***
На следующее утро за каждым шагом Гарри ещё более упрямо следует Малфой и его подхалимская группа придурков. В воздухе витает шёпот ожидания, как будто они чего-то ждут. Гарри не знает, чего именно, и ему на самом деле всё равно. Что он точно знает, так это то, что Малфой собрал всех в гостиной для важного объявления. Окружённый своими учениками, Гарри наблюдает, как Малфой важно стоит посреди комнаты, прочищая горло, чтобы заглушить последние тихие разговоры. С большой напыщенностью он начинает: — Эти последние несколько месяцев были для меня большой ношей и ещё большей честью. Вы сочли меня подходящим человеком для того, чтобы представлять этот благородный и древний Дом. Вы выбрали меня, чтобы я стал Королём. За это я должен и благодарю вас. Он делает паузу и преувеличенно гротескно кланяется, сохраняя при этом выражение лица, практически требующее благодарности за этот поступок. — Но я думаю, что теперь мне пора покинуть этот пост. — ещё одна пауза, которая искусственно создана для ожидания реакции. Он не получает её ни от кого. К его чести, он продолжает, как будто ничего не произошло. — Мне стало очевидно, что есть более достойный кандидат на эту должность, чем я. Его магическую силу мы уже видели. Его лидерские способности мы уже испытали — или, по крайней мере, некоторые из нас, — ядовитый взгляд на учеников Гарри. О, нет. Малфой действительно…? — Его научные достижения мы можем только представить, — вполне возможно, потому что Гарри никогда никому не показывал свои оценки. Но что именно пытается сделать Малфой? Но что ещё более важно, зачем он это делает? — Его связи настолько превосходят всё, что есть у любого из нас, что он может претендовать на звание Короля! Роуэн недоверчиво переглядывается с Арвилл. Повсюду у его учеников похожие выражения. — С тяжёлым сердцем, — продолжает Малфой, — я складываю с себя эту с трудом завоёванную и заслуженную должность, чтобы наш истинный Король мог занять моё место. Да здравствует Гарри Поттер, наш Король! Скудные аплодисменты. Гарри встаёт. Аплодисменты усиливаются. — У меня нет времени на такое ребячество. Он проходит мимо них, за ним следуют его ученики. В самом деле, они хотят сделать его Королём, которым он никогда не хотел быть и недвусмысленно не раз говорил им об этом? Кто-то действительно должен научить их, как правильно подлизываться к кому-то. — Ты уверен, что это был правильный выбор? — спрашивает Мод, — Я имею в виду, я знаю, что ты не хочешь быть Королём, но что, если они почувствуют себя обиженными и выместят злость на тебе? Гарри на секунду задумывается, не останавливаясь, пока они не добираются до комнаты, которую он выбрал для себя. — Я думаю, что их… поведение стало бы ещё хуже, — объясняет он. — И я действительно, очень не хочу нести ответственность за Малфоя и ему подобных. Я также не думаю, что мне когда-либо было бы комфортно руководить кем-то. Не говоря уже о том, что если бы я согласился, мне приходилось бы подолгу находиться рядом с этими противными людьми. — Я всё ещё думаю, что тебе было бы лучше стать королём, — настаивает Мод. Несколько студентов кивают вместе с ней. — Но при этом я не хочу, чтобы ты заставлял себя делать то, что тебе не нравится. В Гарри начинают бурлить сомнения. Может быть, он принял это решение импульсивно, не обдумав его, как следует? В прошлом это всегда приводило его к долгим неделям в чулане и болям в спине. Что, если он всё испортил? Что, если Малфой и его компания действительно снова нападут на Гарри? О нет, они не стали бы нападать на Гарри напрямую, но что, если они начнут причинять вред его ученикам? Что, если Гарри просто обрёк их всех на возвращение правления Джекли, режима Кэрроу? Мод права, было бы намного безопаснее просто стать Королём и несколько месяцев, стиснуть