Если раньше они были взволнованы, наблюдая за тем, как все закончится, как король Слизерина поставит жалкого полукровку на место, то теперь они потрясены тем фактом, что дети действительно пострадали, и требуют мести. Джекли поворачивается к ним, несомненно, пытаясь склонить их на свою сторону, когда Гарри, не ожидая больше, произносит заклинание. Слова, которые он выбрал для этого Темного заклинания, не требующего движений палочки, столь же просты, как и зловещи. — Пусть ему снится боль. Прикрываясь щитом как можно быстрее, Джекли все равно получает удар в спину. Еще один удар по нему: никогда не отворачивайтесь от врага, пока не убедитесь, что он побежден и не может нанести вам удар сзади. Сразу же проклятие вступает в силу, и Джекли ломается, крича. Гарри знает, что он будет кричать по разу за каждую травму, которую он причинил любому ребенку в комнате, а затем проведет ночь, наполненную кошмарами, от каждого крика. Немного обеспокоенный, он смотрит на своих учеников, чтобы увидеть, не напуганы ли они этим зрелищем, но все они улыбаются, видя, как их месть осуществилась. С любовью качая головой, Гарри снова садится. Ближайшие дети сразу же прижимаются к нему, некоторые плачут от облегчения — конечно, с закрытыми лицами, они не настолько глупы, чтобы показывать слабость в гостиной Слизерина, — а другие снова и снова благодарят его. К следующей встрече все в группе, кто не был на Слизерине, уже тоже слышали об этой истории. К счастью, слизеринцы были достаточно умны, чтобы упустить из виду тот факт, что Гарри наложил Темное проклятие. В остальном история не сильно изменилась, в отличие от слухов, которым свойственно преувеличивать. Итак, Гарри объясняет им, как правильно произносить речь. В качестве примера он берет речь Джекли и свою собственную речь и сравнивает их. — Джекли, — объясняет он, — все неправильно спланировал. Он думал, что никто не знает, на кого он намекает, но это общеизвестно. Как будто он пытался представить новым и удивительным, что небо голубое. В качестве примера плохой речи он произносит импровизированную речь о том, что мантии директора ужасны на вид, к большому удовольствию своих учеников, даже если они находят речь скучной, когда их спрашивают об их впечатлениях. — Однако никто не знал, куда я клоню свою речь. Теперь он говорит о василиске, так как, вероятно, никто из его учеников не слышал о Тайной Комнате. На этот раз они считают выступление неожиданным и интересным. Увидев, что они поняли разницу, Гарри переходит к планированию пауз, использованию стилистических особенностей и того, что еще он помнит из речей других правителей Слизерина, а также директора школы, учителей и маггловских политиков, как Диана и учила его на четвертом курсе. Также он учит своих учеников быть терпеливыми, ловить своего противника в паутину ласковых слов и обмана, слушать и распознавать ложь, которая сочится медом и обманом, он учит их всегда быть осторожными и дважды думать, прежде чем что-то говорить. Позже его засыплют историями о том, как эта тактика помогла им с презентациями в классе, спорами и обманом старших братьев и сестер, просьбами о совете и лучшими фразами. Но пока он смотрит на взволнованные лица и широкие улыбки и доволен.***
Невилл однажды затрагивает тему «утят», как он их называет. Гарри может только вздохнуть в ответ. — Хотел бы я знать, что с ними происходит. Как именно они превратили меня в своего учителя? Невилл улыбается. — Ты проделываешь с ними фантастическую работу. И не лги — тебе это нравится. Гарри пожимает плечами. — Почему я должен это отрицать? Это удивительно весело. И все они такие милые! Он начинает рассказ о Мод и Этель, которые все выходные сидели, чтобы нарисовать Гарри замечательную картину, чтобы поблагодарить его. Видя его энтузиазм, Невилл громко смеется.***
Через несколько дней директор снова загоняет Гарри в угол. — Гарри, мой мальчик, — начинает он — Я действительно должен настоять на том, чтобы ты взял уроки, которые я тебе предлагаю. Они подготовят тебя к битве с Волдемортом. Прости, мой мальчик, что тебе вообще приходится сражаться, но пророчество и одержимость Волдеморта так или иначе вынудят тебя пойти на это. Но с моими уроками я, по крайней мере, могу гарантировать, что у тебя будет шанс. Пожалуйста, Гарри. Гарри остается невозмутимым. — До сих пор я не нуждался ни в каких уроках. Я прекрасно уходил от опасности сам. Итак, еще раз, директор: спасибо, но нет. Директор устало вздыхает. — Я боялся этого, — тихо говорит он. Вслух он говорит — Тогда у меня нет другого выбора. Мне придется заставить тебя делать то, что лучше для тебя. Гарри, если ты не подчинишься и не придешь ко мне в кабинет в субботу в пять вечера, мне придется вызвать авроров, чтобы они осмотрели твой браслет. Если я не ошибаюсь, ты использовал Темную магию, чтобы защитить его, не так ли? — он смотрит поверх своих очков-полумесяцев, чтобы затем подмигнуть Гарри. Шантаж. Простой, скучный шантаж. Гарри не может в это поверить. — Ты должен знать, что Министерство крайне нетерпимо к Темной Магии, особенно учитывая возвышение Волдеморта. Гарри едва сдерживает фырканье. Да правильно. То же самое министерство, которое позволяло своим аврорам использовать Непростительные проклятия, редкую Темную магию, которая на самом деле может вызвать зависимость и причинять вред заклинателю, то самое министерство, которое позволяет своему представителю мучить детей, нетерпимо к темной магии? О, как Гарри ненавидит этот вопиющий фаворитизм одной группы над другой в волшебном мире и эти лицемерные правила, которые делают одну сторону абсолютно правой, а другую абсолютно неправильной! Гарри очень неохотно соглашается на уроки.***
