***
На следующий день история попадает в заголовки. Гарри действительно показывает свои большие заплаканные глаза и даже подготавливает трагическую историю, и все это идеально рассчитано на то, чтобы заставить всех с разбитыми сердцами упасть на колени, спеша броситься ему на помощь. Гарри также искренне извиняется перед своими учениками, говоря им, что он только что потерял важного для него человека и был слишком занят исследованиями, чтобы даже думать о себе. Они ругают его, но принимают обратно с распростертыми объятиями, уже рассыпаясь вопросами к нему. После их встречи Гарри осторожно благодарит Роуэна и Арвилл за их вмешательство. Они обмениваются смущенными, но довольными взглядами. — Но как ты узнал? — спрашивает Арвилл. Гарри в ответ пожимает плечами. — В конце концов, всего несколько человек знают, что я стал Крестным Отцом. Арвилл ворчит, обещая, что они научатся быть хитрее, Гарри нужно только подождать, пока Роуэн стоит рядом с неловкой улыбкой на лице, делая вид, что не слышит ее слов. В течение дня к Гарри подходят случайные студенты. Они пришли к выводу, что он все это время выяснял, действительно ли Питер Петтигрю виновен в смерти родителей Гарри вместо Сириуса Блэка, и пришли, чтобы выразить свои соболезнования его Крестному Отцу. Гарри наплевать на их соболезнования, но он подыгрывает им, улыбаясь их лицемерным словам и слезам. Единственное, чего он не может терпеть, это когда его поздравляют с убийством его второй половинки. Одна только мысль о таком поступке заставляет его сердце сжиматься, а слёзы начинают наворачиваться на глаза. А эти бессердечные ублюдки продолжают подходить к Гарри, смеясь: — Кто же знал, что это всего лишь слухи о том, что Сами-Знаете-Кто — твоя родственная душа! Молодец, что убил его! Если честно, он предпочитает сторонников Ворлоста, которые приходят к нему со спины и осыпают его оскорблениями и угрозами или произносят заклинание из тени.***
Сириус пишет ему письмо, в котором благодарит его, но в то же время интересуется мотивами Гарри. Он также рассказывает о своих путешествиях и о том, насколько лучше ему живется вдали от своего дома, а также об ужасной ситуации, которая сложилась из-за Ордена и Войны. Сейчас он в Греции, наслаждается солнцем, которого так давно не видел. Ремус Люпин вообще не упоминается. Делая из этого свои выводы, Гарри предполагает, что Люпин отверг предложение Сириуса о путешествии и все еще находится в Ордене, который относится к его ежемесячной болезни так, как будто она и есть вся его личность, и не пишет о нем ни слова в своем ответе письме Сириусу. Сириус также благодарит Гарри за возможность не делать выбор между друзьями, убеждениями и его крестником и счастьем Гарри. Он умывает руки от ситуации и вполне спокойно ждет окончания этой истории. Между тем, Орден пришел к выводу, что Питер Петтигрю похитил Аластора Грюма по… какой-то причине и почти два месяца держал его в живых по той же причине. Это почти как если бы мозг и здравый смысл Ордена умерли вместе с Дамблдором, который и сам не был образцом логического мышления. Гарри просто игнорирует их всех. Профессор МакГонагалл пытается поговорить с ним, ругая его за привлечение прессы и в то же время хваля его за это. Она требует, чтобы Гарри работал с ними, а не против них, и не делал ничего подобного снова, не поговорив сначала с «правильным, разумным взрослым». Гарри требуется всё его самообладание, чтобы не рассмеяться ей в лицо. Время идет. Гарри, которому официально запрещено покидать замок, очень старается выглядеть как любой другой ученик. Он ходит на занятия, ест в Большом Зале и проводит время со своими учениками. Они встречаются почти каждый день, даже для того, чтобы они просто сделали домашнее задание, пока Гарри читает в углу, жадно хватаясь за любую возможность быть с ним. Он не совсем понимает причин такого поведения, но не отказывается поговорить с ними лишний час или два. Кейтлин почти плачет, когда раскрывает причину: — В июне тебя уже не будет! Ты будешь вдали от школы и слишком занят для нас! Так что теперь нам нужно собираться как можно чаще! Гарри слегка ругает их. — Глупые дети. Я буду на расстоянии одного письма. Ты действительно думаешь, что я просто забуду о тебе, если не буду видеть тебя так часто? И мы сможем встречаться во время ваших каникул. Этот ответ приводит к тому, что многие дети пытаются обнять Гарри, почти причиняя друг другу вред, слепо обнимая его руками — руками, удобно расположенными на уровне голов других детей. Гарри только смеется и обнимает их в ответ. Однако после их встреч Гарри как можно дальше отдалялся от образа «нормального студента». Он надевает свой плащ-невидимку, заклинает свои шаги и тихо дышит, становится невидимым и скрывает свой запах. Затем он выходит на охоту. Многие авроры, назначенные для этого дела, делают все возможное, чтобы прочесать всю Британию, но концентрируются на маггловских городах и деревнях. В конце концов, они не могут себе представить, чтобы кто-то предоставил убежище такому человеку, как Питер Петтигрю, особенно теперь, когда Мальчик-Который-Победил высказался против него. Однако Питер Петтигрю не может спрятаться и в маггловском мире. У него нет ни дома, ни магических способностей, которые могли его как следует защитить, поэтому ему остается только искать убежища у единомышленников. Большинство «вынужденных» Пожирателей Смерти, таких как Люциус Малфой, не смогли бы принять его, даже если бы захотели. Их дома и особняки первыми подверглись обыску. Все, что осталось, — это безопасные дома, которые Ворлост разбросал по всей Британии, и знание о которых он оставил Гарри. Так что Гарри медленно, но