The Left Words

Сначала Сириус её даже не заметил. Да и с чего бы ему её замечать? Он в отпуске, наслаждается жаркой мадридской погодой сильнее, чем это подобает настоящему англичанину, и дважды сильнее, чем это сочтет уместным любой чистокровный, обычно оправляющийся со своей возлюбленной в Париж с последующим бегством от ее ревнивого теперь уже бывшего мужа. Что? Он наслаждается жизнью на полную катушку! Даже если это включает в себя флирт с красивыми женщинами, глумление над всеми возможными традициями чистокровных засранцев и письмо своему любимому крестнику с последующим отъездом до того, как придёт ответ, чтобы затем насладиться пассивно-агрессивными вопиллерами, отправленными вслед за письмом? Не то чтобы он совсем уж ничего хорошего не делал. По правде сказать, только в прошлом месяце он уничтожил целую банду контрабандистов! Но пока что он просто отдыхает, с вялым интересом задаваясь вопросом, сколько времени потребуется, чтобы кто-то вышвырнул его из этого чистокровного курорта, в который он совершенно явно не вписывается. В его руке коктейль, таких он не пил ещё со времён до Азка — до того, как случилась вся эта катастрофа, он развалился под солнышком, его сука-мать убила бы его, если бы увидела, и наслаждался приятным ветерком. Он закрывает глаза и наслаждается тишиной и покоем. Идеально. Но, если быть честным до конца, даже если бы он увидел ее, он бы не взглянул на нее снова. Конечно, она была симпатичной, скромной и робкой, как и полагается чистокровной леди, но не было в ней той красоты с яркими губами, тёмными глазами и глубоким декольте, к которой так сильно влекло Сириуса в вечер перед незапланированным накануне отъездом. Она выглядела какой-то хрупкой, как будто порыву ветра даже не нужно было быть сильным, чтобы сдуть ее, а ее глаза были скромно опущены, как и подобает настоящей незамужней чистокровной леди, потому что Мерлин, очевидно, когда-то запретил женщинам веселиться. Сириусу нравятся энергичные женщины. Он любит спокойно прикасаться к женщинам, не опасаясь их хрупкости. Он не хочет постоянно удерживать взгляд строго на ее бровях, не разу не увидев даже глаз, потому что того требуют приличия. Он любит в девушках уверенность, любит игривость, любит обольстительность. Ему никогда не нравились все эти краснеющие девственницы, которых все чистокровные, видимо, страстно желают и которыми стыдят своих дочерей и жён. Последние, будучи матерями двоих детей, по определению не могут быть краснеющими девственницами, но это неважно. Иногда он задавался вопросом, почему его мать так и не убила его отца с такой жестокостью, чтобы никто не смог даже идентифицировать его останки, и да, иногда становилось ясно, почему дорогая Белла стала именно такой. Он не слепой и не глупый, большое спасибо. Ну, так или иначе. Она изящная чистокровка, которой промыли мозги традициями, которые его не интересуют. Можно даже сказать, что она выглядит полной противоположностью всему, что он когда-либо хотел от женщины. Пока, ну… Один из гостей, в котором слишком много выпивки и наркотиков, подходит ближе к месту, где она снимала шляпу, чтобы хоть немного остудить голову. Проходя мимо неприлично свисающих с лежака и вдобавок голых ног Сириуса, он грубо натыкается на них и, выбив Сириуса из расслабленного настроения, даже не останавливается. Со всей вежливостью, на которую способен извращенец, он предлагает: — Эй, красотка, если хочешь, я могу помочь тебе раздеться. Это заставляет Сириуса встать, потому что, где бы он ни был, он всё ещё является вспыльчивым гриффиндорцем, стремящимся спасти девицу в беде. Но сначала, конечно, как джентльмен, он обязан убедиться, что девицу вообще нужно спасать, потому что, Мерлинова борода, одной ошибочной попытки спасти Лили от этого мерзкого слизеринца, всегда увивающегося вокруг нее, словно дурной запах, хватило, чтобы