зубы, перетерпеть свою новую должность. Может быть, если он вернётся сейчас, они примут то, что он передумал? — Всё правильно! — Арвилл прерывает его размышления. — Не всегда нужно делать правильный выбор, и не всегда нужно избегать ошибок! Даже ты иногда можешь ошибаться, это нормально, Гарри. — Да ладно, Гарри, — уговаривает Роуэн, — ты же не хочешь развлекать Малфоя до конца года, не так ли? Ты бы не закончил учёбу, не успел бы проводить уроки или просто отдыхать. Кроме того, не важнее ли отстаивать то, во что веришь, чем обезопасить себя? Хотя бы иногда? Гарри думает, что это действительно несправедливо, что они используют его собственные учения против него, но с тяжёлым вздохом соглашается с ними. Одна только мысль о том, как Малфой бегает за ним, двадцать четыре на семь, а он не в силах прогнать его… Гарри не стыдно признаться, что его немного трясёт от отвращения и раздражения при мысли об этом. В ответ приходит чувство заботы и поддержки. Гарри прикусывает губу, чтобы сдержать улыбку, и скверное настроение мгновенно исчезает. Может быть, вся эта история с родственной душой будет не такой уж и ужасной.***
К обеду Гарри уже знает, что так подзадорило подхалимов. Ходят слухи, что Тёмный Лорд Волдеморт приедет в Хогвартс. Волнение на лицах одних профессоров и страх у других лишь подтверждают этот слух. Профессор Брэнд задерживает Гарри после уроков. — Ты в порядке? — спрашивает он с беспокойством. Удивлённый, Гарри кивает. — Просто… я не знаю, правда ли то, что говорят о твоей метке души, но в любом случае, сегодня ситуация может стать опасной. Ты, наверное, уже слышал, что… он прибудет в замок. Гарри улыбается, тронутый беспокойством профессора. — Все в порядке, сэр. А если и нет, то последние шесть лет я учился в Хогвартсе. Думаю, я смогу продержаться, пока не прибудет помощь. Улыбка, которую он получает в ответ, выглядит немного вымученной, но Гарри уже оборачивается на крик Арвилл. — Гарри… Он здесь! И действительно, сквозь величественные деревянные ворота, ограждающие вестибюль, проходит Тёмный Лорд Волдеморт, одетый в чёрную мантию, вооружённый белой палочкой, очаровательный с лёгкой улыбкой, и с опасным огнём в глазах. Конечно, когда он входит, Гарри не видит этого, но он ясно представляет себе Ворлоста, довольного тем, что наконец-то видит место, которое всегда считал своим домом, в своей власти, и перепуганных студентов, замирающих от страха при его виде. Но разговаривать с ним под бдительными и сплетничающими взглядами сотен глаз Гарри не очень-то хочется, поэтому он не стыдится признаться, что прячется в библиотеке. У него в любом случае есть домашнее задание, а может и нет, но нужен ли ему предлог, чтобы поговорить с библиотечным портретом? — Конечно, нет, Плут, но ты не можешь отрицать свою склонность сбегать от проблем, даже если они действительно так ужасны, как ты их описываешь. — сухо отмечает портрет. Гарри кусает губу, прекрасно понимая, о чем говорит портрет, но не желая признавать этого. — Гарри, — прерывает его размышления уже другой голос. Ворлост поворачивает из-за угла и улыбается своей своенравной родственной душе с оттенком гнева, скрытым под дружелюбием. — Должен сказать, что я представлял себе свой приезд несколько иначе. — Если бы ты сообщил мне о нём заранее, возможно, твои ожидания бы и оправдались, — возражает Гарри. Не то чтобы это что-то изменило в ситуации, разве что он попытался бы убедить Ворлоста не приходить. Судя по блеску в глазах Ворлоста, он прекрасно знает этот факт, но, к счастью, не развивает тему дальше. Вместо этого он поворачивается к портрету и кланяется в слишком драматичном поклоне, чтобы быть действительно почтительным. — Вы, должно быть, тот самый портрет, о котором Гарри… рассказывал мне. Я рад познакомиться с Вами. Он, должно