≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— Станция Женский Университет Сокмён, — снова обозначил остановку женский голос из динамиков, и Хисын выбрался из оков сидений, спустившись со ступеней прежде, чем толпа женщин успеет вломиться внутрь общественного транспорта. Огромная новенькая остановка с большой рекламой крема для лица и улыбающейся темноволосой дамой тут же ударила в глаза засыпающему Хисыну, делая его снова гиперраздражительным. Ему хватало женщин на работе по самое «не хочу», но они продолжали преследовать его повсюду. Иногда мужчина совсем забывался, что половина населения земного шара являлась противоположным полом. Он обошёл остановку, бросив очередной презрительный взгляд в сторону троих студенток, мило беседующих друг с дружкой, и направился к спрятанному во дворах дому. Идя, он старался уворачиваться от любых соприкосновений с прохожими и концентрировался только на одной мысли:«Скоро я буду дома».
Будучи уставшим, он становился гораздо эгоистичнее и всегда выбирал в свою пользу. Неважно, что кто-то другой устал больше, всё для него теряло смысл, кроме сна и отдыха, и он был готов даже пожертвовать беременной женщиной, попросившей помощи, в угоду самому себе. Из-за этого он не любил общественный транспорт и мечтал о покупке собственной машины, да вот только дилемма: ни прав, ни денег. Он прошёл два квартала до заведения «Fish and Grill Sookdae», где подавали очень хорошие блюда на гриле, да и выпивка там была неплохая. Вообще, район он выбрал для проживания хороший и, наверное, это была одна из немногих вещей, которой он гордился. Конечно, Рики добираться до школы было трудновато, но в этом был свой плюс — подросток изучал Сеул, видел что-то дальше их двора и мог избавиться от топографического кретинизма. Хисын спускался, ковыляя, по узкой улочке, куда едва помещались припаркованные автомобили. Они занимали почти всё пространство, отчего мужчина хотелось проколоть каждому нарушителю по шине в подарок. Под ноги попадались брошенные разобранные деревянные столики, тряпки, а также более неприятные пустые бутылки и разная нерабочая утварь. Его раздражало то, что всё это добро находилось именно в самом начале, и когда он доходил до своего перекрёстка, то весь ужас заканчивался, словно весь мир был против него и постоянно совал препятствия под ноги. Ли повернул вправо, на улицу чуть пошире и гораздо чище, встречаясь со зданиями из красного кирпичика, и его организм тут же среагировал, желудок заурчал, а в низу живота потянуло. «Чёрт, нужно скорее в туалет», — моментально красной надписью появилось у него в мозгу, и он ускорил шаг, сразу просыпаясь из лёгкой напряжённой дрёмы, в которой пребывал всю дорогу. Миновав два одноэтажных здания с синей и красной черепичной крышей, а также уловив родной аромат ресторанчика, он подумал о том, что вечером снова заглянет туда. Пройдя через сторожку, Хисын показал пропуск жильца маленькой, но отремонтированной белой многоэтажки с квадратными, отливающими в синее небо окнами. Вся парковка перед домом была забита легковыми машинами и даже одним фургоном, и Хисын в очередной раз подумал, что его несуществующей машине из мечт тут бы просто не хватило места. По узкому подъезду без лифта он быстро добежал до третьего этажа, с трудом открыл дверь, уже нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и влетел в квартиру, моментально закрываясь в санузле. Даже сумку не снял и не разулся, но у него были некоторые догадки, которые оправдались сразу же, стоило ему вымыть руки и выйти в коридор — вся квартира была перевёрнута с ног на голову. — Опять Рики опаздывал с утра, — раздражённо прошипел Хи, втянув воздух через крепко стиснутые зубы. И решил, что этот ребёнок сам будет разбираться, когда придёт. Если натворил делов — должен убирать их. А он устал и будет спать, несмотря на ужасный свинарник.