Немного поколебавшись, Гарри остается после окончания урока защиты. Хотя он намного лучше ладит с профессором Снейпом, остается верным, что профессор строг и не любит детей, идиотизм и особенно глупые вопросы. Но после отпора профессора Слизнорта его любопытство продолжало мешать ему спокойно жить, и Гарри нужно узнать ответ, так что другого выхода у него нет. — Что, Поттер? — усмехается профессор. — У меня вопрос о зельях, профессор. Профессор Слизнорт не смог на него ответить, — отвечает Гарри, умалчивая о том, что учитель даже не пытался этого сделать, слишком занятый сравнением его с Томом Реддлом. Профессор Снейп тяжело вздыхает. — Тогда продолжайте. — В Кристаллизующем Зелье нужно добавить четыре листа мяты, разрезанных пополам. Но недавно я нашел книгу, в которой было написано, что три листа, разрезанные в общей сложности на семь частей, сработают лучше, и я не могу понять, почему. Гарри с тревогой видит, что этот профессор тоже бледнеет от вопроса. По крайней мере, профессор Снейп недостаточно взрослый, чтобы учить Тома Реддла, учитывая, что он такого же возраста, как и родители Гарри, в школьные годы которых началась Война Волшебников, так что ему, вероятно, не придется переживать еще одно сравнение и волноваться. — Где вы нашли мою книгу, Поттер? — спрашивает профессор. — Вашу книгу? — Я бы хотел, чтобы вернули мне её, Поттер. Немедленно. Под устрашающим взглядом профессора Гарри выуживает её из сундука. При её появлении профессор морщится. Гарри делает вид, что не видит этого. Он передает книгу. — Так вы Принц-полукровка, профессор? Подозрительно, он отрывается от чтения старых страниц. — И если бы это было так? — О, это фантастика, сэр! Я также не понял, почему масса Огненной Саламандры должна быть округлена в меньшую сторону, а не в большую, в… — И ты думаешь, я просто позволю тебе ковыряться в моих мозгах, сопляк? — в отличие от резких слов, улыбка на губах профессора Снейпа кривая, тон смиренный, но спокойный, почти… ностальгический? Сразу же Гарри извиняется. — Я так увлёкся, сэр! Профессор отмахивается от него. — Все нормально. Ты удивительно похож на свою мать. У Гарри много вопросов, но он не решается их задать. Профессор видит это и глубоко вздыхает. — Когда тебе любопытно, ты выглядишь так же, как она. Пошли, Поттер. У тебя больше нет занятий сегодня, не так ли? Этот разговор лучше всего провести наедине. Гарри следует за профессором по лабиринту коридоров. Он, конечно, знает их все, исследовав каждый дюйм замка на первом курсе, но с тех пор он никогда здесь не был. Позже он узнал, что здесь находятся комнаты профессоров, и после этого избегал этого места. Итак, его привели в маленькую комнату, в которой стояли столик и стулья. — Эта комната, — объясняет профессор Снейп, вероятно, заметив, как Гарри с любопытством оглядывается по сторонам, — предназначена для частных встреч между учителями, учениками и их опекунами. Она используется не так часто, как следовало бы, поэтому нас никто не побеспокоит. Оба они садятся. Профессор впадает в глубокое молчание, поглаживая пальцами корешок учебника. Спустя долгое время он расстегивает запонки на левом рукаве, приподнимает ткань и обнажает изношенный браслет, сплетенный из разноцветных нитей, потускневших от времени. — Это моя первая метка души, — задумчиво говорит профессор, его мысли уходят в прошлое. Как и с книгой, теперь его пальцы скользят по браслету. После еще одного долгого молчания профессор Снейп развязывает узлы, скрепляющие браслет, и открывает метку: «Почему ты плачешь?» — Мне было шесть лет, и я только что поссорился с мамой. Она была чистокровной ведьмой, но вышла замуж за маггла и была изгнана из Семьи Принц. — он кивает на книгу или, может быть, на прозвище, которое вписал в нее. — И эта девушка подошла ко мне. Рыжие, как огонь волосы, зеленые, как листья, глаза. Она была похожа на осень, и у нее был такой же темперамент — в одну секунду она спокойна, в другую — уже злится, как зимний ветер. Она была красивой, — пауза — Эта девушка подошла ко мне и спросила, почему я плачу? И так мы начали общаться. Она спросила меня, почему я ношу браслет на левом запястье, и я узнал, что она магглорожденная ведьма. Тогда еще проводились вводные занятия по Волшебной культуре и Родственным душам для первокурсников, и я не знал, как ей это объяснить, поэтому решил показать свою метку только после этих занятий. Мы были одного возраста, и мы пошли в Хогвартс в одно и то же время, так что я точно знал, когда она узнает достаточно, чтобы понять, о чём я говорю ей. Но потом меня распределили на Слизерин, а она пошла на Гриффиндор. Разногласия между Домами в то время были чуть ли не хуже тогда, на пороге войны, поэтому мы столкнулись с большим давлением, но мы не перестали быть друзьями. Тем не менее, я не осмелился сказать ей, что я ее родственная душа. Я так долго молчал, что решил подождать еще немного, чтобы собраться с духом и сказать ей, когда ситуация будет подходящая, и она не будет подвергаться издевательствам из-за родственной души со Слизерина. А потом начал появляться этот трижды проклятый Поттер! — голос профессора Снейпа, тихий и мирный, превращается в горькую ненависть — Он издевался над всеми, кто не был гриффиндорцем, светом или достаточно