быть, знает о нём из снов, потому что Гарри никогда никому не рассказывал о портрете, даже своим ученикам. Не теряя ни секунды, портрет отвечает: — Должно быть, Вы родственная душа моего дорогого друга, о которой он мне часто рассказывал. Я рад нашей встрече так же, как и Вы. Его ответный поклон слишком короткий и не глубокий, чтобы быть более чем беглым, и ясно даёт понять, что портрет думает о Ворлосте. Гарри борется с желанием громко застонать. — Мне очень приятно познакомиться с вами, но, к сожалению, моя дорогая родственная душа должна сопровождать меня сегодня днём. — О нет, я сожалею ещё больше. К сожалению, сегодня он не сможет сделать этого. Именно поэтому стоило послать записку, чтобы не сталкиваться с рисками внезапного визита. Их улыбки, обращённые друг к другу, больше похожи на размахивающие ножи, готовые резать и рвать при первом удобном случае, но их глаза представляют собой сбивающую с толку смесь обещанной жестокости и веселья. — Вообще-то, — наконец прерывает Гарри, когда кажется, что они оба готовятся к очередному раунду словесной перепалки, — я размышляю о предположении, которое сделал библиотечный портрет. — портрет моргает, немного удивлённый, прежде чем вспоминает, о чём они в последний раз разговаривали. С кивком, больше похожим на поклон, он затихает. Увидев это, Ворлост тоже успокаивается, без сомнений, чувствуя себя победителем. Гарри на мгновение прикусывает губу, пытаясь подобрать нужные слова. — Как ты, несомненно, видишь, библиотечный портрет делится со мной некоторыми предположениями по поводу моих переживаний, — критический взгляд Ворлоста тут же останавливается на красных глазах портрета. Гарри кивает в ответ на невысказанный вопрос. — И у него, несомненно, было больше времени, чтобы обдумать… проблемы, связанные с… этим. Лицо Ворлоста напоминает гримасу, когда он неохотно говорит: — Я вас выслушаю. Гарри безмолвно кивает и накладывает заклинания тишины и конфиденциальности, как он это обычно делает, обсуждая более деликатные вопросы с портретом. В знак уважения к Ворлосту он накладывает их ещё больше, чем обычно, останавливаясь только тогда, когда Ворлост поднимает руку. Он сам ставит последние завершающие заклинания, прежде чем обратить всё своё внимание на портрет. — Говорите. Портрет секунду молчит, как бы назло ему, но вскоре начинает говорить. Он рассказывает о женщине, которая хотела быть только со своей второй половинкой и пыталась сделать для этого всё, что могла, пока не превратилась в чудовище. Он рассказывает о своём собственном опыте создания крестражей. Он рассказывает и о безумии, которое последовало за этим поступком. Лицо Ворлоста постепенно темнеет по мере того, как портрет начинает рассказывать очень подробно о слишком многих вещах, используя торжественный тон, который показывает его серьёзность. В конце концов, Ворлост уносится прочь, объявив каждое слово, сказанное портретом, «чепухой». Гарри думает про себя, что могло быть и хуже. Это слабое утешение. Итак, немного раздражённый и очень обеспокоенный, Гарри пытается провести день, отвлекая себя от мыслей о своей глупой-замечательной-гениальной-идиотской родственной душе, которая не верит, что ясность мыслей может быть важнее его бессмертия. Или, может быть, он сможет поверить в это через несколько дней? Или месяцев? Так что вместо того, чтобы болтать с Ворлостом, Гарри проводит время со своими учениками. Ну, лучше сказать, он проводит два часа, убегая от подхалимского внимания Малфоя, прежде чем находит наконец-то Роуэна и Арвилл. Они удивлены, хоть и рады видеть его, зная, что его родственная душа находится в замке, но не спрашивают его об этом. Не успели они и пяти минут поболтать, как появляется Ворлост. — С тобой ужасно обращаются, — выплёвывает он, сердито сверкая