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Хисын помнил всё размыто: где-то в коридоре упала увесистая вещь, наверное, рюкзак; через какое-то время звенели стаканы, когда он перевернулся на другой бок, послышалась негромкая, но возмущённая японская речь. Он окончательно проснулся и стал различать звуки тогда, когда дверь его спальни открылась с характерным скрипом, а источник шума в этот раз на носочках подошёл к низкой кровати без ножек и прочего рядом, нависая. Этот инфантильный взгляд Хисын не мог не почувствовать на себе, как и проседание в матрасе. — Хён, ты спишь? — Угум, — просто ответил Хисын, неудобно изворачивая руку, чтобы ухватить край одеяла и натянуть себе на голову. Не вышло, потому что надоедливый непоседа просто лёг на него и хихикнул на ухо. — Хён, ты не спишь, — указательным пальцем младший ткнул мужчине в щёку и вздохнул, выпрямляясь. Рики смотрел на своего соседа, который выглядывал из-под одеяла лишь беспорядочной копной чёрных волос и одной голой ногой. — Хён… я хочу есть. Очень. Правда. — Приготовь… себе что-нибудь, — стараясь говорить чётче, чтобы мозг японца его правильно понял, ответил Ли. Но стоило ему услышать отчаянное урчание чужого желудка, как воздух проделал тяжёлый путь из лёгких и звучно разнёсся по комнате. — Дай мне пять минут. — Ты обещал мне сегодня… ты… — Рики вдруг стало неловко озвучивать свои желания, так что он отвёл взгляд, смущаясь и надеясь, что старший внезапно обретёт навык телепатии и поймёт без слов. Хисын, потирая слипающиеся глаза и часто моргая от режущего света, смотрел на сидящего с краю Рики. В школьной форме с серым пиджачком и бежевыми прямыми брюками, в тех же носках, что ему приготовил с вечера старший. Этот ребёнок был бы ему лучшим сыном, если бы не раскидывал по утрам все предметы в доме по противоположным местам. «Ты обещал мне сегодня», — закрутилось у него в голове, словно размешанный шейк. Хисын хмыкнул, припоминая. — «Тэмпуру»? Она же прямо перед домом, Рики, ты можешь сам сходить. — Ну… — он неловко замялся, вытягивая ноги и поджимая пальцы на ногах. Хисын понял этот намёк. Тинейджер всегда делал так, когда хотел начать умолять и ему было немного стыдно и неловко, но отступать точно не собирался. — Ладно. Схожу с тобой. Но с тебя уборка, Ники-сан, — сев, мужчина свесил обнажённые ноги с кровати, и холодные ступни коснулись нагретого пола. Лицо мальчишки тут же озарилось улыбкой. — Десять минут — и всё будет готово! — пообещал он уже тогда, когда выбежал из комнаты. Дверь за ним закрылась, оставляя крохотную щёлку, а квартира мгновенно наполнилась оглушающем шумом посуды, мисок, кастрюль, банок, веников и вещей. Загудел робот-пылесос. Грохот. Снова набор японских грозных фраз. Хисын подошёл к двери и заглянул в щёлку — юноша умудрился наступить на свисающий с его руки рукав кофты и упасть на колени, грубо ударившись чашечкой. Но это не сделало его менее активным и вдохновлённым. Хисын уже одевался в чёрное худи, которое Ни-ки называл «слишком скучным», обычные домашние джинсы, в которых можно было сходить до магазина, и подумал о том, чтобы обуть какие-то тапочки. На телефон ему пришло сообщение, тут же отозвавшись крупной вибрацией в умных часах на запястье, и неугомонный подросток влетел в спальню как раз в тот момент, когда мужчина активно писал что-то в телефоне. — Пошли, хён! Нишимура был уже одет в красную футболку с принтом кока-колы, купленную в китайском магазинчике за тысячу вон, и в зелёные спортивные штаны из пумы. Хён продолжал молча печатать, так что Рики заинтересованно подошёл, стараясь удерживать свои силы, и любопытно заглянул в экран. Рабочий чат. Хисын активно писал, чего не доставало в баре и что разбились бутылки. — Хён, поэтому твои кроссовки такие грязные? — осенило подростка. Хисын ещё допечатал некоторые сообщения, а затем перевёл взгляд на младшего, помедлив. Он пытался собрать в мыслях отрывки фраз, что слышал недавно. К сожалению, он не мог концентрироваться на двух вещах одновременно, как это делал Джей, и вздохнул. — Рики, я просил тебя не мешать, когда я занят. Повтори ещё раз. — Ой, да ничего, забудь, хён, — буркнул тут же младший, почувствовав резкий стыд за своё поведение, но не способный признать это чувство. Хисын закатил глаза и хотел бы удариться головой о стену от безысходности, но не мог. Оставалось только пойти за младшим. — Чего бы ты хотел из «тэмпуры»? — Не знаю, — ответил он, завязывая шнурки на конверсах, неуклюже перебирая их пальцами. Рики обиделся. И тут неважно, на себя или на кого-то ещё, потому что теперь Хисыну придётся вытягивать каждое слово из него насильно, потому что младший в этом плане слишком упёрт и испуган, чтобы говорить. Чем больше трогаешь Рики тогда, когда он в подкошенном состоянии, тем больше вероятности отстранить от себя. В последнее время они часто сталкивались с таким. И Хисын знал, что не мог спросить напрямую, типа «Рики, это ведь гормоны и переходный возраст, да?» — младший воспримет это как укор, ему кажется. Как претензию к нему, основанную только на возрасте. Хисын не хотел его травмировать сильнее, чем есть, но у него никогда до этого не было детей. Он не знал, что с ним делать. Рики попал к нему в двенадцать лет и перевернул всю жизнь вверх дном. — Рики… что случилось? Я сказал что-то не так? — Всё нормально, — снова буркнул он, вставая и выходя в подъезд самостоятельно, спускаясь по ступеням. Нет, всё точно не нормально. Обычно Рики выбегал, ждал у двери, они спускались вместе, в то время как маленький японец рассказывал ему о своём новом дне в школе. А сейчас Рики, кажется, снова раздувал из мухи слона. Хисын не задумался о своей вине, потому что он уже просил не мешать множество раз. Но ему всё равно предстояло обуть открытые тапочки, взять кошелёк с пин-картой и выйти. Рики не совсем обиделся. Да, он быстро сбежал по лестнице и вышел на улицу, остановился на парковке перед домом и надуто скрестил руки на груди, но не потому что он не хотел видеть хёна или его действительно задели его слова, а потому что… Рики вздохнул. Может, его и задело немного. Он не любил чувствовать себя ненужным. Он не любил, когда Хисын сидел в телефоне и не слышал его. Рики боялся одиночества. Боялся, что хён променяет его на кого-то. Благодаря таким мыслям неуверенность Рики в самом себе крепла с каждым разом и он находил всё больше причин раскапывать себя изнутри. Он и так другой. Не только в этой стране, но и в школе, и в фонде. Везде другой. Когда Хисын вышел, Рики подошёл к нему и они молча направились к соседнему одноэтажному низкому зданию у дороги с синей черепичной крышей. Оно было настолько низким, что Рики и Хисыну пришлось слишком пригнуться, когда они входили через главную дверь. Это было крохотное помещение с едой на вынос. Только кухонька и прихожая. — Здравствуйте, господин Ван, — Хисын присел на стул и улыбнулся хозяину, что сейчас заправлял фритюрницы новым маслом, выливая из него почерневшее. — Нам как обычно, — Хи посмотрел на молчаливого младшего, что уставился в пол, дёргая заусенцы на пальцах, и тихо выдохнул. — И дайте ещё один дораяки. Рики оживился и удивлённо поднял голову. Всё, что он встретил в ответ — виноватый взгляд хёна, который так и пытался сказать: «прости меня». Хисын не умел выражать своих чувств словами. Ему всегда не хватало фраз для того, чтобы в полной мере донести до собеседника свои эмоции. Это было его бессилие. Каждый раз не находя возможность донести мысль, он злился или отчаивался. И сейчас был второй вариант. Рики было жаль. Он всё понял, но тоже не находил слов, так как ему трудно — никто никогда в жизни не говорил ему «прости» и «люблю». И он не знал, как произносить эти слова, не знал, как на них реагировать, этот язык был совершенно чужд и неведом. И не только для него. Для них обоих. И хисыново «прости» Рики прочёл в булочке дораяки, ведь сладости ему запрещались из-за проблем со здоровьем. Губы Рики дрогнули, когда он с бумажным пакетом вышел на улицу, и его глаза вдруг заслезились, стоило ему посмотреть на выпечку. Он любил их, когда жил в Окаяме. Хисын вздохнул. — Расскажешь мне, что случилось? — Ничего… ничего, хён, — Рики помотал головой и вытер лицо рукой, а затем поднял взор, и его глаза так сияли, что взрослое сердце заболело от чувствительности. — Всё честно хорошо. Правда… правда… — Тогда… можем идти? — и Ли кивнул в сторону парковки. Они медленно направились к дверям дома, и у обоих немного отлегло от сердца, напряжение медленно перетиралось и превращалось в пыль, недомолвки больше не было. Посмотрев на то, как Рики осторожно укусил запретную в обычные дни сладость, Хисын ощутил режущую боль в горле. За ним давно закрепилось чувство вины. — Рики, — позвал он у дверей подъезда, и младший остановился, обернулся удивлённо. — Помнишь, ты хотел посмотреть со мной «Дети моря»? — Нишимура глупо моргнул и кивнул, чувствуя, как сердце начало глухо стучать. По его пальцам пробежался ток. — Давай посмотрим? Ты давно хотел… а у меня всё не было времени… — Правда, хён? — с надеждой спросил Рики, не сдержав улыбку, и вдруг его фигура обвелась ярким белым контуром, волосы замерцали, а глаза отбелились. Где-то на верхнем этаже послышалась ругань старого мужчины. — Рики, ты опять обесточил дом. Но в ответ он услышал только глупое детское хихиканье.