похожим на него, вместе со своими друзьями. Однажды они… они… Профессор смотрит вперёд и его глаза увлажняются, поэтому Гарри быстро вмешивается: — Сириус Блэк разговаривал со мной и хвастался своими «шалостями». Я знаю. Вам не нужно продолжать. Через несколько глубоких вдохов профессор снова успокаивается. — И я был так зол, так разъярен. Я совершил глупую ошибку. Я назвал Лили, красивую, милую Лили грязнокровкой. — дрожащее дыхание — И она оборвала все связи со мной. Больше никогда со мной не разговаривала. Когда я понял, какую ошибку совершил, я поговорил с ней, умолял простить меня. Я даже сказал ей, что мы родственные души. Но она не поверила, даже не взглянула на мое запястье. В течение многих лет она приставала ко мне, чтобы я показал ей свои слова, а теперь, теперь, когда это было так важно, она не смотрела! Она сказала, что это всего лишь дешевая уловка, чтобы вернуть ее, теперь, когда она встречается с Поттером — короткая пауза и переход на шёпот — Было бы куда менее мучительно, если бы она меня просто убила — громче — Она ушла с тем, кто издевался над всем Хогвартсом, кто стоял под защитой Дамблдора и «никогда не мог сделать ничего плохого». Тяжелые вздохи наполняют тишину. — Теперь ты видишь, Поттер? — наконец спрашивает профессор, умоляюще глядя на Гарри — Ты понимаешь, почему ты мне не нравишься, даже если бы я захотел изменить это? Гарри кивает. — Я его сын, а должен был быть вашим, — выдыхает он. Теперь все это обретает такой большой смысл. — Простите, — говорит Гарри. Профессор фыркает. Они долго сидят в тишине, погруженные в свои мысли. Затем профессор Снейп прочищает горло и выпрямляется. — Ну, Поттер, я не думаю, что ты действительно что-то понял, но… Он замолкает. Гарри криво улыбается, нежно лаская браслет на своем левом запястье, глядя куда-то вдаль. — Я слишком хорошо понимаю, каково это иметь проблемы с родственной душой. Когда Гарри поворачивается, чтобы уйти, профессор Снейп громко говорит ему вслед: — Семь частей, потому что семь обладает многими магическими свойствами, как показывает арифмантика, и три листа, потому что без разреза соки не смешались бы с зельем, что приводит к тому, что нужно именно три листа. Удовлетворенный тем, что получил ответ, о котором он просил, и многое другое, Гарри благодарит своего профессора и уходит.***
Через несколько дней директор ловит Гарри. Со строгим выражением лица и несколькими отборными словами о темной магии он «убеждает» Гарри пойти с ним на его первый урок. Он заставляет Гарри поклясться хранить тайну, но, к счастью, имеет достаточно совести, чтобы не требовать магического обета или контракта о секретности. Он, вероятно, знает, что Гарри ушел бы в таком случае из кабинета, независимо от последствий. Единственная проблема в том, что это не столько урок, сколько просмотр воспоминаний. О детстве Темного Лорда Волдеморта. Всего несколько секунд в воспоминаниях, в котором он последовал за работником Министерства в разрушенную лачугу и увидел произошедшее внутри, и у Гарри взбунтовался желудок. Противно слушать разговор, наполненный ненавистью и оскорблениями. Гарри оказывается вынужденным контролировать выражение своего лица, когда впервые слышит, как другой человек говорит на парселтанге. Ведь никто не должен знать, что он его понимает. Гнусные комментарии почти заставляют его отшатнуться, но понимание того, что директор пристально наблюдает за ним, помогает ему сдерживать каждое изменение в настроении и выражении лица. Однако наблюдать воспоминание лучше, чем слушать, как директор анализирует его. Директор не испытывает никакого сочувствия к бедной Меропе Гонт, обвиняя ее в том, что она, умерев в одиночестве, поступила единственным образом, который мог помочь ей выбраться из ситуации, в которой она оказалась, и при этом получить единственное, чего она когда-либо хотела всю свою жизнь. Когда Гарри слушает, как директор рассказывает ее историю, он находит эту историю печальным подтверждением того, что многие жертвы насилия сами превращаются в насильников. Как ни странно директор ни слова не говорит о том, что то, что она сделала с Томом Реддлом-старшим, было изнасилованием. Гарри, знакомый с искаженным взглядом директора на Волшебный Мир в целом, не поднимает эту тему. Если первым ответом профессоров на жалобы о совершаемых незаконных действиях и издевательствах одновременно является недоверие и «не высовывайся», то чего следует ожидать от директора, который позволяет этим ситуациям продолжаться? И из-за того, что ребенок родился от изнасилования его матерью его отца, по словам директора, он обречен на то, что никогда не сможет любить и, будучи неспособным любить, может стать только ужасным и жестоким человеком? В конце «урока» Гарри испытывает полное отвращение как к директору школы, так и к Волшебному Миру в целом.***