глазами. Инстинктивно Гарри чуть вздрагивает от разгневанного тона мужчины, возвышающегося над ним, подходящего всё ближе и ближе, готовый разобраться с угрозой для его родственной души, но вовремя останавливается. Его лицо становится ещё более грозным. Его глаза устремлены на Роуэна и Арвилл, которые прячутся за спиной Гарри в шокированном и испуганном молчании. — Они те, кто тебя так раздражают? — коротко спрашивает он. Гарри качает головой в ответ, открывая рот, чтобы ответить, когда Ворлост продолжает: — Тогда почему ты проводишь с ними время? Гарри вопросительно наклоняет голову и хмурит брови. Почему Ворлоста должно волновать, с кем разговаривает Гарри? — Я предупредил школьников об их отношении к тебе, — продолжает Ворлост. — Они больше не должны тебя беспокоить. Особенно я поговорил с юным Драко. — он бросает на Гарри понимающий взгляд, в котором скрыто что-то вроде шутки. Это настолько не соответствует ситуации — Ворлост кладёт руку на плечо Гарри, пытаясь оттянуть его от учеников, — что это раздражает. Когда Гарри никак не реагирует, Ворлост на мгновение замолкает, прежде чем снова заговорить, на этот раз обвиняющим тоном, который совсем не скрывает, что Ворлост знает, что что-то не так, но не может понять, что именно. — Почему ты никогда не рассказывал мне об отвратительном обращении с тобой? Северус должен был просветить меня. Ты мог бы сказать мне, Гарри. Я бы позаботился об этом, — он гордо улыбается. — В конце концов, я хорошо забочусь о том, что принадлежит мне. Это замораживает Гарри внутри. Ворлост видит в Гарри не личность, а объект. Он видит его так же, как и дневник, или чашу, или редкую книгу. Как ещё можно объяснить такое поведение? Ледяным голосом Гарри говорит: — Я могу сам об этом позаботиться. Кроме того, насмешки и игнорирование больше не причиняют вреда. А когда ему нужна была помощь, Ворлост был прямо в голове у профессора Квиррела и ничего с этим не делал. Почему же это волнует его теперь? — Гарри, — мягко говорит Ворлост, — ты можешь положиться на меня. Ведь я твоя родственная душа. Кто ещё тебе нужен? — он смотрит на Роуэна и Арвилл, которые всё ещё стоят позади Гарри, съёжившись. Его голос становится холоднее. — Так что я позабочусь о… — Ты же помнишь нашу метку души? — прерывает Гарри. Сбитый с толку, Ворлост останавливается. Он нерешительно соглашается. — Конечно я- Гарри взмахивает палочкой, почти игриво скользя по ней пальцами, не сводя глаз с Ворлоста. — Думаешь, я смогу произнести это заклинание? — Я действительно думаю, что ни одно заклинание не выходит из… Гарри поднимает палочку. Ворлост выпрямляется, поднимая собственную палочку. — Ты действительно хочешь начать дуэль, Гарри? Или ты мне угрожаешь? — Я угрожаю тебе, — говорит Гарри. Затем он спокойно прикладывает острие палочки к своему виску. Он почти чувствует, как Роуэн и Арвилл напрягаются позади него. Во взгляде Ворлоста появляется паника. — Гарри, не делай этого. Я знаю, что- — Нет, не знаешь, — резко перебивает Гарри. — Ты больше не будешь угрожать моим ученикам. И не будешь пытаться контролировать мою жизнь. Ты не будешь обращаться со мной как с вещью. Ты мной не владеешь. Ты понимаешь это? Вместо ярости или беспокойства — в конце концов, Гарри только что угрожал самоубийством, — или отвращения, или любой другой из миллиона эмоций, которые Гарри думал увидеть, Ворлост кажется… впечатлённым? Он кладёт палочку обратно в рукав и говорит, немного неестественно, так, как звучат слова, когда говоришь что-то непривычное, а не так, как звучит ложь: — Прошу прощения. Гарри удивлённо моргает, но кивает, потому что у него хорошие манеры. — Я принимаю твои извинения. Он опускает палочку и почти улыбается, когда позади него раздаются вздохи облегчения. Ворлост тоже кивает и открывает рот, чтобы что-то