научиться даже не пытаться делать что-то хотя бы отдаленно похожее на нежелательную миссию по спасению девиц. С этого момента Сириус начал вести отсчёт фатальных ошибок. Первая: грубое обращение. Вторая: обращение — кличка домашнего животного. Третья: общая жуткость. Четвёртая: выбор слов, косвенно указывающий, что ей нужен кто-то, кто поможет ей сделать что-то такое простое, как раздевание. Ее голос сладкий и кроткий, когда она отвечает, что ей и так нормально, большое спасибо. На ней традиционный трехслойный купальный халат, закрывающий ее тело от запястий до щиколоток и ключиц. Неважно, что она украдкой сменила тяжелую ткань на что-то такое же легкое, как шелк, и наложила охлаждающие чары, но даже так она одета слишком тепло для такой погоды, и любой, у кого есть глаза, увидит, что ей жарко. Несчастный пьяница продолжает: — Тебе точно ненормально. Просто посмотри на себя! Я знаю, ты хочешь избавиться от этой одежды. Разве ты не понимаешь, что в такой одежде слишком жарко? Пятая ошибка: сказать ей, что она ошибается в своих ощущениях, словно она ребенок, который не может сказать, что рана на руке болит. Ошибка шестая: сказать ей, что он лучше неё знает, как ей самой будет лучше. Седьмая ошибка: принижать ее достоинство и снисходительно относиться к ней, предполагая, что только потому, что она носит тёплую одежду, она не знает, что в солнечный летний день в Мадриде, когда температура воздуха поднимается почти до пугающих цифр, может быть довольно жарко. Следующая ошибка — он без разрешения прикасается к ней, чтобы потрогать ее лоб, будто она какая-то заблудшая сопливая девчонка, у которой горячка. Она велит ему отъебаться таким мило-изящным способом, что он убегает, даже не заметив, сколько раз она назвала его тупицей в ходе пятиминутного монолога. — Святой Мерлин, женщина, это была самая крутая победа, которую я видел! Ее удивленные глаза мельком задерживаются на нем и на долю секунды встречаются с его глазами, прежде чем снова покорно опустить взгляд в пол. Однако на этот раз Сириус видит, что всё её поведение лишь маска, и громко смеется. Он свешивает ноги с края лежака, пододвигаясь ближе к ней. — Кстати, я Сириус, — говорит он, протягивая руку. Она смотрит в пол, ничего не говоря. — Знаешь, обычно в этот момент люди пожимают друг другу руки. Он призывно дергает рукой и шевелит бровями, вероятно, выглядя сумасшедшим, но кого это волнует? Очевидно, не её, поскольку она протягивает свою бледную и хорошо наманикюренную ручку и пожимает ему руку раз, другой. Ее хватка, может быть, слишком сильная, ее кожа неприятно вспотела, и она пожимает руку совсем не так, как это должна делать чистокровная леди, но мысль об этом быстро покидает голову Сириуса, когда она говорит: — Здравствуй, Сириус. Я твоя родственная душа. К его бесконечному восторгу, на его недоверчивое «Это шутка?» она отвечает уместно плохим каламбуром: — Сириусли. Но так и быть, раз уж ты хочешь быть Сириусом, то я, наверное, буду Шуткой. С этого момента становится ясно: эта женщина идеальна. Остаток дня они проводят в разговорах, в основном о своих планах на ближайшие несколько дней. Сириус признается, что путешествует по Европе и на самом деле планировал уехать на следующий день или около того, а она признается, что ей достаточно жарко, чтобы разорвать следующего кто спросит её об этом на куски. — Тогда зачем ты все это носишь? — спрашивает Сириус, кивая на ее одежду. Он все еще сидит на шезлонге, но теперь она села напротив него, скрестив ноги, как будто кто-то смог бы видеть ее трусики под тремя слоями юбок до лодыжек, если бы она этого не сделала. Между ними стоит столик с двумя кружками пива для неё, миской со льдом, который постоянно охлаждается, и отвратительно девчачьим розовым коктейлем для него. Что? Он любит эти маленькие флажки, которые вставляют в каждый бокал. Она