верно проверяет их все. Одни разрушены, другие необитаемы. Некоторые защищают горстку Пожирателей Смерти, ожидающих возвращения своего Лорда. В маленьком доме, который резко расширяется внутри в небольшой деревеньке недалеко от Рединга, Гарри находит золото. Здесь прячутся Беллатриса, Родольфус и Рабастан Лестрейндж, а также Питер Петтигрю. — Кто здесь?! — требует Беллатриса Лестрейндж, как только Гарри переступает порог. Он считает разумным раскрыться, и заклинание, которое уже освещало ее палочку, гаснет. Однако это не делает ее добрее. — Что ты здесь делаешь? — говорит она голосом, полным недоверия и подозрения. — Я здесь из-за Питера Петтигрю, — спокойно отвечает Гарри. — Зачем нам отдавать его тебе? — Беллатриса Лестрейндж возвращается к своей обычной манере поведения — Ты причина его смерти! Гарри вздрагивает, но заставляет себя продолжать. — Крыса знает ритуал, чтобы вернуть его. — Правда? — она поворачивается к мужу, ища ответ на свой вопрос. Он кивает, и она с маниакальным смехом воркует: — Пииитиии! Я слышала, у тебя есть кое-что, о чем ты хочешь мне рассказать! Выходи, выходи, где бы ты ни был! Родольфус и Рабастан Лестрейндж переглядываются, прежде чем снова повернуться к Гарри. — То, что ты сказал, правда? Он знает, как вернуть его, и ничего не рассказал об этом до сих пор? — Он проводил ритуал, когда он воскресал в последний раз. Я предполагаю, что его воспоминания могли быть стерты, но я не думаю, что это действительно было сделано. Рабастан Лестрейндж фыркает. — Как будто кто-то считает Хвоста достаточно важным, чтобы стирать его воспоминания. Наш Господин действует таинственным, но совершенно логичным образом. Беллатриса Лестрейндж возвращается вместе с Питером Петтигрю, наполовину пережившим трансформацию анимага. Она держит его за лодыжку и тащит за собой, хихикая всю дорогу. Он пытается отрицать, что знает что-либо, пожалуйста, пожалуйста, она ошибается, пожалуйста! Гарри полагал, что все будет именно так: Питер Петтигрю будет отрицать все, что знает. В конце концов, ему не придётся выполнять никакую работу, если Ворлост останется мертвым, а он будет находится под защитой Лестрейнджей. Гарри знает, что ответом является легилименция, но он явно недостаточно опытен, чтобы читать чужие мысли, не причиняя непоправимого вреда, не изменяя то самое воспоминание, которое он хочет забрать. Вместо этого Гарри достаёт маленький пузырек, который он украл из чемодана Аластора Грюма. Вскоре Питер Петтигрю впадает в транс, рождённый Веритасерумом. И Гарри не повторяет ошибок Аластора Грюма. Он спрашивает очень четко и так, что невозможно неправильно понять вопрос. — Ты использовал ритуал, чтобы вернуть Темному Лорду Волдеморту тело в ночь на 21 июня четыре года назад? Механический ответ: «Да». — Ты помнишь подробности ритуала, который ты использовал для воскрешения Темного Лорда Волдеморта 21 июня четыре года назад? — Я помню. Итак, с медленными и дотошными вопросами и несколькими дополнительными дозами Виратесерума у Гарри появляется две страницы заметок о таинственном ритуале. У него есть все, что ему нужно. Почти. К счастью, Питер Петтигрю знает, где Ворлост спрятал книгу, которую написал о ритуале. Гарри чуть не расплакался, когда увидел знакомый почерк, который был на многих его любимых письмах. Он быстро концентрируется на содержании, а не на почерке. Вскоре он сталкивается с проблемой: кость отца, плоть слуги и кровь врага больше не годятся. За каждое использование ритуала цена повышается. Значит, это будет весь скелет отца или какие-то мягкие ткани, вся плоть слуги и вся кровь врага. Проблема номер один: отец Ворлоста слишком давно умер, чтобы от него осталось что-то, кроме одной кости. Ворлост также уже использовал часть скелета для своего первого воскрешения. Ни Гарри, ни Ворлост не знают, где похоронена Меропа Гонт. Проблема номер два: Ворлост никого не объявлял своим единственным абсолютным врагом. Он насмехался над Орденом. Он насмехался над идеей участия какой-то другой страны в британской гражданской войне. Он смеялся от одной лишь мысли о том, что кто-то столь могущественный, как он сам, приедет в Британию исключительно для того, чтобы убить его. На самом деле, Ворлост сказал Гарри, что единственный враг, который сейчас остался и только и ждет, чтобы его победили, — это смерть. Смерть, насколько известно Гарри, не имеет тела. Единственная часть ритуала, которая не вызывает никаких проблем, — это плоть слуги. Все Лестрейнджи выглядят так, будто готовы отдать свои тела и души за возможность возвращения Ворлоста. Но у Гарри есть идея получше. В конце концов, один из людей в этой комнате уже однажды участвовал в ритуале и действительно должен быть наказан за свое решение сохранить свои знания в тайне. Но для других проблем есть только одно решение: замена ингредиентов. Итак, следующие несколько недель они тратят на одержимые попытки исправления ритуала. И, наконец, когда Гарри начинает думать, что это невозможно, он это делает. Он снова и снова просматривает арифметические уравнения и руны, но не может найти ошибку. Он заставляет себя набраться терпения и поспать, прежде чем повторить попытку. Даже с более ясной и более-менее отдохнувшей головой он не может найти никаких недостатков. Он делает глубокий вдох и снова просматривает список. Кость родственной души. Это будет больно, но возможно. Плоть слуги, примерно на три конечности. Это более чем осуществимо. Крестраж или призрак. Менее осуществимо, но медальон Слизерина всё ещё должен где-то лежать. Кровь матери. И здесь всё становится совершенно невозможным. Меропа Гонт была похоронена в братской могиле нищих незадолго