сказать, но его прерывает шум. Он вытаскивает из мантии старомодные карманные часы, цокает языком и вместо этого говорит: — Я должен идти. Я слишком долго оставлял Беллатрису без присмотра и опасаюсь за дальнейшее существование своего поместья. Гарри привычно отвечает на его легкий поклон — под углом тридцать градусов, руки близко к телу, склоните голову больше, если вы ниже по социальному уровню, мягко поцелуйте даме руку — и когда он разгибается Ворлоста перед ним больше нет. Гарри задаётся вопросом, что именно это было, и как он вышел из этой конфронтации невредимым.***
Судя по всему, все его ученики были предупреждены о случившемся, потому что все они внимательно следят за Гарри. Он наблюдает за их беспокойством с нежностью и, может быть, с лёгкой долей веселья. Его несколько раз останавливали ученики, которые произносили одно или два предложения неловкой беседы, прежде чем замолчать, вероятно, по приказу Ворлоста или их родителей. Гарри с холодным безразличием наблюдает, как они пытаются выбраться из этой ситуации. Если им нужно, чтобы кто-то разрешил им поговорить с ним, он не станет этим человеком. Портрет в библиотеке неуклюже пытается подбодрить Гарри, поскольку Ворлост не очень хорошо воспринял информацию о крестражах. Но у визита Ворлоста есть и положительные стороны: Малфой наконец-то перестаёт приставать к Гарри. Слизеринцы снова держатся на почтительном расстоянии. Учителя Пожиратели Смерти не продолжают изнуряющую суету из-за него и его внешности. Его ученики больше не беспокоятся о том, что он не сможет справиться со своей второй половинкой, даже если их беспокоят его методы. В целом, решает Гарри, этот день принес больше плюсов, чем минусов. Это не мешает ему с некоторым трепетом ждать следующего занятия по аппарации. Тем не менее, видеть, как Малфой отходит от него, хотя раньше подбегал к нему, чтобы заискивать перед Гарри, того стоило, даже если Гарри не хочет знать, что именно сказал или сделал Ворлост, чтобы вызвать такую реакцию.***
Этой ночью он видит сон. Он видит сон о скучной встрече, на которой легко погрузиться в свои мысли. Эти зелёные глаза, смотрящие на него так вызывающе, это выражение упрямства. О, как же он хотел прикоснуться к нему тогда. Прикоснуться и погладить. Он никогда не видел особой привлекательности в любви, но с ним всё по-другому. Он хочет прикоснуться взглядом, пальцами, губами к каждой части партнёра. Он хочет целовать его до тех пор, пока ему не придётся оторваться, чтобы глотнуть воздуха. Ему хочется провести пальцами по всему телу родственной души. Он хочет видеть, как эти зелёные глаза затуманиваются от удовольствия, хочет видеть, как этот розовый рот задыхается, кричит и стонет, хочет заставить его молить, умоляя об освобождении, умоляя о большем и большем, умоляя о продолжении прикосновений, пока удовольствие не станет настолько невыносимым, что он не начнёт умолять его прекратить. Но нет, он не остановится. Каждая слеза будет побуждать его вкладывать только больше желания в свои ласки, больше тепла в слова, больше нежности в прикосновения. Он доведёт свою вторую половинку до безумия и отступит только для того, чтобы сделать это снова, и снова, и снова, до конца времен. Это то, на что похоже сексуальное желание? Он почти стонет вслух, когда замечает лёгкую головную боль. Остаётся только надеяться, он не спугнул свою вторую половинку.***