На следующей встрече со студентами первого и второго курса он объясняет им, что такое жестокое обращение, почему его следует избегать любой ценой, почему жертвам жестокого обращения нужно помогать и верить, и что может пойти не так. Он делится с ними историей Меропы и подробно рассказывает об активном согласии. К концу выступления у большинства детей краснеют щеки. Неудивительно, так как они все еще находятся в незрелом возрасте, когда мальчики еще не начали быть интересными, а девочки всем противны, и многие хихикают при простом упоминании слов «сиськи» или «секс». Многие из них позже признаются Гарри, что большинство чистокровных никогда не обучают своих детей или, по крайней мере, дочерей анатомии. Гарри в ужасе, думая о том, что может пойти не так и, вероятно, все время идет не так, и делится своими выводами с библиотечным портретом. Он не находит в этом ничего плохого, но признается, что он родом из того времени, когда люди бегали обнаженными и занимались сексом за пределами спальни или — за неимением другой комнаты — в том же пространстве, что и их дети, и поэтому все, кроме действительно высшей знати, знали, что такое секс. Сам Гарри знает только основы, которые ему дали его маггловские учителя начальных классов и которые показывает его собственное тело, поэтому он глубоко вникает в этот раздел биологии. Во время учебы он натыкается на множество таинственных слов, которых он никогда раньше не слышал, — матка, или селезенка, или сухожилия, — о существовании которых он даже не подозревал и которые также являются частью человеческого тела. Затем он думает о маггловском обучении, о тех немногих подробностях, которые он помнит, и о том факте, что дядя Вернон часто жаловался на непристойный характер многих обнаженных мужчин и женщин в учебниках Дадли по биологии. Гарри готов поспорить, что магглы вникают в детали намного больше, рассказывая подросткам всё, что им потребуется в будущем, а не просто говорят: «Ты сам узнаешь об этом в первую брачную ночь». Гарри делится своими знаниями о человеческом теле со своими учениками на следующей встрече и показывает им, как вызывать и наколдовать бинты и как лечить боль маггловским способом. Некоторые жалуются на это, но Гарри остается твердым в своем мнении. — Лучше, если ты знаешь какой-то метод излечения себя, даже если он занимает много времени, чем бегать раненым и, может быть, получить еще больше ран. Они соглашаются с ним, вероятно, вспоминая о травмах, которые они сами получили, и о том, как ценно было бы даже малейшее облегчение боли. В общей сложности Гарри проводит почти целый месяц встреч, рассказывая детям об их собственном теле, показывая им, как правильно с ним обращаться и как оставаться здоровыми. Многие остаются настроены скептически, но многие приходят к Гарри со своими историями о том, как уроки помогли им. Гарри призывает их рассказать об этом и своим однокурсникам, и большинство из них неохотно соглашаются, что, может быть, слушать этот «маггловский мусор» было не такой уж и пустой тратой времени. Вскоре после последнего так называемого «маггловского урока» начинаются рождественские каникулы. Все его ученики собираются вокруг Гарри, каждый прощается и желает ему счастливого Йоля. Они обнимают его и требуют, чтобы он не забывал о них на каникулах. С ухмылками на лицах дети сообщают, что ему лучше начать Новый Год с чего-то как можно более немаггловского, иначе им придется посмотреть, сможет ли Гарри уклониться от всех заклинаний первокурсников и второкурсников, которыми они могут запускать в него одновременно. Он посмеивается над ними и возвращает им «Счастливого Йоля и мирного Нового Года!» Кажется, что его уроки волшебных традиций действительно пришлись всем по вкусу, размышляет он, развлекаясь энтузиазмом, с которым большинство детей с нетерпением ждут возвращения домой. Некоторые, отмечает он, вовсе не счастливы. Он берет на заметку поговорить с ними наедине, когда появится такая возможность, и выяснить, является ли это просто минутной грустью или за их унынием скрывается что-то более зловещее. Каникулы в основном проводятся им в библиотеке, как это было в последние годы. Только теперь дети иногда обращаются к нему за помощью с домашним заданием. Для самого Йоля он привлекает домашних эльфов к поиску маленьких безделушек, чтобы подарить их своим ученикам. Он зачаровывает потерянные иглы в красивые перья, чтобы они меняли цвет и становились горячими, когда поблизости появляется что-то, что угрожает опасностью владельцу. Удивительно, но он также получает подарки. Взамен он получает все: от дешевого шоколада до дорогих книг. Маленькие чертенята не написали своих имен на бумаге, вероятно, зная, что он попытается вернуть самые дорогие подарки. Гарри вздыхает, нежно качает головой и улыбается. Удивительно, но Гарри также получает еще один подарок. Это метла дорогая и самая новая на рынке. Это напоминает Гарри, что он не летал много лет, хотя ему это очень нравилось в первый год, когда у них еще были уроки полётов. Но в Хогвартсе запрещено летать, если вы не состоите в команде по квиддичу. У Гарри нет денег, чтобы тратить их на метлу, которую он может использовать только два раза в год, и кто знает, что Малфой сделал бы с ней, если бы до нее добрался. Остальные ученики в основном летают на каникулах, но Гарри не шутит, когда думает, что дядя Вернон убил бы его за то, что он взял метлу в доме Дурслей. Вместе с метлой приходит длинное плачущее десятистраничное письмо, переполненное извинениями Сириуса. Гарри не совсем уверен, как на это реагировать. О, он не сомневается, что его крестный всерьез просит у него прощения и сожалеет о своём поведении. В этом человеке нет ни одной косточки обмана. Но Гарри не уверен, что хочет вообще общаться с человеком, который поклялся защищать и заботиться о нем, но бросил его при первой же возможности, который должен быть озорным и игривым, но на самом деле всего лишь хулиган, который должен быть взрослым, но ведет себя как избалованный, невежественный подросток, который должен быть лордом Блэком, но прислушивается к каждому приказу директора или Молли Уизли, который происходит из знатной семьи, но ненавидит всех своих кровных родственников. В нерешительности Гарри размышляет до конца недели, прежде чем решиться на дружбу по переписке. Сириус вне себя от радости, и его следующее письмо еще длиннее. Если Гарри присмотрится достаточно внимательно, то увидит на ней что-то похожее на слюни, как будто над письмом ухмыльнулась восторженная собака. Он решительно не хочет знать, так ли это было в действительности.***