внимательно осматривает его с ног до головы, но, видя только любопытство, отвечает: — Этот наряд подходит для юной леди из чистокровной Семьи. Сириус фыркает. — Да, пока дражайший папочка наблюдает за тобой через плечо. Бьюсь об заклад, как только он отвернётся, все эти слои одежды сами слетят с тебя. Она наклоняется вперед, улыбается, щёлкает ему пальцами по носу, слишком высокородному, чтобы его хозяин хоть раз работал. — О, ты бы хотел знать это наверняка. — Я бы не хотел, я и так знаю. И нет, меня это не волнует, ты же знаешь. Это твоя чертова одежда. Если ты хочешь бегать по улицам в одних листьях, кто тебя остановит? Он пожимает плечами, и она странно улыбается. — Думаю, вы с моим отцом не поладите. Сириус резко выпрямляется, принимая фальшиво-оскорбленный вид. — Хэй! Если бы я захотел, я бы вполне мог сыграть чистокровного повесу! — он снова принял свою обычную сгорбленную античистокровную позу. — Глядя на то, как ты выглядишь и ведешь себя, и как ты хочешь себя вести, думаю, мне плевать, кто нравится твоему отцу, а кто нет. Но, наверное, для его благополучия, будет лучше, если мы с ним никогда не встретимся. Она прикусывает губу, сдерживая смех. Вскоре после этого начинают уютный разговор, он высмеивает чистокровных постояльцев отеля, которые выглядят так, будто либо не могут вытащить палку из задницы, либо пропили все свои манеры, а она вставляет безобидные ехидные комментарии, благодаря которым все, что он говорит, звучит мило. Когда солнце садится, она уходит. — Подожди! — кричит он ей вдогонку. — Ты не сказала, как тебя зовут! Она оборачивается, прижимая шляпу, трепещущую на ветру, ее волосы выбиваются из идеальной прически и беспорядочно бьют её по щекам. Ее щеки порозовели от смеха. Ее губы растянуты в легкой загадочной улыбке. — Думаю, тебе придется узнать это завтра! Он не узнаёт его завтра, и послезавтра и послепослезавтра. Не так уж это и важно.

***

Она милая и добрая, когда того хочет, и дерзкая и вспыльчивая всё остальное время. Она ненавидит и игнорирует все правила, когда может, и доводит их до предела, когда должна им следовать. Ее строгое воспитание заставляет ее вести себя скромно и казаться ручной и кроткой, но ее великолепное владение языком — не только буквальное — позволяет ей сыпать колкостями и оскорблениями так, что никто даже не понимает, что его оскорбили. Конечно же, Сириус считает её уморительной. У него самого никогда не хватало терпения на подобные игры, и он с гораздо большей вероятностью просто проклял бы оппонента, но смотреть, как она обводит вокруг пальца всех этих самодовольных чистокровных, которые считают себя самыми умными — ну, это очень возбуждающе, а еще это напоминает ему о Гарри, и фу, все, что связано с сексуальностью никогда не должно стоять в одном предложении с его маленьким крестником, спасибо большое. Она быстро узнает, что Сириус любит правила так же сильно, как и она, и из-за этого они попадают в довольно неловкие ситуации, причем ни один из них не хочет уступать или отступать. Должно быть, они составляют странную пару: он с его широкой улыбкой и непокорными волосами, она с чистокровной маской вежливого равнодушия и безупречной внешностью. К его удовольствию, у нее оказывается такой же взрывной темперамент, как и у него, хоть ей и требуется больше времени, чтобы начать действовать. Когда она злится, она начинает дергать прядь волос, а когда она перестаёт пытаться возвращать её обратно в сложную причёску, вам лучше спасаться бегством. Сириусли. Сириус никогда не слышал более неистовой яростной тирады и никогда так сильно не боялся обычного Жалящего. Как может подтвердить чистокровный идиот, катающийся по земле прямо возле её ног, это чертовски больно — чувствовать его на — ну, в очень, очень укромном месте, которое очень любит, когда ему не больно. Поскольку она до сих пор не назвала ему