Гарри просыпается в замешательстве, ведь то, что только что произошло, очень сильно его возбудило, а не напугало. Кто знал, что он не единственный с такими желаниями и потребностями? Даже если они неестественны и странные, они взаимны. Теперь Гарри знает, что то, чего он хочет и что чувствует, нормально. Это просто означает, что его влечёт к мужчинам, точнее, к одному конкретному мужчине, а не к женщинам. И это прекрасно. Он знает; он читал книги и разговаривал с библиотечным портретом и видел других мальчиков, которые засматривались на других мальчиков, и девочек, тяжёлыми от сексуального напряжения взглядами смотрящие на других девочек, и некоторых, которым нравятся оба пола. Но почему-то он так и не мог до этого момента соотнести себя ни с одной из представленных групп. Слишком укоренились в нём слова из детства. Эта мысль всегда была на заднем плане его сознания, корректируя его взгляды и мысли совсем незначительно. Только теперь, когда он знает, что его вторая половинка чувствует то же самое, та самая родственная душа, которая жила в тридцатых годах, когда такие чувства расценивались ещё хуже, чем они расцениваются сейчас, он чувствует, как груз спадает с его плеч. Итак, когда Ворлост посылает неуверенное сожаление с оттенком вопроса по их связи, Гарри отвечает насмешливым согласием и облегчением. Как только он сможет спрятаться за щитом от передаваемых эмоций, Гарри знает, что он будет тщательно пересматривать этот сон ещё не один раз.***
Следующего урока аппарации он ждёт с опаской. Захочет ли Ворлост поговорить о том дне? Захочет ли этого сам Гарри? Что они скажут друг другу? Будут ли они снова сражаться друг с другом?.. Что, если он захочет поговорить о последнем сне? Гарри провел всю прошлую ночь, воображая ужасные сценарии, ворочаясь и придумывая новые ужасы. Он по-прежнему дарит своим ученикам ободряющую улыбку, когда они с тревогой смотрят на него, но уже не чувствует той беззаботной уверенности, которую он излучал раньше. Все его мысли вращаются вокруг родственной души, поэтому неудивительно, что он с первой попытки оказывается в знакомом кабинете. Как и всегда, Ворлост приглашает Гарри сесть. Он предлагает чай, который Гарри принимает. Они оба делают глоток слишком горячей жидкости из слишком хрупких чашек. Они ставят изящные чашки на филигранные блюдца. Ворлост смотрит на Гарри. Гарри смотрит на пар, поднимающийся из его чашки. Тёмный цвет чая красиво контрастирует с белым фарфором, а букет цветов, нарисованный на передней части посуды, дополняет его. Меняет ли Ворлост сервиз в зависимости от того, какой чай он подаёт? Это выглядело бы очень похоже на него, обращающего внимание на детали, которые даже незаметны всем остальным. — Я должен… ещё раз извиниться, — говорит Ворлост не так неохотно, как ожидал Гарри. — И я должен тебе всё объяснить. — Тебе не нужно… Что нехарактерно, Ворлост прерывает его. — Я думаю, что всё же нужно. Оглядываясь назад, я понимаю, что моё поведение было ужасным, и, хотя я надеюсь, что мои мотивы будут понятны для тебя, они не оправдывают того, что я сделал. Гарри кивает. Ворлост берёт свою чашку, делает ещё один глоток и беззвучно изящно ставит её на стол. Он медленно начинает: — Я был… не готов к той реальности, которую открыл мне Хогвартс. Здесь ты мой, и только мой. Никто другой здесь не отвлекает твоего внимания от меня, и никто другой не рискует узнать тебя лучше или получить больше твоей привязанности. К тому же я был не в лучшем настроении. И ты тоже был раздражён. Быстро моргая, Гарри соединяет точки в своей голове. — Ты думал, меня раздражают Роуэн и Арвилл, но мы говорили о Малфое. Ворлост в согласии склоняет голову. — Ну… — потеряв дар речи, Гарри на мгновение запнулся. — Спасибо за попытку помочь мне. Но ты и сам знаешь, что твоя реакция была чрезмерной. Что касается твоего… Когда становится очевидно, что Гарри не знает, как сформулировать свои мысли, Ворлост поддерживает его целым списком. — Собственничества? Жадности? Ревности? —… Да. Я не то, чем ты владеешь. Я независимый человек, и у меня есть собственные чувства и мысли, — Ворлост выглядит готовым прервать его, поэтому Гарри поднимает руку, останавливая его. — Я