Всего несколько дней спустя директор школы снова приглашает Гарри в свой кабинет. На этот раз они посещают воспоминания замдиректора Хогвартса того времени. Он разговаривает с противной женщиной, которая сильно напоминает Гарри тетю Петунию. В её глазах та же искра отвращения, когда они говорят о ребенке, находящемся на их попечении — здесь Гарри Поттер, там Том Реддл. От нее воняет алкоголем хуже, чем от дяди Вернона, и она выглядит такой же жадной, как Дадли. Сердце Гарри замирает. Он увидит свою родственную душу в детстве, и, просто увидев миссис Коул, он знает, что это приведет его в ярость и заставит беспомощно и бессильно желать, чтобы кто-нибудь забрал юного Тома Реддла из приюта еще до того, как он достигает возраста, который он будет помнить во взрослой жизни. Следующий разговор разбивает сердце Гарри. Там, где заместитель директора не видит ничего, кроме презрения, воровства и насилия, Гарри видит отчаянный призыв о помощи и отчаяние сделать хоть что-нибудь, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Там, где молодая версия директора видит дерзость и неуважение, Гарри видит недоверчивую надежду и настороженность. Там, где директор видит угрозу, Гарри видит расстроенного ребенка, пытающегося справляться с жестоким обращением, которое ему удается переживать изо всех сил. Там, где директор уходит с подозрением, Гарри уходит с состраданием и грустью. Дискуссию, следующую за просмотром воспоминания, так же трудно принять. Директор хочет убедить Гарри, что бедному, борющемуся мальчику, которого он только что видел, уже суждено было стать злом. Гарри не согласен. «Сорочьи наклонности» были результатом того, что он, наконец, хоть что-то изменил, улучшил свое положение и забрал свои трофеи. Это совсем не является доказательством того, что Темный Лорд Волдеморт уже родился гнилым. Директор школы со всей серьезностью говорит Гарри, что «Темное искусство парселтанга» предвещало будущее Тома Реддла, как Темного Лорда и убийцы. Гарри как никогда рад, что так и не раскрыл эту тайну, и опечален по той же причине, поскольку не может бросить ему в лицо тот факт, что директору нужна помощь «смертоносного Темного Лорда в процессе становления». Но Гарри счастлив видеть это воспоминание. Он ненавидел каждую секунду происходящего, но все же рад был видеть свою родственную душу в детстве и сравнивать, насколько они были похожи до того, как змеиные черты настигли одного и очки другого. Тем не менее, теперь Гарри знает дату рождения своей родственной души. Как забавно, думает он, что он впервые увидел Тома Реддла в канун Нового Года. Чуть менее приятный вопрос возникает в голове у Гарри: будет ли сегодня ночью рейд в честь дня рождения? Гарри оказывается прав. Магглы превращаются в кричащие свечи на день рождения. Он очень доволен их песней, отмечая свой день рождения. Новый год, день, чтобы быть вместе и чувствовать любовь и надежду. Его сердце пронзает приступ боли, но он игнорирует его с легкостью, на которую способен только человек, знакомый с такими болями. Он никогда не получал любви. Он никогда не нуждался в любви. Живые свечи на день рождения привлекают его внимание. Ах. Они сгорели заживо, пока он не смотрел. Это не имеет значения. Есть еще другие «свечи», неиспользованные и стоящие вокруг. Гарри просыпается с рвотными позывами и плачем, запахом горелого человеческого мяса в его носу и душераздирающим одиночеством в сердце.***
В первый день в школе Малфой и его громилы ждут Гарри в общей комнате. Малфой, по-видимому, достаточно долго был погружён в свою секретную миссию от Темного Лорда Волдеморта, чтобы увидеть, что иерархия изменилась. Теперь у Гарри тоже есть титул, который никогда раньше не использовался, и, таким образом, он находится в странной неопределенности, поскольку никто не знает, где именно он находится. Семья Поттеров была довольно влиятельной, и слава Гарри тоже играет ему на руку. Его оценки одни из лучших, а магическая сила, хотя и никогда не демонстрировалась, по крайней мере приличная и, вероятно, сильная, учитывая его браслет. Таким образом, единственный шанс подтвердить свой ранг — это сразиться с другим правителем года, чтобы превзойти его или ее в иерархии. Младшие годы не смеют драться с кем-то намного старше и опытнее их, а семикурсники заняты своими внутрикурсовыми битвами, видя, что Король Слизерина уже почти не имеет власти, и у них, как у семикурсников, есть самые большие шансы подняться в ранге или даже занять его место. Малфой, видимо, решил, что лучше нападет сам, чем будет ждать, пока Гарри вызовет его на дуэль. — Поттер! — кричит он — Подчинись мне добровольно или будешь вынужден сделать это! Гарри фыркает. — Ты в порядке, Малфой? Ты выглядишь так, как будто ты немного не в себе. Это довольно слабое оскорбление, но вечно самовлюбленный Малфой оскорбляется так, будто на него напали лично. — Дуэль. Сейчас же, — холодно требует он. Гарри, зная, что у него нет выбора, устало вздыхает. — Если ты настаиваешь. Малфой вздергивает подбородок и свысока