до начала Второй Мировой Войны. Гарри даже примерно не знает, где она может находится. Скорее всего, над ней было построено какое-то здание. И даже если бы Гарри нашел ее, от нее все равно остались бы только кости. Но эту проблему он решит, когда не останется других. На данный момент он сосредотачивается на крестраже. Однако эта проблема легко решается. Приходит письмо от Вальбурги, написанное неумелым и почти неразборчивым почерком Кричера. Наконец-то она смогла убедить Кричера рассказать ей секрет, который он хранил от нее годами, найдя способ обойти приказы Регулуса Блэка, давно умершего брата Сириуса. Он рассказал, что ему доверили медальон, который он должен был уничтожить любой ценой. Кричер не смог уничтожить медальон, как бы не пытался, а потому становился все более и более нестабильным, особенно из-за того, что не общался ни с кем, кроме Вальбурги, которая сама не была образцом здравомыслия, захваченная своими сожалениями, печалями и одиночеством. Кричер рассказал, что медальон поддерживал жизнь Темного Лорда, поэтому Вальбурга решила, что он может также помочь оживить его, поэтому она убедила Кричера, что отправка медальона Гарри сломает его. И вот они уже на шаг ближе к своей цели. Весь следующий день Гарри пересматривает свои записи и вспоминает ту ночь. У него отчетливое ощущение, что он что-то упускает. Кость. Рука. Кровь. Я-могу-коснуться-тебя-сейчас. Подождите. Кровь, которая сняла защиту, дарованную Гарри матерью. Кровь, которая, говоря магическим языком, сделала Ворлоста родственником Гарри. Кровь, которая волшебным образом сделала Ворлоста сыном Лили Поттер. Таким образом, проблема изменилась с того, что им не хватает крови Меропы Гонт, на то, что им не достаёт крови Лили Поттер. Вот только… Она умерла еще двадцать лет назад. Сколько времени нужно, чтобы тело сгнило? Гарри проверяет. Восемь-двенадцать лет. Но это для магглов. Может, волшебникам и ведьмам нужно больше времени? Он не находит ответа на этот вопрос. Тогда есть только один способ узнать. Он должен вскрыть могилу своей матери. Проблема номер три: он понятия не имеет, где она находится. Поэтому он пишет тому единственному человеку, который знает это наверняка. Ее соулмейт, Северус Снейп, который смог избежать всякого наказания, когда раскопали письмо, написанное Дамблдором, в котором он клялся, что Снейп — шпион и что все, что он делает, делается в соответствии с инструкциями Дамблдора, после чего ему удалось успокоить население. Профессор… Директор Снейп быстро отвечает на его вопрос. Он рассказывает о местонахождении могилы Джеймса и Лили Поттер, скромном маленьком кладбище в деревне под названием Годрикова Впадина. Это то самое место, в котором они оба были убиты. Как только Гарри находит возможность улизнуть из школы, он это делает, быстро находя дорогу на кладбище. Ему потребуются часы времени, чтобы эксгумировать тела, выкопать пять сантиметров земли и отключить защитные чары, а затем снова начать копать. Гарри пытается убедить себя, что его родители не возражают против того, чтобы он использовал их тела, чтобы помочь своей второй половинке, намерено не принимая во внимание, что эта родственная душа также является их убийцей. Наконец он копнул достаточно глубоко, чтобы обнаружить гроб. Он проверяет наличие оберегов, обходит их и открывает крышку. Череп улыбается ему вечной улыбкой смерти. Гарри изо всех сил пытается убедить себя, что это не его отец или мать. Это случайный незнакомец, так что это не жутко. Проблема номер четыре: есть только один череп. И одна грудина. И две ноги. И две руки. И слишком мало костей, чтобы здесь могло быть погребено больше одного человека. Гарри пытается представить скелет, стоящий вертикально. Его родитель… Он был бы выше его. Насколько он знает, его мать была низкого роста. Значит, это должен быть его отец. — Привет, — шепчет Гарри. Он наклоняется и гладит большим пальцем скулу черепа. Трудно представить, что это тот самый человек, которого Гарри видел на фотографиях и на которого, как он слышал, он так похож. Это череп, как и любой другой, а не человек в круглых очках, с растрепанными волосами и широкой улыбкой. Гарри осторожно берет череп и прижимает его к груди. Обнимает отца в первый раз на своей памяти — и в последний. С большой осторожностью он кладет череп обратно и закрывает гроб. Он заменяет обереги — несколько обновляет — и возвращает землю на своё место. Наконец, он говорит: — Спасибо за все, и мне очень жаль, — и уходит. Следующий шаг — уведомить директора Снейпа о своем открытии и посмотреть, сможет ли он предложить какие-либо подсказки. Он сделает вид, что могила уже была вскрыта, когда он пришел, что он перезахоронил оставшегося родителя, но интересуется, где могло быть тело его матери. Вопреки ожиданиям Гарри, директор Снейп не бледнеет, узнав о возможной краже тела его родственной души. Ему скорее становится легче. Тут же Гарри приходит к ужасающему выводу. Он пытается заставить директора Снейпа признать это, в то время как сам неуклюже пытается найти выход из ямы, в которую сам себя загнал. Они ходят по кругу, пока он не сдается и не приглашает Гарри в свой дом. Гарри, не колеблясь, берёт его за руку и через секунду они уже стоят в какой-то обшарпанной гостиной. Директор Снейп заставляет его поклясться держать всё, что он увидит, в тайне, а затем ведет его к маленькой непритязательной двери в конце обшарпанного коридора. Обереги, окружающие дверь, не так уж и непритязательны. Директору Снейпу, тому, кто их наложил, нужно двадцать минут, чтобы их вскрыть. Наконец, Гарри открывает дверь, чтобы увидеть… стеклянный гроб как из маггловской сказки, установленный