Напевая, Лили танцует по комнате. Ну, она сама называет это танцем, на деле же на девятом месяце она своими движениями скорее напоминает гиппогрифа, чем балерину.
Но это не важно. В это мгновение Лили ощущает себя сильной и красивой. После последних нескольких дней, когда она ощущала себя раздутым китом, выброшенным на берег посреди пустыни, это чувство невероятно приятно. В этот день кажется, что ничто не сможет причинить вред ни ей, ни ее будущему ребенку.
Ни случайность, ни война, ни Сами-Знаете-Кто.
Этот день идеален.
Возможно, он мог бы стать ещё лучше, если бы Джеймс вернулся домой невредимым с миссии Ордена, на которую он ушёл два дня назад. И ведь он совсем не сочувствует своей бедной жене! Бросил ее, тяжелую и круглую, с ребенком, а сам ушел спасать мир… В самом деле, это что, пятнадцатый век? Джеймс, черт возьми, должен был подождать, пока она наконец родит ребенка, чтобы они могли сбежать вместе!
Черт возьми, теперь Лили не чувствует себя так прекрасно. Что за беда с этими перепадами настроения? Разве они не должны были уже прекратиться? С другой стороны, у нее почти не было утренней тошноты, так что, может быть, такова расплата за это? В таком случае, хорошо. Не выворачиваться наизнанку каждый день в обмен на то, что она сводит с ума Джеймса и себя, кажется равноценным обменом. Оставалось только надеется, что этот ребенок будет стоить всех этих хлопот…
Она начинает шутливо ругаться:
— Если у тебя нет пяти пальцев на каждой ноге и руке, двух рук, двух ног, двух ушей, одного носа и всего остального, что положено здоровому ребенку, ты вернешься обратно, чтобы отрастить их, понял, молодой…? Ты мальчик или девочка? Мм, я надеюсь на девочку. Я очень любила играть с куклами. Ты была бы самой красивой девочкой, если бы позволила маме сделать тебе прическу!
Входная дверь распахивается.
Лили мгновенно направляет свою волшебную палочку на вход в гостиную. Одна рука держит побелевшими от напряжения палочку, а другая прижата к животу. Ребенок пинается в неё, заверяя ее, что с ним все в порядке.
Медленно Лили отступает назад, напряженно думая, где ей спрятаться. Большая часть магии беременной ведьмы сосредоточена на ребенке, защищая и заботясь о нём, поэтому сейчас она довольно беспомощна. Говорят, ситуация ухудшается в трудные времена: магия знает об опасности для ребёнка и инстинктивно защищает его дольше положенного, что приводит к магической слабости матери до трех лет. Конечно, такое случается редко и является скорее шепотом рассказанной страшилкой в компании ведьм-подростков, чем реальностью, но факт остается фактом: беременные волшебницы становятся слабее.
Если это сумасшедшая Блэк… Лестрейндж и ее муж нашли её…
Холодный пот прошибает Лили от одной мысли об этом. Ей было бы трудно справиться даже с одним из них в её идеальной форме, так что если они пришли сейчас, когда она беременна… Как она защитит своего ребенка?
— Лили! — кричит голос.
Лили быстро поворачивается, чтобы прицелиться в человека, готовая использовать одни из самых ужасных заклинаний, которые она знает, чтобы защитить своего ребенка.
Но она поворачивается слишком быстро, теряя равновесие.
— Лили! — Джеймс материализуется рядом с ней, ловя ее — Ты в порядке? О, черт, что случилось?
— Кто-то проник в дом, — сумела прошептать она, все еще задыхаясь от испуга. Что, если бы она упала? Что, если бы она навредила своему ребенку? Что, если бы злоумышленники использовали это время, чтобы навредить ей? Что, если бы ей пришлось бессильно смотреть на то, как убивают ее ребенка?
— Кто?! Где? — добрый, заботливый муж мгновенно обращается хладнокровным воином, готовым защищать жену и ребенка. Как бы Лили обычно ни ненавидела наблюдать за тем, как ее добродушного Джеймса поглощает война, теперь она рада этим переменам, зная, что рядом с ней один из лучших бойцов Ордена.
Тихим голосом Лили объясняет ему происходящее. К ее недоумению, Джеймс начинает громко смеяться.
— О, Мерлин! — удаётся ему сказать между приступами хохота — Ты так напугала меня! Мерлин, Лили, это был я! Я был так рад, что наконец-то вернулся домой, что просто ворвался в наш дом!