смотрит на Гарри. — Тебе нужно показать твое место, поганый полукровка. Что бы подумал Малфой, если бы узнал, что Темный Лорд Волдеморт тоже полукровка? Если не до его возрождения — некоторые бредовые люди могут утверждать, что Меропа Гонт очаровала зельем чистокровного, — то после, увидев, как кровь Гарри теперь течет по его венам. К сожалению, Гарри не думает, что Малфой когда-нибудь узнает об этом. Он не выдал бы ни один из секретов своей родственной души только ради аргумента в дешёвом споре, а Темный Лорд Волдеморт никогда не вышел бы и не признал бы это, потому что слишком горд для этого. Поэтому Гарри ничего не говорит. Малфой выжидает немного, затем кивает на середину гостиной. В центре гостиной нет стульев и столов, и импровизированная площадка для дуэлей уже окружена зрителями. Ученики Гарри толпятся вокруг него, беспокойно вздрагивая. Арвилл приказывает: — Победи и не поранься! Роуэн хватает его за рукав и просто смотрит на него своими большими карими глазами. Гарри снова вздыхает. Все они невозможны. — Ничего не случится, — успокаивает он их — Это дуэль чести, а не бой насмерть. Они не кажутся убежденными, но отпускают его. — Ну-ну, Поттер, — чирикает Малфой — Ты наконец закончил, или тебе нужно еще поцеловать несколько ног? Гарри прикусывает язвительное замечание на языке и поднимает бровь. Малфой усмехается, когда замечает, что это единственная реакция, которую он получит. — Какие условия? — спрашивает Гарри. Малфой атакует. К счастью, Гарри готов и несколькими словами поднимает Темный щит, и палочка для этого заклинания не нужна. Разочарованный и все более и более злой и отчаянный, когда ни одно из его заклинаний не может пробить щит, Малфой бросает в него всё новые и новые заклинания. Внезапно Крэбб и Гойл начинают добавлять свои чары к огню заклинаний. Окружающие слизеринцы проявляют безразличие к их участию. Общеизвестно, что вы никогда не получите в противники только Малфоя. Его всегда сопровождают двое его верных вассалов. Они продолжают так какое-то время. Гарри, удивленный силой своего щита — в конце концов, он сломался после всего лишь одного из проклятий Темного Лорда Волдеморта — но теперь уверенный в нем, откидывается назад и наблюдает за ними. Должен ли он ударить сейчас и выиграть дуэль? Стоит ли унижать их ещё больше? Хочет ли он участвовать в бесконечных битвах, связанных с иерархией? Решение принято, Гарри снова вздыхает, собираясь элегантно откланяться. Для следующего проклятия Малфоя, которое не слишком вредно, он выпускает щит и получает удар. Его волосы быстро растут, закрывая глаза и делая его слепым. Однако, вопреки его ожиданиям, то, что следует за этим, не является обезоруживающим заклинанием, сглазом или порчей. Это Круцио. Гарри опускается на пол, сдерживая болезненные стоны. Это не так больно, как на кладбище. Из-за неопытности заклинателя или из-за того, что его проклинает не родственная душа? Наконец заклинание снято. Малфой радуется, громко и сильно смеясь. Затем он делает нечто непростительное. Он включает в противостояние детей, учеников Гарри, тех, кого он поклялся защищать и воспитывать. Малфой смотрит на них свысока, ухмыляясь: — Думаю, теперь вы в моем подчинении. Принесите мне кофе. Никто не двигается. — Ну, топ-топ! Хватит бездельничать! Приниматься за дело! — говорит Малфой. Он поднимает палочку, кончик которой загорается тем же красным, что и проклятие, которое он только что выпустил в Гарри. Гарри видит красный. Он двигается инстинктивно, перебирая все заклинания, которые знает, чтобы кинуть одно из них на Малфоя, у которого с ним будут проблемы. Ударив его в спину, он превращает его в белого хорька. Общая комната в абсолютной тишине. Все поворачиваются, чтобы посмотреть на Гарри. Он стоит прямо над тем местом, где упал, осторожно поднимая палочку на Крэбба и Гойла. — Вот почему, — говорит он, глядя на своих учеников мимо хорька по имени Малфой, — я сказал вам, что дуэль заканчивается только тогда, когда один из дуэлянтов обезоружен и без сознания. Теперь очередь детей ликовать. Они смеются и хлопают в ладоши, обнимают друг друга и почти начинают плакать. Разъяренный хорек набрасывается на Гарри. Быстрее, чем он ожидал, животное садится ему на плечо, готовое укусить за ухо. — Довольно интересно, что у тебя белый мех, Малфой. Я подумал, что он должен быть Темнее. Он гладит хорька Малфоя. Маленькое животное пищит и убегает, Крэбб и Гойл гонятся за ним. Гарри размышляет, сколько времени им понадобится, чтобы понять, что стандартные решения не работают, и что они скажут профессору МакГонагалл. Он не думает, что Крэбб и Гойл способны так хорошо обращаться с палочками. Через час, во время обеда, белый хорек кусает Рона за нос, к большому удивлению ближайших студентов. Разочарованные девушки возвращаются на свои места, решив не рисковать и не гладить симпатичного зверька. Гарри смеется про себя, его ученики хихикают вместе с ним.***