на возвышении. В нем, в окружении белых роз, одетая в белое платье, с аккуратно сложенными на животе руками покоится тело Лили Поттер, родственной души Северуса Снейпа. На мгновение Гарри не может оторвать от нее глаз. Все, что он знает о ней, это фотографии в старых газетах и плохих книгах, а также несколько рассказов и образ, который он создал в Зеркале Желания, которое теперь охраняет его разум. Она кажется и меньше, и больше, чем он ожидал. Она выглядит прекрасно, в этом нет сомнений, но чего-то не хватает, чего-то, что есть у всех живых существ и что они теряют после смерти. В этой женщине, которую описывали как вспыльчивую, нет ни живости, ни румянца на щеках, которые так легко краснеют в гневе, ни морщинок вокруг рта, которые всегда сопровождали её улыбку. Затем Гарри вспоминает о своей цели и своем сопровождающем. — Пожалуйста, пойми, — говорит директор Снейп — Я не мог оставить ее там, не с этим мужчиной, не тогда, когда это означало оставить ее навсегда с ним. И она такая красивая, очень, очень красивая… Он подходит к ней, очерчивая контуры ее лица по крышке гроба, погруженный в свои мысли. На его лице отразилась эмоция, которую Гарри никогда раньше не видел, и этот момент был настолько личным и настолько тревожным, что он отвел взгляд. Спустя очень долгое время директор Снейп говорит: — Десять минут. Я дам тебе десять минут наедине, и я не хочу, чтобы ты возвращался. Гарри поспешно соглашается. Он оглядывает обереги, изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, что собирается сделать. Защитные заклинания легко снимаются, большая часть защиты видимо была размещена на двери. Осторожно он открывает гроб. Его сундук быстро увеличивается. С пузырьком в руке Гарри делает неглубокий надрез на мертвом колене матери, спрятанном под платьем. Кровь приходится выдавливать с помощью магии, сердце больше этого не делает. Дело сделано, он залечивает рану, поправляет ей платье. Он не может удержаться от того, чтобы прижать ее голову к своей груди, баюкая ее так же, как своего отца, шепча ей те же слова. Он нежно кладет ее обратно, как будто она просто спит, снова складывает ее руки, натягивает платье, поправляет растрепавшиеся волосы. Как только он заканчивает восстанавливать обереги, дверь открывается, и снова входит директор Снейп. Он обнаруживает, что Гарри пристально смотрит на свою мертвую мать, запоминая ее черты. В конце концов, это будет последний раз, когда он их увидит. Директор Снейп хватает его за запястье и аппарирует, не говоря ни слова. В кабинете директора они расходятся так же безмолвно, как и появились.***
Гарри пытается занять свои мысли, отвлекаясь от смерти отца, мертвой и не погребенной матери и ухода родственной души, пересматривая ритуал. Кровь матери, плоть слуги, крестраж, кость родственной души. Гарри старается не думать о том, что ему каким-то образом придется добраться до костей. Как он вообще должен это сделать? Отрезать руку, отрастить заново избавиться от плоти на старой? Вырвать их из руки, разрывая сухожилия, мышцы и кожу по ходу? Это было бы еще большей пыткой, чем на втором курсе, когда ему пришлось заново выращивать кости, потому что Локхарт… Сразу же Гарри сбегает в особняк Ворлоста. Он вежливо, но торопливо приветствует домовых эльфов и вбегает в лабораторию, в которой Ворлост проводил свои эксперименты. Требуется несколько минут поисков, но он находит его. Сундук, которым он владел до того, как его похитили, который Ворлост конфисковал и обыскал. Сундук, в котором он хранил кости, которые Локхарту каким-то образом удалось вытащить из его руки. Сундук, в котором все еще лежит кость родственной души. Он появляется торжествующим и готовым начать. Ритуал на самом деле очень простой. Нет сложных рун, сложного зельеварения, точного тайминга. Сложность заключается в редкости ингредиентов и знаниях о них, а не в самом процессе. Так что все, что нужно, это Рабастан Лестрейндж, держащий Питера Петтигрю на острие палочки, в то время как Беллатриса Лестрейндж танцует от возбуждения, удерживаемая на месте Рудольфусом Лестрейнджем. Гарри нарезает несколько ингредиентов в большой котел, достаточно большой, чтобы легко вместить человека с ростом Ворлоста. Сначала в котёл отправляется медальон. Гарри надеется, что металл переживет ритуал, зная, как сильно Ворлост обожает это украшение. — Кость родственной души, — произносит он, — добровольно отданная. Кость беззвучно ударяется о жидкость. — Плоть слуги, — продолжает он, указывая на Рабастана Лестрейнджа, — отданная не по своей воле. Рабастан Лестрейндж накладывает на Питера Петтигрю проклятие Империус. Точно не по своей воле он подходит к котлу, сначала отрубая себе ноги, затем борясь с оставшейся рукой. Гарри направляет конечности в зелье, которое начинает дымиться. — Кровь матери, взятая насильно. Гарри задерживает дыхание, опуская пузырек в котел. Это момент истины. Прав ли он, предполагая, что волшебным образом кровь Лили Поттер теперь течет в венах Ворлоста, как и в венах Гарри? Не ошибся ли он в своих расчетах? Была ли его логика ошибочной? Это правильный ритуал, или Питеру Петтигрю дали неверную информацию? Поднимается туман, белый и ослепляющий. Проходит минута. Две. Появляется тень. Ворлост прижимает Гарри к своей груди, теплый, живой, и выдыхает: — Теперь я могу прикоснуться к тебе. Слава Мерлину, теперь я могу прикоснуться к тебе. Затем, все еще ослабевший после воскрешения, Ворлост засыпает.***