знаю, что ты понимаешь это в теории. Но я не только единственный близкий тебе человек, который, насколько я знаю, у тебя когда-либо был, но я также твой крестраж. Все остальные твои крестражи — безделушки, судьба которых лежать без дела, или Нагайна, которая, при всём своём интеллекте, всё же животное. Ты контролируешь каждый аспект их существования — где они находятся, с кем взаимодействуют, кто их может видеть, а кто лишён такой чести. И ты держишь их под чрезмерной защитой — но всё это не относится ко мне. С неохотой Ворлост принимает правду, стоящую за этим утверждением. — Может быть, подсознательно эта ситуация действительно вызывает у меня замешательство и разочарование. Я буду стараться стать лучше, — он останавливается, выражение нерешительности сменяется решимостью, и он открывает рот. — Давай поговорим о твоей угрозе мне. — Нет, не давай, — весело отвечает Гарри. Вопреки своему тону, он выпрямляется, избегая зрительного контакта, его пальцы ёрзают на коленях. — Гарри, — говорит Ворлост, останавливается и начинает заново. — Родственная душа. — он ждёт, пока Гарри посмотрит на него, что занимает много минут, — Ты угрожал убить себя. Взгляд Гарри падает на колени, напряжённо изучая то, как спадает по ним мантия, и как на ней появляются складки под его пальцами. — Хотя сейчас я и признаю, что это, скорее всего, был лучший способ остановить меня, в твоей палочке было пугающее отсутствие колебаний, и страха в твоих глазах тоже не было, — Ворлост останавливается, и Гарри почти чувствует, как эти красные глаза впиваются в него. Он продолжает уже более мягким голосом: — Я разговаривал с Северусом. Это не должно было стать сюрпризом, размышляет Гарри. В то время этот инцидент стал широко известен, и все знали о несчастном Мальчике-Который-Выжил, который так отчаянно не хотел быть на Слизерине, что пытался выбраться из него любым способом, или о незадачливом Мальчике-Который-Выжил, который, наконец, сделал то, на что они всё время надеялись, но ему помешали завершить начатое. И всё же, Гарри никогда не думал, что его родственная душа поднимет этот вопрос, или захочет поговорить об этом, или отругает его за эту попытку. Аккуратно Ворлост продолжает этот разговор, но теперь ещё мягче. — Я понимаю, почему ты направил на себя свою палочку. Но, Гарри, я не хочу, чтобы ты делал это снова. Гарри… Гарри не может этого обещать. Потому что у него есть такой козырь, чтобы заставить в экстренном случае Ворлоста остановиться и передумать. Ведь что может быть лучшим аргументом, чем жизнь родственной души и сохранность крестража. И если случится худшее, и он будет заперт в золотой клетке, большинство его планов побега включают самоубийство. — Я понимаю, что ты чувствуешь себя бессильным по сравнению со мной, — говорит Ворлост. — Я знаю, что ты чувствуешь, что единственное, что может остановить меня в худшем случае, это угроза твоей жизни. Но, Гарри, ты гораздо ценнее для меня, чем ты думаешь. Просто пригрози мне потерей своей привязанности, и я почти гарантирую, что это произведет на меня такой же эффект. На этих словах Гарри в шоке поднимает взгляд. Неужели Ворлост, пусть и косвенно, только что признался ему в любви? Нет, это смешно. Гораздо более вероятно, что он имеет в виду отдаление от своего крестража. Или возможно, сказанное говорит о собственничестве, желании, чтобы весь мир Гарри сосредоточился на нём и только на нём. Но действительно ли это имеет значение? Пока Ворлоста беспокоит его благополучие, Гарри этого достаточно. Он до боли ясно понимает, что всё ещё не верит, что Ворлост не запрет его однажды или что он действительно заботится о нём, как о чём-то большем, чем крестраже и родственной душе, но, по крайней мере, это шаг в правильном направлении. Верно? Не обращая внимания на удивление