Следующее воспоминание, касающееся его родственной души, которое Гарри должен просмотреть, — это воспоминание о Морфине Гонте, еще более гнусном и уродливом, чем в первом воспоминании. Гарри снова приходится скрывать свои вздрагивания и дискомфорт от мерзкой лексики, которая соскальзывает с языка Морфина на парселтанге. Ужасный человек арестован за убийство семьи Реддлов. Весь этот сценарий вызывает подозрения с самого начала. Морфин не похож на человека, обладающего магической силой для накладывания хоть какого-то проклятия, не говоря уже о самом Темном из существующих. Эти Непростительные Проклятия могут позволить любому, у кого достаточно силы и силы воли, использовать их, независимо от того, подходят ли они лучше для Светлой или Темной магии, но они требуют больших возможностей. Портрет в библиотеке рассказал Гарри, что можно наложить заклинание Патронуса десять раз подряд, прежде чем быть готовым безопасно наложить проклятие Империус один раз. Это ничего не говорит о силе, которой должен обладать разум, чтобы противостоять искушению этих проклятий. Морфин Гонт выглядит так, будто у него нет ни магии, ни силы воли, чтобы наложить Непростительное Проклятие. Но он очень похож на стереотипного Темного волшебника, которого представляют себе Светлые волшебники и ведьмы, с растрепанными волосами, дикими глазами и странными словами, которые слетают с его языка шипением. У него подходящее криминальное прошлое и подходящая семья для этой роли, так что он, очевидно, должен быть Темным волшебником, а Темные волшебники никогда не бывают добрыми, дружелюбными и не испытывают какие-либо положительные чувства. Эти авроры, похоже, ничуть не сомневаются в своём вердикте. После этого директор говорит Гарри, что он знает, что Том Реддл из мести убил свою семью и подставил своего дядю. Гарри думает, что это смешно. Как он может просто знать? Разве это не мог быть кто-то, кто хотел немного денег или просто хотел убить этих магглов или что-то в этом роде? Кроме того, директор ясно дает понять, что верит в способность Морфина использовать Непростительные. Почему он так уверен, что Морфин не использовал эти заклинания, тем более что все улики указывают именно на это? Но он не задает вопросов. Как всегда на этих «уроках», Гарри молчит, следит за воспоминаниями, слушает их ошибочный анализ директора. Когда урок заканчивается, он уходит, не сказав больше ни слова. Большего от него и не ждут. Но в одном Гарри не сомневается, выходя на улицу той ночью: его родственная душа убила Тома Реддла-старшего и его родителей. В самом деле, если бы Гарри узнал, что его родители живут где-то там, в безопасности, в тепле и сытости, а он спотыкается, избитый, голодный и всегда такой одинокий -больно-пожалуйста-помогите-мне-почему-никто-не спасет-меня, он, наверное, тоже сделал бы что-нибудь радикальное, а ведь он даже не в военное время живет.***
На следующее утро в комнату входит Малфой, надутый, как павлин. Он делает вид, будто не провел почти неделю хорьком, пока Крэбб, наконец, не привел его к профессору МакГонагалл и не пробормотал что-то о неправильно произнесенном заклинании, высказывание, на которое она скептически подняла одну бровь, но не прокомментировала. Увидев Гарри, он бледнеет, но продолжает, как ни в чем не бывало. Другие мальчики наблюдают за Гарри, выискивая любое проявление доминирования, чтобы укрепить его положение как Правителя Года, а Гарри… ничего не делает. Он никогда не хотел никакой должности. Если бы он хотел, то вступил бы в утомительную Политическую Игру и поднялся бы до Короля Слизерина со всеми секретами, которые он и его сеть призраков, портретов и домашних эльфов имеют и могут собрать, но он совершенно не заинтересован. Он возвращается к своей книге. Другие мальчики недоверчиво вздыхают, но быстро восстанавливают свою идеальную Маску Чистокровных и делают вид, что все в порядке, что их Правитель Года не отверг его новую позицию в иерархии. Они просто отрицают его силу. Немного поколебавшись, они возвращаются к восхвалению Малфоя. Гарри переворачивает страницу и не обращает внимания на их растерянные взгляды. У него есть браслет, чтобы проклинать желающих сунуться к нему. Вечером, после дня, когда он усердно обучал своих учеников искусству игнорировать кого-то, пока они не разозлятся настолько, что взорвутся, Гарри снова вызывают к директору. На этот раз воспоминание от домашнего эльфа. На нем изображен взрослый Том Реддл. Он ужасно выглядит, думает Гарри, слишком худой и бледный. Его улыбка слишком резка, глаза слишком холодны, а слова слишком добры. Женщина ужасна. Мало того, что она чрезмерно самодовольна и перебарщивает с каждым жестом, у нее также нет ни инстинктов самосохранения, ни основных инстинктов. Взгляд Тома Реддла кричит Гарри об опасности, но Хепзиба Смит, похоже, этого не понимает. Том Реддл вручает букет роз и целует вспотевшие костяшки пальцев. В Гарри вспыхивает огненно-красная ярость. Ему требуется минута, чтобы понять, что происходит — он ревнует, потому что его-вторая-половинка-улыбается-прикасается-целует-эту-стерву. Он изо всех сил старается подавить это чувство, старается не сравнивать ситуацию с «я могу дотронуться до тебя сейчас» и с тем, что Том Реддл обращается с этой странной старой коровой лучше, чем со своей родственной душой. Она ухмыляется со своего места в слишком удобном старом кресле: «О, Том, ты знаешь, я… у тебя есть родственная душа?» Том Реддл, сев на гораздо менее удобное сиденье напротив нее, плавно отвечает, пока Гарри смотрит на морщинки вокруг его глаз и ненависть в них: «Я еще не нашел ни его, ни ее». — О, ну, ты еще молод, и у такого молодого джентльмена, как ты, нет проблем с тем, чтобы найти пару-тройку любовников, верно? Она моргает тяжелыми ресницами и кокетливо смеется. Том Реддл хихикает вместе с ней, но не отвечает. Из его молчания она явно делает свои выводы. Она с трудом наклоняется вперед и хватает его бледную руку с длинными пальцами своими двумя лапами. Гарри видит зеленый. Трудно обращать внимание на то, что