Гарри проводит ночь, наблюдая за Ворлостом, ревниво охраняя каждый его вздох, пытаясь выжечь его образ в своей голове. Теперь внешность Ворлоста стала ещё более человечной, чем когда-либо. Теперь его можно было даже принять за любого нормального, хотя и неприлично красивого волшебника. Гарри пытается запомнить, как он дышит сейчас. Он вернулся, он рядом, он жив. Он не может в это поверить, тянется, чтобы коснуться его руки, измерить его пульс, почувствовать биение его сердца. — Я не уйду, — хрипит Ворлост, удивляя Гарри. — Мне жаль, что я ушел, мой Гарри, и я никогда больше не уйду, клянусь тебе. Гарри обнимает его изо всех сил, пока Ворлост лежит в постели, хоть это и неудобно. Ворлост не жалуется, просто притягивает Гарри ближе. — Месяцами я мечтал о тебе, моя родственная душа, и видел, через что ты прошел ради меня. В первый раз, когда я был призраком, мне было и вполовину не так больно, как в эти месяцы, когда я страстно желал достучаться до тебя, но не мог. Мой Гарри, никогда больше, клянусь тебе, никогда больше это не повторится. И если один или оба начинают плакать, никто ничего об этом не говорит, только крепче прижимая другого, пока, наконец, они оба ни впадают в обессиленный сон. На следующее утро Гарри просыпается в объятиях Ворлоста. Гарри не привык к этому, потому что обычно тело Ворлоста холодное, как змеиное, и не может согреться самостоятельно. Он прижимается ближе, не в силах чувствовать себя полностью комфортно, пока Ворлост не проснётся. Он тоже пытается прижаться ближе, ерзая от дискомфорта. — Связь, — понимает Гарри. Быстрее, чем когда-либо прежде, он снимает браслет и предлагает свое запястье Ворлосту. Однако Ворлост не решается взглянуть на слова, которые еще раз подтвердят их связь. — Ты точно уверен, Гарри? Теперь у тебя есть шанс покончить со мной и найти другую родственную душу, более подходящую тебе. Я… — Заткнись, — резко перебивает его Гарри. — Я месяцами оплакивал твое… отсутствие, а теперь ты снова хочешь уйти? Ты обещал мне другое сегодня вечером. Ты обещал мне навсегда. Разве ты не человек слова? Они оба смотрят друг на друга, зеленый цвет переходит в красный, пока Ворлост, наконец, не соглашается и не опускает глаза. Глаза находят черные буквы, которые медленно становятся красными. Ворлост и Гарри цепляются за это зрелище, видя, как их связь снова становится живой, хоть еще и не реализованной. Они вздыхают в унисон, снова чувствуя эмоции друг друга. И тогда они цепляются друг за друга, намереваясь никогда больше не отпускать.***
Несмотря на то, что и Гарри, и Ворлост хотели провести некоторое время друг с другом, заново узнавая друг друга, они не смогли себе этого позволить. Ворлост одевается и берет свою палочку, улыбаясь искрам, которыми она приветствует своего хозяина. Гарри удовлетворенно наблюдает за ним, поправляя лацканы мантии. — Нам нужно поговорить, — ни с того ни с сего произносит Ворлост. Гарри мычит и поправляет галстук. — Я серьезно, моя родственная душа. Нам нужно серьезно поговорить. Сделав шаг назад, Гарри осматривает результат своих трудов и удовлетворенно кивает, прежде чем ответить на слова Ворлоста. — И мы поговорим. Но сначала нам нужно всё закончить. Ворлост снова прижимает его к себе, соприкасаясь лбами и соглашается: — Чтобы подобное больше никогда не повторилось. В результате быстрой и беспощадной атаки большинство, если не все, члены Ордена были схвачены и предстали перед Ворлостом для суда. Ворлост выступил за то, чтобы жестоко мучить их, а затем мучительно убить, но Гарри не согласился с ним. — Не лучше ли было бы дискредитировать их в обществе? Отплати им их же монетой и пусть покаются в Азкабане, — предлагает он вместо этого. Перед ним стоит Невилл Лонгботтом в компании Гермионы Грейнджер, Рональда Уизли и Джинни Уизли, пойманные во время своей охоты за крестражами, о которых им рассказал Дамблдор. Все они выглядят ужасно, замечает Гарри, намного хуже, чем во время их, как он теперь понимает, короткой остановки на площади Гриммо. Их щеки ввалились, волосы нечесаны, тела грязные. Они ослабли после нескольких недель недоедания и тяжелого физического труда. Как понимает Гарри, Уизли и Гермиона целый год провели в палатке, путешествуя по Британии, пытаясь найти крестражи Ворлоста с помощью информации, которую дал им Дамблдор. Они ушли посреди ночи, оставив свои семьи в неведении, и месяцами держались подальше от всех признаков цивилизации. Конечно, они не нашли никаких крестражей, поэтому они вернулись на площадь Гриммо, чтобы проконсультироваться с Сириусом и Аластором Грюмом, местными советниками по вопросам Темных Искусств. Они пробыли там три недели, две из которых Гарри разделил с ними, уехав с Невиллом незадолго до того, как Гарри был спасен, а Ворлоста… не стало. Но они не получили информации о его уходе, потому что месяцами жили в палатке, не придумав ничего лучше и не научившись на своих ошибках, собираясь умереть с голоду, когда их нашли. Взгляд Ворлоста метнулся к Гарри, слишком хорошо понимавшему, кому он на самом деле пытается оказать эту милость, прежде чем глубоко вздохнуть. — Моя родственная душа права, — говорит он, впервые публично объявляя и подтверждая статус Гарри. Это мелкая месть за то, что он не смог получить своё удовлетворение кровью, плотью и слезами, Гарри понимает это. Ворлост наслаждается тем, как последняя надежда гаснет в глазах повстанцев. Глаза Невилла загораются от негодования и ощущения предательства. Гарри задается вопросом, выглядел ли он также, когда Невилл сказал, что всех слизеринцев нужно убить. Он не отводит глаз и не плачет, когда Невилла вместе со всей семьей Уизли, профессорами МакГонагалл, Флитвик и Спраут, а также мадам Помфри и многими безымянными членами Ордена выводят из комнаты в цепях. Ворлост кивает своим Пожирателям Смерти и аппарирует вместе с Гарри. — Ты сможешь отпустить