своего имени — она не устаёт повторять, что это стимул для него, чтобы продолжать возвращаться, — он называет ее Шуткой за ее классный каламбур в самом начале их знакомства. В первый раз, когда он назвал ее так, она посмотрела на него с таким огнем в глазах, что он мог только ухмыльнуться, не испытывая ни капли страха, как и положено гриффиндорцу-самоубийце. Теперь её взгляд стал менее выразительным, а по щекам каждый раз разливался приятный румянец. Она также — как она сама это называет — ярая феминистка. Это, по-видимому, маггловское понятие, которое в основном является коротким способом сказать: «Я думаю, что мы все люди, и поэтому я считаю, что к другим людям нужно относиться одинаково, независимо от пола, гендера, расы, сексуальности или еще какой-нибудь гадости, о которой сейчас говорят» или, как выражается Сириус, «Не будьте мудаками, и вы не узнаете, как вам живется без члена». Каждое такое изречение может закончится лекцией о «токсичной женственности» и «токсичной мужественности» и «не у каждого зла должен быть член, Сириус, почему ты вообще предположил это?», насчёт последнего она спорит не так яро. Наблюдая за тем, как она, красивая молодая женщина, гуляет по курорту, заполненному тусовщиками и богатыми подростками, он начинает понимать, что всё это куда более важная проблема, чем он думал прежде: отдавать дочерей с приданым и позволять наследовать только сыновьям, женщины, в первую очередь обязанные быть матерями, а все остальное — потом, девушки, «выбирающие» вести себя, следуя строгим традициям. Раньше он об этом даже не задумывался. Но, в его защиту, он рос с сукой-матерью, бессердечным ублюдком-отцом и невинным младшим братом, а затем в основном общался только с Лили Эванс, которая выпотрошила бы тебя, блядь, прежде чем ты бы даже подумал о том, чтобы быть злым. Всё это несколько искривило его представление о том, на что похожа обычная женщина, особенно в обществе чистокровных, от которого он держался подальше, как будто оно хотело сожрать его заживо при первой же возможности. Отец Шутки — женоненавистнический расист, традиционный шовинист, который заставил бы покраснеть от стыда всех других женоненавистников-расистов, традиционных шовинистов. Не видя другого выхода, Шутка выросла находчивой, хитрой и такой чертовски нахальной, что на нее приятно было смотреть. Ее отец может контролировать ее поведение и одежду, но он, черт возьми, не в состоянии справиться с ее личностью и остроумием. Да, Шутка была слизеринкой. И нет, у него не было с этим никаких проблем. Гарри учился на Слизерине, и он вырос чертовым совершенством, а его крестный зять настолько слизеринец, насколько это только возможно, учитывая кровное родство с основателем факультета. Его дорогой маленький крестник так хорошо его просветил в этом вопросе, что он уверен, любые мысли о предрассудках в отношении этого Дома боятся показать свои уродливые маленькие головы, потому что Гарри придёт и уничтожит их всех. Когда они заговорили на эту тему, Шутка оказалась когтевранкой, и Сириус смеется до слез, потому что если убеждение Шляпы отправить тебя на другой факультет — это не само воплощение Слизеринца, то он тогда вообще не знает, что это такое. Шутка не выглядит удивлённой, когда Сириус говорит ей, что учился на Гриффиндоре. — Я поступила в школу после того, как ты выпустился, — криво говорит она. — Трудно было не слышать о вас. Это приводит к обсуждению их любимых розыгрышей и, по какой-то причине, к разговорам об их предыдущих любовниках. — У меня было достаточно много партнёров, — говорит Шутка своим чопорным и правильным тоном, который она использует, когда ей некомфортно. — Мужчин и женщин. Сириус присвистывает. — Черт, это горячо. Покажешь мне когда-нибудь это воспоминание? Или, эй, мы могли бы когда-нибудь устроить секс втроем! Она улыбается с облегчением, вот и все.