Гарри, Ворлост снова начинает говорить. — Возможно, ситуация улучшится, если мы узнаем друг друга получше, или, может быть, проведём вместе больше времени. Что бы ты сказал на то, чтобы провести пасхальные каникулы со мной, в моём поместье? Возможно, ты частично видел его в своих снах, но, конечно же, ты захочешь увидеть его своими глазами и исследовать его самостоятельно. Кроме того, я думаю, что пришло время поговорить о более серьёзных вещах, которым лучше было бы уделить больше времени, чем эти жалкие часы, прерываемые многочисленными перерывами, которые представляет собой Хогвартс. Что ты думаешь об этом? Гарри смотрит в красные глаза, в них плавают надежда и страх быть отвергнутым, и думает об этом. Это будет первый раз, когда он покинет Хогвартс не на летние каникулы — по крайней мере, добровольно. Конечно, единственной другой возможностью было вернуться к Дурслям, и он достаточно страдал летом, чтобы не возвращаться туда раньше или чаще, чем необходимо. Во время каникул в замке, к счастью, нет других учеников, поэтому Гарри в основном прогуливается по пустым коридорам и сидит в незанятой библиотеке, быстро заканчивая домашнюю работу, а затем читая всё, что попадается ему под руку. Он проводит много времени на кухне с домашними эльфами, изучая новейшие заклинания для готовки и уборки, совершенствуясь под их руководством. Он много болтает с призраками и портретами, знакомится с интересными фактами о давно минувших временах и давно забытых заклинаниях. Он проводит время с теми немногими из его учеников, кто не покидает замок. Он бродит по территории и наслаждается одиночеством. Но большую часть этого он мог бы сделать и в поместье Ворлоста. Там он не знает особенностей здания и его секретов. Он не знаком с каждым закоулком здания. Он не знает ни портретов, ни привидений, ни домашних эльфов, да и есть ли они там вообще. Он получит доступ к библиотеке, которая не была очищена от всего, что может представлять опасность для образа магии Света, который Дамблдор хотел сохранить. Единственным недостатком было то, что он не сможет общаться со своими учениками в Хогвартсе. Но горькая правда такова, что ему, как семикурснику, придётся привыкать к этому. В следующем году он уже не вернётся в Хогвартс. Или, по крайней мере, не вернётся туда долгие годы, и уже никогда не вернётся в качестве студента. Если всё пойдёт так, как он планирует, однажды он вернётся туда в качестве учителя, но он знает, что у него не будет знаний, авторитета и уверенности в себе ещё несколько лет после окончания обучения. Может быть, ему будет полезно провести неделю или две, чтобы посмотреть, как ему удастся жить без привычной среды Хогвартса. Это будет первый раз, когда он будет жить где-то в незнакомом месте со времен Дома Блэков, дома, пропитанного угрозой, которой является Орден Феникса и Дамблдор. Жизнь в том доме была испорчена разочарованием, потому что именно в нём он узнал об истинной личности своего отца и должен был принять, что ему бы совсем не понравился этот хулиган. Однако при всём при этом именно в том доме он нашёл союзников в лице Вальбурги, Кричера и, может быть, даже Сириуса. Но это поместье, которое Ворлост называет своим, совсем другое, и пребывание в нём будет совсем другим. Он не будет проводить каждую секунду каждого дня под пристальным взглядом, пытающимся поймать его на чем-то неправильном. Ему не придётся беспокоиться о том, что его внезапно отправят обратно к Дурслям. Ему не придётся бояться голода, жестокого обращения и боли. Наконец-то он сможет насладиться отдыхом без страха, не следя за каждым своим шагом, не отводя настороженного взгляда. Подумав об этом, Гарри понимает, что уже принял решение. Поэтому он улыбается Ворлосту и говорит: — Я с удовольствием приеду к тебе на каникулы.