это, — мягко говорит он и прижимает Гарри к себе, пока тот дрожит, снова переживая потерю своего друга — на этот раз навсегда. Когда мысли Гарри снова проясняются, он замечает: — Ты… прислушался ко мне, — медленно говорит он. Ворлост издает звук, показывающий его замешательство — Я попросил тебя, и ты меня послушался. Ворлост прекращает свою попытку призвать к себе одного из своих последователей и поворачивается к Гарри. — Конечно. — Но… Ты хотел другого. — А ты этого не хотел, — Ворлост наклоняет голову, подходит ближе. — И ты этого не сделал, — возражает Гарри — Почему ты послушал меня? Я намного моложе тебя и не имею никакого опыта, и они были твоими врагами, а не моими. Почему то, что я говорю, имеет значение? Ворлост подходит еще ближе, кладет ладонь на щеку Гарри. — Потому что, Гарри, ты моя родственная душа. Ты мне ровня. Почему бы мне не прислушиваться к тебе? Гарри остается безмолвным, когда Ворлост отворачивается, чтобы возобновить прерванное занятие, и призывает Северуса Снейпа и Драко Малфоя. Мгновение спустя они появляются: директор Снейп собран и хладнокровен, Малфой дрожит и трясётся. Они оба становятся на колени и ждут, пока к ним обратятся. — Мне еще предстоит многих наказать, — говорит Ворлост Гарри — Орден, возможно, ужасно относился к тебе, но они были не единственными, кто делал это, — прежде чем Гарри успевает возразить, Ворлост поворачивается к своим слугам и холодно приказывает — Поднимитесь и подойдите ближе. Оба делают это, бледные и испуганные. Ворлост начинает кружить вокруг них, время от времени касаясь их одежды и кожи, просто чтобы увидеть, как они нервничают. — Ты отнесся к моей родственной душе с отвращением. Ты пытал его и чуть не бросил в объятия смерти. Ты, Драко, делал это не раз… Итак, спроси себя: каково наказание за такое поведение? Они остаются тихими. Ворлост продолжает свой путь. Его шаги громко звучат в тишине. Минуты текут так же медленно, как и часы. Шум прекращается. Ворлост стоит позади них. Он говорит: — Ты должен умереть такой же ужасной смертью, какую ты желал моей второй половинке. Он уже поднимает палочку, и ее конец загорается, когда Гарри спрашивает: — Если мне причинили вред, разве это не я должен наказывать? Тут же к нему поворачивается Ворлост. Он знает, что Гарри не заинтересован в том, чтобы пытать или убивать кого-либо, и даже хотел бы, чтобы Ворлост и Пожиратели Смерти не делали этого, если это возможно. Гарри высоко ценит любую жизнь и даже может найти в себе силы простить магглам их грязное и недостойное существование после всего, что он из-за них выстрадал. Он обеспокоен тем, что Гарри попытается уменьшить страдания, которые Ворлост причинит этим двоим, но Гарри не может смотреть, как Северуса Снейпа, который, повернись жизнь иначе, мог быть его отцом, убивают или даже причиняют ему вред. Драко Малфой, с другой стороны, не вызывал подобной сентиментальности. Единственная проблема в том, что Северус Снейп и Драко Малфой — родственные души, и потеря еще одной родственной души убьет директора так же верно, как и Смертельное Проклятие. Прочитав это в глазах Гарри или в его эмоциях, Ворлост соглашается. — Директор, вы останетесь здесь, — говорит Гарри, беря Малфоя за локоть и выводя его из комнаты, — мы отойдём всего на минуту. Ворлост, не мог бы ты…? В конце концов, они втроем заходят в маленькую комнатку рядом, которая быстро защищается оберегами, не дающими звукам покидать комнату и проникать в неё. Малфой вот-вот расплачется, когда Гарри поворачивается к нему. Этот мальчик ненамного старше его, и единственная его вина в том, как его воспитали. Если кто-то и виноват, так это его родители, слишком сильно опасающиеся за свою судьбу. С другой стороны Малфой сам противопоставлял себя Гарри со всей возможной злобой и ненавистью, на которые только был способен, а затем превратил эту неприязнь в агрессию, а насилие в жестокость. Гарри даже не нужно напрягаться, чтобы вспомнить сотню случаев, когда Малфой нападал на него словесно, физически, магически, без всякой на то причины. — Ты дашь мне нерушимую клятву никогда никому не раскрывать, что я собираюсь сделать с тобой в этой комнате, — говорит Гарри. Голос Гарри звучит мягко, но только глупец проигнорирует скрытую в его словах угрозу. Малфой, при всех своих недостатках, не идиот. Ворлост скрепляет их клятву, помогая Гарри сделать ее как можно более надежной. Сделав это, Гарри атакует Малфоя с жестокостью, на которую он считал себя неспособным. Он говорит: — Первой родственной душой Северуса Снейпа, личностью, которой он тебе не назвал, была моя мать. Малфой вздрагивает, как от удара, но выпрямляется с недоверием в глазах. Он достаточно умен, чтобы ничего не говорить. — Вот почему он так меня ненавидел, — продолжает он — Я не его сын, хотя должен был им быть. Я сын того, кто издевался над ним и украл его родственную душу. Потому что его первой родственной душой была Лили Эванс. Женщина. Магглорожденная. Его самый близкий и дорогой друг, близкий к нему по возрасту. Малфой сходит с ума, обдумывая сказанное. Будучи чистокровным мужчиной, радеющим за чистоту крови, который почти на двадцать лет моложе директора Снейпа, он является воплощением всего, чем Лили Эванс не являлась. — Ты врешь! — ему удается вырваться из своих мыслей. — Нет, — почти любезно отвечает Гарри. Он знает, что доброта иногда ранит больше, чем могла бы причинить всякая жестокость мира. — Он не расскажет тебе о ней, потому что не хочет, чтобы ты волновался. Он не хочет, чтобы ты сравнивал себя с ней и замечал, насколько ты хуже неё. В конце концов, он хороший человек, даже если никогда не сможет любить тебя так же сильно, как