***

В тот самый день, когда Сириус получает восхитительно дерзкое письмо от Гарри: «Бедный Сириус, тебя задержали на одном месте так надолго, что вернувшаяся сова даже смогла тебя найти! Должно быть, она действительно поймала тебя на крючок, раз ты так надолго застрял на месте. Неужели она настолько сумасшедшая, чтобы тащить домой блохастую собаку?» — Шутка объявляет, что она откладывала встречу с отцом как можно дольше и что ей нужно было встретиться с ним около пяти минут назад. — Хочешь пойти? — спрашивает она полушутя. Сириус отвечает: — Упустить шанс довести твоего отца до инфаркта одним своим появлением? Ни за что на свете не пропущу это веселье. На мгновение она чувствует облегчение, прежде чем до нее что-то доходит смысл сказанного, и она снова колеблется. — Знаешь… — она делает глубокий вдох. — Если ты хочешь продолжать слюнявить мои простыни, тебе, наверное, следует знать мое имя. Меня зовут Гвиневра, и если ты когда-нибудь назовешь меня так, я клянусь всем, что у меня есть, что выпотрошу тебя, но моя фамилия… Я имею в виду, фамилия моего отца… — она снова колеблется, прежде чем быстро проговорить. — Эйвери. Гвиневра Эйвери. Но лучше называй меня Ева, если хочешь, чтобы твои яйца остались у тебя между ног. Но да. Эйвери. — Как Пожиратель Смерти Эйвери? Запертый в Азкабане Эйвери? Напряжением от неё так и веет. — Да. Этот Эйвери. — Это твой старик? Тогда неудивительно, что он такой сумасшедший. Она стреляет в него взглядом. — Ты такой болтун, и нет. Биологически я дочь Эйвери, но он был слишком занят Пожирательством, чтобы беспокоиться о таких глупостях, как дети и семья. Его отец, гордый и слишком довольный решением своего сына, а затем разочарованный и уверенный, что тот умрёт в Азкабане, вырастил меня вместо него. — Эйвери старший! — вырывается у Сириуса, слишком хорошо знакомого с вредным стариком. — Этот сукин сын! Удивительно, что ты не оказалась в еще большей заднице. — Большое спасибо, — говорит Шутка… — ну, теперь ему придется называть ее Евой, не так ли? О нет, он не собирается этого делать! — улыбается и сквозь её ехидный тон прорывается облегчение, пронизывающее всю её худощавую фигуру. Сириус дает ей время прийти в себя, снова взять все свои эмоции под контроль, чтобы никто не смел даже подумать, что она настоящий человек, и идет собирать вещи, а затем начинает думать о том, как он собирается отомстить этому мерзкому старому ублюдку, и задается вопросом, действительно ли старине Волдеморту все еще нужен этот конкретный чистокровный придурок или он может добавить немного или слишком много яда в его чашку чая. Что? Две капли — идеальный розыгрыш — любая реакция, от легкой тошноты до розовых волос, совершенно непредсказуема и всегда забавна. В любом случае, после выписки из отеля, он снова был достаточно спокоен. Шутка всё ещё ждала его и, к счастью, тоже вернула себе своё обычное притворно-спокойное расположение духа. — Скажи, — начинает он разговор, ухмыляясь чуть шире, — что, по-твоему, этот старый ублюдок скажет, если я появлюсь в совершенно одобренном чистокровными костюме и мантии и еще в чем-то гриффиндорско-красном, таком отвратительном, что даже я сам при виде рукавов своей мантии захочу ударить себя по лицу? Она хихикает, и они начинают планировать.

***

Первая встреча Шутки и Гарри интересна, если не сказать больше. Они оба безнадежно вежливы, их манеры безупречны, их улыбки яркие, мягкие и фальшивые. Они ведут, казалось бы, бессмысленные разговоры о погоде и собаках, по крайней мере Сириус так думал, пока не заметил торжествующий блеск в глазах обоих после фразы про ошейник от блох. Это ужасно. И это даже не учитывая Волдеморта, который сидит рядом, довольный, как кот, который получил не только сливки, но и канарейку, выглядя при этом как нормальный человек — и когда это успело произойти? — потягивая чай из такой чертовски тонкой чашки, что мать Сириуса не осмелилась бы даже взглянуть на неё. Волдеморт выглядит необъяснимо весёлым, но Сириус не понимает, связано ли это с разговором, в котором Сириус не участвует, или с чем-то другим, например, с волосами Сириуса, которые все еще отвратительно желтого цвета, как бы он ни старался вернуть всё как было. Но да, миссия выполнена: Старина Эйвери так увидел его в гриффиндорско-красном костюмом с львиной золотой гривой. В конце концов, Сириус сокрушается, что теперь ему придется остаться в Англии, исследует винный шкаф Волдеморта — и, черт возьми, у этого человека есть вкус — и напивается так сильно, что виснет на шее Гарри и Шутки. Они оба терпят его, но обмениваются одинаковыми взглядами, которые безумно веселят Сириуса. Вскоре Волдеморт объявляет: — Без обид, мой Гарри, но я бы предпочел не принимать в нашем доме твоего Крестного отца снова в ближайшее время. Гарри, такой милый, фыркает и говорит: — Тогда найди способ вывезти этих двоих из Британии. Шутка, с изрядной долей смелости, добавляет: — Я была бы вам крайне признательна, если бы существовал способ навсегда исключить Эйвери-старшего из моей жизни. Волдеморт мычит что-то положительное и обещает подумать над этим, а затем Сириуса бросают в камин, и Шутка тащит его к себе в постель и… проверяет, насколько хорошо работает его тело, когда он напивается до потери сознания. Это великолепно.