происходит, но Гарри не может выкинуть из головы следующую фразу. — Ты одинок, а моя родственная душа умерла много лет назад, так что… ты хочешь потренироваться, чтобы знать, что делать, когда найдешь свою вторую половинку? Тренировался ли Том Реддл? Кто-нибудь еще смотрел на его скульптурное тело? Следил ли кто-нибудь еще за линией его подбородка, шеи и груди глазами, пальцами и языком? Кто-нибудь еще осмелился прикоснуться к тому человеку, который принадлежит Гарри, которого вселенная и судьба подарили Гарри и которому они подарили Гарри? Гарри глубоко дышит. Откуда взялись эти чувства? Он никогда даже не рассматривал Тома Реддла или Темного Лорда Волдеморта в таком ключе! Никогда даже не думал рассматривать его с этой стороны! — Но, — шепчет голос где-то у него в сознании, — прежде ты также никогда не видел, как кто-то делал предложение твоей второй половинке, которая не сразу отвергала их. Гарри с каменным лицом наблюдает, как Том Реддл манипулирует Хепзибой Смит, чтобы та показала ему Кубок Пуффендуя и Медальон Слизерина. И о, как Гарри понимает жадный блеск, который появляется в его глазах! Мало того, что эти редкие артефакты, медальон также является семейной реликвией Реддла. Мало того, медальон был предметом, на который возлагала надежды его мать, когда отчаяние заставило ее продать его. Мало того, он также подтверждает происхождение Тома Реддла. Для Тома Реддла его ценность невообразима. Когда ему приходится возвращать его с неохотой, Гарри знает, что произойдёт дальше. Когда директор подтверждает его подозрения, Гарри приходится скрывать удовлетворённую улыбку. Той ночью он думает о том, как сильно его родственная душа повлияла на него, но замечает, что это не так. По крайней мере, не так сильно, как могла бы. Гарри всегда был довольно равнодушен к чужим страданиям, слишком озабочен собой, чтобы даже смотреть на кого-то другого. С тех пор, как он попал в Хогвартс, все изменилось, но он по-прежнему не тот человек, который выступает против неравенства и несправедливости. Он начал активно что-то делать для кого-то другого только тогда, когда у него появилась такая возможность. На первом курсе он мог бы попытаться пойти против запугивающих лиц Дома Слизерин — ладно, тогда он был слишком застенчив и плохо знаком с Волшебным Миром, чтобы что-то предпринять, но на втором — ладно, это был год с Василиском, когда он слишком боялся, и большая часть Хогвартса вместе с ним, но на третьем — ну, его тогда все ненавидели, и он не из тех, кто будет изо всех сил помогать тем, кто его ненавидит, а на четвёртом — верно, он был тогда слишком занят борьбой за свою жизнь, и все ненавидели его еще больше, а на пятом курсе он не мог помочь даже себе, так как же он мог помочь другим? Подождите — значит ли это, что Гарри не так безразличен к другим, как он думал? Хотя это правда, что его не волнует, что происходит с теми, кого он ненавидит, и с теми, кто выбрал свой путь и свою борьбу, как члены Ордена, которые погибли той ночью в Министерстве, в этом году он действительно старался изо всех сил помочь невинным. Он все еще делает это всякий раз, когда отказывается от домашней работы, разговоров с библиотечным портретом и работы над браслетом, чтобы провести время со своими учениками. Итак, единственное, что дала ему его душевная связь, — это его равнодушие к незнакомцам и способность спокойно смотреть на кровь и пытки. Или нет? У Гарри болит голова от всех этих мыслей. Что сделало его таким, какой он есть? Какой он? Кого он должен винить или благодарить? Словно в ответ, его душевная связь посылает огненную ярость, Темный Лорд Волдеморт в ярости. Гарри проверяет время — обычное время для собрания Пожирателей Смерти, то есть тех, которые проводятся раз в неделю и часто заканчиваются снами. Он вздыхает и решает ни о чем не думать, сосредоточившись на своей связи и передаваемых чувствах. Это нездорово, что он получает столько утешения от отголосков смертоносной ярости?***
На следующее утро Гарри снова вызывают в кабинет директора. Он не сказал бы, что это его самое любимое воспоминание на данный момент — все они очень, очень ужасны — но это вспоминание явно худшее для его родственной души. Вместо худощавого, бледного продавца, выглядящего немного не в своей тарелке, которого Гарри видел в предыдущем воспоминании, этот Том Реддл как будто восковой. Что-то не так с его чертами лица — кажется, что они плывут, когда Гарри моргает. Его волосы выглядят так, будто выпадают с каждой минутой и так же быстро отрастают. Кажется, что его ногти снова и снова точатся и тупятся. Его улыбка такая же пронзительная, как и его глаза. Что-то не так с Томом Реддлом, и это очевидно каждому. Это особенно заметно директору, который с самого начала искал подтверждение этому, ещё с тех пор, как увидел мальчика, который мог разговаривать со змеями, в приюте. Поэтому неудивительно, что заявка Тома Реддла на должность нового учителя Защиты отклонена. Гарри почти видит момент, когда последние осколки надежды в его глазах разлетаются вдребезги, и они становятся жесткими и красными. Гарри видит момент ухода Тома Реддла и восстания Темного Лорда Волдеморта. А директор самодовольно наблюдает, как мальчик превращается в то, чего он все эти годы боялся, но всегда — всегда — видел. А Гарри наблюдает, как его родственная душа теряет последнюю надежду на успех Тома Реддла в этом мире и решает, что у Темного Лорда Волдеморта больше шансов. Знаете, что самое грустное? Он был прав.