Лили Эванс. — Это неправда! — теперь Малфой уже кричит, его лицо покраснело от злости, в глазах стоят слёзы — Это грязная ложь! Сев никогда бы… Он никогда… Я тебе не верю! — Это правда, — подтверждает Ворлост — В прошлом он пришёл ко мне, прося об одолжении, он умолял о жизни Лили Поттер, жизни своей родственной души. Я спросил его, уверен ли он, что хочет этого. В конце концов, разве женщина не возненавидела бы его, если бы из-за него погибли её муж и сын? И он сказал мне: «Мне все равно, пока она жива, чтобы ненавидеть меня. Она мой мир. Без нее я не смогу жить.» Вот что он сказал мне, слово в слово. — Как ты думаешь, почему он защищал меня? — аккуратно продолжает Гарри. — Держу пари, он никогда не рассказывал тебе об этом. Ты, наверное, даже не знаешь, что она лежит там, в его потаенной комнате, которая защищена лучше, чем весь его дом, и выглядит такой же прекрасной, как и всегда, чтобы он мог смотреть на нее, когда ему заблагорассудится. Всякий раз, когда он чувствует потребность бежать от своей новой родственной души. — он смотрит на Малфоя долгим взглядом, обращая внимание на его внезапно побледневшие щеки, на то, как он дрожит, как будто вот-вот упадет в обморок, на руки, обхватившие бока в защитной позе. — У тебя может быть его тело, но у тебя никогда не будет его сердца. Оно всегда будет принадлежать моей матери, умной, невероятной и непобедимой Лили Эванс. Он делает паузу, чтобы его слова дошли до возбуждённого сознания Малфоя, а затем наклоняется ближе, чтобы нанести смертельный удар. — Мне жаль тебя, несчастная душа. Без дальнейших церемоний он выходит из комнаты, оставляя Малфоя с будущим, наполненным сомнениями, страхом и неуверенностью, а Снейпа в догадках, что случилось с его родственной душой, которую он обожает больше, чем свою собственную жизнь, чем другую свою вторую половинку, которая никогда не принимала его, а затем ушла. Оглядываясь назад, Гарри может сказать, что, возможно, слишком близко к сердцу воспринял осквернение трупа своей матери, несправедливое обращение и жестокие слова учителя по отношению к невинному и невежественному ребенку. Ворлост снова прижимает Гарри к себе, гладя его волосы и спину. Удивительно, насколько сильно он изменился, превратившись из человека, который не знал, как обниматься, в человека, который, не задумываясь, предлагает утешение. Гарри прижимается ближе и закрывает глаза. Ворлост занят еще несколько часов, отдавая несколько последних приказов и дважды проверяя, все ли члены Ордена благополучно заключены в тюрьму. В качестве меры против дальнейших мятежных мыслей он оставляет на виду изуродованные кусочки, оставшиеся от Аластора Грюма после мести Беллатрикс Лестрейндж, молчаливое обещание того, какая судьба их ждет, если они продолжат свои протесты. Тем временем Гарри рассказывает Диане и Нерону о своем успехе и играет с крестником, стараясь не думать о серьезном разговоре, который хочет начать Ворлост, как только его дела закончатся. И Диана, и Нерон уверяют его, что ничего страшного не произойдёт, но он не может успокоить свои нервы. Когда они выгоняют его, чтобы уложить Пака спать, Гарри возвращается в особняк Ворлоста, чтобы поговорить с домашними эльфами, говоря им то же самое, что и своим друзьям. Он пишет письмо для своих учеников, говоря им, чтобы они не беспокоились, и отправляет его после почти часа почёсываний Хедвиг. Наконец, Ворлост возвращается. Гарри следует за ним в комнату, в которой Ворлост пытался найти алкогольный напиток, который ему понравится. Он садится в кресло, пока Ворлост зажигает камин, и подходит к своему винному шкафу. Он думает, передумывает, снова думает, пока решительно не хватает бутылку. Он щедро наполняет один стакан и добавляет глоток в другой, отдавая его Гарри, прежде чем сесть на место. Гарри делает глоток и удивленно провозглашает: — Мне действительно нравится этот напиток. Ворлост фыркает и призывает бутылку. — Обычная водка. Я не ожидал этого. Тем не менее, он наполняет стакан Гарри примерно тем же количеством, что и раньше. — Это довольно крепкий напиток, — предупреждает он. — Я хочу поговорить с тобой, пока мы оба в трезвом уме. Гарри кивает и воздерживается от питья. Наступает долгая тишина, нарушаемая лишь случайным треском в камине. Гарри потратил бы время на изучение Ворлоста, но он слишком напуган и нервничает, чтобы смотреть на него, и поэтому он смотрит на свои руки, стекло в оконной раме и огонь. Через час Ворлост встает и ставит свой стул напротив кресла Гарри, чтобы смотреть ему в глаза. Похоже, он собирается что-то сказать, но в последний момент теряет всю свою решимость. Вместо этого он тихонько просит у домовых эльфов чай, который ставится на маленький столик чуть поодаль. Ворлост наливает чай, размешивая сахар и молоко. Гарри с улыбкой берет свою чашку и пытается скрыть своё волнение, делая глоток. Ворлост благодарит и отпускает домового эльфа, присоединяясь к Гарри. Ничего другого они ещё долго не говорят. — Я должен быть с тобой честен, — резко говорит Ворлост примерно через час после того, как воцарилась новая тишина. Гарри, который только что встал, чтобы наполнить свою чашку за неимением других дел, перестает нервно возиться с чайным сервизом и поворачивается, чтобы посмотреть на него. Ворлост жестом приглашает его сесть, что он и делает, с любопытством, но неохотой. Снова наступает долгое молчание, пока Ворлост подбирает нужные слова. Наконец, он вздрагивает, выглядя так, будто заставляет свои глаза не отрываться от глаз Гарри. — Я ребенок, рожденный от приворотного зелья и изнасилования. Я вырос в маггловском приюте и на Слизерине во время Второй Мировой Войны — он делает