***

На следующий день Волдеморт появляется в их доме, давая им официальное поручение убраться к черту из Британии и, как он сам это называет, «наблюдать за реакцией на смену режима в Великобритании на континенте». Не важно, что Волдеморт находится у власти уже почти два года, и любой протест и назревающее восстание уже бы произошло. Но, эй, кто такой Сириус, чтобы спорить с правителем Магической Британии? Аккуратным штрихом является встреча раз в месяц для «доставки полученной информации», связующим между Волдемортом и Сириусом является Гарри. Итак, нормальными, неслизеринскими, языком: он будет продолжать видеться с Гарри. Очевидно, всё не так просто. Это разрешение показывает, что Британия, наконец, стала достаточно безопасной для Гарри, чтобы он мог бродить по улице без усиленной охраны — или, на самом деле, без прилипшего к нему Волдеморта, потому что этот параноидальный ублюдок никогда не доверит Гарри своим некомпетентным приспешникам. Это также показывает, что Гарри наконец-то сдал экзамены на Мастерство, так что у него снова появилось свободное время. Это показывает, что Волдеморт доверяет Сириусу Гарри, что на самом деле является для него огромным комплиментом. Это показывает, что Волдеморту в его странной психопатической манере нравится Сириус. Это показывает, что Гарри достаточно любит Сириуса, чтобы регулярно встречаться с ним. Это показывает, что Гарри настолько любит Сириуса, что убедил Волдеморта заключить какую-то сделку, которая убедила Эйвери-старшего позволить Шутке покинуть его женоненавистнические общество. Что? То, что Сириусу нравится вести себя глупо и ныть, чтобы его не заставляли вести бесконечные скучные разговоры, не означает, что он их не понимает. Эй? Чистокровка, воспитанный Вальбургой чертовой Блэк, самой злой из всех матерей, Мародёр, выживший в Азкабане, и крестный отец Гарри чертового Поттера. Более слабое и тупое существо давно бы сдохло. Например, ты, Петтигрю, чертов предатель! Сириус любит дурачиться, а не быть дураком. Сири-, нет, на самом деле. Серьёзно. Волдеморт вдается в подробности, объясняя, что именно они должны делать. Такие слова, как «инфильтрировать» и «интегрировать», встречаются регулярно. Сириус с его легким характером идеально подходит для магглов и магглорожденных, а Шутка с ее прирожденной и воспитанной чистокровной манерой поведения практически гарантированно вхожа во все притоны чистокровных — они команда мечты. Бывший член Ордена и дочка Пожирателя Смерти. Светлая овца Семьи Блэк и любимая дочь Тёмной Семьи. Никто даже не подумает, что они в сговоре. Никто не подумает, что их послал сам Волдеморт, страшный и традиционный ублюдок, каким он и является. Никто бы не подумал, что они согласятся, даже если бы им представилась такая возможность. Честно говоря, они идеально подходят для этой работы. С большим удовольствием Сириус резюмирует: — Теперь мы шпионы, моя дорогая Шуточка. Она закатывает глаза, но не возражает. Итак, Сириус и Шутка отправляются в свое великое приключение, которое, если быть честным, довольно часто заканчивается тем, что их выгоняют из клуба. Или бара. Или, как это было лишь однажды, отеля. Что уж тут скажешь? Не все признают совершенство. И Сириус действительно не знает, чем он заслужил щелчок по лбу за эти слова. Нет, подождите. Он сириусли не знает. Этот щелбан он действительно заслужил. И даже несмотря на это он будет продолжать ныть, протестовать и плакать о несправедливости? Вы шутите? Конечно, да.