Разъяренная и слегка смущенная, Лили отворачивается от него.
— Я рада, что мой страх за свою… за наши жизни, кажется тебя забавным!
— Лили, это не то, что я… Прости, Лили, ты же знаешь, что я всегда сначала говорю и делаю, а потому уже думаю. Да ладно тебе, Лили, пожалуйста?..
Один взгляд на умоляющие глаза Джеймса, и Лили не может продолжать злиться.
— Ты прямо сейчас отправишься в магазин и купишь всё, что я захочу! — Джеймс торопливо кивает, после чего Лили добавляет немного злобно — И возьми с собой пса!
Джеймс колеблется.
— Лили, Сириус здесь на случай, если что-то случится, когда меня не будет. Черт, даже если я буду здесь, нам может понадобится помощь.
Лили что-то бормочет. Когда Джеймс переспрашивает ее, она повторяет:
— Я знаю! Теперь иди в магазин и купи мне еды! Твой ребёнок голоден! Мой сладкий малыш хочет соленые огурцы!
За время ее беременности Джеймс понял, что ему не следует комментировать какие-либо новые вкусовые предпочтения своей жены. Лили ненавидит соленые огурцы больше всего на свете, но в первый раз, когда он упомянул об этом, на каждый кусочек соленого огурца она заставила его съесть один кусочек «полезного» торта, рецепт которого она нашла. Этот случай научил его, что «то, что я хочу это съесть, не значит, что оно выглядит привлекательно! Я чертовски хорошо знаю, что ненавижу огурцы, Джеймс! Думаешь, я хочу их есть?!»
Вряд ли гормоны во время беременности и злость могли улучшить нрав Лили Эванс, поэтому Джеймс, преданный муж и отважный воин, как черепаха втягивает голову в плечи и убегает за покупками.
Джеймс ещё не успевает вернуться, когда Лили начинает чувствовать в животе небольшую боль. Она игнорирует её, слишком сосредоточенная на приготовлении торта, чтобы беспокоиться о газе, перемещающемся в её животе.
К тому времени, как все огурцы заканчиваются, а Лили уже тошнит от того количества огурцов, что она съела, а Джеймса тошнит от того, что она все продолжает их есть. Кто же знал, что дети так любят соленые огурцы с тортом?
Когда Лили встает, она кряхтит и крепко сжимает столешницу, ее пальцы бледнеют от силы, которую она использует, чтобы оставаться в вертикальном положении, пока другая рука ложится на раздувшийся живот.
— Лили? Что не так? — спрашивает Джеймс.
Лили несколько мгновений глубоко дышит, прежде чем небрежно выпрямиться и бросить на Джеймса тяжёлый взгляд:
— Ты идиот. Это схватки.
— Схватки…? — Джеймс прерывает сам себя, все его лицо застывает, после чего он всем телом вздрагивает от прилива адреналина — Что? Схватки? Ты имеешь в виду… действительно? О Мерлин, Мерлин, что нам делать, что мне делать?
Лили закатывает глаза.
— Успокоиться. Это происходит примерно раз в двадцать минут. У нас еще полно времени. Акушерка просила меня связаться с ней через камин, когда между схватками будет проходить десять минут.
— Что, подожди, это… сколько времени это займет? — вопрошает Джеймс — Что мы будем делать всё это время? Музыка! Ты хочешь послушать музыку? Или же.!
— Ты можешь начать с того, что уберешь со стола и помоешь посуду, — говорит Лили, пристально глядя на грязную кухню — Пусть тебе поможет пёс, и да поможет мне Бог, если ты пошлешь его, чтобы он опять за мной следил!
— Такое было только один раз! — Джеймс защищается, поникшие плечи явно говорят о поражении. Он начинает собирать тарелки со стола.
— Это были тренировочные схватки! Я до сих пор не понимаю, почему он должен жить здесь. У него ж есть прекрасное поместье, разве нет? — Лили ворчит. Это не первый разговор на эту тему, но ей нужно на чем-то сосредоточиться. Схватки! Наконец-то! Ребёнок наконец-то выберется из неё! Наконец-то она его увидит!
… она наконец-то родит его со всей болью, трудностями и опасностями, которые связаны с таким затяжным и болезненным процессом, как выталкивание живого ребенка из матки.