паузу — Я не знаю, что из этого является причиной, но я не могу чувствовать любовь так, как другие люди, — в конце концов, он проигрывает бой и позволяет своему взгляду скользить по коленям и крепко сцепленным на них рукам. Почти шепотом он продолжает — Я видел это благодаря Легилименции. Это прекрасно, Гарри, она так нежна и трепетна эта странная вещь, называемая любовью, — что-то слишком грустное, чтобы это можно было назвать улыбкой, приклеивается к уже не слишком бледным губам — Когда я был мальчиком, я сосредоточился только на том факте, что это чувство не испытывали по отношению ко мне, — он запинается и неохотно добавляет: — За исключением, может быть, моей матери, — он делает глубокий вдох, словно собираясь с духом, прежде чем наконец снова посмотреть на Гарри — Потребовалось гораздо больше времени, чтобы заметить, что я сам никогда не испытывал таких эмоций. Я полагал, что это произойдет, если я когда-нибудь найду свою вторую половинку — затем шепотом — Но оно не прошло. Ворлост ищет на лице Гарри любую реакцию, явно готовясь к смятению, неприятию и разочарованию. Гарри больше обеспокоен этим ожиданием, чем тем, что рассказал Ворлост. Ворлост, должно быть, действительно потерял всякую надежду когда-либо найти свою вторую половинку, сомневаясь, существует ли она вообще. Так что Гарри улыбается ему, ободряюще и спокойно, и протягивает руку, чтобы взять уже не слишком холодную руку. Ворлост тяжело сглатывает, раз, другой, подозрительно влажные глаза, которые больше не окрашены в убийственный красный цвет, находят глаза Гарри, после чего мужчина признается: — То, что я чувствую к тебе и в некоторой степени к Нагайне вместо этого это что-то… что-то более собственническое, более страстное, более навязчивое… Что-то… бесконечно более опасное, — теперь уже Ворлост почти отчаянно цепляется за Гарри — Мне хочется никогда не отпускать тебя, никогда не упускать тебя из виду или, по крайней мере, из своего имения, где ты был бы в безопасности и находился всегда в моем присутствии, окруженный моими вещами, окруженный мной, даже когда меня там нет. Ты никогда бы ни в чем не нуждался, мой Гарри. Я бы не пожалел денег, чтобы достать для тебя все, что ты захочешь. Но я знаю, что так ты бы не был счастлив. Я даже не буду пытаться предложить тебе это, — Ворлост убирает руки, единственный смешок, похожий на всхлип, вырывается у него, голос становится глубоким с уверенностью и сожалением. — Я уже причинил тебе все возможные страдания, даже не пытаясь причинить тебе вред. Нет, ничего не говори. Я знаю, что это правда. Я пытал тебя, Гарри. Я поднял эти самые руки, — он поднимает их, чтобы подчеркнуть, глядя на них в отчаянии, — и я… — еще один всхлип вырывается у него, обрывая — Я могу только извиниться, но чего стоят пустые извинения? Мерлин, как я смогу искупить это злодеяние в одиночку? И еще столько всего, Гарри, столько боли и страданий, через которые я заставил тебя пройти… Гарри больше не может сдерживаться и с большой уверенностью заявляет: — Ворлост, я прощаю тебя. Ворлост начинает протестовать, но Гарри взглядом заставляет его замолчать. — Я выслушал тебя, теперь ты должен сделать то же самое. Ворлост кивает, заметно кусая свои уже не обескровленные губы. Гарри какое-то время подбирает нужные слова, но какие слова можно подобрать, чтобы ответить на это? Он сдается и вместо этого говорит от всего сердца. — Возможно, ты причинил мне боль, но никогда не был эгоистом, если дело касалось меня. Ты никогда не пытался решать за меня, не поговорив со мной. Ты пытался узнать информацию обо мне вместо того, чтобы слепо верить слухам. Ты пытался увидеть меня за личностью, созданной средствами массовой информации и убеждениями общества. И когда ты это сделал, ты протянул мне руку помощи. Ты не представляешь, как много это значит для меня, — Гарри приходится сморгнуть слезы. — Это правда, что ты — корень всего плохого, что когда-либо случалось со мной. Если бы ты не пошел за моими родителями той ночью, меня бы не воспитывали Дурсли. Я бы, наверное, пошел на Гриффиндор и не мучился так сильно. Я бы последовал за Светом и стал бы героем, которого все хотели увидеть во мне. Но, Ворлост, ты не заставлял их оскорблять меня. Возможно, ты был катализатором, но это не значит, что во всем виноват ты. Никогда не думай так, пожалуйста. Ты намного лучше, чем кто-либо, кто был со мной рядом, потому что ты слушал и видел меня. Ты не заставлял меня быть тем, кем ты хочешь, чтобы я был, вместо этого ты пытался понять меня. Ты уважаешь мое мнение и мой выбор. Послушай меня. Ты заботишься обо мне. Ты умер за меня. При этом воспоминании Гарри трясущимися пальцами берет руки Ворлоста и сжимает их. — Но еще столько вещей! — отвечает Ворлост, отрывая руки и поспешно вставая — Даже если ты не причисляешь их к моим грехам, они всё ещё существуют. Не трудись объяснять. Я уже знаю всё это и не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо, вспоминая их. Ты никогда не почувствуешь ко мне ничего хорошего, и это нормально. Гарри встает и как можно шире открывает связь их между, проталкивая через неё все свои чувства к Ворлосту. Он подходит ближе, еще ближе, когда Ворлост спотыкается. — Но я чувствую, — говорит он. — Эти отношения никогда не сработают! — Ворлост немедленно протестует. — Я не… я не могу любить тебя, Гарри, я не могу… я не подхожу тебе. Я недостоин тебя! Это не может сработать. Не может! Еще ближе. И Гарри протягивает дрожащие руки, обхватывает его лицо и целует трясущимися губами. — Давай попробуем. Лицо Ворлоста искажается, и он отвечает на поцелуй, окончательно завершая их связь, навеки соединяя их магию и судьбы.