Лучше сосредоточиться на Сириусе. Зачем он вообще живёт с ними? Он иногда немного помогает, но кого волнуют массаж спины и защита мужа в бою в её отсутствие?
Лили просто была бы рада покончить со всей этой беременностью. Она читала, что потребуется некоторое время, возможно, недели, если не месяцы, чтобы ее гормоны снова стабилизировались, но она уже с нетерпением ждет этого момента.
Джеймс бормочет что-то вроде: «Он не нравится тебе, а мне не нравится Нюнчик, но ты все еще хочешь как-нибудь пригласить его к нам».
Лили не слушает, отвлечённая следующей схваткой. С предыдущей прошло двадцать шесть минут.
Черт, они становятся все более болезненными.
Это так и должно быть?
***
Пять часов спустя Лили слышит уже знакомый голос акушерки. «Пока не тужьтесь, вам все равно нужно раскрыться еще на несколько сантиметров».
Лили
так сильно ее ненавидит.
***
Еще через три часа Лили тужится. И тужится. И тужится. И мечтает, чтобы этот проклятый младенец — этот
большой проклятый младенец просто… исчез! Это Волшебный Мир! Почему младенцы не могут исчезать прямо из чрева матери? Почему никому не пришло в голову сделать такое заклинание?
—… три — и тужьтесь!
Лили сдерживает крик, крепче сжимает руку Джеймса.
— Молодец, Лили, ты восхитительна, — бормочет он.
Лили бросает на него ядовитый взгляд. Она уже знает, кто будет вынашивать и рожать следующего ребёнка, и будь проклят каждый, кто скажет, что это невозможно! Это Волшебный Мир, здесь чудеса сбываются! Она сделает это, если придется, но будь она проклята, если следующего ребенка тоже будет рожать она. В следующий раз она будет сидеть рядом с рожающим супругом и шептать бесполезные советы и фальшивые похвалы о том, о чем он даже не догадывается…
— Хорошо, миссис Поттер, а теперь расслабьтесь! Дождитесь следующей схватки — подождите — подождите — теперь тужьтесь!
***
В конце концов, ребенок рождается здоровым, Лили — самая измученная и счастливая, какой она когда-либо была в жизни — так рада, что у нее наконец-то есть возможность побыть в покое и одиночестве… со своим ребёнком.
Придется привыкнуть к мысли о себе и ребенке — ее сыне! — не как о едином целом.
Она прижимается к груди своего Гарри, когда замечает метку его родственной души. Взволнованная, она тут же хватает крошечную руку, разворачивая ее. Значит, у ее любимого Гарри уже есть родственная душа? Будут ли это какие-то слова, которыми она сможет его дразнить? После этих девяти месяцев это меньшее, что она может сделать!
Как только она видит слова, ей кажется, что она упадет в обморок.
***
Лили не слабая женщина. Через несколько секунд она надевает волшебный браслет, который Поттеры традиционно надевали на своих новорожденных детей, чтобы никто не смог воспользоваться их метками души. Снять его смогут только кровные родственники ребенка и сам малыш, когда в одиннадцать лет он начнёт обучаться магии.
Боже, подумать только, еще вчера Лили была так против того, чтобы заставлять своего сына следовать этим варварским традициям…
Со слезами на глазах она застегивает крошечную пряжку. Ещё больше слёз течёт по её щекам.
Лили не слабая женщина, поэтому через мгновение она позовет Джеймса, улыбнется ему и скажет, что передумала. Она скажет ему:
— Почему бы нам не надеть браслет? Если это не вредит, то почему бы и нет?
Но сейчас она выкричит свою печаль. Сейчас она выплачет свое душераздирающее, всепоглощающее горе. Сейчас она будет плакать за своего крошечного мальчика, рожденного, чтобы умереть.
***
В тот вечер Альбус приходит с плохими новостями и пророчеством.
— Простите, — говорит он, и каждая черточка его лица скорбит — Но пока существует вероятность того, что это Гарри, я подумал, что вы должны знать.
Джеймс крепче обнимает Лили.
— Нет, нет… я понимаю. Спасибо, что рассказал нам, Альбус.
И Лили вспоминает те… те слова, написанные на ее идеальном мальчике, вспоминает пророчество, и задается вопросом, является ли это наказанием Богов за то, что она предпочла Джеймса своей родственной душе.
***
Спустя месяцы, когда её сердце наполнится ужасом, а грудь решимостью, её последней мыслью будет:
«Мне так жаль».
